Сын Леса
Робаут впервые за неделю покинул свою каюту. Он намеревался встретить брата Феникса в выделенных ему покоях, но приставленный к Фулгриму воин отчитался: изящный примарх не покидал мастерскую. Три обещанных дня покоя превратились в неделю. Караульные сменяли друг друга, но Фулгрим так и не показывал им своего лица. Им даже начинало представляться, что они ведут караул у клетки дикого зверя: то и дело из-за массивной двери слышались грохот да яростный вой. Единственный, кому разрешалось входить внутрь, был Фабий Байл. Но и он не задерживался на долго, только проносил еду и воду, к которой вернувшийся примарх так и не притрагивался всю неделю. Жиллиман решительно ступил внутрь мастерской. Источник света оставался лишь один — в приливе ярости Фулгрим уничтожил все люмпены кроме одного. Под ногами хрустели элементы керамитовой брони и оружия, так же беспощадно уничтоженные разъярённым мастером. Фулгрим спал полулёжа на верстаке. Единственный люмпен мерцающим огнем освещал его бледные черты лица. Подушкой служил раскрытый томик “Лектицио Дивинитатус”. Видимо, утомление сломило клона в час чтения. Караульные уставились на своего господина, несущего на руках белую тушку. Фулгрим даже во сне нелюдимо сжимался, словно ожидал какой-то подлости, пытался отстраниться от холодного керамита брони Жиллимана. Робаут с царственным спокойствием отнёс Фулгрима в покои. Разложив измученное тельце на кровати, Робаут вышел в коридор. Там он позволил себе усталый вздох. Внезапно ему показалось, что светлые волосы пригладил свежий ветер, какой гонит волны на маленьком лесном озерке. — Жиллиман, — раздался за спиной примарха Ультрамаринов голос, спокойный как шепот в кронах деревьев. — Я чувствую запах потерянного брата. Ты всё же осмелился вернуть предателя? Робаут обернулся. На него смотрели зелёные глаза, почти полностью сокрытые под нависшими дугами светлых бровей. Лев Эль’Джонсон. Примарх в ярко-зелёной броне двинулся к брату, застёгивая ножны меча в знак лояльности. Джонсон появился на “Чести Маккрага” без предупреждения. Не было замечено флота, не было получено астропатического послания. Данные фокусы по началу заставляли Жиллимана нервничать и искать угрозу, но Лев уверил его: сам Император наградил его новой способностью. — Он нам нужен, Лев, — устало ответил Робаут Жиллиман. — Хочешь ты того, или нет. Он может то, чего не можем мы — находить путь к безопасному, но быстрому развитию. Можешь поговорить с ним... Позже. Лев фыркнул.* * *
Впервые за несколько тысячелетий судьба наградила Фулгрима неожиданным подарком — десятью часами забвения. Очнувшись, примарх поднялся в постели, держась за голову. Каюта, в которой он оказался, не была ему знакомой и являлась, вероятно, каютой какого-то капитана. В традициях уроженцев Ультрамара помещение было нарочито просто, но уютно обставлено. Большую часть дальней стены занимало кристалфлексовое окно, глядящее в открытый космос. Фулгрим про себя горячо поблагодарил Жиллимана за то, что тот не оставил его наедине с видами Медузы. Феникс прошёл к окну и положил руки на гладкую поверхность. В слабом отражении он увидел своё лицо — оно было гораздо моложе, нежели он помнил. Фулгрим улыбнулся, касаясь рукой аккуратного носа и щёк, ещё не успевших избавиться от ребяческой пухловатости. Руки... со времён Кемоса на них оставались незаживающие шрамы от ожогов, но теперь они были столь гладкими и нежными, будто никогда не касались инструмента. А после его взор встретился со взглядом Императора. Фулгрим тревожно обернулся. Очевидно, никто не озаботился о том, чтобы снять великолепный гобелен с изображением Бога-Императора — единственный предмет роскоши в скромном убранстве. Император стоял величественно, во весь рост, расправив могучие плечи. Его глаза были вышиты золотыми нитями, как и нимб над его головой. Он был без брони и бос, только легкие складки алой ткани покрывали мужественное тело. — Отец... Тишина. Никто не стал отвечать Фулгриму, но он и не ждал ответа. Золотые глаза глядели на него всё с тем же безразличием. — Я глубоко виноват, отец. Я подвёл тебя, — Фулгрим провёл рукой по лицу в беспокойном жесте, ощутив влагу на щеках. — Я мог остановить Хоруса, предотвратить братоубийственную войну, спасти жизни Ферруса и Сангвиния, побороть искушение Молодого Бога. Всё произошло по моей вине. Я разочаровал тебя, сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? Он прижался к стеклу спиной и осел на пол.