Рубикон
Флагман Сынов Феникса назывался «Фламберг», пламевидный клинок. Остроумное название корабля для космодесантников, у которых что ни слово — каламбур с пеплом и огнём. Это был внушительных размеров линкор, но до линкора класса «Глориан», и особенно до «Чести Маккрага», ему было всё же далеко. В флотилию, сопровождавшую Фулгрима, так же входили многочисленные крейсеры и корабли сопровождения. Не стоит забывать и о прибившихся бесчисленных кораблях паломников, и о судах Инквизиции, заинтересовавшейся вернувшимся примархом. Вместе с тысячей десантников ордена на борт были взяты гвардейцы, ныне основная военная сила Империума, и летописцы, которым предстояло записать каждый подвиг Фулгрима. То был план Жиллимана. Перед тем как публично объявить о возвращении брата, он желал доказать общественности его надёжность... или же позволить ему забыться в пламени войны. Омниссион курировал всем, что было связано с техническим оснащением, так что вопросов о его главенстве на «Фламберге» не возникало. Он провёл доскональный осмотр техники и пришёл к выводу, что всё безутешно устарело. Титанического размера снаряды до сих пор тягали вручную. А сколько приборов было своровано! Оптимизация! Срочно! Юный магос отправил единицы и тысячи человек на Маккраг, немного нарушив экономику мира. Они ему больше не понадобятся. Осталось только создать работающие механизмы, с чем поначалу появились проблемы... Омниссион выстроил руководство Адептус Механикус в шеренгу, ходя между рядами как настоящий полководец. Малыш сложил руки за спиной и отчитывал подчинённых. — Хочу напомнить, что ваша (цензура) вера ничто иное, как распинывание (цензура). Вместо работы вы (цензура) уйму времени и расходников. Машины не люди. Малыш остановился и внезапно завопил так, что его можно было слышать этажом выше. — И им, (цензура), не нужны ваши обряды. Им нужно качественное обслуживание!!! — Мы обслуживаем механизмы в соответствии с тысячелетними традициями, — ответил один техномаг, очевидно, главный любитель тостеров. Ему в лоб моментально прилетел гаечный ключ. — (цензура), (цензура) (цензура). Вы в край (цензура) что ли?! Какой умник додумался вместо машинного масла сувать ладан?! Ремонт променять на молитву?! (цензура) Несмотря на вспыльчивость и эмоциональность, пустячные, пусть и частые, побои, Адептус Механикус в полной мере признали Омниссиона. Он участвовал в осуществлении механизации всех основных систем кораблей, самостоятельно обучал персонал обслуживанию, создавал новое с нуля. Если бы это был кто-то иной… но техноадепты видели в нём истинный СШК, которому и суток не нужно, чтобы придумать и проработать то, чего никогда не было. Омниссион в полной мере доказал, что достоин называться Дитём Омниссии. А пока названый брат устраивал новую Эру Технологий в ограниченном пространстве корабля, Фулгрим чувствовал себя покинутым. Надежда человечества, спасение мира, он проводил время вдали от чужих глаз, словно принцесса в башне из старых легенд Терры. Словно неловкая ситуация, которую стараешься забыть, но она приходит в час сна. Феникс пытался спорить с Жиллиманом на этот счёт, но так и не добился успеха. Примарх Ультрамаринов был непреклонен: он считал, что весть о возвращении примарха-предателя расколет человеческое общество. А потому вернувшегося сына Императора всë его времяпрепровождение на Маккраге стерегла Священная Инквизиция во главе с женщиной в смешной шляпе. Это ощущалось как мука. Фулгрим в гневе колотил тренировочного сервитора деревянным мечом. До чего досадно, что Фабия приняли в лоно Империума гораздо более охотно. Не успел Фулгрим оглянуться, как Фабий посвящает орден Сынов Феникса в традиции долаэрского третьего легиона... Фулгрим ловко подпрыгнул, нанося режущий удар. ... Мало того, что приняли, так он ещё и работает на условиях гранд-апотекария ордена! Проводит операции, руководит молодыми апотекариями, беспрепятственно изучает физиологию примарисов... Будто ничего и не изменилось, кроме седых волос, обрамляющих его лысую макушку!.. Фулгрим с силой пнул сервитора, оставляя огромную вмятину на нагруднике. ... Ещё он в скором времени должен пройти рубикон. Далеко не каждый, а тем более такой старый, Астартес может стать примарисом. А он станет, в этом Фулгрим не сомневался. В то время, как Феникс будет разгуливать в слабом теле клона, Фабий будет возвышаться над ним и поучать как маленького ребёнка... Рубикон. Фулгрим внезапно замер, когда его посетила идея. Если можно модифицировать Астартес до примарис, то почему нельзя сделать того же с примархом?! Фабий лучше всех в галактике — исключая Императора — знает биологию столь могущественных существ. Мало что знает, он в состоянии их воссоздать! Фулгрим неприветливо относился к Фабию, явно сторонился его. Корень этой неприязни заключался в том, что именно гранд-апотекарий в прошлом предложил ему генетические эксперименты над Детьми Императора, которые толкнули прекрасный легион в разврат и поклонение Тёмному Принцу. Во вмешательстве в тело, созданное волей Императора, нет ничего совершенного! Но с каждым новым взглядом на примарисов сердце Фулгрима сжималось. Примарисы были прекрасны, совершенны... Почему эксперименты под крылом Фулгрима были обречены на провал? В какой миг всё пошло не по плану? Ну почему, почему же у Велизария и Жиллимана получилось? А у него, Фулгрима, нет? Чем он хуже? Фулгрим с рычанием проткнул сервитора насквозь простым деревянным мечом, и тот, издав пару механических звуков, осел на пол, заливая всё вокруг кровью и машинным маслом.* * *
— Приветствую, апотекарий, — произнёс Фулгрим. Он махнул сопровождавшим его слугам, и те оставили примарха и бывшего легионера наедине. — Где твой хирургеон? Отсутствие прибора за спиной Фабия бросалось в глаза. — Гуляет, — просто ответил Байл, пожимая плечами. Фулгрим, конечно, не понял всех глубоких смыслов этой фразы, но признал, что без жуткой паукообразной конструкции за спиной у легионера ему легче. Фулгрим оглянулся вокруг. Лаборатория была похожа на... Обычную лабораторию апотекариона. Резкий запах антисептических мазей, чистый белый свет люмпенов, аккуратно расставленные растворы в хрустальных колбах, рентген-снимки на стенах. Единственное, что показалось Фулгриму новым, это необычного вида машины, невероятная синергия технологий эльдар и человеческой расы. — Вы ожидали увидеть здесь сосуды с глазами и шевелящиеся куски гниющей плоти? — словно прочитав мысли примарха, произнёс Фабий. Фулгрим кивнул. По правде, именно на это он настраивался, когда шёл сюда. Слишком подозрительно прилично... Он обвёл взглядом лабораторию, и ему стало теснее дышать. Его искалеченному сознанию показалось, что он увидел тело мёртвого лаэрянина на столе, но это оказалось лишь видением. Что-то действительно важное должно было задержать примарха здесь дольше нескольких секунд. Фабий заметил, как на лицо Фулгрима снова находит недоверчивое выражение загнанного зверя, потому поспешил отвлечь его. Не хватало еще, чтобы начал в иступленной ярости громить лабораторию. — Вы что-то хотели, мой лорд? Фулгрим попытался расслабиться. Но ногти всё равно врезались в его ладони, заставляя выступить кровь. — Я слышал, ты решился на рубикон, — выдавил он. — Да, мой лорд. Я желаю быть похожим на моих пациентов, пускай процедура еще не сбалансирована. Фулгрим хмуро подошёл к Фабию. — Как ты прожил десять тысяч лет? Почему угасание не сожрало тебя? Почему ты не поклоняешься Тëмному Принцу? — выпалил он. Фабий отложил анатомические атласы. Именно таких вопросов он ожидал от вернувшегося примарха. — Это тело тоже не является первым, мой лорд. Я жил, сменяя оболочку за оболочкой, пока не смог вывести генетический изъян, — он намеренно умолчал о том, каким именно образом у него получилось победить угасание. Фулгрим почувствовал это и ощетинился, но Фабий продолжал. — Я бесконечно презираю бывших легионеров Детей Императора. Они не похожи на меня ровно так же, как я не похожу на них. Они утопают в разврате, стараясь найти в нём малейший отголосок удовольствия… — Учти, если я узнаю, что ты пропагандируешь что-то Сынам Феникса — не важно, веру в Императора или поклонение мелочным грязным богам — это тело станет твоим последним пристанищем, — угрожающе рыкнул Фулгрим. Феникс с яростью хлопнул рукой по столу. — Я буду им говорить то, что нужно вам. Я всегда был за вас. Увидев на лице апотекария не благоговение, а усмешку, Фулгрим воскликнул: — Не смей усмехаться, когда я с тобой разговариваю! Ты смог справиться с болезнью, значит сможешь сделать рубикон максимально безопасным? — Причины смерти при переходе разнообразны, но банальны. Просто-напросто стоит больше трудиться над выживанием пациента и меньше молиться тру-… — Фабий запнулся. — … Императору. — Если найден способ изменить Астартес, то должен же быть и способ изменить тело примарха, ведь так? — с волнением выдал Фулгрим то, зачем пришёл. Фабий глянул на примарха, уже не сдерживая широкой ухмылки. — Зачем? — Моё новое тело, бесспорно, хорошо. Однако может быть лучше. Хотя бы по сравнению с моим прошлым. Раньше я всегда чувствовал, что как будто техники боя записаны в мою голову. Будто бы я запрограммирован на то, чтобы быть оружием. Сейчас этой направляющей руки нет, мне приходится учиться всему словно младенцу. Фабий развернулся к нему на своём кресле, сложив руки на груди. — И есть ли у вас догадки о том, почему вы чувствуете себя младенцем, мой лорд? Фулгрим слегка смутился. — Потому что примархом меня делает не только огромное и сильное тело. Фабий отвернулся, роясь в стопках книг и инфопланшетов. Фулгрим едва сдерживал себя от того, чтобы поторопить апотекария. Наконец Фабий протянул ему книжонку. Фулгрим тотчас схватил её в нетерпении. «Педиатрия». — Зачем мне эта книга?! — воскликнул примарх. Баил протягивал ему другие книги. И ещё. И ещё. — Вы не взрослый, мой лорд. Сейчас ваше тело пребывает в юности. Вам остаётся только ждать и развиваться самостоятельно. Тем более, что лучше: достичь совершенства своими силами или прибегнуть к хирургическим улучшениям? — Не общайся со мной свысока, апотекарий! Я твой господин! За такие речи я имею право и убить тебя! Альбинос был уже полностью нагружен книгами. Пришлось обратить силы не на гнев, а на то, чтобы удержать огромную стопку, которая опасно покачивалась в руках. — Как бы вам ни хотелось это отрицать, вы тоже человек и тоже вынуждены расти. Посмотрите на это с другой стороны: вы способны усваивать информацию лучше, детское тело гораздо гибче и податливее, чем взрослое. Фулгрим бросил взгляд на стопку книг, сомневаясь, что это ему понадобится. — Древнетерранская литература, — объяснил Фабий, опережая вопросы. — Поможет справиться с желанием поскорее вырасти. Помню, как юнцом в Ингольштадте хотел быть, как старший брат: высокий, сильный, делает, что хочет. Как же я тогда недооценивал свою святую возможность целыми днями читать книги... Было сложно представить Фабия юнцом. — Что с ним стало, с твоим братом? — Я не помню, — Фабий помрачнел. Даже самая совершенная память теряет свою хватку, после пересадки в новое тело. Что говорить о колоссальном количестве утекшего времени. Фулгрим понимающе кивнул. — Апотекарий, ты и сейчас имеешь святую возможность читать книги целый день, а если ты возжелал отставки, то я позабочусь об этом, как только мы вернёмся. Фабий с некоторым удивлением посмотрел на примарха, после чего немного усмехнулся. — В нынешнем Империуме рухлядь, вроде меня, принято хранить на вооружении. Здешние апотекарии толком работать не умеют. Кто-то их должен учить, показывать пример. Как вы без меня, без апотекария с колоссальным стажем? Ко всему прочему, кроме вас да Эйдолона с его шайкой, я единственный, у кого ещё свежа память о том, какими Дети Императора были раньше. Нет, Лорд Фулгрим, я остаюсь с вами. Выходя из апотекариона, Фулгрим в последний момент обернулся и замешкался, собираясь с мыслями. Фабий ожидал, что тот выскажет какую-то благодарность или попрощается, но Фулгрим задал вопрос. — Почему мне выдали орден сынов Дорна, а не создали из моего геносемени новых легионеров? — На данный момент это невозможно.* * *
Существует высказывание: «Если патроны холостые, тренируются не кадианцы». Нет большего позора для уроженца Кадии, чем жалеть себя. Олланий помнил торжественный момент, когда ему вручили первое личное лазерное оружие. Это произошло еще до того, как у него выпали все молочные зубы, до того, как в его руках оказался букварь. К десяти годам он уже был идеальным убийцей. Он умел стрелять, использовать противогаз, бесшумно пробираться по родным вересковым пустошам, добывать воду и еду в бесплодной местности и творить огонь с помощью всего лишь двух сухих хворостин. Олланий помнил, как будучи юношей, он прошел обряд инициации — Месяц Творения. Оставленный один среди немилосердных скал, без одежды, еды, оружия, он стойко выдержал испытание. Олланий помнил, как его сердце стесняло чувство беззаветного счастья, а на глазах выступали слезы. Он стоял перед священником в ряду таких же молодых ребят, слушал о том, насколько же он важен. Он тот, кто спасёт Империум, он выбран самим Императором, он опора и гордость всего человечества. Олланий помнил, как распрощался со своей семьёй и отправился навстречу славе вместе с тысячами таких же, как он. А после столкнулся с войной. Олланий помнил, как на его глазах свежевали его товарищей еретики, помнил вонь пасти орка. Он видел, как Ангелы Императора шли не впереди смертных, а прикрывались ими. Он слышал горестные крики товарищей, когда их, столь мелких шестерёнок в системе, бросили в самое пекло. Их матерям не придёт известия о том, что они погибли во имя Императора. Навряд ли кто-то опознает их тела, навряд ли кто-то вспомнит их имена. Надеясь и страшась, что когда-то смерть придёт и за ним, Олланий бережно хранил у себя запачканные неотмывавшейся кровью нашивки товарищей. С каждой битвой их становилось больше. Кадия подарила Империуму лучших воинов ударных воиск. Живя под постоянным пристальным взором Ока Ужаса, здесь переживали детство немногие. И теперь родной мир был разрушен. Ядро планеты медленно остывало, а сама она в предсмертном хрипе выплевывала остывающие остатки магмы. Большинство выживших кадианцев было переброшено на Виджилус, но были и те, кого судьба закинула дальше от Ока Ужаса. Олланий по странной бюрократической ошибке оказался на Чезеро-II, небольшом аграрном мире. Здесь всё было совершенно иначе. Время застыло в петле: плодородный сезон уступал место сезону жатвы, а после начинался сезон холодов, сменявшийся в скором времени новым плодородным сезоном. Жители не знали больших бед, чем украденная диким грызуном одомашненная птица. Они сторонились сурового лица высокого тридцатилетнего мужчины, но с гостеприимством предлагали блага, что произрастали у них. Гарнизон Планетарной Обороны был маленьким. Навряд ли простодушные пастушки и фермеры в армейской форме могли бы защитить эту планету в случае угрозы. Но на Чезеро казалось, что угроза никогда и не наступит. Воины вели службу, сидя у костра и распевая народные песни. А на вопрос о причине такого славного настроения ответ был один: Просто сегодня очень хороший день. На Чезеро не случалось плохих дней. Атмосфера благополучия сначала раздражала Оллания. Всё казалось столь непривычным, лицемерным и лживым. Но позже он проникся этой тихой планетой. Её ярко-голубым приветливым небом, проплывающими по небу облаками-овечками, безграничными полями золотых колосьев, реками, полными рыбы. Её трудолюбивыми жителями с загорелой кожей и тёмными глазами. Он жаловался своему отражению, что стал слишком мягок, слишком добр. Слишком часто улыбался, заставляя бледную шрамированную кожу лица трескаться морщинками. Чезеро-II стала той самой сказкой, что успокоила душу солдата-ветерана. Жаль, что сказки имеют привычку заканчиваться.