Завод

И он пришёл. На следующий же вечер. Спрыгнул с потолка, как только захлопнулась дверь. Мусаши повернулся к нему и ухмыльнулся: – Ты там сидишь, смотришь на меня и ждёшь, пока надсмотрщики уйдут?  – Возможно.   Улыбнулся ему в ответ Труа. Без лишних слов подошёл, обвил его шею и страстно поцеловал. Почувствовал, как тёплые руки прикасаются к его талии и подтягивают ближе. Губы Мусаши скользнули вниз, к шее. – Так сразу? – произнёс он.    От его шёпота, подернутого хрипотцой, всё внутри Труа сжималось. Прикосновения оставляли незримые следы на теле, которые не сходили. Постепенно проникали всё глубже и глубже, касаясь самого сердца. Разгоняя его, словно маятник. И удары отдавались в груди, висках и кончиках пальцев. Мысли сразу пропадали из головы. Она казалась такой лёгкой и свободной.    В миг снаряжение полетело на пол. Укрывалось сброшенным плащом и забывалось.    Мусаши впился зубами в белоснежную кожу, ласкал её языком и целовал. Пока не расстегнул пуговицы рубашки, не скинул её на пол. Отодвинул шлейку майки и припал губами к ключицам, острым хребтом протянувшимся под кожей. Труа вздохнул и зажмурился. Сильнее прижался телом к Мусаши.  – Будешь плакать и в этот раз? – посмеиваясь прошептал тот. – Нет, не буду.    Труа уронил голову на плечо парню, коленями сжал его ногу и повис на шее. Из груди его вырвался тихий стон. Едва уловимый. Но Мусаши услышал. Подхватил парня на руки и понёс к душу, попутно освобождая от одежды.    Когда поток воды блеснул в полумраке, перед Мусаши уже стояло обнажённое тело. С почти светящейся бледной кожей, как у мраморной статуи в лучах софитов. Статуи, с потрескавшимися от неподобающей обращения лицом и шеей. Но он этого видеть не мог. Он лишь чувствовал, как она обернулась в его сторону, протягивая свои идеальные руки – пусть ладони их и были повреждены тоже. Он ощущал их трепетное прикосновение, их прохладу.    Во тьме перед ним возник призрачный образ. Неизвестной внешности, формы, но такой привлекательный.    Он обнял его, на секунду забыв, где находиться и что происходит. Но прекрасный голос привел его в чувства:  – Ты в порядке?    Труа с волнением коснулся щеки парня. Провел по ней большим пальцем, упершись в губы. Мусаши поднял голову. – Да, прости. Просто задумался.  – Когда ты молчишь, ты становишься таким… загадочным, – усмехнулся Труа.  – Тебе нравится? Я могу молчать всегда.    Руки Мусаши скользнули вниз, пальцы сжались. Труа покраснел.  – Н-не стоит… Когда ты говоришь, ты ещё лучше, – пролепетал он.   – Тебе нравится мой голос?  – Ну… наверное…  – Мне твой невероятно. Так что говори, пожалуйста.    Вместо недосягаемой внешности, для Мусаши был голос. Мягкий мелодичный тембр, который окутывал его сладостным туманом. И он не хотел, чтобы его чары рассеивались. Но смущённый Труа молчал. И лишь его дыхание, скрываемое шелестом воды, едва касалось слуха.  – Тебе некомфортно? – спросил Мусаши.    Парень покачал головой. Но так ничего и не произнес – внутри него всё замерло. Даже дышать ему было сложно. А звуки потухали где-то глубоко, ещё на самой диафрагме.    Но когда широкое разгорячённое тело прижало его к стене, а два пальца скользнули вниз и внутрь, Труа не удержался от стона. Прикусил плечо Мусаши, чтобы хоть немного заглушить постыдный звук. Но парню этого было достаточно. Он поднял Труа, сжимая его бёдра. На них ещё оставались следы от недавней сильной хватки, но было и место новым. Непроизвольно Труа прижался к мокрому телу, стал двигаться тазом, словно бы устраиваясь поудобнее. И в один момент коснулся чего-то твёрдого и горячего. Краска залила лицо, а Мусаши прижал его спиной к стене. Стиснув в пальцах его ягодицы, медленно насадил. И с упоением слушал прерывистые вздохи.      Труа впился ногтями в его спину, прижался лицом к тёмной шее. Волной внутри прокатилось нестерпимое блаженство, когда Мусаши начал двигаться. Сначала медленно. А потом, вновь забыв про осторожность, грубо вжал парня в шершавый бетон. Приподнимал и снова тянул к себе, хватая зубами нежную кожу, как будто желая откусить.   Мокрые пряди падали Труа на лицо. Сковзь их занавес он почти ничего не видел перед собой. Но слышал и чувствовал возбуждённое дыхание. Извивался под сладостно жёсткими прикосновениями к своей коже. И вновь боялся потерять разум. Снова выходил из себя. И голос его срывался на изнемождённые стоны. Мусаши провёл рукой по его лицу. Убрал волосы и прижался губами к его губам.    Не остановился, когда Труа тяжело вздохнул и ослаб в его объятиях. Лишь сильнее сжал утомлённое тело, не обращаяя внимания на мольбы. И Труа с ужасом, смешанным с восторгом, ощутил, как изнутри распирает что-то горячее. Он снова возбудился.    И только когда оба кончили вместе, Мусаши отпустил едва живого Труа. Осторожно поставил его на ноги.    Тот пошатнулся и обессиленно повис на парне. Что-то возмущённо бормотал, но слова его сливались с шумом воды. И от этого плеск потока становился только мелодичней. Его мягкие струи ласкали разгорячённую кожу, расслабляя её.    Мусаши сел прямо под ними, на пол, скрестив ноги, и усадил Труа перед собой. Уложил его тело себе на грудь, как на спинку кресла. А голову – на плечо. Погладил вымотанного парня по щеке и поцеловал, отчего тот расплылся в улыбке, так и не открыв глаз.  – Ты сумасшедший, – смеясь шептал Труа, постукивая кулаком по колену Мусаши. – Ты не лучше, – говорил он, но в ответ не бил, а целовал парня. – Как мне прятать укусы и засосы по твоему? – продолжал вяло возмущаться парень.   На самом деле он спросил это скорее для вида. Ведь как раз там гладь его тела прерывали шрамы. Он и так прятал их под бинтами, высоким воротником и маской. Но Мусаши отреагировал серьёзно. – У меня есть бинты и пластыри. Я закрою, если надо, – сказал он немного виновато.    Труа похлопал его по руке. – Да ладно, всё равно ничего не будет видно за воротником, – отмахнулся он, и скорее перевёл тему: – А тебе по голове не дадут за то, что тратишь так много воды?  – Не должны. Хотя я не проверял, – ответил Мусаши и вдруг усмехнулся: – Или это намек на то, что нам пора переходить на постель?  – Ч-чего?   Не успел Труа опомниться, как его уже подхватили на руки. Мусаши очень бережно уложил его на матрас. Сам навис над ним и вслушивался в его взволнованное дыхание.  – Мусаши… – пролепетал парень. – Слушай, я уже устал…   Но опустив взгляд, понял, что сейчас его слушать не станут. Лицо его вспыхнуло, а ноги непроизвольно сжались. Мусаши с удивлением усмехнулся. Раздвинул его колени, пригнулся и укусил с обратной стороны бедра. От неожиданности Труа сжался, чуть не стукнув парня второй ногой. Но тот ловко остановил её и тоже укусил. Потом ещё раз, и ещё. Двигался всё выше. Перешёл на живот, дальше на грудь. Обхватил губами сосок, сжал и обвил языком. Труа закрыл рот руками и зажмурился. Попытался отодвинуть голову Мусаши, но коснувшись его ярких волос, не смог этого сделать. Так и остался лежать, держась за его голову, постанывая и вздрагивая.    Вдруг Мусаши выпрямился. Схватил парня за ноги и снова вошёл. Труа вскрикнул: – Стой! Не надо!    Но парень прикрыл ему рот жарким поцелуем. Со слившихся в страсти губ потекла блестящая капелька слюны. Труа ногтями вцепился в плечи Мусаши. Хотел отстранить его от себя, сказать, что больше не может. Но парень каждый раз прижимал его к матрасу. И Труа невольно тонул в желанном жаре.    Когда и эта волна страсти подошла к концу, Труа понял, что ему не пошевелится. Ноги точно налились свинцом, а руки затекли и покалывали. Внутри будто всё было заполнено и лилось через край, стекало по бёдрам. И всё было горячим. Обжигающим в своей прелести.    Мусаши провёл рукой по его груди. Коснулся щеки. Кончиками пальцев ощупывал лицо, его форму, текстуру. Кожа казалась ему невероятно нежной и тонкой, как бархат, который легко можно поцарапать. Но вдруг он наткнулся на грубое пятно. Оно тянулось от уха до уха, разводами охватывая пол лица, от носа и до подбородка.   Труа поздно сообразил, что делает Мусаши. Когда он отолкнул его руку, парень уже озадаченно склонил голову. – У тебя что-то на лице, – неуверенно сказал он, хотя прекрасно знал, что именно.   Труа задрожал, словно бы его ледяной водой облили. Стиснул зубы, закрывая рот рукой. В виски больно кольнуло. Голова пошла кругом, живот скрутило. Легкие как будто сжались, не оставив воздуха. В глазах защипали слезы. Он не мог ничего сказать, и только смотрел на парня, с ужасом ожидая его следующих слов.  – Ты поранился где-то?    Услышав это, Труа буквально воскрес. Упал на матрас и обрадовался, что Мусаши не понял. Тот с удивлением слушал шерохи одеяла. И вдруг оказался погребён под ним, вместе с Труа. Парень повалил его на спину и крепко обнял.  – Да, да… – пробормотал он расплывшись в улыбке. – Я часто вожусь с трубами, вот и поранился. Довольно сильно, но я пользуюсь мазями и всё в норме. Тебе кажется, что там что-то есть. На самом деле этого не видно почти уже, ха-ха.  – Тогда я рад, – улыбнулся Мусаши. – А то помня, как ты кричал, что “номер один”, страшно представить твою скорбь по личику.    Он ткнул пальцем в щёку Труа и засмеялся. Тепло, без злобы, желая подбодрить. Но парень погрустнел. Старался не показывать это, но не смог. Обхватил Мусаши руками и ногами. Уткнулся в его широкую грудь. Парень погладил его по голове и тоже обнял.  – Так крепко вцепился, как будто я от тебя куда-то убегать собрался, – пошутил он. – Ладно, нужно опять в душ. Ты сам идти сможешь?    После Труа завёл будильник и повалился на постель абсолютно обессиленный. Мусаши тщательно укрыл его одеялом, а сам лёг просто на матрас, даже не претендуя на подушку. Труа приоткрыл глаза с удивлением и виновато пододвинул её к парню, убрав голову. Как бы предлагая лечь ему.   – Лежи ты, – отмахнулся Мусаши. – Мне и так нормально. – Но она твоя. И мне тоже нормально, – протестовал Труа.    Проявление такой заботы ему внезапно стало неприятно. Главным образом потому, что парень тогда оставался спать в абсолютно неудобном положение. Труа настойчивее придвинул подушку и перекинул большую часть одеяла на Мусаши. Половина его собственного тела открылась. В полумраке обноженная кожа казалась неестественно бледной.  – Слушай, мне не холодно, – говорил Мусаши, оталкивая подушку и одеяло. – Лучше себе возьми. – Прекрати, – вздохнул Труа, вновь возвращая всё ему, – просто расслабься. Мне тоже нормально и так.    В итоге одеяло разделили, а подушка осталась лежать между головами. Атмосфера повисла странная. Оба молчали – не решались сказать ни слова. Труа нервно сжимал одеяло, поглядывая в сторону Мусаши. Но лицо его закрывала подушка. Не было понятно спит он или просто тихо лежит. В груди всё сжималось от непонятного чувства. Оно было похоже на грусть. Но с оттенком радости и комфорта. Сложно было сказать, чем оно вызвано и как давно грызёт душу. Оно терпким послевкусием засело где-то глубоко, и не было никакой возможности от него избавиться.     Труа протянул руку и под одеялом нащупал теплую ладонь. Сжал крепко и закрыл глаза. В груди всё затрепетало, когда сильные пальцы обхватили её в ответ. И парень наконец спокойно заснул.  ***   Утром, за полчаса до прихода надсмотрщиков, они проснулись. Мусаши помог Труа надеть гарпуны, застегнул пряжку плаща, и долго не отпускал его рыжую ткань. Парень смущённо улыбнулся и обнял тёплое тело. Поцеловал в щеку, захихикав. – Я снова завтра приду, – шептал он.  – Зачем так часто? Я успею тебе надоесть.   Мусаши погладил его по спине, чуть ниже заплечной части гарпунов. Сейчас он был абсолютно счастлив. Несмотря на всю удручённость вокруг. Он просто наслаждался близостью изящного тельца, его прикосновениями, голосом. И на самом деле хотел, чтобы Труа приходил чаще. Или чтобы остался здесь. – Я буду рад, если ты мне надоешь, – прищурившись усмехнулся парень, – а то ты мне работать мешаешь. – И чем же ты там таким занят, а?   Мусаши улыбнулся и поцеловал его сквозь маску в губы.  – Много чем, – похлопал его по щеке Труа и отстранился. – Ну, мне пора. До вечера!   Он взмахнул рукой на прощание и взмыл под потолок. Ещё немного постоял, глядя на парня, и пошёл на базу.