Порктябрь

Среди соучеников какое-то время ходили споры: зовут его Клас или Николай. Оказалось, что правда была где-то посередине: в честь скандинавского дедушки скандально известному ученику досталось имя Никлас. Пущую путаницу привносило то обстоятельство, что в разных документах имена были указаны разные: в паспорте, на аттестате из школы и в студенческом билете. Впрочем, отзывался он, как бы его ни звали, вступительные экзамены прошёл блестяще, а путаница с именами меркла на фоне его извечного эпатажа. Он лихо отыгрывал кейли на кельтском фестивале, возмутительно держа скрипку на предплечье, в лучших традициях уличных музыкантов. – Коля! Ты собьёшь постановку рук! – возмущалась преподаватель, круглая тётенька, ярко подкрашенная тёмно-вишнёвой помадой. – Знаете, мои руки способны выгибаться под несколькими разными углами, – лениво отвечал будущий маэстро. – Вам мазь от ревматизма посоветовать? У моего прадедушки есть, помогает. За это Никлас предсказуемо получил тоненьким противным ремешком, прямо по чёрным брюкам. Возможно, это натолкнуло его на мысль о том, что некорректно переходить на личности, но пренебрежительной самоуверенности не убавило. – Сам Гольденвейзер говорил, что музыкальное исполнение – это обязательно движение, а постановка подразумевает неподвижность, – упорствовал он, потирая больной зад. – Ничего не получится, если не тренироваться, – хмурилась преподаватель общего фортепиано. – Значит, ничего не получится, – нахально отвечал Никлас – и всё равно выезжал на природных данных и таланте. – Ты мог бы быть гораздо лучше, если бы занимался больше, Клас, – пенял юноше педагог по гармонии. – Лучшее враг хорошего, – нагло усмехался тот, резким движением головы откидывая насторону длинную чёлку. Завалить на занятиях его не получалось. – Ты опять играешь на слух, а не по нотам! – Я что, что-то не так сыграл? Где я в чём-то ошибся? – Ты не смотришь на ноты! – Да с чего вы это взяли? – Николай! Хорош паясничать! У тебя закрыты глаза! – Ну и что? – не смущался юный талант. – Я же всё равно вижу ноты перед мысленным взглядом. И да, хотя в его фотографической памяти ещё можно было усомниться, музыкальный диктант он написал без единой ошибки. Указания не прекращались, а отповеди не теряли остроты, хотя с едко впивающимся тонким ремнём Никлас завёл близкое знакомство. – Ты можешь играть хорошо, но обязательно импровизируешь, затягивая паузы или добавляя отсебятину. Там нет вибрато! – А должно было бы быть, – не соглашался Никлас, быстро проигрывая отрывок. – Слышите как хорошо? – Ты никогда не сможешь работать в симфоническом оркестре! – Ну а вы никогда не сможете делать свои аранжировки и писать свою музыку. И что? Мы сюда пришли оскорблениями обмениваться или играть? И получал ремня. Правда, на экзаменах и прослушиваниях не выделывался. – Можешь, когда захочешь, – бурчал педагог, в третий раз на неделе основательно выбивая пыль из брюк зазнайки. Безрезультатно. Коса нашла на камень, когда за зазвездившийся талант взялся Константин Васильевич Кольцов, легендарный гнесинский профессор, сильно подтягивающий уровень музыкальных вузов своим участием. Творческость и огонь Никласа его привлекли. А вот его поведение профессор счёл возмутительным. – Никлас, – серьёзно объяснял он ученику. – У тебя задатки хорошего музыканта. Тебе повезло с природными данными, у тебя хороший слух, достойная моторика, ты уже сейчас неплохо играешь. Но бакалавриат в области музыкально-инструментального искусства – это не только музыкальный инструмент. Кто дал тебе разрешение пропускать элективные дисциплины по физической культуре? – Здравый смысл? – фыркнул Никлас. – Я пришёл сюда учиться музыке. Если я захочу пойти в спортзал, это моё дело, и нечего меня тыкать в это носом. – Первое, что «летит» у скрипачей – спина, – объяснил Константин Васильевич. – Твой труд физический. А значит, умение со своим телом работать и его восстанавливать тоже нужно. – Будем считать, вы меня убедили, – небрежно сказал Никлас. – Твой тон не соответствует твоему таланту. Твоё духовное развитие отстаёт. – Да вы действительно адепт принципа «в здоровом теле здоровый дух», профессор, – восхитился Никлас. – И не только я. Недаром телесные наказания в этом вузе узаконены. – О да, ведь иначе, как ремнём до меня не доходит, – подтвердил музыкант. – Никлас. Я хочу тебя вести и с тобой заниматься. Но я не потерплю такого тона. За сегодняшнее «выступление» тебя ждёт порка. – Здесь же даже нет ничего, пригодного для этого, – хмыкнул Никлас, несколько встревоженный угрозой. – А ведь ты так гордишься новаторским мышлением. Оглянись. Никлас провёл глазами по стенам, зацепился взглядом за чуть погнутый, заигранный смычок, на котором давно не меняли ленту волос. – Смычок – та же трость, – согласился он. – Неси. Никлас искоса взглянул на профессора, словно оценивая его, и в этом было что-то странное. Он взобрался на стол, чтобы дотянуться, и стянул с гвоздика смычок с повисшими – оборванными с одного конца – волосками. Мелькнули белоснежные зубы, острые углы клыков – и вот он скусил белый волос, всё так же диковинно глядя на преподавателя. – Отлично, – кивнул Константин Васильевич, – закрути винт, пусть будет максимальное натяжение. Никлас сплюнул, легко спрыгнул с учительского стола и подал преподавателю готовый смычок. –А теперь ты спустишь брюки, повернёшься спиной ко мне и упрёшься в стол. – Хотите проверить, зазвеню ли я как струна? – усмехнулся ученик, следуя указаниям. – Или провести упражнения по раскрытию голоса, – сурово отозвался профессор. Лёгкое древко весьма чувствительно жалилось. Первые удары были обманчиво терпимыми, но Никлас быстро понял, что рано обрадовался. К тому времени, как розовые полосы начали пересекаться, Никлас шипел, выгибаясь, одно плечо выше другого, и старался не вихлять слишком сильно. По счастью, наказание подошло к концу до того, как стало непереносимым. – Быть выпоротым смычком – самим профессором, – широко улыбнулся Никлас, пытаясь отдышаться и дать юмору возобладать над остаточной болью. – Константин Васильевич? – Да? – Спасибо, что решили вести меня. – Будем надеяться, что мы сработаемся, – сдержанно кивнул профессор. – А… – Для этого вопроса даже Никласу едва хватило наглости. – Есть ли надежда в перспективе попасть к вам на ассистентуру-стажировку? Вот тут Константин Васильевич улыбки не сдержал: – Посмотрим на ваше поведение, молодой человек, посмотрим на ваше поведение.