Порктябрь

Семён Игнатьич не умел во все эти социальные сети. Но старался. Других способов найти себе мальчика для игрищ он придумать не мог, а тут ему посоветовали, что в вот этом вашем вконтакте... Ну он и пришёл в группу (в России только через vpn!). Посмотрел видеоматериалы, записи на стене и немного успокоился. Оказывается, это не только порно-сайты и дурные клубы (где на СемёнИгнатьича клевали только совсем уж подержанные типы), это ещё и в жизни бывает. Семён Игнатьич с суровой серьёзностью написал на доске объявлений: «Мужчина, 52 г, 182 см, 98 кг, ищу парня 20 - 25 лет. Для приятного совместного времяпрепровождения. Дурные привычки есть. Курю. Лысоват. Подробности письмом». А в аккаунте в биографии прописал: «Я рождён в Советском Союзе! Таких как я больше не делают!» В общем-то он не очень рассчитывал, что на него здесь кто-нибудь соблазнится. Он вполне себе понимал, что его данные не самые привлекательные. Пару раз ему написали (сначала комментарий «написал в личку!», а потом и само сообщение, которое, оказывается, называлось не письмом). Ничего не срослось. ...Пока не появился некий добрый молодец с иностранным именем. Черты лица острые, глаза злые, вихры рыжеватые, больше на картинке не видно. Он сразу в личку пришёл, без никаких. И написал: «Ты б ещё георгиевскую ленточку присобачил». Семён Игнатьич так растрогался от осмысленного текста, а не от приветкакдилатика, что ответил добродушно: «На мужской половой? Ну, могу для развлекухи». Собеседник на этом диалог не оставил. «Продвинутый какой». Семён Игнатьич крепко задумался, продвинутый он или задвинутый. Пришёл к выводу, что извращения ему нравятся по старинке, а всякое новомодное он даже не знает. Осторожно ответил: «Да я согласен договариваться». «Ну и на что договариваемся?» – поинтересовался собеседник. Семён Игнатьич вздохнул. Ему не хотелось, чтобы такая приятная беседа так быстро закончилась. Текст своего техзадания он писал не в первый раз. После него собеседник чего-то как-то отваливался. Но написал честно, без утайки, как примерный гражданин: «Приезжаешь ко мне. Я тебя порю, ты дрочишь письку, кончаешь, потом уезжаешь. Всё снимаю на камеру для личного пользования». «Чё, на меня дрочить будешь?» – уточнил неведомый юноша, беззастенчиво ставя вопрос ребром. «Не при тебе». – Мог бы буркнуть – буркнул. «В чём прикол?» – не сдавался юный наглец. Вот только вопросов от ФСБ не хватало. Семён Игнатьич взял себя в руки, сознался чистосердечно и спокойно: «Извращение у меня такое». И, пока собеседник искал подвох, поторопился добавить: «За приятно проведённое время – маленькое финансовое вознаграждение». «Типа проституция». «Ну, наверное, технически получается да», - признал Семён Игнатьич. «Но тогда ухаживания и брак типа тоже». И, подумав, добавил: «Но если не хочешь, денег не бери, так приезжай». В мессенджере долго мелькали три точки, указывая на то, что его собеседник что-то там пишет. Наконец сообщение появилось: «В мясо пороть будешь?» Семён Игнатьич растерялся. Потом понял вопрос. Ужас же. «Нет, плёточкой такой мяконькой с замшевыми хвостиками. До розового. Ремешком, если раньше не откажешься. По попе и по спине». Затем стало непонятно: «Орал?» «Кто на кого?» Собеседник мурыжить его не стал, объяснил: «Оральный секс будет?» «А, миньет что ли?» – догадался Семён Игнатьич, не зная, подразумевается ли, что он на стороне растлителя или растляемого. «Нет, я таким не занимаюсь», – ответил он на всякий случай. «Анал?» СемёнИгнатьича передёрнуло, когда он представил своего «дружка», измазанного коричневым: «Ну фу, мы ж не на зоне». Похоже, какой-то вопрос на другом конце отпал. Видать, сдрейфил мальчишка от таких запросов. Но нет, опять написал: «И я могу в любой момент прервать всё и мы остановимся?» Вот тут Семён Игнатьич внутренне возмутился – что о нём вообще думают? «Ну я же не садист какой, я тебя неволить не буду». Так и договорились. * Семён Игнатьич в конце концов разобрал латиницу, которой было написана кличка паренька. Vida Loca. При чём тут вид лося, Семён Игнатьич не сообразил. Сделал себе мысленную заметку спросить какое-нибудь нормальное погонялово. Не мог дождаться, когда наконец зазвенит дверной звонок. Вид Лося оказался на свою картинку очень похожим. А на лося совсем нет, скорее наоборот: яростный, растрёпанный, весь такой острый, хоть порежься. – Семён Игнатьич, – на всякий случай представился мужчина. – Заходи, не стесняйся. Лось в ответ не поздоровался, только зыркнул сердито. – Чайку выпьешь? – уточнил Семён Игнатьич, явно опять ломая молодому шаблоны. – Таких, как ты, и вправду не делают. Ленточку хоть повязал? – фыркнул нахалёныш, рассматривая истёртые обои в прихожей, лампочку без абажура, свисающую с потолка, и нелепое нагромождение курток из разных эпох жизни СемёнИгнатьича. – Кофе? – спокойно спросил мужчина. – Отравить какой наркотой собрался? – прошипел парнишка. – Да нет, – пожал плечами Семён Игнатьич, наблюдая, как парень стягивает тенниски и куртку, – не голодный так не голодный. Хлеб и докторская колбаса есть, если передумаешь, Лось. Парень вскинулся, будто его ударили электрическим током. – С чего это я лось? – Да написано там у тебя так. Вид лося, то есть разновидность, наверное. – Да... да ты приколист, дяденька, – гневно выдохнул мальчонка, пытаясь не хрюкнуть со смеху. – А чё? – Ливинг ла вида лока ничего не говорит? – Это что, пароль какой тайный? Лось подавил смешок, вздохнул. – Неважно, дяденька, проехали. – Как тебя мне звать-то? – Мальчик для битья? – предложил Лось. Семён Игнатьич тоже вздохнул. – Длинновато. – Ладно, – махнул рукой паренёк, – зовите меня Таликом. – Виталий, что ли? – сочувственно спросил Семён Игнатьич, и Талик скорчил такую мину, будто подавился кислым. – Не люблю, чтоб мне так говорили, – сообщил он. – Ну Талик так Талик. Слушай, а тебе восемнадцать точно есть? – А то я паспорт с собой ношу, чтоб в сексуальное рабство угодить? Только то, что ты старик, не значит, что все остальные недомерки. – Ну эх, милок, – покачал головой Семён Игнатьич, которому нахалёнок с каждой минутой нравился всё больше. – Чай-кофе ты не хочешь, потанцуем? Давай в гостиную. – Только хочу вас предупредить, Семён Игнатьич, – резко выдал Тaлик. – Если со мной что-то случится, то завтра утром моему знакомому автоматически придёт сообщение, где я рассказываю, что, кто и где искать. – Вот же вы поколение техники, – задумчиво прокомментировал Семён Игнатьич. – Э, ты куда, малой? – окрикнул он паренька, как раз направившегося в гостиную. – Руки пошёл помыл. А то вы потом этими руками… Талик демонстративно закатил глаза и отправился искать ванную. * В гостиной пахнущего коричневым хозяйственным мылом Талика попросили раздеться и встать на четвереньки на диван. – Ты чего говорить будешь, если я тебя слишком сильно? – решил установить Семён Игнатьич. – А что, я уже заранее знать должен? – огрызнулся Талик. – Дебил, буду говорить, хорош меня херачить. – Не, милок. Давай мы с тобой по науке всё ж. Слово выбери. Будет мне сигнал к остановке. – Ватник. Подойдёт? – Нельзя. Надо такое, чтобы случайно не вырвалось. – Валенок. – И опять нельзя, – вздохнул Семён Игнатьич, – по той же причине. – Да что за!.. – возмутился Талик, даже не договорив ругательство. – Всё. Заебал. Пусть будет «сам лось». – Ну пусть. Семён Игнатьич проверил, включилась ли камера, взял флогер с трогательными лиловыми замшевыми хвостиками и для начала просто аккуратненько поводил ими по спине парнишки. – Чего щекочешься? – буркнул тот. – Ну а что, мне тебя сразу надо было бы ремнём со всей дури отходить? – философски возразил Семён Игнатьич. – Не нервничай, всё будет. – Напрягаешь ты меня. Скользкий какой-то. – Сейчас, малой, – утешил Семён Игнатьич, начиная похлопывать плёточкой, – сейчас все будет. И стал несильно постёгивать, так, что Талик зафыркал. Эх, молодёжь, подумал Семён Игнатьич – его-то самого папа как раз и ремнём драл, и хворостиной было, и даже пряжкой прилетало. И он как мог молчал, ну, когда постарше стал – мужик же. А тут массажик просто, кожа еле-еле порозовела, а этот пыхтит и попискивает. И как уютно попискивает, кстати, шельмец! Семён Игнатьич прошёлся бархатистыми ленточками по тельцу взад-вперед, любуясь филейной частью Талика. Весь Талик острый и злой, а тут так кругло и мяконько, просто прелесть. – А в моё-то время, – решил просветить юношу Семён Игнатьич, – дети взрослых уважали. В моё время матом ругаться было нельзя, а то до синяков было. И спасибо надо было говорить. И спорить нельзя было. Почему-то от таких наставлений было дивно приятно. Семён Игнатьич весь расслабился и приятно потеплел, даже замызганную рубашку до пупка расстегнуть пришлось. Так наигравшись, Семён Игнатьич вздохнул. Проверил, что всё записалось. – Можешь теребить письку, – наставил он мило порозовевшего Талика, и тот неохотно, но достаточно быстро выполнил эту часть сделки. – Ты, говорил, куришь, – сказал Талик, отводя глаза. – Дай покурить, и чаю этого с колбасой тоже дай. – Съешь же ещё этих мягких французских булок, да выпей же чаю, – согласился Семён Игнатьич. – Пошли. * Семён Игнатьич прошедшей встречей и полученным видеоматериалом был доволен. Но не полностью. Потому что встреча раздразнила аппетит и хотелось ещё. Причём не так, как в первый раз. Хотелось ладонью общупать всё упругое, круглое. Талик ему не писал и вообще признаков жизни не подавал. Семён Игнатьич продержался неделю. И послал сообщение: «Таль, ты живой? Ты на меня обиделся?» Пришедший ответ оказался неожиданно хрупким: «Я думал, я довыёбывался тебе сцены устраивать и ты решил нахуй прочь от этой проблемы». И вновь СемёнИгнатьича растрогал этот нахалёныш. «За мат и за то, что вредничал со мной, тебе по попе положено. Ладошкой. Приедешь?» И Талик приехал. Всё такой же колючий и дерзкий, стремящийся ужалить побольнее. Семён Игнатьич с удовольствием разложил его у себя на коленках, и и так, и эдак. И по джинсам сначала, и по черным боксерам, и по нежно-розовому с тонким белым пушком. Гладил и шлёпал, шлёпал и гладил. А Талик возмущался: – Тебе бы только меня бить! Садист чертов! Мухомор на ножках! Ну ай, козлина ты ватная! И Семён Игнатьич смеялся и добавлял. А потом, когда уже всё, ушёл за чаем. Вернулся, а Талик укутался в плед и заснул на диване. Семён Игнатьич сел рядом с ним осторожненько зомбоящик посмотреть. А Талик возьми и прижмись к нему. Так и сопел ему в бочок. Уютный до невозможности нахалёнок. * Семён Игнатьич с тех пор так часто Талика приглашал, что они и уславливаться о времени встречи перестали. Талик сам приходил, ел что дают, ругался и дерзил, и Семён Игнатьич с удовольствием раскладывал его у себя на коленях. Даже ремешком попробовал, и тоненькой веточкой за какую-то шалость посерьёзнее. Талик покрикивал, но лося так и не упомянул. А потом они сидели перед телеком (Таль со своим мобильным), решали судоку, болтали о новостях. Ну иногда и о важном тоже. – Слушай, Таль, – спросил как-то Семён Игнатьич, – а чего ты вернулся ко мне? – А чего, надо было свалить? – подозрительно сощурился Талик. – Нет, малыш, мне действительно интересно, – миролюбиво сказал Семён Игнатьич. – Ты паренёк симпатичный, других себе можешь найти. Как я выгляжу, я знаю. На мой совковый характер ты тоже бочку катишь. А всё равно приходишь и приходишь. Талик закусил губу, отводя глаза. – Ты меня не обижаешь, – сказал он. – Всё по-честному. Первый, который меня в жопу трахал, тоже вон обещал остановиться, если мне херово будет, а потом долбил меня как сосед с перфоратором и доёбывался: «Нравится тебе, сучара, когда тебе очко рвут?» И вообще, на вк им всем максимум тридцать. А потом приходишь и там замызганный, заёбанный жизнью дядька. У тебя же всё по-честному. Знаешь, чего ожидать. Этакий советский батя. – Ты ж мой мальчонок, – с чувством сказал Семён Игнатьич, пошлёпывая себя по ляжкам. – Айда ко мне на коленки, пионер. Животом вниз. Приласкаю. – Эй, за что? – За всё хорошее, разумеется! Талик фыркнул и, – похоже, не без удовольствия, – взобрался, подставляясь под шлепки.