Бунт
Не все обитатели корабля поддержали Омниссиона. На огромных судах люди жили поколениями, и их существование сотнями лет подчинялось одним и тем же законам. Но с пришествием маленького магоса-радикала прежним устоям пришел конец. Всё менялось столь резко, что людям не за что было ухватиться. Перед отправкой пришлось подавить немало бунтов и восстаний. Кто-то был недоволен резким сокращением кадров, кто-то оказался сторонником консервативных взглядов. Кто-то просто воспользовался случаем начать погром. Среди обитателей корабля нашлись и прирождённые террористы! В один день, когда пожилой лорд-капитан «Фламберга» нанёс визит бунтовщикам, его убили. Поговаривали, что над телом несчастного лорд-капитана знатно надругались воссторженные бунтовщики, но каждый описывал злодеяния со свойственной лично ему фантазией. Других развлечений во флотилии не было. Новым лорд-капитаном флотилии стала Мари Фишиг, сменившая на этом посту своего отца. Она родилась и выросла на корабле, никогда не видела растительности и животных, кроме, разве что, крыс. Это была миниатюрная темноволосая девушка с аугментированной ногой. Свою природную конечность она потеряла в пожаре одного из кровопролитных боев. Стоило ей только прийти к власти, как она показала своё отличие от предшественника. Жесткая и требовательная, она смогла оттеснить бунтовщиков на нижние этажи корабля. Там, закрыв все выходы массивными дверями, она принялась ждать со спокойствием гончьей в стойке. На нижних этажах начался голод. Матери подносили своих изумученных детей к динамикам, надеясь их криками разжалобить верхние этажи. На что было заявлено, что в отрезанном отсеке отключат вентиляцию. Людям пришлось есть грызунов или плесень, чтобы не сожрать друг друга. К тому времени, когда спустя пару недель двери наконец-то открыли, люди не стали сражаться против солдат флота, которые зачистили последних несогласных. Нижние этажи прекратили сопротивление.* * *
— ... Вот, и так надо будет делать, пока газ полностью не заполнит камеру, о чем будет сигнализировать эта лампочка, — Омниссион решил обучить Мари новым способам управления силовыми установками двигателей корабля. В руках он держал огромный ватман с изображением частички приборной панели. Мари пыталась внимать маленькому техномагу, но безуспешно. — Вы всё поняли? Без этих знаний даже двигатели запустить будет невозможно. Повисло молчание. Только Омниссион перекатывался с пятки на носок, что создавало ритмичный тихий скрежет металла о металл. Мари прикусила губу, ещё раз пробежав взглядом по ватману. — Нет, простите, сэр, — подобно всем служащим флота её речь была безэмоциональна и проста конструкциями. Омниссион перестал перекатываться. В самом деле, ему безумно не нравилась такая манера речи. По интонациям, эмоциям гораздо легче понять собеседника. А когда в лоб могут наврать со стальным лицом — попробуй угадать, что неправда. — Как сервиторы... — пробормотал техноадепт. — Хорошо, я подготовлю вам подробную инструкцию. — Благодарю, сэр. Обречённо вздохнув, Омниссион отправился прочь из командного мостика. — Да что там, у сервиторов хотя бы глаза боятся, а тут как со стенкой... Разложив огромную схему на столе, Мари ходила от одного конца к другому, пытаясь уловить смысл в начертанных Омниссионом рунах. Чем дольше она читала, тем больше это напоминало ей детские почеркушки. Она искренне не понимала, зачем нужно было усложнять систему, которая и так спокойно работала. В конечном итоге Мари сдалась. Даже подозванный техножрец никак не смог ей помочь. Он только сказал, что слог текста находится вне грани его понимания. Ровно то же ответили и другие механикусы, которых она повстречала. Скатав чертежи, женщина отправилась к Омниссиону. А создатель удалился в свою тесную каморку, где тут же принялся за написание инструкций. Это не заняло у него много времени, если учесть, что у него был нейропринтер — особая вещица, которая печатает всё, о чем подумаешь. Сшивая листы, Омниссион продолжал думать о своём одиночестве. Возможно, Коул совершил ошибку, создав малыша столь человечным. Ведь как любому человеческому ребёнку, Омниссиону хотелось быть своим. Общаться с теми, кто похож на него. Хотелось иметь друзей. Друзья — то, что доступно всем, но почему-то не ему... — Сэр, я хочу вернуть вам это, — произнесла Мари, переступая порог каморки и протягивая Омниссиону свернутый ватман. — О, я как раз написал инструкцию! На готике, — Омниссион протянул Мари увесистый томик. Мари поблагодарила Омниссиона кивком и взяла в руки книгу. Та сразу отяготила её руки. Удивительно, но юный магос держал еë так, будто это была пушинка. — Это... Много... Девушка открыла случайную страницу и увидела колонны мелкого шрифта. — Это для одной панели? — Нет, что вы, — всплеснул руками Омниссион. — Для половины. Робот начал обустраивать себе спальное место, сгребая в кучу драгоценный мусор. Он уже почти упал в сформированный лежак, но тут из вокса раздался голос техножреца, просящего помощи с новым механизмом. — Уа-а-а-а-а, — кажется, Омниссиону не понравилось, что его отвлекают от сна. Но он все равно ответил в небольшой приёмник на панели, что прибудет в ближайшее время. Мари посмотрела на Омниссиона, и ей показалось, что он находится не в себе. Разумная машина, полубог, объект поклонения у Адептус Механикус. Сыновья Бога-Императора считались с его мнением, он влиял на Галактику так, как не влиял вернувшийся примарх Фулгрим. И как объяснить то, что он, словно сумасшедший учёный, заперся в маленьком грязном помещении. Да еще и выглядел соответствующе: золотой металл его тела потускнел, волосы спутались, мантия почернела от копоти и масла. Сказать по правде, она ожидала совсем другого убранства в его обители. Свечи, лампады, книги с позолотой, вервицы... Ничего подобного в каморке Омниссиона не обнаружилось. Внутри крохотного помещения царил хаос в бытовом смысле этого слова: разбросанные по полу железки, бумажки, расходники. — Сэр, могу я сказать о том, что я думаю? — Мари захлопнула книгу. — Вы переоцениваете возможности человека. — А что такого? Написано максимально подробно, вам нужно просто запомнить. — Сэр, люди не могут запоминать такое количество информации, — возразила Мари. — Вы провели слишком много времени с членами Адептус Механикус. Вы один из Адептус Механикус. — Я не один из них... Я... — Омниссион потупил взгляд. — Простите, я упрощу. Он пошлепал куда-то по коридору, жутко раздражённый тем, что ему не дают поспать уже вторую неделю, а ему, в отличии от остальных адептов, это необходимо! Мари проводила взглядом Омниссиона. После вновь поглядела на крохотное помещение. В том, что поначалу показалось ей хаосом, всë же прослеживался некий порядок. Инструменты висели на своих местах в подобии упорядоченности, только Омниссиону понятной, некоторые предметы одежды лежали на полочках, видимо, давно не ношеные — некогда. У крохотного магоса просто не было в распоряжении столько времени, чтобы уделять его хоть немного себе.* * *
Фулгрим читал, когда учтиво постучались. К нему явилась Мари, похрамывая на аугметике. — А... Мари Фишиг... — примарх отложил книгу в сторону. — Вас что-то беспокоит? — Да, мой лорд... — она замолчала, собираясь с мыслями. Распространенные высказывания давались ей тяжело, а присутствие сверхсущества нисколечко этому не способствовало. — Реформы задерживают работу флотилии. Господин Омниссион работает больше, чем нужно. Его усилия заслуживают похвалы, но результаты сильно страдают из-за истощения. Он взял на себя слишком много. Фулгрим выслушал Мари, откинувшись в кресле. — Хочешь сказать, что труд Омниссиона напрасен? — Совсем нет, его гений велик. Но ему нужен отдых. — Я сотни раз предлагал ему отдых, — недовольство в голосе примарха нарастало с каждым словом. Он и так оказался в положении, где с ним не считался буквально... Никто. Его братья попросту укрыли его подальше от чужих глаз, спихнули на него одну из острых проблем, всучили чужой орден и вредного роборебëнка. А теперь капитан корабля смотрит на него и ждёт каких-то решений, когда гордое звание примарха сшито белыми нитками. Мари хотела возразить, но вокс на её воротнике ожил, послышался тихий голос и звуки статики. Усиленный слух Фулгрима уловил тревожное сообщение, о том, что Омниссиону стало плохо.* * *
Сделать то, что Омниссион собирался сделать, оказалось не суждено: он упал на пол прямо на ходу. Одна из функций его мозга — экстренное выключение в случае обширных повреждений или переработки. Вокруг Омниссиона уже собиралась толпа. Как зеваки, так и обеспокоенные воины, пытавшиеся отнести мальчика в лазарет. Никто не понимал, что с ним делать. Пока не раздался командирский голос. — Разойдись! Воины поспешно расступились, склоняя головы перед миниатюрной лорд-капитаном и следующей за ней громоздкой фигурой в плаще. Фулгрим склонился над Омниссионом. Всё, что смогли зеваки, — перевернуть магоса личиком вверх. Омниссион мирно спал, сопя почерневшим носом и обнимая свои щупальца. Фулгрим вздохнул. — Всё нормально, он просто спит. Примарх осторожно прижал тело в полтонны массы к себе и поднялся. Омниссион даже не проснулся, лишь прижался крепче к теплу человеческого тела, продолжая тихо, размеренно сопеть. Он не проснулся и тогда, когда Фулгрим с вздохом облегчения выгрузил тушку на койку в лазарете. — И что мне с тобой делать... Феникс посмотрел на свои одежды, безнадёжно выпачканные в чем-то чёрном, по-видимому, в машинном масле. Малыш был грязнее нурглита! И стоило его отпустить, как он стал медленно рыскать ручками по койке, пока не нашёл свои щупальца и вновь не обнял их. Фулгрим смотрел на него, когда внезапно ощутил чувство стеснения в груди. Раньше им двигало тщеславие, потребность в постоянном подтверждении своего превосходства, он стремился доказать всем — отцу, братьям, сыновьям и самому себе — что достоин любви и восхищения. Сейчас он чувствовал лишь пустоту и ненависть к себе. Краткого мига радости от освобождения не хватило, чтобы избавить душу от скорби... Но это новое чувство было столь трепетным и хрупким, что Фулгрим бы ни за что не обратил внимания на него в другое время. Боль так тесно выжгла всë живое в его душе, что он в отчаянии уцепился за это чувство, смакуя его тоскливую сладость. Когда он в последний раз чувствовал хоть что-то подобное?..* * *
Через некоторое время Омниссион просто-напросто проснулся. — Где я? — спросил он как ни в чем не бывало, осмотрелся. В этот миг Фулгрим объяснял молодому апотекарию, как важен сон Омниссиона для всей экспедиции. Увидев, что маленький магос поднялся, он в мгновение ока оказался у койки. — Ты как? — Фулгрим взял его личико и начал вертеть из стороны в сторону, осматривая. Робот не понимал этих манипуляций, смотря совершенно чистыми, лазурно-золотыми глазами на Феникса. — Что вы делаете? Я просто уснул. Фулгрим убрал руки и даже пристыдился своего беспокойства. — Ты раньше никогда не падал без чувства посреди пути, — сказал он. — Со мной такое бывает, когда много работы. Мне нужно было просто отлежаться, — Омниссион слез с койки и уверенно посеменил туда, куда шёл до этого. Но Фулгрим тут же схватил его за капюшон красной накидки и оттащил обратно. — Стоять, молодой человек. Сначала тебе нужно привести себя в порядок. Как ты можешь позволить себе ходить в таком небрежном виде на моём корабле? Сын Бога должен и выглядеть соответствующе! — У нас системы не налажены, персонал не обучен. Так нельзя. Я в первую очередь создатель, и только потом — сын «Бога». Фулгрим опустился на колено и повернул к себе маленького магоса, держа его за плечи. — Тебе нужно отдыхать, знаешь, как Велизарий будет зол, когда его лучшее творение поломается? — Он будет зол, если я выйду из строя, но я не выйду. У меня много экстренных протоколов, меня и в домне не переплавить, — магос всё пытался вывернуться из крепкой хватки. Он ворочался, как неуёмный котёнок, который хочет играть с клубком ниток, а не сидеть на руках. — Омниссион, ты не думал о том, что люди могут быть ещё не готовы к прогрессу? Они тысячелетиями пользовались этими развалинами, для них новое очень сложнó. Может, не стоит всё рушить так резко? — Плоть тем и сильна, что она переменчива, способна меняться. Меня не остановит то, что я не могу их переплавить. Не захотят меняться — заставлю. Золотое лицо Омниссиона начало выражать заметное раздражение. То же можно было сказать и о Фулгриме, который едва сдерживал подступающий гнев. — Омниссион, я приказываю тебе прекратить, — со строгостью в голосе сказал он наконец. — Прекратить? Прекратить?! Робот топнул ногой. На металлическом полу осталась глубокая вмятина. Фулгрим отпрянул от разъярённого магоса. Он не встречал ещё существа, которое бы так отреагировало на его приказ. Молодой апотекарий замер за его спиной, но после протянул платок помощнику-лаборанту, который был обычным человеком — ни Астартес, ни примархом с их усовершенствованным слухом — и теперь пытался остановить идущую из ушей кровь. Фулгрим понимал, что для машины нет большего горя, чем быть не востребованной. Но, увы, такой наглости стерпеть не мог. — Сэр, что это было? — спросил апотекарий. Но увидев украдкой брошенный на него взгляд примарха, апотекарий пожалел, что задал вопрос. И что вообще родился на свет. Он подхватил лаборанта и покинул палату. Омниссион глядел на Фулгрима исподлобья, готовый защищать свои принципы. До чего сложно было сладить с этим ребёнком: он совсем не считался с чинами и ему было всё равно на статус примарха. Для него Феникс был очередным вздорным взрослым, указывающим что ему делать. — Вы не можете приказывать мне, лорд Фулгрим! — с горечью воскликнул Омниссион. — Я просто хочу сделать как можно больше, чтобы люди стали счастливее. И те техномаги, которые станут инженерами и ступят на путь прогресса, а не бесконечной деградации. И те рабы, что всю жизнь заменяли собой простейшие механизмы. Теперь они смогут стать полноправными гражданами. Люди перестанут быть злыми. Закончится война. Как будто только она всем и нужна! Будто люди для вас не люди, а пули и автоганы. Даже я больше человек, хотя таковым никогда не был. Фулгрим плотно сжал губы, смотря сверху вниз на робота. Он уже начал думать о том, чтобы высадить Омниссиона на Маккраге и оставить эту рыжую металлическую проблему Жиллиману. — Вот именно, ты не человек, Омниссион. Сбрось эту мерзкую притворную личину. Как может быть в груде металла столько лживой наивности. Ты лишь копируешь человеческие эмоции, потому что ты искусственно созданное орудие, — резкие слова слетали с губ и обжигали их. — Ты слишком много себе позволяешь. Ты машина. И ты должен покорно делать то, что тебе прикажут люди. Омниссион потерянно раскрыл рот, уставившись на Фулгрима. Говорить ребёнку, мечтающему о светлом будущем, что он просто бесчувственный кусок железа — это подло. Очень подло. — Простите... — на золотом лице появились темные от соли пятна-линии. — Я не хочу служить таким людям. Не хочу служить вам, лорд Фулгрим. Знаете, я раньше сравнивал вас всех с сервиторами! Но, как оказалось, вы даже хуже — лишь бездумная кислота, жгущая всё вокруг. Фулгрим насторожился от таких слов. Он мог только догадываться о том, на что способен малыш. Возможно, он опасен. Очень опасен. Одно такое создание может запросто восстать и уничтожить человечество. В его голову загружены все знания, что есть на вооружении у людей. И увы, его человекоподобные эмоции не станут залогом бескровного восстания. Примарх нащупал рукой рукоять цепного меча. Омниссион понял, что за мысли ходят сейчас в голове Фулгрима, и ротик растянулся в улыбке. — Если вам нужна гарантия, что вы не падете по моей воле, то держите. Из-за его спины показались металлические отростки. Омниссион щупальцами порвал себе грудь и вынул оттуда бионическое сердце, которое качало по телу искусственную кровь. Протянул Фулгриму. — Я дам вам то, чего вы не заслуживаете. Вы требуете послушания и доверия, хотя доверять вам — ошибка. Робот начал оседать на пол, заливая всё вокруг бурой жидкостью. Фулгрим в мгновение ока подскочил к Омниссиону, подхватывая его и осторожно придерживая начавшую заваливаться голову. — Омниссион! Омниссион! — в иступлении воззвал он. — Терра! Тебе не нужно было... Вот варпово проклятие... Фулгрим попытался привести робота в чувство, похлопывая по золотой щеке. — Омниссион, не смей мне умереть здесь, наивный ты чудак... Это приказ! — в голосе сквозила беспомощность. — Пожалуйста, Омниссион, пожалуйста... Как... Как тебе помочь... Тушка робота полностью обмякла и стала похожей на бездушный манекен. Множество зрачков на золотых крестовинах голубых глаз промеркли. Лёгкие, виднеющиеся из дыры в груди, прекратили двигаться. Лишь гемоглобурант продолжал течь по рукам Фулгрима, разливаясь тёмной лужей на гладком полу. Прижав к груди металлическое тельце, он попытался зажать рану рукой. — Апотекария! Срочно апотекария! Или механика! Кого-нибудь! Фулгрим чувствовал, что время не играет в его команде. Каждая секунда была дорога. Быстро обведя лазарет взглядом, он опустил маленькое тельце на операционный стол. Зажал истекающие блестящие провода артерий, останавливая кровь. — Сердце качает кровь, сердце — это насос, значит и твоё сердце насос. Ах, это первый раз в моей жизни, когда я реанимирую Железного Человека! Одной рукой не давая воли рвущимся наружу струям искусственной крови, второй он начал ритмично нажимать на грудь Омниссиона, разгоняя не успевший застыть гемоглобурант по организму. Зубами подхватив пару трубок, лежавших рядом, он соединил бьющиеся потоки с сердцем, которое всё ещё сжимало закоченевшее щупальце. Когда потоки ворвались в сердце, примарх отстранился от массирования груди и начал ритмично сжимать механическое сердце скользкими запачканными руками. Безжизненное тельце податливо слушалось с тряпичной покорностью. Через некоторое время мотор внутри насоса зажужжал. Лёгкие вновь стали вбирать и выталкивать воздух. К этому времени на крики стянулись техножрецы и апотекарии. Фулгрима отвели от тельца названого брата. Он сделал то, что должен был — зажёг в нём искру, остальные же должны теперь её удержать и усилить.