Несовершенное Совершенство
Примарх-регент позволил Фабию наблюдать за возрождением, но выделил ему место в ложе за тонированным стеклом. Довольно разумно: никто не знал, как поведёт себя пациент. Особенно увидев легионера Детей Императора. Фабий наблюдал за своим лучшим творением, сложив руки за спиной. Он сам не заметил, как затаил дыхание, глядя, как тело клона восстаёт из мёртвых. В душе появился давно забытый трепет. Фулгрим Фениксиец, его генетический отец и повелитель. Если Фабий и мечтал о возрождении третьего легиона, эти мечты давно были обречены на забвение. Отголоском их стал клон Фулгрима, которого Фабий создал и вырастил, а после отдал в коллекцию Тразину. Для того, чтобы вернуть славный третий легион, недостаточно было иметь наивную оболочку, необходим был истинный примарх. Его великолепная личность, его душа. Такая, какую создал по своей садистской прихоти Труп-Император. Фабий был известен своим искусством создавать врагов. Он никогда не служил никому, кроме себя, и был одновременно занозой и полезным элементом. В час последнего Чёрного крестового похода он согласился на сделку с Аббадоном, но так же легко предал его, когда в игру вступил примарх тринадцатого легиона. Примарис... Они появились на регицидной доске внезапно. Как будто ждали зова Робаута Жиллимана. Они были лучше даже ветеранов Долгой Воины, во всех отношениях. Они так же превосходили перворожденных Астартес, как в своё время Астартес превзошли Громовых Воинов. Нельзя было не признать, что эти существа интересны Фабию. К сожалению, гранд-апотекарию не удавалось никаким образом пленить их, чтобы досконально изучить. Кто бы знал, что Жиллиман обменяет этот секрет в руки Фабия на небольшое воровство. Гранд-апотекарий отвернулся от стекла, не желая видеть, как его лучшее создание с душой его отца оказывается жестоко избито магистром ордена. Акт подобного насилия был одним из требований лорда Жиллимана, Фабий не мог этого остановить и не пытался.* * *
Фулгрим смотрел на него недоверчиво. Будь у него на холке шерсть, она давно бы встала дыбом, как у болеющего животного. В аметистовых глазах плясали искорки безумного гнева. Антий давно уже топтался у входа. Даже Омниссион, на которого, по-видимому, аура примарха и вовсе не влияла, затих и молча наблюдал. — А как же мне стоит тебя называть, гранд-апотекарий? — прорычал Фулгрим. Всё его тело сжалось в тугую пружину. Он готов был наброситься в любой момент. — По имени, — невозмутимо ответил Фабий. — Вы же не забыли его? Он знал, что не забыл. Память Фулгрима была совершена. Примарх помнил всё в мельчайших подробностях. И уж точно он не мог забыть о роли Фабия Байла в развращении великолепного третьего легиона. — Что ты здесь делаешь, Фабий? — прорычал Фулгрим. — Ты должен был умереть от угасания ещё десяток тысяч лет назад! — Увы, так просто от меня не избавиться, мой лорд. — сказал Фабий, разводя руками. — Я спас вашу душу из заточения. Благодаря мне вы сейчас находитесь здесь, на орбите Медузы. — Почему меня вернули к жизни на планете Горгона, а не на Кемосе? Фабий понимал: у Фулгрима невыносимо много вопросов. И он готовился на них отвечать, проигрывал диалог у себя в голове, составлял правильные ответы. Он придумал самые изящные способы рассказать о судьбах Эйдолона, Мария, Люция, но этот вопрос выбил его из колеи. Почему Медуза, а не Кемос? В разговор встрял Антий. — Кемос? Это... Это ваш мир?.. — Да, Кемос — мой родной мир, — на лице Фулгрима появилось нечто схожее с лёгкой самодовольной улыбкой. — Мрачная планета, освещаемая двумя солнцами. Я спас её и превратил из умирающего шахтёрского мира в процветающий центр искусства и науки. Антий и Омниссион переглянулись. Фабий молча сжал набалдашник трости. — Такого мира нет, — сказал Антий. — Что? — улыбка Фулгрим сползла с бледного лица. — Он не ошибается, — произнёс Омниссион. — В чертогах моего разума есть все знания, которыми располагает человечество на данный момент. Такого мира не существует. Он уничтожен. Его планета, его главная гордость, мир, восставший из пепла. Примарх оставил его, но продолжал во время всего Великого Крестового похода заботиться об исполнении его воли как эмиссара Императора. Императора... Тот, на кого Фулгрим ровнялся столетиями практически мёртв, ранен любимым сыном. Внезапно примарх разъяренно ударил рукой по верстаку так, что по столу разбежалась паутина трещин. Небрежно отстриженные взъерошенные волосы цвета чистейшего снега скрыли его лицо. Плечи дрожали от немого гнева. Всё обратилось в прах. Не осталось ничего, чем он раньше дорожил. — Вон, — гневно прошипел Фулгрим. Но после добавил спокойнее. — Я сам изготовлю себе обмундирование. Дайте мне три дня покоя. Мне не нужна помощь. Я прибуду лично к братьям-примархам, но до того времени я не желаю слышать ни единого слова. Антий невольно сжался, отступая к двери. Омниссион хотел было что-то возразить, но не стал. Они оба безмолвно скрылись из мастерской. На лице Фабия показалась испарина, однако он вышел вперёд, шаркая ногами. — Простите, лорд... Вы собираетесь снова работать на износ? Фулгрим обратил на него свой взгляд. Взгляд безумца, которому в безумии не подарили покоя. Фулгрим с детства на Кемосе привык работать без сна и отдыха сутками. Безвылазно запереться в мастерской на три дня для него было сущим ребячеством. — Ты имеешь наглость сказать что-то против? — Прошу обратить внимание, ваше тело всё ещё слабо, может не выдержать длительных перенапряжений. Я лучший апотекарий галактики, но организм примарха — невообразимо сложный механизм... — О чем ты толкуешь?! — раздражённо зарычал примарх. Фабий невольно отступил на шаг назад, сжимая трость. Однако не потерял хладнокровия. — Ваше тело создано мной. Это клон вашего прошлого тела. Мой лучший клон. Но... оригиналу он уступает. Во всём. За тысячелетия работы я не приблизился достаточно к гению Императора. Губы Фулгрима, обнажившие идеальные зубы, дрожали. — Я всегда завидовал моим братьям, особенно Робауту. В то время как я по крупицам воссоздавал свой мир, тот владел пятью сотнями таких же миров! Его обнаружили позже меня, но именно его легион первым перешёл границу в сто тысяч войнов, — Фулгрим, отшатнувшись от верстака, направился к Фабию. — Может, сила и мощь не моя главная черта, я всегда был шаг впереди в упорстве и тяге к совершенству. Робаут сам сказал, что призвал меня из-за силы моего духа, а не тела. Сгинь с глаз моих! Как ты смеешь сомневаться во мне?! Во мне?! В твоём повелителе! Как ты имеешь наглость произносить такое мне в лицо?! Фулгрим вцепился в плечи апотекария, навис над Фабием и с ужасом осознал, что стал ниже, чем когда был истинным примархом. — Исчезни!!! — в голосе Фулгрима отозвались нотки беспомощности. Фабий некоторое время стоял, выдерживая яростный взгляд своего генетического отца, затем развернулся и покинул мастерскую. Фулгрим остался в звенящем одиночестве в компании чертежей, станков, материалов. Он разогнал всех, кто был готов ему помочь. Фулгрим в гневе опрокинул верстак, наполняя мастерскую грохотом. Вцепился в волосы, расцарапывая кожу головы, и со стоном осел на пол. Едва ли кто-то теперь узнал в этом сломленном комке плоти некогда величественную фигуру совершенного примарха.