Будни влюбленных призраков

Ранним утром Тейт и Вайолет стояли в обнимку посреди их комнаты, любуясь новой картиной, повешенной над изголовьем кровати. Обрамленная в незамысловатую деревянную раму, картина являла собой камерный портрет смотрящего на нее кареглазого юноши – тот самый портрет, над которым девушка начала трудиться еще в январе. Изначально работа должна была стать подарком Тейту на день рождения, но Вайолет, после всех своих стараний, приняла решение отсрочить презент до получения более приемлемого результата. Ибо в мартовский день «Икс», смотря на свою мазню, ужаснулась от одной только мысли, что это станет частью интерьера спальни. – Все-таки я рада, – сказала Вайолет, – что пересилила себя и не поторопилась вручить тебе картину. Дополнительные семь с половиной месяцев кропотливого труда принесли свои плоды. Конечно, Констанс я изрядно потрепала нервы с просьбами принести мне материалы для рисования, в последний раз – это было в августе – она психанула и подогнала мне необходимое барахло лет на десять вперед, лишь бы в этом вопросе я от нее отвязалась. Пусть и не успела к твоему дню рождения – а до следующего ждать ну о-о-очень не хочется, – но… – А как по мне, так это даже лучше, что твой выбор, в конечном счете, пал на Хэллоуин, – заметил Тейт. – Ты ведь знаешь: для нас – может, не всех нас, но тебя и меня уж точно – дни рождения давно ни хрена не значат. Мы все равно мертвы, и отыграть очередной «Хэппи-бёздэй-ту-ю» – скорее дело привычки и желание скрасить бесконечный цикл унылых однообразных будней. А вот Хэллоуин – другое дело. Он же, если уж на то пошло, изначально для таких как мы с тобой. То есть для мертвых. Я и при жизни в какой-то степени любил этот праздник… – Я тоже. – А теперь он для меня… для нас с тобой… едва ли ни единственная ежегодная отдушина, когда совсем ненадолго мы можем позволить себе снова быть на равных – ну, или почти на равных – с живыми. Девушка хитро улыбнулась: – Я бы даже сказала, с некоторыми привилегиями перед ними. Юноша ответно улыбнулся. – О-оу, – сверкнула глазами Вай. – У тебя какие-то особые планы на сегодня? – Не то чтобы я скучаю по школе… но мне всегда хотелось похулиганить в этот праздник, постебаться над тупыми преподами или безмозглыми задирами. Когда был живым, мне не хватало духу для этого. А теперь… что терять? – В девяносто четвертом ты знатно похулиганил, – напомнила ему девушка с нотками тревоги в голосе. – Ага. – Тейт на секунду помрачнел и тут же приободрился. – Не переживай, ничего подобно сегодня не выкину. Теперь-то смысла в этом нет. – А тогда, в девяносто четвертом, разве был? Блондин призадумался. – Был, – кивнул он. – Может быть, извращенный немного, но был. Уверен, в последующие годы отморозки в той школе стали чуточку осторожнее. Снова переведя взгляды на портрет, парочка притихла. Желая перевести тему в другое, более комфортное для себя русло, Вайолет произнесла: – Все-таки далековато мне еще до участия в художественных выставках, даже самых задрипанных. – Брехня. Покажи себя – и за тебя еще поборются. Усмехнувшись, девушка положила голову Тейту на плечо. – Удачи тебе сегодня, чем бы ты в школе ни занялся. Двумя часами позднее Тейт вошел в главный холл Старшей школы Вестфилда – той самой школы, примерно четверть века назад которую окончил ногами вперед, прихватив с собой пятнадцать подростков. Еще во дворе ему стало дурно – так волной накатили переживания и воспоминания прошлого. В последний момент он хотел было дать задний ход, развернуться и уйти домой, но мысль о том, что для живых он теперь невидим – по крайней мере, пока сам того желает, – да и вреда ему никто, даже самые отмороженные, причинить не сможет, вернуло прежнюю уверенность. «А если тем пятерым придуркам, которые докопались до меня на пляже с десяток лет назад, тоже взбрендило в их дырявые – ха-ха! – головы в канун хэллоуина вернуться сюда? Что будет, если мы пересечемся? Они же сломают весь прикол! Черт!» Все-таки для некоторых возвращение в стены школы спустя годы сродни рассечению и обливанию кипятком старых шрамов. Как бы то ни было, Лэнгдон, оставаясь скрытым от глаз живых, медленно вышагивал по коридорам, инстинктивно огибая идущих навстречу, разукрашенных под стать празднику, с неподдельным интересом осматривая всё и вся вокруг. Вайолет подсказала ему заблаговременно ознакомиться с интерьером учебного заведения по фотографиям в интернете, чтобы, чего доброго, после пересечения главного входа он не впал в ступор и не выглядел – если вдруг будет необходимость показаться людям – как болван. «Если уж внутри этого дома всё неоднократно поменялось за столько лет, – говорила она, – то представь, каким изменениям подверглось муниципальное учреждение, рассчитанное на обслуживание полутора-двух тысяч засранцев ежегодно. Не знаю, как ты, а я бы почувствовала себя каким-нибудь Графом Тибо». С реализацией задуманной маленькой шалости Тейт не торопился. Предварительно ознакомившись с расписанием занятий и перерывов, он вошел в здание перед началом четвертого урока, ближе к половине одиннадцатого, и закончил соло-экскурсию через пять минут после окончания ланча, в 11:55. На то, чтобы обогнуть все коридоры, заглянуть в некоторые классы, столовую, спортзал (где он шутки ради, все еще оставаясь незримым, пару раз выбил баскетбольный мяч из рук какого-то самодовольного болвана, тем самым выставив его на всеобщее посмешище и заставив трусливо улизнуть в раздевалку) и директорскую (там длинноволосая полная негритянка усердно работала – поедала пончик и пила то ли кофе, то ли чай, пристально смотря в монитор), у него ушло менее часа. Дольше же всего он пробыл в библиотеке – впрочем, и в период учебы, в свободное от уроков время он отдавал наибольшее предпочтение именно этому уголку школы. Разумеется, без перестановки мебели и некоторых косметических улучшений не обошлось и здесь, да и полки шкафов определенно пополнились десятками и сотнями новых книг. Но в целом это была все та же старая добрая библиотека: воздух пропитан ароматом старой бумаги, древесины и по́том неотесанных тинейджеров, часть которых суетилась по залу в поисках чего-то нужного или просто интересного, часть – ссутулившись, сидела за массивными столами. В разделе парапсихологии и эзотерики, наблюдая за двумя старшеклассницами, пальцами водящих по корешкам книг – вероятно, выискивающих что-то конкретное, – Тейт намеренно свалил на пол, прямо им под ноги, парочку трудов про потустороннее. Девушки замерли, переглянулись. Призрак скинул на пол еще одну книгу. До чего же весело было смотреть, с каким испугом они вылетели из зала! В уголке с трудами о естественных науках Лэнгдон с тоской уставился на книги о птицах. Одну из них, «Птицы Америки» Джеймса Одюбона, он брал на дом еще при жизни, а многим позднее ее же одолжила Вайолет. Сейчас он этой книги здесь почему-то не видел: то ли Вай так и не вернула ее и куда-то запрятала (чтобы в дальнейшем избегать беспокойных воспоминаний?), то ли администрация от нее избавилась. А может, она попросту у другого ученика. Прозвучал звонок – оповещение об окончании ланча и начале пятого урока. Спустя пять минут Тейт стоял напротив кабинета школьного психолога. Здесь-то и начнется забава. Кара Сиколелла – так зовут школьного психолога, чуть смугловатую женщину лет сорока с виду, черноволосую, со стрижкой каре, открывающей средней высоты прямой лоб; губы подведены матовой помадой естественного, не броского оттенка. Одета она в черный твидовый пиджак, под ним – белая блузка, на ногах – строгие черные же брюки и туфли-лодочки. Оторвавшись от бумажек и отложив шариковую ручку, она вежливо поприветствовала вошедшего ученика, окинув его взглядом с ног до головы. Жестом предложила сесть напротив. Заняв свое место – так, что теперь их разделял только стол, – он немного поелозил на стуле, стараясь принять наиболее удобную позу. Некоторое время они молча, с натянутыми улыбками, смотрели друг на друга, причем Кара все время переводила взгляд с его глаз на накрашенные черной помадой (дело рук Вайолет) губы и обратно. Наконец попросила представиться и рассказать о том, что его беспокоит. – Теодор Эпплуайт, – сказал блондин, разодетый во все черное. – Я здесь новенький, учусь в одиннадцатом. Миссис Карен позволила мне пропустить занятие. – Держа руки на животе, сцепил пальцы в замок, немного помолчал. Нахмурился. – У нас проблемы. Серьезные. В смысле, у всех нас. Боюсь, сегодня многие пострадают. Женщина напряглась всем телом, склонилась над столом, подобно Тейту сложив пальцы замком, только поверх столешницы. – Тебе кто-то угрожает? Тебя шантажируют? Криво усмехнувшись, юноша проигнорировал вопросы и задал встречный: – Вы верите в бога? Склонив голову набок, Кара затараторила: – Мои родители – верующие католики. Они посещали храм Святой троицы почти всю мою сознательную жизнь, до самой своей глубокой старости и всегда были счастливы – и в браке, и в жизни в целом. Я уважаю религиозный выбор кого бы то ни было, если только речь не о том или ином специфическом учении, подвергающем саморазрушению его последователей и опасности всех и всё окружающее. Тейт кивнул. – Я – бог. Следуя современным тенденциям, я мог бы заявить: как полноправный гражданин своей страны, неотъемлемое звено нашего свободного от предрассудков общества, я имею полное право на идентификацию себя как высшего существа, стоящего над всем живым. Но правда в том, что я лишь временно существую в личине простого смертного. И все же я – бог. Вы верите в мое существование, видите меня? Понимая, к чему он клонит, женщина, сдерживая ухмылку, снова выпрямилась в кресле. Она также понимала, что с этим учеником – вероятно, жертвой злокачественного нарциссизма, скорее всего, очередным избалованным богатенькими родителями-деспотами – следует держать ухо востро и язык за зубами. «Болтовня тут будет бессильна, – размышляла она. – Такого только пичкать пилюлями. Даже если он всего-навсего придуряется». – Если ты желаешь, чтобы тебя услышали – и всегда слышали – сверстники и взрослые, мы можем поработать над этим. Для этого тебе придется быть со мной откровенным, быть с собой откровенным. И не язвить. – Пауза. Кара прикидывала, с чего начать. – Ты, должно быть, увлекаешься неформальными течениями? У тебя есть друзья, разделяющие твои интересы? Может, среди вас есть… м-м-м… главный, как бы предводитель? – Думаете, я состою в какой-то секте? Бессмысленно! Я могу быть лишь ядром, обрастающим последователями. – Тейт вздохнул. – В любом случае, все это – херня. Я пытаюсь сказать вот что: боги постоянно жаждут крови. И сегодня она может пролиться. Прямо здесь, в этой школе. Как пролилась в девяносто четвертом. Все повторится. – Он отметил, как остекленел взгляд женщины, как она в напряжении стиснула зубы. Именно на это он и рассчитывал. – Знаете ведь о том случае массовой бойни, в которой погибли пятнадцать человек? – Приподнялся, склонился над столешницей и зловеще прошептал: – Так вот, сегодня может погибнуть еще больше людей. Плюхнулся обратно, замолчал. – Твои слова я воспринимаю как прямую угрозу моей жизни и жизни других, поэтому имею право прямо сейчас вызвать охрану и позвонить в полицию. Ты осознаешь это? – Валяйте! – махнул юноша рукой. – Повяжут меня – придут другие. Не завтра, так через неделю или месяц, когда вы все снова расслабитесь. – Так, значит, ты все-таки не один? – Повторюсь: я – ядро, обрастающее последователями. – Он выставил указательный палец. – Но это не важно. Я дам вам шанс не позволить случиться кошмару. Да, боги кровожадны и голодны, но они могут подождать, как-никак их жизни не ограничены временем. – И что мне нужно сделать? Прочистив горло, Лэнгдон медленно обвел взглядом уютный кабинет, обставленный книгами, папками с личными делами учеников, какими-то чудными приборами, куклами, доской с магнитами в форме букв и цифр. Опять проигнорировав вопрос, он продолжил: – Помните о массовом убийстве в школе «Колумбайн», произошедшем в апреле девяносто девятого? Да помните, разумеется. А знали ли вы, что Харрис и Клиболд на самом деле были последователями Тейта Лэнгдона? Подумайте сами: как много сходств в их образах и действиях! Вся слава, правда, досталась этим двоим придуркам. Массовые расстрелы в учебных заведениях вообще происходили еще задолго до их рождения, но именно Эрик и Дилан возвели этот формат террора в Абсолют. Для них нападение на школу стало грандиозным спектаклем, к которому они готовились месяцами и годами. Так эпичнейше сыграли – и сколько возникших в честь них фан-клубов по всему миру! «Колумбайн» стал именем нарицательным, теперь им окрещивают любое побоище в школах. Если бы Тейт Лэнгдон в девяносто четвертом действовал не спонтанно, а как следует подготовившись, то как знать – может, землю огибало бы цунами не «Колумбайн», а «Вестфилд». – Как это все связано с упомянутым тобой шансом? – Я хочу вернуть заслуженную славу нашей школе. Чтобы отныне весь мир говорил о «Вестфилде» каждый раз, когда какой-нибудь задрот заходит в здание того или иного учебного заведения со стволом за поясом, пазухой или в жопе – не суть. Но вы можете остановить меня и моих последователей. – Он выждал немного, чтобы женщина надлежащим образом переварила услышанное. – Вы не станете вызывать ни копов, ни охрану. Не побежите жаловаться директору и не будете звонить моим родителям. Вам необходимо действовать самостоятельно, положившись исключительно на собственные силы. Никаких других педагогов, подруг и уборщиц. Понимаете меня? Не моргая смотря в глаза диктатора-молокососа, не скрывая раздражения в голосе, Кара отчеканила: – Понимаю. – Замечательно. – Тейт состроил довольную гримасу. – Итак, у вас есть шанс не только спасти эн-ное количество жизней, но и выполнить непосредственно свою работу, то есть оказать мне психологическую помощь. Для этого вам всего-навсего потребуется найти мой шкафчик, открыть его, вытряхнуть из него все стволы, которые я притащил – их немного, всего пять единиц, – и закрыть шкафчик. Все это сделаете до начала второго ланча, времени у вас будет предостаточно. Когда я позже открою шкафчик, в нем не должно остаться ни одной пушки. Учтите: в углублении шкафчика я установил камеру, по записи с которой проверю, в одиночку вы выполняли мои указания и присутствовали ли вообще там. И не думайте, что вам сойдет с рук, если камера будет повреждена или украдена. В шесть часов в дверь вашего дома позвонит высокий мужчина средних лет, которому вы передадите пакет с оружием. Не бойтесь, он и пальцем не тронет ни вас, ни вашу семью. Просто молча отдадите ему пакет – и на этом всё. – Как я, по-твоему, найду и открою твой шкафчик, если для этого мне, вероятно, придется открыть десятки их, чтобы найти нужный, а за мной в это время будет следить охрана через камеры видеонаблюдения? Как ты, черт возьми, себе это представляешь? Ударив кулаками по столу, блондин прокричал: – Твои проблемы, мать твою! Черт! – Он сделал глубокий вдох и понизил голос. – Придумай что-нибудь. Можешь сказать, например, что мне стало плохо, мои таблетки лежат в шкафчике, а от испуга и в спешке ты забыла спросить меня, в каком именно. – Хорошо, допустим. Но скажи мне: в чем же будет заключаться моя профессиональная помощь? Откинувшись на спинку стула, «Теодор» старался сгенерировать как можно более правдоподобный ответ. И через несколько секунд произнес: – Вы поможете мне удержаться на поверхности, не свалиться в бездонную пропасть, выходом из которой для меня станет разве что апокалипсис. Кстати, – он указал за спину Кары, – что это у вас там? Женщина развернулась в кресле и уставилась в стену. Осмотрела каждый сантиметр, но не могла понять, что имел в виду этот больной на голову подросток. А когда повернулась обратно, его и след простыл.

***

Вернувшись домой, Тейт с нетерпением поведал Вайолет о диалоге со школьным психологом, и они вдоволь насмеялись. Хотя на какое-то мгновение девушке стало немного жаль женщину, но сочувствие быстро сошло на нет, когда она вспомнила недавнюю новость: из-за возмутительного непрофессионализма школьного психолога один подросток наложил на себя руки. Вечером они, присоединившись к Трою и Брайану, запугивали прохожих, а ближе к полуночи, уединившись в комнате, посмотрели старые добрые «Семейку Аддамс» от Барри Зонненфельда и «Что случилось с Бэби Джейн?». Этот Хэллоуин удался на славу.