Порктябрь

– Ты думаешь, ты достоин. Он жёсткий и холодный, как и его фамилия. И настолько же невыразимо прекрасен, этой скупой красотой, непобедимым нордическим духом. – Я не думаю. Я едва смел надеяться, что смогу приблизиться к тебе. Радим Гордеевич Северов, лингвист, журналист, едкий, злой, умнейший. Бич всех конференций. Его разгромных отзывов страшится вся филологическая элита, как бы ни пренебрежительно они о нём ни говорили. На их счастье, Радиму быстро надоела душная, мелочная политика вузов, и он приобрёл известность в совсем других компаниях: литературный кружок, если так можно выразиться, который объединяют темы, ни в одном приличном обществе вслух не упоминающиеся. Только самоубийца мог бы попросить Радима в оппоненты на защиту бакалаврской. Дар был готов рискнуть. Ему хотелось испытать свои крылья. В научруки ему достался подающий надежды учёный, уже отметившийся в десятке иностранных изданий; его тезисы выверял по старой дружбе с родителями Дара декан; ну а сам Дар, дотошно изучавший литературу и безукоризненно проведший полевые исследования, был уверен в собственной компетентности. Хотел проверить, как прозвучит металл, если по нему ударить. Разумеется, очень долго не было вообще никакого ответа (декан уже успел мысленно подыскать запасной вариант); наконец, всего за месяц до даты защиты, Радим позвал Дара встретиться в университетской курилке. Дар очень волновался. Он просто влюбился в этого едкого, циничного мужчину – безжалостно точного, как хирургический нож – когда впервые увидел его выступление на юношеской языковедческой конференции. В жюри на конкурсе «подающих надежды» журналистов Радим был упоительно ужасен, с тихим ехидством беспощадно разнося статьи и уничижительно критикуя исследования соревнующихся, и Дар горько жалел, что степень бакалавра в области журналистики была необходимым критерием участия. В ожидании встречи в курилке, Дар вновь прошерстил основные статьи Северова, целомудренно обходя всплывающие в поисковике совсем другие результаты под этим же именем. Оделся тщательно. И вот легенда предстал перед ним: поношенный, затёртый коричневый костюм, прищуренные льдисто-серые глаза, седеющая щетина, растрепанные серо-русые волосы. Дар обрадовался, что додумался принести пачку сигарет с собой – пижонские тонкие с ментолом – хотя сам не курил. Угостил самим себе назначенного наставника трясущимися руками, под жёстким взглядом закурил тоже. Легенда был на удивление нейтрален: лёгким кивком нетерпеливо подтвердив, что понял, кто перед ним, он попросил Дара кратко резюмировать суть диплома. Дар уложился в две сигареты. – Что ж, – сказал Радим, – в общих чертах постановка вопроса понятна. Пришлите мне ваш черновик. Вы внятно сформулировали основную идею, поэтому я бы не хотел соглашаться выступить вам оппонентом, не убедившись заранее, что не завалю вас. Понимая, что это вообще-то не в порядке вещей, Дар все равно не устоял перед искушением показать свое детище кумиру – как невесту перед свадьбой. Делал он это, досадуя на себя за щенячий энтузиазм – «посмотри, я сделаль, я сделаль!» – и, совсем глупо, на своё имя. Дарий Тарасов. Нелепое сочетание пафосного имени с проходной, незапоминающейся фамилией. Ответа не было неделю, а затем Радим опять позвал его в курилку. – Берите, – небрежно бросил он Дару, впихивая ему в объятия чуть замусоленную распечатку черновика, – вынужден отказаться, потом посмотрите мои замечания. – И быстрым жестом руки остановил Дара, протягивающего ему пачку ментоловых сигарет: – И это курить я бы вам тоже не советовал. Высказавшись таким образом, легенда пошёл дальше, на ходу свёртывая самокрутку и ломая спичку в первой попытке её зажечь. Дар был уничтожен. Весь вечер он просидел, схватившись за голову и невидящим взглядом уставившись в скудные пометки, сделанные простым карандашом. Ошибка заключалась в том, как была сформулирована изначальная проблема, и от этого вся последующая кропотливая работа была коту под хвост. К поникшему Дару поочередно приставали: отец, научрук и декан. Их комментарии делали всё только хуже: отец заверял, что Дара в любом случае пропустят (спасибо, что дали знать – за имя и связи пропустили бы и круглого идиота), научрук не соглашался, потому что критика была применима и к значительной части его собственных исследований, а декан вообще не понял сути проблемы. На защиту Дар всё же пришел, скучным голосом оттарабанив потерявшую всю значимость галиматью. Любовно назначенный деканом оппонент задал дежурные вопросы по бумажке, мать с отцом аплодировали, целовали в щечку и дарили цветы, девочки с курса поздравляли, обрадовавшись возможности обнять. Дара тошнило от этой шарады. Обесцененный красный диплом хотелось выбросить в урну. Дар просидел полночи на балконе, не получая ни малейшего удовольствия от полутьмы раннего лета. Набрал имя сравнявшего его с землёй злого гения и дозволил себе посмотреть работы, написанные в рамках литературного кружка. Самое забористое трогать не решился, для затравки посмотрел короткие наброски по соседним темам: расчленёнка, хирургическое насилие, опыты в пнд. Нелегальная иммиграция, траффикинг, сексуальное рабство. Наброски заводили по самое не могу. Дар достал телефон и растерянно, ни на что не надеясь, отбил короткий мейл Радиму: «Какое этот университет всё же говно». В ответ неожиданно пришел зло улыбающийся смайлик с рожками, и у Дара потеплело на сердце. * На следующий день Дар стал искать варианты магистратуры, которые бы дали ему возможность написать следующую дипломную под руководством Радима. Поиски он перемежал чтением коротких рассказов авторства своего кумира, а из-за возмутительного содержания чтение пришлось дважды прервать на ненавязчивый поход в уборную, снять напряжение. Отчаявшись придумать решение и обнадёженный вчерашним успехом, он отправил Радиму прямой запрос. Так и написал: «Куда мне поступать, чтобы вы согласились стать моим научным руководителем?» В ответ опять пришел смайлик, на этот раз в сомнении закатывающий глаза – похоже, Радима развлекла целеустремленность только что выпустившегося бакалавра. Дар вздохнул, решив, что дальше жёлтых рожиц общение не пойдет, но тут пришёл очередной ответ: «Дарий, давайте для начала вы придёте ко мне на семинары в рамках летней школы». Сердце забилось быстрее. Дар немедленно написал секретарю и попросил записать его, потому что электронная заявка, разумеется, ещё не была открыта. И затем… А, пропадать так пропадать: «На ФикКон к вам тоже можно прийти?» На этот раз смайлика не было: «Кто ж вам запретит». * И вот – тот момент. Тот самый. Ради которого – всё не зря. Опустевшее здание университета, душный летний вечер, затихающий загазованный воздух. Дар, ополаскивающий лицо прохладной водой в туалете на третьем этаже. И Радим, появляющийся из кабинки. Дар оборачивается. Пьёт его глазами. Они становятся очень близко, лицом к лицу. Сто семьдесят сантиметров роста Дара против ста семидесяти семи Радима. Преподаватель не торопится говорить. Но ждёт. Весьма очевидно ждёт. – Я одержим вами, – говорит Дар без дальнейших вступлений. Радим слегка кивает. – Я перечитал ваши научные работы и все статьи, которые нашел. Пересмотрел все видео с вашим участием, которые раскопал на ютубе и вк. Ваши художественные произведения – пока не все. Но… – Скажи это вслух. – Я хочу вас. – А. Хочешь упасть передо мной на колени? Ублажить меня? Не побрезговав тем, что я только что из кабинки? – Я сделаю всё, что вы захотите, – говорит Дар. – Значит, мало читал, – кивает Радим, словно самому себе, подтверждая свои мысли. Дар смеётся: – Я подготовлюсь. – Нет уж, Дарий. Если ты лезешь в это, то я требую от тебя полной честности. О чем ты мечтаешь, касаясь себя? Что тебя заводит? Какой герой залез тебе под кожу? Дар задумывается. – Что тебе видится? Мечтаешь ли ты отсосать у своего любовника в туалете, стоя на коленках на мокром кафеле, с запястьями, связанными галстуком? Не отвечай вслух. Разберись в себе. Дар думает дальше. Нет, его мало привлекают эти – да и другие – декорации, ему не важна обстановка. Мысль о том, чтобы быстро перепихнуться в уборной, вызывает скорее отторжение. Он бы предпочёл постель. Он бы предпочёл просто удобство. Он бы предпочёл посмотреть на лицо Радима во время оргазма. Его безумно тянет выпросить ответное признание. Спросить, хочет ли Радим его. Он слишком хорошо знает Радима, чтобы не понимать, что это будет неверный поворот диалога. – Хочу, чтобы вы прижали меня к стенке, прямо здесь. Поцеловали – глубоко. – А я в ответ, валить не надо свою работу на меня, – усмехается Радим. Дар смотрит на него непонимающе. Но Радим не поворачивается, не идёт к двери, не ускользает – просто стоит и чего-то вроде бы как снова ждёт. И Дар бросается ему на грудь. Роняет ослабшие ладони на небритые щеки, притягивая своего недосягаемого в поцелуе. На заднем фоне побулькивает унитаз с неисправным сливом, в воздухе висит слабый запах хлорки пополам с аммиаком, рот Радима отдает горьким кофе, табаком и промеж этого то ли зубной пастой, то ли жевачкой. Дар сталкивается белоснежными зубами с чужими чуть пожелтевшими, рвётся языком внутрь, вглубь, словно пытаясь достучаться, сам пытаясь забраться под кожу; в штанах невыносимо жарко и тесно. Он обрывает поцелуй, заглядывая своему кумиру в глаза, ища реакцию. Радим усмехается, поворачивается и без слов выходит из уборной. * Дар не знает, что это было. Не знает, чего от него ждут дальше. Он ждёт хоть какой-то реакции – её нет. Радим не недоволен, не угрюм, не рад. Дар для него – просто очередной слушатель. Ни строчки по электронной почте. Ни слова в коридоре. Ни встречи в курилке или уборной. Ответ приходит на ФикКоне. Дару неожиданно гораздо веселее, чем он ожидал. Аниме, косплей, супергерои – всё это не его тема. Но неожиданно нашлись стенды по теме любимых компьютерных игр, выступления оказались качественными, звук – хорошим. И, наконец, то, за чем он сюда пришёл. Радим превзошёл самого себя. Он был превосходным лектором, а здесь – в неизменном старом коричневом костюме! – показал себя истинным шоуменом. Публика охала, смеялась и улюлюкала. Ответы на вопросы в конце выступления были искрометными и двусмысленными, Дар уже предвидел, как они разлетятся по соцсетям. Дар вылавливает Радима в кулуарах (крошечной душной подсобке, отведённой почетным гостям). – Я не хочу больше ждать, – говорит Дар Радиму. – Бери меня, делай со мной всё, что захочешь, мне всё равно. Я хочу быть с тобой. – Трогательно, – вздыхает Радим, забросив ноги на пуфик. – Жаль, что это так не работает. – Почему же? – выкрикивает Дар, которого функционер как раз дёргает за рукав и просит покинуть ВИП-комнату. Радим прошивает его взглядом. Отвечает, когда уже два функционера начинают аккуратно выводить Дара под руки. – Потому что я нижний. В обоих смыслах этого слова. * Пара недель заслуженного отдыха оборачивается тёмной дырой глухого отчаяния. Как такому волевому человеку, как Радим, найти себе верхнего? Чего он хочет от отношений? На кой ему каким-то боком нужен Дар? Связи в деканате сослужили неплохую службу. Дар узнаёт, что Радим уехал на свою дачу, узнаёт, где она. Он не тратит время на сомнения. Машину берёт в прокат. Покупает продукты, вино, кальвадос. В покосившемся домике с почерневшим от времени шифером горит свет. Дар стучится. Радим долго не идёт. Открыв, не удивляется, но стоит, задумавшись, подпирая собой косяк. – Что тебе надо? – Хочу быть с тобой. – И? – И я никогда не был верхним. – Досадное упущение. И? – Я не собираюсь отступать. Радим смеривает его бесстрастным взглядом. – Ты думаешь, ты достоин обладать мной. – Я не думаю. Я едва смел надеяться, что смогу приблизиться к тебе. – И? – Я хочу переспать с тобой. – Дар решается высказать свои сомнения. – Но из темы я знаю приблизительно только стоп-слово и БДР. Радим наклоняет голову, буравя Дара взглядом. – Ты хотя бы знаешь, как это расшифровывается? – Безопасность, добровольность, разумность. Радим вздыхает, жестом приглашая Дара зайти. – На самом деле – «без дальнейших раздумий». * – Чем ты занимаешься? – спрашивает Дар, доставая продукты и рассматривая нагромождение книг, потёртые копии, надрывно сипящий вентилятором ноутбук. – Пишу курсовую. – Только сейчас? – Неужто никогда не слышал про гострайтинг, Дарий? – Дар, – поправляет тот. – Ты пишешь за деньги? – Не за секс-услуги, – огрызается Радим, и Дара безумно радует, что тот с ним чувствует себя так свободно. – Я хочу с тобой поговорить, когда закончишь. Где холодильник? – Поговорим. Выйди на заднее крыльцо. Маленькая дверца, холодильник в той кладовке. Не грохнись, доски прогнили. На крохотной кухне невероятно уютно. Вечер достаточно прохладный, чтобы можно было растопить печку. Дар и Радим сначала пьют чай. Затем постепенно повышают градус. Оказывается, у Радима при университете только ничтожная часть ставки, покрывающая семинары – одна восьмая, что ли. Оказывается, дело жизни, писательство, приносит какие-то гроши, но это всего лишь приятный побочный эффект, а не источник дохода. Оказывается, гениальнейшему человеку, чтобы свести концы с концами, приходится брать переводы и курсовые. От бытового разговор постепенно переходит к главному. – Как ты хочешь, чтобы я над тобой доминировал? – задаёт вопрос новоиспечённый верхний. Радим прищуривается. – Что именно ты сейчас спрашиваешь, Дар? Парень пожимает плечами. – Мне нужны какие-то указания, что делать. – Давай начнем от обратного, – задумчиво прикладывает палец к губам Радим. – Чего не делать. Для начала – д/с это не про алгоритм действий с нужными декорациями. Не пошаговое прохождение ритуала. Это про искренность. Так что если ты сейчас спрашиваешь, ударить ли тебе меня плеткой из секс-шопа пять или шесть раз перед тем, как присунуть, то это не так работает. Дар вздыхает с неожиданным облегчением. – Ты не представляешь, как это меня радует. Я не очень представлял себя в чёрном латексном костюме с шипами и плёткой наперевес. Но всё же. Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? Радим тянет кальвадос. Дар не может налюбоваться на прищуренные светло-серые глаза. – Что ты хочешь со мной сделать? – задает мужчина встречный вопрос. – Что бы ты сделал, если бы я был в твоей власти? – То, что я бы делал, наверное, вообще бы не считалось за верха. Ну, пока мой член не оказался бы в тебе. – Доминант – это не про крики, не про унижение и не про избиение плёткой. Почему ты думаешь, я нижний? Потому что это лёгкий путь. От нижнего требуется в основном умение терпеть. Верхний – это про то, чтобы держать в ладонях контроль. Это тот, на котором ответственность за удовольствие обоих. Тот, кто забирает власть, чтобы убедить нижнего: тому не надо ни о чём волноваться. Тот, кто выставляет границы. Тот, кто раздвигает их. Тот, чьим касаниям хочется следовать. Тот, от кого до ломящей боли в паху хочется равно ласки и боли. Дар кивает. – Я могу тебе приказывать? Радим усмехается. – Можешь попробовать. Только не забывай, что это моя дача, а дверь вон там. Резонно. Что ж. Похоже – верхний это и не про принуждение в какой бы то ни было форме. Добровольность. Скорее, это про то, что роль ведущая. Для того, чтобы вести, необязательно грубить. – Я хочу сегодня пойти с тобой в постель. – Как трогательно и тактично сформулировано. Дар не поддаётся на провокацию. – Я хочу увидеть твоё лицо в удовольствии. Посмотреть, как откликается твоё тело. Я хочу, чтобы ты коснулся меня. Так, как я предложу. Одним из способов, который я предложу. Радим откидывается на спинку стула, криво улыбается: – Сойдёт. – Пожалуйста, скажи мне, когда будешь готов. И покажи мне, где ты спишь. * В комнатушке со скошенной крышей пахнет старым деревом и почему-то сеном. На старую тахту небрежно брошен матрас, поверх него – мятая простыня и шерстяное одеяло в прохудившемся пододеяльнике. Радим пропускает Дара внутрь, останавливается, сложив руки на груди. – Пожалуйста, закрой дверь, – говорит Дар. Радим хмыкает, но пожелание выполняет. Дар внимательно всматривается в его лицо. – Я, кстати, интуитивно понимаю эту тему с наказаниями. Ты не представляешь, сколько раз я дрочил, думая о тебе или твоих текстах... – Ты зря отказываешь мне в воображении. Кстати, ты можешь запретить мне тебя перебивать. Или наказать за это. Дар выдыхает. Пытается снова ухватить свою мысль: – Мне хотелось волком завыть от того, что ты меня раздразнил и не дался. От этой никак не проходящей, сколько ни пей, жажды. Радим довольно улыбается. – Даже сейчас у меня уже стоит от одной мысли о том, что я с тобой зашел так далеко. – Дар садится на край тахты. – Не против ли ты того, чтобы сесть рядом со мной? Если против, скажи об этом. Радим не реагирует. – Хорошо, – говорит Дар. – Сядь рядом со мной. Ему очень хочется, чтобы рука Радима наконец оказалась между его ног, ощупывая то, что Дару есть предложить, через ткань джинс. Хочется в вежливой форме велеть, чтобы Радим доставил ему удовольствие, хотя сама мысль об этом до сих пор кажется святотатством. Но Дар сразу же напоминает себе: это не про приказы, даже завуалированные под просьбы, это про то, чтобы доставить удовольствие другому, оставаясь за главного. – Мне следует решить, кому раздеться первым? – спрашивает указаний Дар. – Тебе следует перестать перестраховываться. Не бойся, если ты будешь косячить, то ты об этом узнаешь. Дар кивает. Справедливо. – Пожалуйста, помолчи, – говорит он. Дар наклоняется к шершавому от щетины лицу и жадно, голодно целует Радима. Ему сносит голову эта врезавшаяся в память горчинка. Вязкая слюна подкрашена кофе, табаком и кальвадосом, и Дар упивается ей, как предзнаменованием другой вязкой, тягучей горечи. – Когда ты впервые понял, что хочешь меня? – спрашивает Дар, наконец вынырнув из поцелуя. – Всё тебе расскажи. – Мне надо знать. – Может, я хочу любого, кто согласится меня трахнуть, – пожимает плечами Радим. – На здоровье, – говорит Дар, – когда ты захотел, чтобы тебя взял я? Радим изучает Дара проницательным взглядом. – На конференции во время зимней школы был момент, – говорит он. – Когда вышел с докладом этот расфуфыренный приглашенный индюк. Ты сидел в середине зала и снисходительно улыбался своим записям. А когда я задал ему вопрос, ты внимательно посмотрел и одобрительно кивнул, опять же своим конспектам. Словно говоря – так это и делается. Как будто ты, зелёный неоперившийся щенок, – (Дар прыскает), – имел право одобрять меня. Тогда, можно сказать, я увидел в тебе задатки верхнего. Спокойного. Знающего себе цену. Того, кто может стать достаточно уверен в себе, чтобы взять на себя нижнего. Замахнулся бы взять – меня. Дар кивает. Прислушивается к себе. Выискивает ту ноту спокойного достоинства. Ищет опыт превосходства. – Хорошо, что ты срать хотел на мнение всяких щенков, – говорит он. – Это ты так изящно намекаешь, что доволен моим ответом? – вскидывает бровь Радим. – Наверное, это я так сообщаю, что мне хочется жёстко трахнуть тебя за это. – Ну так за чем дело стало? – Разденься. Хочу тебя видеть. Радим скидывает одежду – вязаный свитер с аранскими косами, под ним рубашка в клеточку, брюки от старого костюма. Раздевается он легко, привычными движениями, без малейшего стеснения. Дар отмечает, что брюки ему велики, что мужчина худой, измождённый, что – словно от курения, но скорее от алкоголя или болезни – кожа приобрела чуть желтоватый оттенок. И он до боли красив. Как покрытые льдистой коркой шхеры, как снег с дождем в лицо, как скудная горная земля, на которой вырастают редчайшие цветы. Дару даже не стыдно за слюнявую сентиментальность. – Твоя любимая поза? – уточняет Дар, вырывая себя из транса. – Та, в которой твой член у меня в заднице. Дар гладит его по щеке. Медленно расстёгивает блейзер, стягивает безупречно белую футболку, демонстрируя подтянутое белое тело, расстегивает чёрный ремень, ширинку. – Хочу, чтобы ты посмотрел на меня. – Давно смотрю. Дар выдыхает. Он не привык – открытым текстом. Он не умеет – в деталях. – Потрогай мой член через одежду и достань его. К его удивлению, Радим повинуется. Дар чуть не подскакивает от умелого прикосновения. Закрывает глаза, с довольным присвистом втягивает воздух сквозь зубы. – Можешь предложить мне встать перед тобой на колени, – суфлирует Радим. – Могу, – соглашается Дар, очень довольный тем, что может показать власть сделать наперекор. Радим освобождает член Дара из боксеров, искусно водит по нему рукой. – Между прочим, ты велел мне потрогать и вытащить твой хуй, а не подрачивать, – сообщает Радим. Дар смотрит на него удивленно. – Касаться верхнего это вообще-то привилегия для нижнего, а я только что позволил себе это сам. – Считай, что получил на это моё молчаливое согласие, – выдыхает Дар, подрагивая от удовольствия. – Это не так работает. Мы еще не установили раппорт. Дар приспускает нижнее бельё и джинсы. Они мешают. – Хорошо, отпусти меня. Теперь я коснусь тебя. Дар кладет пальцы Радиму на солнечное сплетение, легко скользит вниз, описывая полукруг вокруг пупка. Щекочет тёмные с вкраплением седины волосы лобка. – Но, видать, не судьба, и года не те, и уже седина стыдно молвить где, – лукаво говорит он, одновременно легонько лаская себя левой рукой. – Выеби меня уже. – Я слишком долго ждал, чтобы наш первый раз кончился так быстро. – Дар сжимает член Радима в кулаке, точно грушу тонометра. – Верхнему не обязательно доставлять удовольствие нижнему, – рассказывает Радим. – Просто сессия – уже само по себе удовольствие. Дар посмеивается. – Такое нельзя говорить студенту, – объясняет он, и Радим фыркает. – Откинься на спину. Радим недоверчиво смотрит на Дара, неохотно ложится на спину, подставив локти. – Совсем скоро ты встанешь на кровати раком, – говорит Дар, а сердце комом пульсирует в горле от такой невиданной наглости, – и я возьму тебя. И кончу в тебе. После этого ты перевернешься на спину. Ты будешь смотреть мне в глаза. И будешь мастурбировать, пока не кончишь для меня. – Рассказать свою фантазию. Неплохая идея для начала. – Я помню твоё стоп-слово. Оно в силе. – Самая минимальная этика даже самого непрофессионального верхнего. – Неправильный ответ, Рад, ни одно из произнесённых тобой слов твоим стоп-словом не является. Так. Я оставил рюкзак в сенях… – Является только богородица. Смазка в тумбочке. Дар открывает тумбочку и, порывшись среди поражающего воображение разнообразия игрушек, выбирает самый невинный тюбик из вариантов с подогревом, перцем и, наоборот, заморозкой. – Схожу за презервативами, здесь нет. – У тебя ВИЧ? – Нет… – Другие ИППП? – Нет. – Гепатит? – Да нет… – Тогда без резинки. Замешкавшись, Дар некоторое время молчит, но все же находит свой голос. – Тем лучше. Потому что я как раз хотел попробовать вот это. Он наклоняется к паху Радима и лижет головку, берет ее в рот. Радим зло шипит. – Нижнему даже разрядка не положена по умолчанию, не то что орал. – Нижнему, кажется, не положено прекословить верхнему? – осведомляется Дар. – Твой верхний мечтает, чтобы ты испытал с ним кайф. Имеет право попробовать сделать тебе приятно. С этими словами, он снова неглубоко ныряет ртом на член Радима, мягко посасывая. Плоть отдает желанной горечью, застарелой мочой, и Дар с удовольствием вымывает головку языком под похрипывание Радима, до чистоты, до чуть сладкого вкуса нежной слизистой. Ему очень хочется попробовать сперму, но он останавливает себя. Щедро выливает смазку на пальцы. Продолжая посасывать налившийся член, аккуратно растягивает нижнего. – Там не узко, – буднично сообщает Радим. – Я не знаю пока твоего тела. Прежде, чем совать в тебя что-то, хочу посмотреть, как ты реагируешь. Радим раздраженно вздыхает. Дар решает, что уверенный в себе верхний не будет запрещать нижнему эмоции. – Твое терпение вознаграждено, – говорит Дар вместо этого. – Давай раком. – Ты можешь потребовать от меня того же, что сделал мне. У Дара кружится голова при мысли о рте, старательно вымывающем его член перед проникновением. И как быстро он кончит от этого. – Не сейчас, – поясняет Радим. – После. Потом. Вот тут голова у Дара начинает кружиться еще больше. – Если я приму твое предложение, я дисквалифицирую себя как верхнего? – Нет. Я не говорю тебе, что делать, я просто уведомляю тебя о вариантах. – Пожалуйста, встань раком. – Ну наконец-то. Дар не сдерживается, входя в Радима: стоны неопытного верха рассказывают об удовольствии. Радим быстро, тяжело дышит. Короткий замах – и Дар бьёт Радима по худосочной, костлявой ягодице. Удар хлёсткий, больше пальцами, чем ладонью, Радим покряхтывает, и Дар повторяет удар. До другой ягодицы дотянуться проблематично, и Дар хлещет её тыльной стороной ладони, костяшками пальцев. И продолжает чередовать удары. Пока может. Пока есть силы терпеть. Пока не хватает своего нижнего за тазовые кости и не завершает начатое быстрой чередой толчков под шлёпанье плоти о плоть. Дар старается – сильно, жёстко, круто, в мечте о расплате за долгое ожидание, в надежде показать, что он парень не промах, что он может дать Радиму впечатления, кайф, снести крышу, до первобытного рёва, до кровавого экстаза безраздельного подчинения… Приходя в себя, Дар обнаруживает, что не только навалился на спину нижнего, но и забыл закрыть рот, поэтому между лопатками нижнего стынет его слюна. Дар поспешно вытирает рот, воровато проводит ладонью по острым позвонкам и отступает. Радим наконец шевелится. – Стой. Дар быстро одевается. Садится на край постели. – Слезь на пол. Радим бросает на Дара ядовитый взгляд, но выполняет указание. – Встань на колени. Радим подчиняется вновь. – Я хочу, чтобы ты кончил для меня. – Тогда приказывай. – …Кончи для меня. Дар с восхищением смотрит, как этот сутулый, худой мужчина, стоящий перед ним на коленях, голый, держа руку вокруг члена, все ещё выглядит спокойней и уверенней, чем он сам. Это Радим владеет атмосферой. – Ведёт – верхний, – говорит Радим, глядя Дару в глаза, пронзая до глубины души. – Но именно нижний в результате решает, как далеко зайдут оба. И не только потому, что нижний может прервать сессию стоп-словом. А потому, что чуткий верх постоянно проверяет – как далеко нижний может дойти. Насколько ещё готов раздвинуть границы. Так что решает – слабый. – Ты не слабый, – говорит Дар, изо всех сил удерживаясь от того, чтобы отвести глаза – ведь тогда он проиграет в этой схватке. – Ты для меня – сокровище. И я постара—— я намерен стать для тебя достойным. Дар дожидается бесстрастного оргазма Радима – тот выдерживает его с ровностью стоика. – Что, можно облизывать? – осведомляется Радим. – Нет, – говорит Дар и привлекает его к себе, затаскивая на тахту под одеяло, – твой господин требует тебе с ним нежненько помиловаться. И запомнить: как бы ты ни устал или преисполнился сарказма, постлюдия для меня ещё важнее прелюдии. – Десерт? – щурится Радим. – Шш, – шепчет Дар, прижимаясь лбом к небритой щеке, – повелеваю тебе меня целовать, гладить и лелеять. Только не через отвращение, пожалуйста. Радим хмыкает. – А не то что, господин и повелитель? – А не то будешь учить меня пользоваться чем-то очень больным и обидным. – Не надо пустых угроз. – Это не пустые угрозы. – Тогда объявляй наказание сразу. Спроси, сколько мне положено за такой проступок. – Ну, сколько? – Скажем, двадцать ремнём. – Тогда готовься в следующий раз получить двадцать ремнём, – терпеливо говорит Дар, – а теперь, пожалуйста, помолчи чуть-чуть, и нежь и ласкай меня. * Просыпаться рядом невыносимо уютно. Пусть Дар и чувствует себя несвежим, а голова болит после вина, подкрепленного сверху кальвадосом. Радим бурчит и ругается, и первым делом вылезает на заднее крыльцо покурить. Затем разводит огонь в печи, растрёпанный, злой и невыразимо прекрасный. На печи же варит кофе, не заморачиваясь с плохо контактящей электроплиткой. От тепла и кофе гудение в голове постепенно уходят. – Так на какую программу мне поступать в магистратуру, чтобы писать следующую дипломную у вас? Радим морщится. — Не ищи лёгких путей, Дар. Тебе надо в магистратуру не здесь, а за границей. – Угу, – кивает Дар, – сразу в Айви Лиг. – Отнесись к этому серьёзней, – укоряет его Радим. – Тебе нужно получить международный опыт. Я бы предложил Европу. Я и сам смотрю варианты. Например, в Абердине есть интересное предложение постдока… – Ты не имеешь права от меня уехать! – вскидывается Дар. – Тогда подавай документы в магистратуру одновременно со мной, – пожимает плечами Радим, и Дара немного отпускает. – Зачем тебе выбирать меня научруком? Выбирай кого-нибудь именитого. Тебе это нужно, чтобы получить хорошую преподавательскую должность по возвращении. Я всё равно буду тебе делать вычитку и гонять тебя, пока твоя писанина не станет хотя бы отдалённо похожа на подобие научной работы. В отличие от твоей бакалаврской. Дар осторожно отставляет чашку кофе и несколько раз просто вдыхает и выдыхает. – Рад, – говорит он, – развернись-ка к центру кухни и раздвинь ноги пошире. – Это что за номер? – приподнимает бровь Радим. – Не «что за номер», а делай, что тебе говорит твой господин и повелитель, – приветливо поправляет его Дар, вставая, и помогает ему развернуться, положив руку на плечо. Затем садится на колени и начинает возиться с ширинкой Радима. – По-моему, мой якобы господин и повелитель только скверно притворяется таковым, а на деле оказался пресной ванилькой, – презрительно говорит Радим. Дара это не останавливает. – Твой господин и повелитель доволен тобой. И хочет, чтобы ты ещё немного поизнывал, пока он с тобой возится. Может, в этот раз я услышу хотя бы какой-то отдалённый намёк на удовольствие. И не надо на меня так смотреть, – добавляет он, добираясь до своей цели, – про ремень я не забыл. Кстати, будет тридцать. За невежливое обращение к господину. – Тогда тридцать пять, потому что было ещё несколько секунд неповиновения, – сверлит его взглядом Радим. – Нет. Но за это будет что-то из твоего потайного ящичка. Одно дело советовать, другое – распоряжаться мной. – И назначать себе наказания вместо тебя, – подсказывает Радим. – И назначать себе наказания вместо меня. Так что наслаждайся, пока дают. – Это ещё вопрос, дают или берут, – бурчит Радим, запуская руку в волосы Дара и хмыкая. Когда Дар смеётся над шуткой, по плоти бегут вибрации. Но Радиму хочется прижать воспитанника не из-за физического удовольствия. Он действительно видит в молодом человеке талант. И хочет дать ему большое будущее. Будущее, в котором тому не будет мешать имя отца и не будет нужен декан, наоборот, Дар сам будет нужен декану. Радим хочет буквально вложить Дару в руки эту силу. А ещё – грудь хуже табачного дыма ест и выжигает нежность. Радиму хочется, чтобы этот… зелёный неоперившийся щенок сказал ему быть рядом – и никогда бы не отпустил его. И, кажется… вдруг так и выйдет.