Порктябрь

Даламар долго не верил своим ушам: хозяин Башни Высшего Колдовства в Палантасе, кабинетный учёный, маг Рейстлин Маджере, запрещавший ему раскрывать не то что створки окон, а даже сами шторы, на пятый год обучения решил, что эльфу недостает практики «в реальном мире». Даламар, считавший, что он по горлышко обрел практики настоящей жизни в Сильванести и Тарсисе, решительно протестовал – с самоуверенностью ученика, два последних года бывшего у учителя на хорошем счету (— и в постели по ночам). – Два года, до Испытания? – поднимал бровь Рейстлин. – Даламар, это несерьёзно, я только до Войны Копья провёл пять. – Серьёзно, шалафи? Это тот предлог, под которым вы наконец решили отослать меня? – Отослать? Разумеется, нет. Кто иначе будет тебя наставлять? Рейстлин невозмутимо ответил на все возражения своего ученика. Да, ему в последние годы значительно лучше. Да, они возьмут с собой запасы лекарств. Да, их путь будет пролегать вдоль большака, так что ночевать они будут на постоялых дворах, и только иногда под открытым небом. Да, он действительно устроит тёмному эльфу продуманную практику, а не ограничится бесцельными скитаниями в поисках приключений «на вашу седую голову, шалафи – да, фразеологизм, а ведь хорошо подходит». (Рейстлин хмыкает и предлагает ученику фразеологизм без контаминации). Даламара никогда не тяготило пребывание в Башне. И все же в этот поход он отправился с заходящимся сердцем. Всё это было так непохоже на шалафи, каким он его узнал, и так сулило новые приключения. * Не было ничего необычного в том, чтобы встретить на пути двух чёрных магов. Но Рейстлина несколько позабавило то обстоятельство, что они тоже определённо были учителем и учеником. Даламар молчаливо согласился, проследив за ними взглядом. Контраст между теми двумя был очень ярким: высокий, двигающийся яростными шагами учитель, и стройный, не вышедший ростом ученик, плавно следующий за ним. Даже Даламар не сразу признал в последнем эльфа: миниатюрный, лёгкий, почти как человеческий подросток. Лицо скрыто под капюшоном, руки – в рукавах. Единственная светлая тонкая косичка выбилась и легла поверх мантии, но – мало ли светловолосых людей. И всё же – человеческий подросток не оказался бы в чёрной мантии, в служении чёрному магу. Впервые Рейстлин заметил их издалека, на большаке. Потом, что неудивительно, они оказались в одной таверне, сев по разные стороны зала, и издалека бросая ненавязчивые, но не оставшиеся незамеченными взгляды друг на друга. Незнакомый тёмный маг послал ученика выполнить какое-то поручение. Тот встал, коротко кивнул, с очень прямой спиной, заведя назад одну руку по локоть, другую приложив к груди, стремительно двинулся наружу из таверны. – Вот вы говорили, шалафи, – сказал Даламар. – Я знаю, о чем ты думаешь, ученик, – кивнул Рейстлин. – Никто. Действительно никто. Вы же тоже это видите. – Да. – Рейстлин неторопливо суммировал увиденное за несколько минут наблюдения. – Горделивая осанка, но он резко оборачивается на громкие звуки, пригибаясь. Движется грациозно, не просто с эльфийской грацией, а словно бывший танцор – но слегка прихрамывает, некоторые движения неожиданно скованные. – Значит, его учитель кричит на него. Он боится криков, значит, это не пустые угрозы. Его бьют. Причём жестоко, думаю, что, разденься он, следы будут по всему телу. Но он не сломлен. Идёт с гордой уверенностью, когда отходит от учителя. Больше сказать труднее, не рассмотрев лица. – Жалеешь? – Честно говоря, сочувствую. На его месте мог бы быть я. Не всем довелось попасть к милостивому шалафи. – Хочешь спасать? – Понимаю тщетность такого предприятия, – пожал плечами Даламар. – Но да. За него не вступится ни его племя, ни Конклав. Но вот его дорогу пересекли мы. Мы не никто. – И что ты предлагаешь? – Мне хотелось бы хотя бы подарить ему пузырёк с обезболивающим. Показать заклинание исцеления. – Ты думаешь, его учитель не обыщет его, не отберёт лекарство и не изобьёт за такую попытку уклониться от наказания? – спокойно прошелестел Рейстлин. – Позволит так расточительно тратить магию на себя? – А у вас есть встречные предложения, шалафи? Рейстлин хмыкнул, криво улыбаясь. – Нет. В отличие от тебя, я не горю желанием спасать первого встречного. Что там, даже желание бороться с культами у меня пропало в молодости, когда подо мной разжигали костёр. Это просто не стоит усилий. Даламар задумчиво потёр пальцем над верхней губой. – Есть ли у вас какой-то совет мне, шалафи? Ну, кроме того, чтобы не вмешиваться, потому что от этого будет хуже всем? – Зачем это тебе, ученик? – невозмутимо откинулся на спинку стула Рейстлин. – Это попахивает уже даже не белой мантией, а соламнийскими кодом и мерой. – Меня мало кто спасал, кроме вас, шалафи, – остро улыбается Даламар. – Чувствую себя в магическом долгу. Вам мне его не вернуть, но хотелось бы немного восстановить равновесие. – Уже лучше, ученик, это уже логика алых мантий, ты движешься в правильном направлении. Давай еще чуть-чуть. Что это даст именно тебе? И как ты можешь это получить наименее затратным способом? Пока не ответишь себе на этот вопрос, не берись. – Хорошо. Тогда последний вопрос: чего бы вы хотели, будь вы в его ситуации? Даламар ожидал, что учитель раздражённо вздохнёт, но Рейстлин не выдал чувств ни звуком, ни жестом. – Раз уж тебя потянуло на рыцарство, давай прибегнем к сахарной до боли в скулах метафоре про вылупляющуюся бабочку. Помнишь? – А то же, шалафи. – Можешь кратко изложить? – Разумеется, шалафи. С трудом вылезая из тесного кокона, бабочка распределяет по телу гемолимфу, которая, под действием гидростатического давления, наполняет и крылья. В этом бой бабочки, и в нём она может погибнуть. Но если ей помочь, аккуратно разрезав кокон, то животворная жидкость в крылья не перейдёт. Она никогда не сможет летать. – Спасибо, что мне не пришлось повторять всю эту ересь самому, – скривишись, прошипел Рейстлин. – Мораль: ему совершенно точно нужен не спаситель, который из приторной жалости за ручку выведет его и оставит перед собой в позорном долгу. Ты правильно сказал, что в своих испытаниях он один. Значит, сражаться за себя ему придётся в одиночестве. Хочешь помочь ему ради своей цели – определи его сильные стороны. Подтолкни в нужном направлении, чтобы он увидел их сам. И отвяжись от него. А потом – действуй по обстоятельствам. * Маги только что не кивнули друг другу, признавая необходимость поздороваться. Все четверо, не снимая капюшонов, синхронно поднялись и вышли во двор, под первые колючие звезды. Чужой тёмный маг был лишь на полголовы ниже статного Даламара, но шире в плечах. Его миниатюрный ученик же едва доходил до носа тщедушному Рейстлину. – Что же, уважаемые коллеги, – спокойно открыл диалог Даламар. За его спиной тонко улыбнулся Рейстлин. – У вас перед нами неоспоримое преимущество. Вы знаете, кто мы. Мы же не имели честь узнать ваши имена. – Вы хорошо прячетесь, хозяин Башни, – сказал чёрный маг, говоря мимо плеча Даламара, глядя на Рейстлина. Голос его оказался глубоким и неожиданно приятным. – Я бы не узнал вас, но ваш посох вы явно не на большаке подобрали. Рейстлин едва заметно кивнул. – Неожиданная встреча, коллега, – снова обратился маг к Рейстлину. – Хотя не знаю, могу ли я так назвать ренегата. – И всё же мы все четверо служим одной луне, – пожал плечами Даламар, снова отвечая за своего учителя. – С кем имеем честь? – повторил он с учтивой улыбкой, в которой, тем не менее, слышалась лёгкая насмешка, в укор их невежливости. Рейстлин, не один год только так гонявший своего ученика в Башне, с удовольствием наблюдал за ним в новой роли. Бывший слуга, с детства обученный этикету, к тому же прекрасно усвоил интонации своих бывших господ и умело пользовался ими. Из всей четвёрки он выглядел самым благородным – пока Рейстлин мог таинственно и грозно молчать за его спиной, – и снисходительная аристократичность рослого эльфа не могла не раздражать другого мага. – Любопытно показать ученику, как говорят, сильнейшего мага современности, – снова проговорил по касательной к их разговору чёрный маг. – Это Рейстлин Маджере, – сказал он, мягко опустив тяжелую руку на узкое плечо своего ученика. Жест был неотличим от поглаживания, но от глаз Даламара не ускользнуло, как светловолосый эльф дёрнулся – от страха? От боли? Похоже, рука приземлялась там не раз, и с гораздо большей силой. – Честь для меня, господин Маджере, – низко поклонился ученик, с тем расположением рук, которое так подошло бы слуге: одна легко касается груди в знак уважения, другая согнута в локте и заведена за спину. Наклоняясь вперёд, он почти не сгибался в спине. – И господин Даламар из Тарсиса. Даламара называли «господин маг» простолюдины и продавцы на рынке в Палантасе. На встречах Конклава, пока Даламар не наплевал на них, великий Пар-Салиан упорно обращался к нему старым именем, часто называя его просто Арджент. «Сейчас Арджент выйдет со своим докладом». «Что тебе есть доложить о ренегате Рейстлине Маджере, Арджент?». Ладонна звала его просто Даламар, интонацией, однако, указывая на то, что после пройденных испытаний они были чуть ближе друг к другу, нежели глава ордена и принадлежащий к нему маг были бы в другом случае. Рейстлин чередовал обращение по имени и по статусу, называя его «ученик» так, что Даламар до сих пор испытывал от этого удовольствие и гордость. Мысленно заглядывая в будущее, он не мог представить себе время, когда ученичество у Рейстлина, сформировавшее его, утратило бы для него значимость. В постели – хотя никогда не в порыве страсти, только нежно и расчётливо привлекая его к себе или снова восстановив контроль, вынырнув из небытия наслаждения, – Рейстлин изредка звал его «мой серебряный» – и за эту ласку Даламар каждый раз был вновь готов пройти все невзгоды Сильванести. Два года самостоятельной жизни, по большей части проведённые в Тарсисе, хоть и значительно расширившие его кругозор и репертуар заклятий благодаря доступу к библиотеке, сейчас, после четырёх лет ученичества у Рейстлина, казались совсем короткими, проходными – пусть без них его вряд ли бы нашел Вайретский лес. Старое прозвище его удивило. Он не привык к тому, чтобы его называли господином другие маги из его ордена. С интересом, он вслушался в свои ощущения – как это его, неожиданно для самого себя, пощекотало. Даже из уст того, кого держали в узде не менее жёстко, чем его самого – бывшие надзиратели в Сильванести. – Сын ночи, kin – мягко поправил он с лёгким кивком, прекрасно сочетая в голосе уважительное достоинство и тепло по отношению к тому, кто сам обозначил себя как нижнего по статусу. – Quenta solari nen heth y mori, thalas, – пробормотал вежливое благословление назвавшему его братом Даламару миниатюрный эльф. – Мое эльфийское имя я оставил позади, когда облёк себя в чёрный цвет. Зовите меня Yarrow Astarin. – Тысячелистник, – улыбнулся Даламар. И вопросительно посмотрел на незнакомого чёрного мага. Его лицо было скрыто капюшоном, но вопрос сквозил во всей его позе. – Моргиос Эствильдский, – прохрипел тот на грани рыка, морща нос – делая им огромное одолжение, не сводя с них тяжёлого взгляда. Он взвесил все за и против, прекрасно понял Даламар, и нашёл какую-то выгоду в том, чтобы открыться. По крайней мере, назвавшись псевдонимом, если это было не настоящее имя. Рейстлин тихо рассмеялся своим неровным, жутким смехом. – Что же. Мои поздравления присутствующим, нам удалось собрать небольшой пантеон. Quithain. Но я согласен с Сыном ночи. Несмотря на то, что покровители, давшие нам наши имена, противостояли друг другу, все мы выбрали облечь себя в чёрный цвет. И все заплатили за это. Ярро тихонько хмыкнул, считав в словах угрозу и, по его мнению, недостойный величайшего мага современности заход на сотрудничество. Аристократично-снисходительная и в то же время смертельно опасная улыбка Даламара стала чуть шире. Тёмные глаза тоже мягко и страшно смеялись из-под капюшона, остановившись на Моргиосе – «сам ему объяснишь или предоставишь мне?» Сгибая губы повернутой отверстием вниз подковой и тут же жутко улыбаясь, маг снова положил тяжёлую руку на тонкое плечо Ярро, ощутимо вздрогнувшего от смыкающейся хватки. – Вполне согласен с вами, господин Маджере, – сказал он с нотой презрения. – Держи друзей близко, а врагов ближе. Нам тоже будет спокойнее, если до того времени, пока наши пути пролегают в одном направлении, мы будем идти вместе, чтобы не спускать друг с друга взгляда. Даламар удовлетворённо кивнул. Моргиос и Ярро неохотно уставились на них, передавая им возможность решать, что дальше. – Цирк уродов подождет, – холодно оборвал невысказанные ожидания Рейстлин, не снимая капюшона. – Для начала вернёмся в тепло. * В таверне им удалось рассмотреть друг друга ближе: только начавший седеть черноволосый маг и светловолосый ученик, чьи пряди у кончиков совсем выгорели на солнце. Черты Моргиоса были почти красивые, но грубые. Впечатление от него было какое-то штормовое, как от тяжело ворочающейся тучи – его усиливали и близко поставленные низкие брови, и словно вырубленный тесаком нос, и губы, с такой легкостью страшно изгибающиеся подковой в сердитой мине с выпирающей нижней губой. Резкие линии от носа к уголкам губ придавали ему вечно недовольно-грозный вид, словно он всегда был готов гадливо сморщиться и оскалиться. Все четверо носили мантии с окантовкой, расшитой защитными рунами. Моргиос пошел еще дальше: татуировки рун зловеще темнели на лице – целая строка под каждым глазом, дополнительные символы над бровями и у крыльев носа. Ярро был не просто по-эльфийски красив вечно юной красотой – его черты отличались от классически сильванестийских, чуть продолговатых черт Даламара. Треугольное лицо, острый подбородок, огромные светлые глаза в пол-лица; острые уши были расставлены шире, чем у Даламара, а их кончики трогательно опускались чуть вниз. Миниатюрный точно кагонести, но совсем не мускулистый, напротив, стройный и светлый, как сильванести. Недокормленный сильванести, мысленно поправил себя Рейстлин. Похоже, в нём смешалось немало эльфийских кровей. Лицо, воспринимаемое почти как детское, жёстко контрастировало с выражением циничной насмешки того, кому довелось немало испытать – и искреннего ужаса перед своим господином, несомненно, снова убедился Даламар, не раз и не два поднимавшим на своего ученика руку. Перед своим учителем миниатюрный эльф каждый раз стоял по стойке смирно, заведя назад руку по локоть, покорно, с притворной бесстрастностью склоняя ухо к очередной бессердечной команде. Под неплохим, хоть и основательно поношенным плащом с капюшоном, сносно защищавшим Ярро от непогоды, скрывалась свободная тёмная льняная рубашка, подхваченная поясом, и льняные же штаны. Его учитель, похоже, значительно щедрее на ругань и побои, чем на снаряжение, подумал Даламар. – Моргиосу сильно за сорок, – прошелестел Рейстлин на ухо Даламару. – Возраст его ученика я определить не могу. – Немногим старше меня, – прикинул Даламар, прищуриваясь. – Лет двадцать шесть – двадцать восемь, на человеческий счет. Почти сравнялся с вами, шалафи – но на сколько лет отстал в обучении. – И от тебя тоже. Про его учителя не скажу. У вас разный профиль, но в нём много чёрной силы. – Вы ушли от нас неизмеримо далеко, шалафи, вы уже сейчас на совершенно другом уровне, а то ли ещё будет. – Из-за телосложения и того, что ты более образован, мне сложно воспринимать его как старшего по отношению к тебе, – отметил Рейстлин, слегка пожимая плечами. – Он и сам назвал меня «государь», как низший по рангу. Губы Рейстлина тронула ироничная улыбка. Он позабавлен. – Когда ты возглавишь Конклав, тоже можешь велеть именовать себя Великим. – О Нуитари. Шалафи. – Что? Перехотел? – Я понятия не имею, что бы я делал в Конклаве, даже если бы меня, ученика ренегата, реабилитировали бы в глазах магического сообщества. – На это у меня два ответа. Во-первых, после моей смерти, естественной или иначе, людям будет наплевать на мой статус ренегата, вспомни Магиуса. – Только не надо как Магиус. – …и ты будешь следующим хозяином Башни; магическое сообщество будет заинтересовано в том, чтобы сохранять с тобой отношения. Что же до твоего вопроса касательно того, чем бы ты там занимался: реформировал. Боги знают, это нужно. – Только давайте не поднимать эту тему ещё лет шестьдесят-восемьдесят. – Так можем и не успеть. От кого ты получишь обратную связь? Впрочем, может, ты станешь главой ещё пока я жив. – Вы меня нервируете, шалафи. – У тебя есть более насущные заботы? – многозначительно спросил Рейстлин, бросая взгляд на светловолосого эльфа. Даламар всмотрелся в красивый профиль – изящный тонкий нос, чуть выдающуюся над нижней тонкую верхнюю губу, высокие скулы. – Шалафи, – негромко говорит он. – Что вы думаете о том, чтобы пригласить в нашу постель третьего? – Я об этом никогда не думал, – слегка удивленно, но спокойно отвечает Маджере. – Затрудняюсь ответить сразу. – Так подумайте. – Красив, – выносит суждение Рейстлин. – И это хоть какая-то цель, позволяющая мне не сдирать с тебя чёрную мантию прямо здесь, при свидетелях. Но, подозреваю, позвать с собой третьего будет непросто, не захватив с собой четвёртого. – На этот счёт можете не волноваться, шалафи. В одной кровати с нами он бы не хотел оказаться ни за что. Разве положив меж нами меч. – Не за тем кладут меч… ну да ладно. Что ж. Дело за малым, Даламар – отвлечь его или убедить одолжить ученика. В худшем случае попробуешь свои силы в магической дуэли. Должен отметить, я польщён. – Чем? – Тем, что приглашаешь меня. – Я не приглашаю вас. Я с вами. Пригласить собираюсь его. Для разнообразия попробовать себя в—— другой роли. – Я бы даже на это посмотрел. – А поучаствовать? – Не исключено, что я бы в этом даже поучаствовал. – Решено, шалафи. – На всякий случай, основательно подготовься к схватке, Даламар. – Понял, шалафи. – И… – Да? – Мне кажется, что тебе следовало подготовить и… нашего потенциального третьего тоже. Людей почему-то нервирует моя внешность и мой статус. Прежде, чем затаскивать его в постель со мной, затащи его туда самостоятельно. * Даламар выжидает несколько дней, прежде чем застать Ярро врасплох. – Как он тебя бьёт, твой учитель? – с лукавой расслабленностью спрашивает Даламар. Ярро загнанно смотрит на него, щерясь, всем видом ясно давая знать, что такой вопрос задавать не следовало. Даламара это не смущает. – Рукой? Она у твоего учителя, видать, очень тяжёлая. И ремень у него, я видел, тоже толстый, значит, весит немало. Хорошо хоть широкий. Мало риска пробить кожу. А синяки со временем выцветают. – Что за фантазиям о своих попутчиках, мой государь, вы предаётесь? – Это видно, – пожимает плечами Даламар. – Ты так тщательно скрываешься под своей одеждой. Никогда не раздеваешься, если тебя могут увидеть. Ты так умело почти не хромаешь, компенсируя боль в одних мышцах напряжением других. – Мой государь Даламар. Вы так проницательны, так хорошо разбираетесь в этом. Как тот, кто отнюдь не чужд таким развлечениям. Мечтаете поучаствовать? – Я предпочитаю другие развлечения, – невозмутимо поводит чашей Даламар, глядя на Ярро из-под длинных, чуть влажных ресниц. – И вы не очень-то пытаетесь это скрыть. – Впрочем, такие развлечения веселее, когда проходят следы от развлечений твоего учителя. Осмелишься подойти? Ярро замирает. Все это настолько знакомо Даламару. Словно с самим собой встретился. Но в Ярро есть особая, тихая ярость. Он кому-то служил, до того, как попасть в ученичество к Моргиосу. Кому-то, кто вытренировал его со всей жестокостью. Тем не менее, Ярро не был рождён слугой. Даламар встаёт сам и спокойно подходит к миниатюрному эльфу. Тот сжимается, вновь в неверии ощерившись, но это выражение тут же сменяется почти невинным страхом. Он не пытается уйти или убежать. Это Даламару тоже знакомо до боли, стало второй натурой. Не пытайся противиться старшему по статусу, он всё равно победит, все равно окажется сильнее, накажет ещё страшнее. Даламар поднимает руку. Ярро поднимает обе, согнутые в локтях, в знак того, что сдаётся, чуть кланяясь и улыбаясь острой, яркой, неверящей улыбкой. Даламар шепчет несколько слов заклинания и Ярро ощущает холодный ток магии – и всё. Никакого другого эффекта. – Это блокада, – спокойно поясняет Даламар. – Не обесчувствующая, за ней последует само заклинание, побочные эффекты которого она смягчает. – Ярро плавно шагает назад, покачивая головой. – Нет причины для беспокойства, родич, оно не сотрёт всех следов издевательств, если твой учитель решит проверить… Хотя в приступе ярости он избивает тебя через одежду, не заботясь об ущербе, который наносит, не так ли? Даламар шепчет заклинание исцеления, мысленно двигая невидимыми ладонями по израненному долгими месяцами дурного обращения телу, и перед глазами Ярро мелькает яркая вспышка. Но блокада смягчает иллюзию острого скальпеля, впивающегося в глазницы, которая обычно сопровождает магию белой школы, когда её применяют на представителях школы тёмной. Вспышка исчезает неожиданно, даже не оставляя цветных пятен перед глазами – она только в сознании. Ярро вздыхает, внимая произошедшим изменениям, осторожно ощупывая бок: горящее, жёсткое уплотнение размером с ладонь размягчилось и разгладилось. Даламар едва заметно улыбается себе под нос и снова поднимает руку. На этот раз Ярро не отдёргивается. Даламар бормочет слова бодрящего заклинания, вливая в ученика Моргиоса силы – он знает, сколько их уходит на то, чтобы терпеть тупую застарелую боль молчаливо. За это он награжден созерцанием того, как Ярро жмурится с лёгкой, довольной улыбкой. Затем светловолосый эльф свои огромные светлые глаза распахивает, глядя на Даламара едва ли не презрительно. – Чем же мне придётся расплатиться за такую милость, о мой государь? – сквозь зубы цедит он. – Сочти это знаком внимания, – с благосклонным поклоном усмехается Даламар. – Если захочешь на него ответить, то у тебя ещё есть немного времени, пока наши пути не разошлись. И он разворачивается, без дальнейших слов оставляя Ярро.