ID работы: 13933422

Double expresso

Слэш
NC-17
В процессе
93
автор
Inferno... бета
Размер:
планируется Миди, написано 42 страницы, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
93 Нравится 46 Отзывы 8 В сборник Скачать

Proposition rentable...

Настройки текста
Примечания:
Перед глазами обнаженная спина с выпирающим через бледную кожу позвоночником дрожит и ритмично подаётся вперед. Невнятные созвездия родинок, несколько маленьких шрамов, как и у каждого на коже — Тарталья видит все до мельчайших деталей… Тонкие пальцы сжимают белую простынь. Она в теории была белой. От пота цвет потемнел и теперь стал ближе к серому с голубыми оттенками. Тарталья сфокусировал взгляд на дрожащем теле, судорожно хватающимся за все подряд, и только после этого расслышал больше деталей: человек сопит, издает короткие стоны и снова втягивает воздух через зубы. Короткие вороные волосы растрепались… Он молниеносно понял, кто это. Блядь. Голова француза повернулась в сторону, когда он боковым зрением глянул на Тарталью. — И? Чего остановились? — Что происходит? — Тарталья дрожащими руками тянет Скарамуччу за предплечье ближе к себе. Тот легко поддается, прогибаясь в спине, тихий вздох, скорее походящий на скулеж, срывается с тонких губ и распространяется по пространству вокруг. Комната Чайльда, все такая же маленькая и ничуть не изменившаяся. Да, небольшая, зато своя и ничья больше, а мелкие пацаны уживаются вместе. Как и всегда сейчас горит теплый локальный свет настольной лампы. — Тебе ли не знать. — тщательно отделяя слова проговаривает француз, а когда рука пораженного Тартальи разжимается, свободное предплечье Скарамуччи выскальзывает из его хватки, и он теряет равновесие, успевая уцепиться двумя руками за шею Чайльда, прислоняясь спиной к груди. Тело Скарамуччи слишком близко. Настолько, что Тарталья вперся взглядом в макушку и сдавленно дышит в темные волосы, ведь смотреть вниз безумно страшно, — Это все ты. — Ты всегда был таким худым? Скарамучча оборвал на полуслове глупую попытку разрядить атмосферу: — Навязчивый до тошноты, ничего обо мне не знаешь, а уже в белье по локоть. Нравится? Доволен? Мерзкий, легкодоступный козел, все время лезешь ко мне, хотя тебя никто и не просил. По спине пробежали мурашки, на голову будто упал рояль, а по телу прошлись туда и обратно несколько раз. Голос Скарамуччи спокоен, от того и режет по коже лезвием, залазя под нее и дырявя вены. Он не видел лицо француза, от того еще страшнее. Рой мыслей в голове не давал озвучить связный ответ: — Но я… Я просто пытался… — Я тебя спрашивал, нужен ли ты мне? Гомик, — Скарамучча продолжил говорить уже через смех. Презрительный и разочарованный смех. Тело Чайльда напряглось. Нет. Он не хотел. Это не его мысли. Это не он. Скарамучча запрокинул голову, наклоняя лицо Тартальи, всего лишь надавив пальцами тому на затылок. — Ум-ри, — по слогам чеканит француз одними губами и мажет ими по щеке Чайльда, расстворяяся в воздухе их обладателя. Он вскочил с кровати, смотря вперед на дверь. Ощущения из сна тотчас испарились, но, конечно, кроме бесконечного чувства подавленности. Сердце все еще быстро бьется, руки еле заметно дрожат. С громким выдохом Тарталья закрывает лицо ладонями, окончательно понимая, что это всего лишь плод его ублюдочной фантазии. Затем нащупывает телефон на зарядке, буквально выдергивая из розетки со всем кабелем. Пять часов утра. Тарталья обычно встает без двадцати восемь, чтобы было время и на «еще пять минуточек», и на пятнадцатиминутную дорогу до школы. Живет же он не в одной из хрущевок, которые несколькими до безумия серыми кварталами окружают обычную серую школу, нет, его семья повесилась бы жить на такой маленькой площади, а в четырехкомнатной квартире десятиэтажного дома поодаль от мертвых дворов, но все же с видом на них. Тарталья свесил босые ноги с кровати и на цыпочках прошел на кухню, чтобы заварить растворимый кофе-латте, от которого, по правде говоря, осталось только название на упаковке. Очевидно это был сон. Когда что-то снится, ты внутренне понимаешь, что это не взаправду, но веришь и принимаешь все близко к сердцу все равно. А собственные сомнения и комплексы невозможно игнорировать. Лента Инстаграма перед глазами до шести часов, темнота за окном до семи. Осенние каникулы через две недели, а значит сейчас период бесконечных контрольных работ. Его мозг все еще фокусируется только на любви. Тарталья не влюблялся с девятого класса и забыл каково это… А это, оказывается, даже очень проблематично, но приятно. — А ты чего тут? --- голубоглазый мальчик, вышедший из темного коридора чуть ли не копия маленького Тартальи. Чайльд-старший дернулся от неожиданности, затем посмотрел на часы. Семь. — Тевкр, ты вообще как тут оказался, еще и Антона не разбудил? Спи еще, — удивился Тарталья, но был проигнорирован сонным братом, который сел рядом и начал выводить узоры пальцем на деревянной столешнице.

~~~

Тарталья так быстро из дома еще не выскакивал. Вот тебе и прилег на диване на секунду, пока Тоня готовила завтрак. Потом пришла мама, и мало того, что разбудила, так еще и настучала по голове за такую безответственность. Влететь в класс до звонка он не успел, поэтому застал сонную, но как всегда бесподобно выглядящую Люмин надутой, но она тут же улыбнулась. Ого, она его еще не променяла на кого-то другого и сидит одна! Она знает, что если Тарталья пропускает школу, значит либо он совершил суицид, либо его убили, либо он случайно умер — другого варианта не дано. Русский язык? Диктуют оценки по контрольному сочинению? Пф-ф-ф, считай, тихий час. Но судьба была неблагосклонна к нему сегодня, Кэйа тыкнул ему в спину: — Ты делал домашку? Бля-я-ять. Следующим уроком контрольная по биологии. Страшная женщина: не напишешь ей ее любимые таблицы, можешь смело похоронить себя. Благо, Тома прислал каждому фотографии для удобного списывания. — Чайльд, — окликнула женщина в стандартном рыночном наборе одежды училки на себе и очках с толстыми линзами, в них она больше была похожа лицом на лягушку, чем на человека, — Отличный русский! Иди поплачь. Два! Даже русский вниз полез. На аттестат ему давно наплевать, просто по-человечески не хотелось бы начинать день с двойного плохого комбо. Она не стала продолжать экзекуцию, переключившись на шум среднего ряда: — Я вижу, последние три парты сегодня веселые! Хотела бы я тоже получать такое счастье от ваших двоек, как вы! Тарталья мысленно плюнул в нее, продолжая писать таблицу. Первые двадцать пять минут было очень скучно, даже Люмин спала в секунды, когда моргала, а потом окончательно положила голову на руку, слегка размазывая прямую длинную стрелку по виску. Через пару минут на телефон пришло сообщение от неизвестного номера. Ага. Черная аватарка. Неизвестный: Есть время сегодня? Почувствовав толчок телефоном в плечо, девушка зашипела, но подняла голову. — Что за маньяк? — Тарталья опускает светлый экран на уровень ее глаз. Люмин тыкнула на аватарку, увеличила яркость, но так ничего и не увидела на ней, щелкнула языком из-за отсутствующего статуса, затем вынесла вердикт: — Не ебу. — и повернула голову в другую сторону, снова растекаясь по парте. Тарталья закатывает глаза и тыкает по клавиатуре: Вы: Картавый? Неизвестный: Сам ты картавый, челядь Ответ пришел незамедлительно. Карта-а-авый. Личность опознана. Тарталью морально убивает всплывший в памяти сон, поэтому он находит на другом конце класса самого Скарамуччу, который тоже смотрит на него и пальцем тыкает на свой Айфон, немым способом приказывая не отвлекаться. Сяо рядом медитирует на доску, поджав к себе ногу и поставив ее на стул. Тарталья уважал его, как никого другого. Человека никогда ничего не ебет на протяжении тех двух лет, что Чайльд его знает, но учится он прекрасно — на золотую медаль. А золотая медаль, судя по всему, говорит о наличии всех талантов вселенной: от строительства дома и телекинеза до разведения гепардов и дрессировки, чтобы они умели танцевать балет и одновременно петь хором. Иначе Тарталья не знал, как можно вообще умудриться получить ее. Вы: Свободен. А что? На свидание зовешь?) Неизвестный: Я звоню тебя к себе в дом Блядь Ты понял Вы: ТАК СРАЗУ? Хахахахап Неизвестный: Я умираю, какой же ты идиот. Ты идешь? Я потом все объясню. С моей стороны уже глупо показывать тебя им, но им такие нравятся «Им»? Люмин рядом, оказывается, подсматривала — стало ясно, когда она прыснула в кулак от смеха, мол, тебя знатно унизили и похвалили одновременно, бро, но Тарталья молча буравил взглядом переписку. Домой к Скарамучче? И кому он показывать Тарталью собрался, а главное зачем? Много вопросов, вместо решения которых он отправил сообщение. Вы: Ты сектант? Но оно осталось без ответа, но прочитанным. — Чайльд! — голос старой русички вырывает из «Следствие вели» в голове Тартальи. Она указывает пальцем на телефон в руках ученика. — Пересаживайся на первую парту, потому что ты паскуда! Люмин смотрит вслед другу такими глазами, будто провожает на войну, еще и драматично тянется рукой к идущему к ней спиной.

~~~

Тарталья в целом проживает свой обычный день рука об руку с Кэйей и Томой, пока Люмин бегает с девочками. Если с Томой они познакомились в шестом классе, когда он перешел из другой школы, то Альберих его преследует с детского сада, аж с той самой группы под названием «Солнышко». Поэтому ничуть не удивляется, когда Кэйа садится на диванчик начинает тыкать локтем в бок Дилюка, у которого явно начинает дергаться глаз, еще и предлагая все-таки подумать над тем, чтобы продать его девушку местной гопоте, а самому разбогатеть и каждый день пить вино в ванне с лепестками роз. Зачем ему эти отношения и женщины, нужно быть умнее. Причем все это происходило при самой Эоле. Кэйа фактически бессмертный, Тарталье забавно это признавать, но он сам такой же, только более рациональный. Они вдвоем буквально тараканы, что переживут даже ядерку, ведь из школы в восьмом классе не выкинули, значит теория верна. Эола только зло хмыкнула, отворачивая лицо. Кэйе пиздец, он утром тупо не проснется от десяти ножевых ранений. Она со своим парнем стоят друг друга и дополняют, как никто другой. Родственные души, разделенные не при рождении, но еще и разными классами. «Утонченные и нежненькие такие,» — говорила Люмин. «Бля, не подходи, это комбо один плюс один, убьет,» — смеялся Кэйа. " Чего ржешь, ты будешь дядей их детей, '' — перебивал Тома. Тогда Альберих замолчал. «Еб ты ж… Да у них дети будут стадом сторожевых немецких овчарок. Я к ним в дом ни ногой: они только своим присутствием температуру на несколько градусов понижают, а если они жить вместе будут, то в их квартире только жидкий азот сможет храниться». Кэйа умеет мастерски самостоятельно подставляться под горячую руку. О чем говорить, этот человек минимум пять лет не знал, что у него сломана пара ребер. Смотреть на разборки весело, а что совсем не весело — геометрия после высасывающей все жизненные силы истории.

~~~

Только спустя сорок пять минут вся школа одновременно вздохнула, Тарталья, потоптавшись в живой пробке и возможно наступив на пару человек (он извинился потом!), выполз на улицу с всем классом. Обернулся тогда, когда его кто-то схватил за предплечье и дергает на себя, останавливая: — Ничего не забыл? — хватка у Скарамуччи то что надо: выглядит он хрупко, но, как оказалось, это обман внешности. Неудивительно — он как никак мужчина, а не нежная девушка с тонкими ручками. — Да как забыть, — оборачивается через плечо и мурчит Тарталья. Тома с Кэйей, ровно как и Люмин, виснущая на руке второго, забавно выглядывают друг из-за друга с глазами по пять копеек и открытыми ртами. Через пару секунд гляделок с французом, Чайльд все же жмет всем руки и машет на прощание, удаляясь в совершенно другую сторону. — Ну, нас променяли. — Тома хмурит брови. — Очевидно. — кивает Люмин, складывая руки на груди. — Ну, ничего, — теперь Кэйа висел на однокласснице. — Люмин, золотце, иди ко мне и утешь меня! Я сейчас буду плакать!

~~~

Тарталье нужно забрать Тевкра из продленки и отдать сестре Тоне домой, чтобы та отправила малого на кружок. Что брат делал там, он не знал, он даже не помнит, сколько ему лет и в каком он классе, о чем говорить. Благо, француз был не против. — Ну так? Кому ты меня собрался показывать? — Мозги включи, очевидно, что родителям, — Скарамучча всплескивает руками, а потом заметно съеживается и затихает. — Обещай, что не будешь смеяться. — Я клоун, но не настолько, — серьезное выражение буквально исказило лицо Тартальи, ведь его не было видно давно. Скарамучча поднимает голову и ухмыляется. — Рад, что ты это признал. Они боятся, что я до сих пор не нашел здесь друзей, поэтому сыграй роль паиньки в обмен на обед, мама сегодня дома и все равно плохо знает языки, поэтому… — Я всегда в деле, — перебивает Тарталья, чтобы тот успокоился. Начальная школа сто двенадцать выглядит совсем не как место для детей, скорее старый наркологический диспансер, но внутри очень даже миленько: на стенах в коридоре детские рисунки с проектами и большие картинки мультяшных персонажей, но излюбленные зеленые стены всех государственных учреждений все еще давили на голову. Скарамучча не отходил не на шаг от Тартальи, пока тот не допрыгал до второго этажа и не открыл дверь нужного класса, посматривая, как спутник проходит следом и осматривает раздевалку, которая скорее играла роль маленького коридора до следующей открытой двери в класс. Тарталья прислонился плечом к косяку и, заглядывая внутрь, привлек внимание тихим стуком по дереву кулаком. Голубоглазый мальчик сразу подскочил с места и, забывая рюкзачок, понесся к брату. Благо, его через пару секунд принесла учительница. — Ну что-о-о, юный Ван Гог, — он тянет малого за перепачканную в краске щеку, но тот быстро выпутывается и бежит к своему шкафчику, — как день прошел? Женщина на вид лет тридцати начала распинаться о том, какой брат у Тартальи непоседливый, пока два похожих как две капли воды Чайльда пытаются застегнуть маленькую синюю куртку, случайно защемив младшему подбородок и в конце концов заставив его разбираться с проблемой самому. — Представьте, сегодня разбил тарелку и целовался с девочкой в коридоре. Поговорите с ним как-нибудь, любовь --- чувство прекрасное и покорно всем возрастам, но… Скарамучча рядом громко хмыкнул и тут же сделал вид, что закашлялся. — В общем, романтик у вас растет, — она мило улыбается, молодая же, ей в прикол эта ситуация. Только Тарталья открывает рот, как… — Мгм, весь в брата. Как не вовремя картавый социализироваться решил. Ладно, шутка засчитана. — Когда это я целовался в коридоре? — на самом деле было, но в девятом классе, а значит давно и неправда, эта девушка ушла из школы в следующем году. — Так я тебе и поверил, Ромео. Ты сегодня строил глазки буфетчице, — француз нахально улыбается, поднимая брови. Тевкр тем временем уже закинул на плечи рюкзак и заливисто рассмеялся, после чего на него обернулись все присутствующие. — А чего это мы без дела стоим? Тебе еще на рисование идти или куда там… — Я на футбол хожу, — поправляет мальчик. Чайльд-старший отмахивается, напоследок кивая учительнице, лишь обворожительно улыбается: — Почти одно и то же. — Погодите, — тихо слышится сзади. — А Вы иностранец? Скарамучча оборачивается, он, на удивление, кажется смущенным. — Да, француз. Женщина ахает, улыбаясь и стуча себе по лбу короткими пальцами без маникюра. — Вы так хорошо говорите, что я даже не сразу поняла. — Merci, — благородно кивает Скарамучча, хватает спутников под руки и газует куда-то в неизвестном направлении по школьному коридору. Только на улице он снова подает голос: — У меня юбилей. Тарталья выразительно выгибает бровь, отрывая взгляд от все еще перемазанного брата. В краске-то не он, чего ему волноваться, пусть крутится, как хочет. В следующий раз аккуратным будет. — пятьдесят раз мне сказали: «Так хорошо говоришь,» — в одной и той же формулировке предложения. На заднем фоне Тевкр начинает ныть, врезаясь боком в бедро брата. — Они реально все одинаково говорят? — Тарталья привык игнорировать детские истерики, поэтому сегодня Тевкр, в принципе как и всегда, идет на хуй, старший устал. — Клянусь, — отвечает Скарамучча, затем поворачивается к мальчику и немного пригинается. — Чего тебе, котенок? Тарталья моргает. Моргает еще раз. Затем выпадает из реальности. Он читал, что вежливость французов заключается еще и в постоянном использовании уменьшительно ласкательных обращений, но, вы не понимаете, Скарамучча — это абсолютно другая вселенная, в которой намешано этих менталитетов, будто грязи. — Тари не хочет делать мне вертолетик! — О, Теврк определенно умеет прикидываться ангельским ребенком. Голос француза изменился, словно по щелчку, на тот, который он за все два месяца даже при всем желании не мог услышать. А ему, оказывается, нужно было быть всего лишь ребенком! Это момент разве не должен быть архивирован? Тарталью толкают уже в другой бок, но локтем: — Эй, что такое вертолетик? — это звучало скорее не как вопрос, а приказ. Рыжий выдал ошибку в системе, поэтому отмирает не сразу: — Берешь за руки и крутишь вокруг себя. Скарамучча быстро смотрит по сторонам, находит глазами кучу осенних листьев на газоне внутри территории школы и ведет туда Тевкра за руку. Тарталья не замечает, как на его лице появляется широченная улыбка, когда француз действительно начинает крутиться на месте, крепко держа мелкого за руки, затем оступается и падает вместе с Тевкром на ту самую подушку безопасности из листьев, что сопровождается восхищенным визгом младшего. Будто Тарталья никогда и не крутил его так каждый день, даже немного обидно. Подходя ближе, Тарталья вытягивает руки, чтобы вытянуть обоих. Скарамучча улыбается, спрашивает у Тевкра на ломаном русском о его состоянии, а малой слишком занят собственным счастьем, чтобы ответить. На фетровое пальто француза приклеились маленькие засохшие листики клена, которые Тарталья стряхивает быстрым движением с плеча, чтобы не заострять на этом внимание, но Скарамучча отстраняется, обводя неопределенным взглядом одноклассника. Короткую дорогу до дома Тевкр полностью занял собой, запрягая Скарамуччу рассказами о его домашней черепашке, что сбежала год назад, о Антоне, который все время его дразнит, поток слов был настолько долгим и несвязным, что Скарамучча в какой-то момент, наверное, перестал понимать и просто кивал. Подъезд, десятый этаж, звонок — Тарталья считал секунды, чтобы запульнуть брата Тоне в руки и убежать восвояси навстречу приключениям. Пятница, он может идти на все четыре стороны при условии, что в субботу в десять часов утра будет в школе на очередной подготовке к экзаменам. Дверь открывает тринадцатилетняя Тоня, спрятавшая покрашенные в розовый волосы, ей за это уже прилетело неделю назад от мамы, в полотенце. Только вышла из душа, слава богу, что не позже. Тевкр нехотя отцепляется от запястья француза, а тот коротко и неожиданно целует мальчика в лоб. Тоня открывает рот, недоуменно глядя на всех подряд. Что-то Скарамучча расчувствовался, но малому явно понравилось. Поэтому Тарталья решает схватить одноклассника за плечи и улететь в открывшийся вовремя лифт, — пришла из школы соседская девчонка — напоследок крикнув: — Издержки производства! Что ляпнул, не понял, но имел ввиду национальность. Скарамуччу смущать смысла не было, он уже и так опомнился. Выйдя на улицу, Тарталья был готов падать на колени и целовать землю — рутина пройдена! Но он решил отделаться только протяжным: '' Свобода-а-а-а». — Твоя ручная блошка милая, — Скарамучча улыбнулся, поправляя рюкзак на плече и засовывая руки в карманы. Нет, Тарталья любил свою семью. Очень сильно. Но не по пятницам. — Что-то дети на «ваших» слишком хорошо влияют, — усмехается рыжий и встряхивает головой. — Ну что, куда едем? Скарамучча косится на одноклассника, все еще стоя около разрисованного подъезда, и прикрывает большие глаза. — Правильные вопросы задаешь.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.