Сквозь густую заросшую чащу леса, сминая под большими волосатыми клешнями влажные кусты травы, неслось, сквозь мрак, звероподобное гремучее существо. В свете луны на теле животного отблескивала грязная скомканная шерсть, затрудняя его движения. Рассекая пучину хвойных деревьев, у существа была лишь одна важная цель. Этой цели он добьётся, даже если на его пути встанет сама смерть. Громоздкий вой озвучивал все пространство. Несчастные звуки животного, убегающего или преследующего, были ужасно жалобны, звучали скудно и грустно. Сердце разрывалось и рыдало у тех, кому удалось запечатлеть этот печальный вой. Вой обреченного волка.
***
— Эй, Джонни! — горланит охрипший от нескончаемых пьянок мужичек, лет за тридцать. Одет он бедно, лоскуты обрамлены дырками, а на правом башмаке красуется плешь. Видно, прожёг сигарами по пьяни. Чистотой не блещет его вид, а вот запашек чувствуется очень. — Не буянь, всех отдыхающих разгонишь! — кричит ему хозяин той таверны, куда решил наведаться местный забулдыга Берти. У него ж стукнула получка, которую он уже успел пропить. — Да я твой постоянный клиент, Джонни. Будешь ворчать, останешься без своих любимых денежек. — мерзко хихикает пьяница Берти, усаживаясь на высокий барный стул, который умирающе скрипит под ним. — Чего ты хотел, Берт? Или у тебя появились деньги? Ты ж уже всё своё дойденное пропил. Не припомню, чтоб у тебя были богатые родственнички. — Нет, морж толстый, нету у меня ни пенни. — с досадой выдыхает седоусый Берти, — Хотел я спросить, о чем все наши языком молотят? То тут, то там о приезжих чего-то зубы чешут. — А, ты про семейку? — отставив пивной башмак, Джон зажимает зажженную сигару меж зубов и посредственно закуривает, будто родился прям с ней. — Вроде про них, а чего за семья? — интересуется усач, пододвигаясь ближе, готовясь греть морщинистые уши. — А ты не знаешь? — искренне удивляется хозяин и глубоко затягивается, выдыхая грузные клубы дыма. — Да заезжают по дороге каждый год эти. Сестра и брат, известные, вроде как. Останавливаются всегда у Старухи Юнь в постоялом доме. Помогают ей там, даже денег потом отваливают сполна. — Чем они так известны то? — Да кто ж их знает? У нас их прозвали "Гензель и Гретель" – как в старой страшилке про сахарный дом и ведьму, помнишь такое? – потушив сигару о край стакана, продолжает рассказывать. — Сказка о двух детишках, которых нищие родители, отправили прямо на верную смерть, в гремучий хищный лес. Там молодые забрели в сладкую хлебную избушку, где обитала ведьма. Пожелала она их съесть до косточек, но дети оказались умнее и проворнее старой карги, и сожгли ее в собственной печи. Потом вернулись благополучно домой. — со звонким стуком поставив пивную кружку на деревянную стойку, закончил хозяин. У трясущегося старого Берти поджались пальцы на ногах, а усы стали жирными от сального пота. — Чего это ты меня сказками кормишь, а? Старый морж! — завозмущался пьяница, подскочив как на шиле с высокого стула. — Ох, Берти-Берти, вот и ты пропил мозги. — посмеялся над ним Джон, наливая новому постояльцу сидр. — Ничего я не пропил! Вместо ехидства скажи лучше, чего их так кличут, ведьм-то не бывает? — не смог не спросить седоусый Берти. — Ведьм может и нет, а вот кто-то явно существует. Как-то захаживали сюда. Два красивших человека назвались охотниками, заказали выпивки. Одежка на них было из добротной ткани, а на спинах висели дорогие ружья, которые я , и уж тем более ты, себе позволить никогда не смогли бы. Молча сидели, пока их донимали Джер и Винс. Лезли к ним до того момента, коль мальчишка не достал револьвер из задней кобуры и не положил на стол, и оружие это, клянусь, дороже чем вся моя забегаловка. Серебра в нем больше, чем в моих зубах в двадцать раз. На перекур когда выходил, успел подцепить момент и спросил их: — Почему вас называют Гензель и Гретель, неужели ведьмы в наших краях водятся? Не верю я, всю жизнь в лесу провел. — поинтересовался тогда я, на что мальчишка мне ответил. — Раз всю жизнь ты там провел, почему спрашиваешь? Сам должен был давно заметить. Лучше я тебя спрошу, раз ты такой знаток. Точно ли нечисть все выдумки, как считаешь? — но когда я просил рассказать мне, он лишь дал совет. — На охоту иди только в солнечные дни, а если сунешься в лес по тьме, чего я тебе не советую, услышишь треск ветвей или увидишь желтых, словно луна в затмении глаз, то беги что есть сил из этого поганого леса и никогда не возвращайся, иначе умрешь ты не так, как хотелось бы, а в муках и крови. Клянусь своей седой головой, что он явно видел мир, который никогда я надеюсь не увидеть. — так и закончил хозяин таверны, закуривая новую сигару, стирая с усов капли нервного пота. — Да ну тебя, тоже мне. Не верю ни единому твоему слову. Еще говоришь, что в нашу деревеньку заезжали. Да кому ты чешешь? В нашу-то? Да моя сестра Лэнси, городская которая, и то... — на этом Берти и закончил лебезить, как его другие отдыхающие начали перебивать, шепчась и что-то бурно обсуждая. Под склизкий дождь и громыхающую в вечернем небе грозу, отворилась скрипучая толстая дверь помещения, впуская тугой влажный воздух, а с тем и двух людей. Тяжёлая аура расползлась по усатым мужчинам и пышногрудым женщинам. Головы наблюдателей вжались в их же плечи, но они продолжали смотреть. Выглядели прибывшие, как великие палачи Франции, как войны смерти, несущие разруху и боль. На плечах их были дорогостоящие черные плащи, будто огромным вороньим крыльям, рассекающими ветер в полёте. На груди сияли знамёна из серебра, размером с ладонь на которых был выгравирован волк, взвывающий на полную большую луну. Первой, кто ступил в таверну, оказалась девушка необузданной внешности. Руки ее были длинные и аккуратные, а талия тонка, как росток нежного пшена, но, несмотря на хрупкость, крепка она была, словно гремучее древо, готовое смести своими раскидистыми ветвями каждого, кто к нему приблизиться. Ее каштановые волосы завивались от влажности и блеском сияли, словно драгоценные софиты. Карие глаза пробирали каждого до мурашек на затылке. Следом за ней зашел высокий молодой человек. Аура, словно у дикого животного на грани жизни и смерти. Он, будто стена, оберегал ее от лишних не то чтобы прикосновений, а даже взглядов. Грудь его широка, как щит, а спина, как у бурого медведя. Несмотря на его силу, утонченности в нем было больше, чем в девушке. — В болото и черти лезут, не к добру это… — сзади послышался напряженный голос Джона. Все взгляды были нацелены на чуждых для таких мест людей. Брат с сестрой спокойно вошли в бар и уселись за единственные свободные места - у бара, прямо рядом с покрывшимся холодным потом Берти. — Сколько лет, сколько зим! С чем прибыли? — радушно приветствовал их Джон, стараясь выведать что-нибудь полезное. — Здравствую, светлого пива, будь добр. — кивнул ему гость, кладя на стол несколько золотых монет, превышающих сумму за прошеный напиток. — Ну что ты, я же не бедняк. — бархатисто посмеялся хозяин и сию же секунду перед постояльцами стояли две кружки, заполненные до краев. — Благодарю. — кивнула на него девушка, беря в хрупкие длинные пальцы кружку, опрокинув в себя половину налитого, стирая с губ пенку. — Всегда рад налить. — В лес ближайшие два месяца вообще не ходить, если не заедем на обратном, забудьте об охоте и по ночам не гуляйте. — тихо произнес парень хозяину, допивая остатки пива, и молча кивнув начал покидать таверну. Напряжение в баре сползает в ту же минуту, как за гостями захлопывается деревянная створка двери, пока они медленно растворяются в вечерней темноте. Джон незаметно пускает слушок в баре, донося информацию от молодого охотника. После слов хозяина, бар все громче начинает заполнять гомон шепота и говорения, значит, скоро весть дойдет до всей деревни. Оно и к лучшему. Вытерев на собственном затылке опрелость, забытый всеми Берти собирает свои пожитки, а точнее, старую дубленку с дырками и, кивнув хозяину, покидает таверну, спеша домой, пока гроза не разошлась сильнее, и его не постиг рок нечисти, которую пришлось повидать этим юным охотникам в глухих лесах.***
— Нормально? — спрашивает Сынмин, подавая сестре почищенное им ружье. Оставив свою записную книжку, девушка подошла, чтобы оценить проделанную братом работу. — Да тебе еще топать и топать до моего уровня. — несерьезно подразнила Рури, помогая закончить с прочисткой и сборкой. — Сама знаешь, я с ними не дружу. И как-то не хочется. Единственное чем я пользуюсь – это Револьвер, но его сборка и чистка, это что-то увлекательно. Просто из настырности захотелось научиться. Большие ружья у меня такого ажиотажа не вызывают. — отвечает Сынмин, попутно снимая с вешалки колчан с парой-тройкой стрел, и принимаясь заполнять его новыми. — Не зевай, у нас охота. С такой сборкой мы останемся без голов. ― машет сквозь его взгляд Рури, пихая ему в руки лук и пачку новых самодельных патронов для прекрасного серебряного револьвера, покоящегося у него в заднем ремешке портупеи. Нахмурившись, Сынмин принялся запихивать в патронаж пахнущие душистым цветком капсулы, и проверять целость крюков арбалета, спусковых зацепов, и не нужно ли остаться еще на несколько дней, чиня снаряжение. Несмотря на то, что сроки уже поджимают, лучше убедиться, что ты держишь в руках исправное оружие, которое не может в любой момент тебя подвести. Но все оказалось хорошо. Удостоверившись в своей полной готовности, Сынмин обратил свой взор на действия старшей сестры. Та точила клинки. Они, на самом деле, не раз спасали им жизнь. Поучиться ими владеть пришлось конечно, но оно того стоило, патроны не вечные, а клинки можно добежать и достать, стрелу с таким же успехом из коры дерева не вытащить. — Иди сюда, нужно подумать, куда дальше следовать. — сложив все в походную сумку, девушка облокотилась руками на скрипучий стол, подзывая брата. Убирая лук себе за спину, прямо к стрелам, Сынмин подошел к старому кривому столу, осматривая карты, над которыми стояла Рури. — Смотри, — показала она пальцем на неумело накаляканную ей же самой схему. — Я думаю, мы уже очень близко. По картам, как и думали, он будет в округе около Дешута. Тут есть несколько небольших поселений, но, про разбой или что-то такое мы вообще не слышали, пока проезжали. Может он отшельник? — Думаю, он близко к нам, но дело не в этом. Сомневаюсь, что даже если он отрешен от общей деревни, не станет мародерствовать. Мы ведь ищем щенка. Он в самой фазе рассвета. Все молодые волки едят что подряд и кого подряд, а этот сидит ниже травы, тише воды. Какая причина? — хмурился Сынмин, выпрямляя спину и разводя плечами. — Может еще не пробудился? Это поздно для волка. По нашим предположениям ему девятнадцать-двадцать человеческих, а пробуждаются волки сам знаешь, в крайнем случае в шестнадцать. Какова вероятность Темного? — на молодом лице Рури промелькнула незаметная тень страха, но Сынмин слишком хорошо знает сестру, чтобы думать, что ему показалось. — Последний раз, когда мы ловили Темного, он сделал тебя калекой, в этот раз мы собрались лучше, потому что знали, но сам факт до сих пор не укладывается. Мы же полностью понимали, на что идем в этот раз. Это твари с каждым годом все сильнее и сильнее, и это учитывая их возраст. — взгляд Сынмина сделался сложным, пока он теребил края бумажной карты. — Но верить не хочется. Надеясь на очередного обычного щенка, мы оттягиваем время, не больше. — Ты так говоришь, будто это не единственное, чем мы должны и обязаны клану, — поник Сынмин, рисуя карандашом полумесяцы на лежащем листочке. — Полнолуние уже послезавтра, нужно ускориться. Работа охотников обязывала их знать точное лунное расписание календаря. Уязвимость ликантропов в полнолуние становится ощутимее и их возможно поймать. — Мы готовы, самое главное успеть за эти два дня, иначе можно прощаться с званием старших охотников. Мы пойдем в последнюю деревню, она осталась одна. Если он не здесь, значит, придется ждать следующего сезона. А теперь, выдвигаемся, — просипела девушка. — Прощай, моя кроватка, да здравствует мошкара и волдыри. Выйдя на постоялый двор и поблагодарив принимающую их из года в год, радушную женщину, молодые люди сразу направились в сторону сельской дороги, дальше по направлению в густой лес.***
— Почему бегать своим ходом за волками легче, чем идти по лесу пешком весь день? — открывая консервы ножом и отпивая оттуда сочащийся сок от тушеной смеси мясного продукта, промычав от удовольствия, Рури принялась уплетать ужин за обе щеки, умудряясь ногами стягивать черные ботинки. — Откуда вообще пошла весть о Темных? Наставник еще в детстве нам рассказывал это как сказку, а сейчас, спустя пятнадцать лет мы идем по следу. — Не знаю, но слышала много раз, как Темных называют порождениями ночи, потому что, ты и сам видел, их шерсть сливается с чернотой. Они настолько заполнены гнилью, что их не видно в темноте. Могу рассказать один слушок с востока. Помнишь Камалу и Индилу? Они решили переехать ближе к родине, и недавно с ними списывался Китон. Они рассказали ему, а он мне, что на востоке сейчас переполох среди охотников. Там прям по календарю, четко, появился Темный, и его успешно завалили, но когда, перед смертью, он вернулся в свою человеческую форму, на руках у здоровых охотников лежал не огромный хищник, а маленький мальчик. — Рури перевела дух, ставя пустую банку консервы на траву, и продолжила рассказывать. — За весь период охоты я видела только тех Темных, которые были сами по себе ужасны. Почему-то судьба выбирала именно обреченных людей, но может, как думаешь?…Может быть, что есть те, которые стали жертвой всего этого. Честно ли их убивать в таком случае, или это все просто…не знаю? Сверххищники, поедающие сородичей. Огромные волки, которые могут своим ударом выкорчевать корни деревьев, а мне их жалко. — Я тоже думал. Мне всегда казалось, что все не так просто. Может, есть кто-то, кто противиться своей природе? Может мы просто живем не той целью? — закатил глаза Сынмин, тяжело вздыхая. — Я устал думать о том, когда меня убьют, или когда убью я. Почему именно мы ввязались в эту историю с охотниками и волками? Почему именно мы и наши родители? — Если бы я знала, мы бы так не жили, — поднявшись, Рури подтянулась и направилась к разложенному шатру. — Долго не сиди, нам рано вставать. Сынмин тихо сидел под мерцающими на небе маленькими звездами, с потухшим и дымящимся костром рядом, пока глаза не начали слипаться. Он бы хотел быть где-нибудь в другом месте сейчас, где-то, где нет жестокости и крови, но почему столкнувшись с ней однажды, она не отпускает? Крепко держит рядом с собой. Это закаляет или делает человека сумасшедшим? Все его знакомые охотники мстят и живут ради своих любимых, которых убили ликантропы, либо просто находят в убийствах смысл жизни. Почему волки – нелюди. Неужели у них не было своих целей и желаний, своих любимых и близких. Разве у этого мальчика не было мамы или отца, которые были рядом с ним, когда ему было больно. Темные волки эти убийцы, или жертвы, которых заставили жить ради себя и делать то, что хочется? Но так думать тоже сложно, ведь они убивали ни в чем неповинных детей. Но ведь десятилетний мальчик, ставший волком, тоже ребенок, и тоже ни в чем не виноват. Почему Сынмин так хочет их жалеть и думать, что это лишь массовое помутнение рассудка, и никто никого не хочет порвать? От таких мыслей голова налилась болью и загудела, но остановить поток мыслей перестало быть возможным, поэтому он остаток ночи проворочался в полудреме, и снилось ему то, что снится постоянно. Как он угождает в лапы огромного черного волка, который кусает его, пока из глаз животного текут мягкие слезы по черной шерсти, а его янтарные глаза посылают мольбы.***
Сынмин разлепил сухие красные глаза, тут же зажмурившись обратно из-за яркого света, проникающего сквозь шатровую ткань. Надо было подниматься, но не хотелось совершенно. Всю ночь он плохо спал, то ныряя в сон, то выныривая из него. Вчера, после разговора с сестрой, он почти не притронулся к еде, поэтому есть хотелось так же, как и спать. Кое-как, обогнув спящую, словно медведь, Рури, у которой изо рта подозрительно вытекала слюнка, парень принялся одеваться в части черного кожаного костюма, ночью в котором невозможно спать. Пару раз перепутав ботинки, и надев левую перчатку на правую руку и никак не понимая, что не так, Сынмин, наконец, вышел под хмурое небо, осматривая, его на нахождение Солнца, которое его разбудило, после чего скрылось под густыми облаками. Потолок обволокло грозовое предупреждение, что Сынмину сразу не понравилось. Теперь нужно молиться, чтобы какое-нибудь бедствие не постигло их, ведь в дни у полнолуния, в районах, где находятся Темные волки, очень часто случаются какие-то грозы, штормы и прочие коллапсы. Сынмин много об этом раздумывал, о биологической природе волков и ликантропов. Он состоял в специальной организации по охоте на них, в которой еще с раннего детства его учили не жалеть, не боятся, даже если сердце уже еле бьется, продолжать сражаться, ведь иначе страшный хищник убьет маленьких ни в чем неповинных детей, или их родителей, разрушая все на своем жестоком пути. Повзрослев, конечно, Сынмин понял, что это безжалостная теория и всему есть человеческий фактор, но навязанные в детстве травмированному ребенку мысли и сути оставили свой отпечаток. Сейчас Сынмин получает задание на расстояние, по письмам и гонцами. В сам клан он не наведывался уже лет пять, если не больше. Видение их с Рури там не приветствуют, потому что гуманизм не в их приоритете. Они очень любят манипулировать на том, сколько несчастный случай забрал у ребенка. Что волки жуткие и ужасные животные, которые могут лишь убивать и да, в основном Сынмин с этим согласен, хоть и очень не хочет верить в это полностью. Больнее всего давалось именно то, как наставники и старшие охотники любили вырывать всю боль из сердца ребенка и переворачивать ее в ненависть. Такой способ удобно делает из детей солдат. Поэтому они с Рури стремятся стать старшими охотниками, ведь только старшие вправе освободиться от обязанности убивать и охотится после посвящения. После утренних раздумий, приводя себя в порядок, Сынмин вообще не представлял чем заняться. Рури из спячки выгонять не вариант, ее пушечным выстрелом не поднимешь. Особо долго не думая, охотник решает прогуляться по лесу, может, найдет грибов, ягод или живность. Взяв с собой небольшую походную сумку, и закрепив за спиной лук и стрелы, Сынмин отправился в чащу, обступая большие цветущие кусты, и отодвигая приросшие друг к другу ветки деревьев. Сидящая на деревьях птица эхом поет, пропуская через Сынмина энергию тихого леса и успокаивая его после бессонной ночи. Хорошо, что солнце скрылось за облаками, иначе он бы давно вспотел и вернулся обратно, лежать в теньке. Добравшись до более мелкорослой травы, Сынмин закинул оружие для сорняков обратно и принялся разглядывать, в какую сторону он шел, и сколько это заняло времени. Сверяясь с тенью от гномона, он прошел где-то две-три мили, и потратил не больше получаса, совсем немного, да и шел он медленно и не торопясь. Пройдя еще немного, он вышел на мелкорослую зеленую поляну, на которой столбом росли редкие деревья, через которые мелькали цветастые растения. — Неужели… — ускоряя шаг, Сынмин вошел в цветочную пестрящую поляну. Она была разношерстная на цветы. Эти кусты, называемые деревьями, были похожи на врата в прекрасный бесконечный штиль растений, что хотелось поскорее рассмотреть. Сынмин еще с раннего детства обожал цветы. Любил смотреть за тем, как они раскрывают свои бутоны, впитывая энергию солнца. Или как увядают, опуская стебли вниз. Вложив часы обратно в портфель, Ким рванул, пробегая через ряды протоптанные людьми, мимо цветов, задевая их руками. С одной стороны расположилась кучка колосистых Амарантов, прекрасные яркие, выглядящая очень эффектно, а слева Армерия того же розово-красного цвета, что создавало полную композицию. Дальше росла Кровохлебка и оранжевая Купальница, и еще множество видов цветов. Все поле было окрашено в красные оттенки. Где-то было редко и низко, где-то высокие кусты падали на землю, роняя лепестки. Заглядывая вдаль, по верхушкам растений, Сынмин не сразу понимает происходящее, а после резко застывает, смотря в упор на незнакомца. Весь запал пропадает мгновенно, и рассматривать цветы уже не хочется, тем более в присутствии какого-то странного незнакомца. В пяти метрах от его изумленного лица сидит темноволосый молодой человек, приминая под собой кусты мелкорослых травинок. Он глазеет на Сынмина в ответ, медленно выпрямляясь во весь рост. Только сейчас Ким замечает, что у того в руках корзина, наполненная излишне лечебными травами, которые уже добравшись до верха, вываливаются. Одет он неприметно. Белая льняная рубашка, и брюки из легкого кроя. В последнюю очередь парень обратил внимание на лицо этого незнакомца. Пухлые щеки, но острые скулы и линия челюсти, розовые полные губы, длинные ресницы и темные, даже черные зияющие глаза, с маленькой родинкой под левым. Сынмину стало интересно, что это за человек, зачем ему нужно столько лечебных трав, но спросить прямо и не в принципах и не в характере Сынмина. Он всегда был немного закрытым ото всех, поэтому контакт с ним выстроить очень сложно. Охотники сами по себе были нелюдимы, чтобы быть незаметными, и из-за всего, что произошло в их жизнях. В жизни Сынмина не было ни момента, когда он бы мог подружиться с кем-то извне или познакомится с девушкой. Поэтому, от неловкости, он спешит развернуться и уйти, но его останавливает вопрос, вылетевший изо рта незнакомца: — Вы же не местный, я могу чем-то помочь? Что-то случилось? — те же принципы не позволяют Сынмину проигнорировать его. — Нет, ничего такого, просто я сюда набрел, вот и встретил вас. — повернувшись обратно, говорит охотник, посматривая на корзину. Проследив за взглядом охотника, незнакомец отвечает: — Это для моей матери, она местный лекарь, и это поле самое близкое, она отправляет меня для сбора иногда, — помолчав, он произносит. — Если вам нужен ночлег, то можете найти наш дом. У нас нет постоялого двора, и поэтому мы приглашаем к себе иногда приезжих, хоть это бывает и редко. Сынмин невольно прислушался и не стал сразу отказываться от предложения, поэтому помявшись, просто кивнул незнакомцу. — Вы точно не заблудились? Я вырос у леса и знаю, какой он дремучий, могу проводить вас обратно? — дружелюбность незнакомца настораживала, но и интерес рос. Конечно, он не заблудился, но раз этот человек местный, то информация от него может пригодиться. — Я не против, и можете обращаться ко мне без уважительного наречения, я ваш сверстник, если я не ошибаюсь, вам около двадцати? — Вы…ты очень проницательный, да, мне двадцать три, а тебе? — параллельно ответу, Сынмин сверял возраст волка, на которого они могли охотиться, но не совпадало, хотя раз волк скрывается, может он делает это уже продолжительное время и это вовсе не Темный, а обычный ликантроп. — Мне двадцать два, Сынмин, а вас…? — Хенджин, рад встречи, — незнакомец подходит ближе, протягивая руку — Так, где вы остановились? — Мы совсем недалеко отошли от деревни Калуса. Были с сестрой на полпути сюда, пока не сделали остановку, а сюда я шел минут тридцать, не больше. — понятное дело Сынмин знал куда и в какую сторону ему идти обратно, но ради приличия не стал делать вид, что осведомлен, нужно вытащить из Хенджина информацию. — Понял, пойдем за мной. — Хенджин взял бразды пути в свои руки, и пошел в сторону, откуда вышел охотник, раздвигая ветки длинными руками.***
— А откуда вы приехали? — поинтересовался Хенджин, спустя пять минут пути. — Если я скажу, что точно не помню название деревни, это не покажется странным? Мы сироты и кочуем из города в город, работаем, копим деньги. — надеясь на то, что это не возымеет подозрений, придумал легенду Сынмин. Хенджин своей наблюдательностью решил все не портить, ведь одежда Сынмина не поворачивала язык Хенджина назвать их сиротами. Если не хотят говорить, пусть не говорят. Каждый имеет право на секрет, так ведь? — Можно вопрос? У вас в деревне хорошо относятся к приезжим? — Сынмин решил зайти издалека. — Ну, у нас живут разные люди. Кто-то добр, кто-то ведет себя как беглец. Но могу сказать, что они все просто не привыкли видеть новых людей. Если вы боитесь за себя, то могу сказать, что никто не подумает делать вам пакости. Они могут прямо сказать, но драки и все такое у нас не приветствуются. Разве что на хмель. — Сынмин подумал, что уже хорошо, можно задать уточняющие вопросы, подвести к теме. — Значит у вас все спокойно, это хорошо. Мы просто с сестрой помимо проездов, иногда присматриваемся к поселениям, рано или поздно нужно будет где-нибудь остановиться жить. — Тогда можете выбрать нашу деревню. У нас единственный, кто устраивает дебош, это Эджи – сын фермера. Наш сверстник, но ведет себя неприятно. Может это, конечно, мои личные выводы, но пару раз я видел его вдрызг пьяным у конюшни. Моя матушка вечно бегает к ним, чтобы подлатать этого бедолагу. Сынмин был крайне доволен, что позволил Хенджину его проводить, потому что очень удобно вызнать всю информацию и не тратить время. — Я кстати слышал, что на севере сейчас ужас что происходит. Разруха на разрухе. Мой друг, живущий там, говорит, что кто-то убивает скот в деревнях. Я для такого не подготовлен, страшно и ужасно противно. А главное, как так можно со скотинкой? Надеюсь, у вас такого нет. — еще одна удобная игра, чтобы разузнать. — Я о таком не слышал, но у нас такого нет, и не будет. Скотобойня маленькая и скота там мало, да и убивают редко, только воруют, но это тоже узнается. Так что у нас неплохо живется, только от города далековато. — Хенджин двойного дна в вопросах не замечает, и добродушно отвечает. — У вас и правда славно, еще и поле такое замечательное. Спасибо, что ответил на вопросы. Мы как раз уже почти пришли, я узнаю эти деревья, кажется. — Дальше мучить Хенджина он не стал и решил его освободить от беседы. — Да ничего страшного, матушка ждет меня к началу обеда, а сейчас раннее утро, могу вас проводить обратно. — от такой дружелюбности Сынмину стало неловко. Он ведь использовал Хенджина для своих целей. — Если тебе очень хочется, то можешь, но говорю сразу, моя сестра спит сейчас как медведь в спячке, и будить я ее буду долго. — он рассмеялся, видя впереди шатер. Путь обратно был менее разговорчивым. Рури была не такой уж социальной, и разговаривать любила не слишком сильно. Поэтому они молчали всю дорогу, ближе подходя к дороге в поселение. — Может вам нужно что-то купить? У нас не так много точек торговли, которые мы сейчас будет проходить? — Нет, спасибо, можно сразу к дому? — учитывая, что всю информацию они уже узнали, осталось дождаться вечера, а делать до него нечего, поэтому спокойно можно отдохнуть, и наконец, поесть. — Вон видите темную верхушку? Это наш дом, а с другой стороны начало лесополосы. Подойдя ближе, Рури увидела двухэтажный стройный домик и небольшой амбар рядом. — Содержите лошадей? — глаза охотницы тут же заискрились нежным светом, и она уставилась на хлипкое деревянное здание. — Содержали, но сейчас уже нет, там одна корова и пару куриц. Я все это не люблю, а матушке некогда, на этом и остановились. — Грустно, я люблю езду верхом. — на секунду Рури погрустнела. — Мама, скорее всего, отдыхает, поэтому я покажу вам ваши комнаты и прошу, будьте немного тише. Она сутками лечит детишек из ближних деревень, потому что единственный детский лекарь на все поселения рядом. — с этими словами Хенджин заходит внутрь, ставя корзину с цветами рядом с прихожей. Сынмин, с интересом осматривает дом. Сильнее всего его удивляет узорчатая лестница вверх, которую он видел только в богатых дворянских домах, и то, не всегда. — Идите за мной. — кивает рукой Хенджин. Поднимаясь на второй этаж, он отпирает дверь в комнату, в которой стоят две мягкие одноместные кровати, огромный шкаф и записной стол с двумя стульями. — Вам удобнее спать так, или вы хотите жить отдельно? — спрашивает Хенджин, стоя на пороге. — Можно и так. — отвечает за двоих Рури, кивая в знак благодарности. — Тогда, будьте как дома. Если хотите есть, можете попросить меня вам приготовить что-нибудь, и я займусь этим, если не занят. Ванна и туалет на первом этаже, поэтому я советую занимать её пораньше, если утром вам нужно будет куда-то. Я люблю помыться, да и мама очень часто поласкает там тряпки от крови и бинты, и все такое. И ещё, наш дом с часу дня и до 10 вечера - это проходной кабак, заранее извиняюсь за шум и гам. — на одном дыхании выдает Хенджин, а после выходя, прикрывая за собой дверь. — Может обратно в лес? — спрашивает Сынмин у сестры. — Не, все равно мы будем выходить ночью. Не думаю, что мы доставим хлопот, и нам их доставят. — Тогда давай устраиваться? — проведя молчаливый диалог взглядами, ребята снимают плащи и переодеваются в более удобную одежду. — Как ты думаешь, этот парень может быть нашей целью? — спрашивает Сынмин у сестры, приятно подтягиваясь, одетый в рубашку и свободные брюки. — Не думаю, но возьмем его на мушку, он староват для Темного, но может быть обычным ликантропом. Только не вяжется то, что в деревне штиль. Никаких зацепок, снова. Мы точно идем за Темным, а не по следу призрака? — Очень на это надеюсь. — усмехнулся Сынмин, выходя из комнаты, спускаясь найти что-нибудь поесть, или скоротать время хоть как, хватая с собой лук и стрелы. — Ну да, может мы уже в полном тупике? — нахмурилась Рури, вытаскивая из портсигара тонкую дамскую сигару и поджигая её серебряной зажигалкой с выгравированным цветком аконита. Задавать этот вопрос брату она не стала. На кухне скрежетал звон метала. Спустившись, Сынмин застал необычную картину. За столом сидела усталая, но красивая женщина азиатской внешности, с синяками под глазами. Выглядела она молодо, но очень утомлённо. В тазу с водой лежали хирургические принадлежности, которые промывал Хенджин. — Здравствуйте, у вас очень милый дом. — отозвался Сынмин, подходя к женщине ближе, чтобы познакомится. — Здравствуйте, рада познакомиться, Ёнын. — протянула женщина руку, но быстро осеклась. Они были в пятнах засохшей крови. — Ничего, я не брезгую, — кивнул Сынмин с улыбкой, протягивая руку в ответ, и отвечая на рукопожатие. — Может вам помочь чем-то? — спросил Сынмин, кладя лук и стрелы. — Нет, спасибо, не нужно. Операция уже прошла, все хорошо. — ответила женщина. К ним подошёл её сын с мокрой тряпкой и принялся протирать руки матери. — Собрался пострелять? — поинтересовался тот, показывая на лук. — Да, тут у вас есть что-то, похожее на стрельбище? — поинтересовался Сынмин, снова хватая лук. — Есть мишени на деревьях за амбаром. Я иногда стреляю из охотничьего ружья, но, думаю для лука они тоже сгодятся. — Спасибо, и ты сказал просить тебя, но я так не могу, поэтому можешь дать мне какие-то продукты, я приготовлю что-нибудь. — Сынмину было неловко вот так просить приготовить поесть, поэтому он решил взять в свои руки собственное пропитание. — Сейчас. Подожди минутку, — Хенджин присел перед матерью, взяв её за руки и отведя на второй этаж. Вернулся он уже без неё, стягивая полотенце с плеча и кладя на стол. — Уложил её спать, иначе свести в могилу себя можно. — сказал Хенджин, вытаскивая с полок какие-то овощи и куски копченого мяса. Дать хозяйничать Сынмину он не дал, сам начиная готовить, растопив печь и ставя на нее почищенные овощи. ― Рагу сойдет? Я не хочу мудрить. Кстати, хотел спросить кое-что. — Хенджин так ровно спросил у Сынмина, стоя к нему спиной, что тот даже и не ждал подвоха. — Конечно, что угодно. — Как давно у сирот путешественников импортные плащи, кожаные брони и серебряные револьверы...?