Завод

Тьму разорвал жёлтый свет высокого неба, сотканного из тысяч кусков серой ваты. По краям она горела, будто пожираемая огнём. Вечер был в самом разгаре, а работа Завода сходила на нет. Дым поредел, дав дорогу солнцу. Свежие стальные конструкции вспыхивали тут и там бликами, режущими взгляд. Но не смотреть на них не получалось. Словно новогодняя гирлянда они веселили, навевали ощущение праздника.   Джуго вышел из застенного мрака на край плиты и мгновенно ослеп. Закрыл лицо рукой, но упорно старался посмотреть вперёд.   Он будто стоял спиной к разинутой пасти – трещина в стене ощетинилась сломанными кирпичами и внутренней арматурой. За ней извивался пищевод извилистым узким коридором, стиснутым соседними стенами и трубами. Наружу вывалился шершавый бетонный язык, на краю которого и стоял человек, совершенно не боясь быть поглощённым гротескным монстром. Монстр не был ему другом, но стал защитником. Часто ли такое бывает? Да. Довольно часто.   Глаза привыкли к свету, такому редкому удовольствию на Заводе. И теперь Джуго видел стену соседнего блока. Его и башню разделяла улица. Не слишком широкая, но и пытаться перепрыгнуть её не стоило. Внизу изредка гудели двигатели, уносясь в лабиринт заводского мегаполиса. Карты наверное у надсмотрщиков огромные. Такие же, как и Завод. А может они сами помнят дорогу. Сложно сказать.    Кто-то включил кондиционер: рядом с Джуго на стене взвыл несчастным голосом вымученный вентилятор. Потом ещё один. Надсмотрщики возвращались в жилые комнаты и старались изгнать из себя жару, скопившуюся за весь день. Им хорошо. А вот рабочие варятся заживо в глубине башни.   Джуго закатал рукав, снял перчатку. Протянул руку, вытянувшуюся черным клинком, и остановил лопасти ближайшего вентилятора. С лёгким хрустом избавил машину от страданий и отступил чуть в темноту застенков.   Распахнулось окно под вентилятором и из него показался надсмотрщик. Раздражение на его лице было столь выразительно, что даже смешно. Он громко цедил сквозь зубы проклятия. Но Джуго сломал вентилятор не для того, чтобы любоваться представлением. Он наблюдал совершенно равнодушно. Он сам не особо понял, зачем его сломал. Детский поступок лишь бы занять освободившееся время. А может часть войны: незаметное сведение противника с ума. Но он подумал об этом, только когда уже сделал.   Надсмотрщик так и не понял, что стало с кондиционером, и просто ушёл вглубь комнаты, оставив окно открытым. Джуго услышал хлопок двери. Не удержался. Вонзил гарпун в стену «пищевода» и осторожно свесился с плиты. Заглянул в логово сначала очень осторожно, а потом с открытой наглостью, высунув из-за рамы всю голову. Убедившись, что все чисто, спрыгнул на подоконник, но все ещё держал трос натянутым, а рычаг – в руке.   Под окном расположился письменный стол. Деревянный. За ним стул. Тоже деревянный, с мягкой седушкой. У стены стояла кровать. Уже железная, застеленная белоснежным одеялом. К противоположной стене прижался шкаф с зеркалом в дверце. Оно сверкало в лучах заката и было идеально целым, без единой трещины.   Комната хоть и была обставлена просто, и сама не выделялась особой просторностью, создавала впечатление настоящего жилища. Не подпольного лагеря, а настоящего дома – была чем-то похожа на их старую камеру.   Джуго перелез через стол, заваленный какими-то бумагами и канцелярией. Подобрал несколько карандашей и положил в карман. Подошёл к зеркалу.   Зеркало на базе было разбито в дребезги, и найти замену никак не получалось.   Он приспустил маску. Долго смотрел на свое отражение. Лицо отливало золотом, отражая закатные отсветы. Но все равно казалось бледным. Тени выделяли впалые щеки, круги под глазами. В их старом зеркале он выглядел не так. Даже зеркала у надсмотрщиков плохие. Хотя нет. Он вспомнил себя в самые свои первые дни на базе. То же самое. Ну, может сейчас немного живее.   Дело в нем. В чем конкретно? Он опять один. Опять не знает, куда податься. Он опять потерял привычную жизнь, и пустота давила на него, сковывала, застряла в животе комом. Знакомое, но отвратительное чувство. Он не хотел его испытывать и тешил себя мыслями, что Уно скоро вернётся. Но прошло всего четыре дня.   Внезапно он вспомнил, что забыл сегодня поесть. Ушёл без завтрака и клялся Сейтаро, что найдёт, чем себя прокормить, но так и не сделал этого. И так, кажется, уже несколько дней. Так вот почему он чувствовал слабость. Какой человек вообще в здравом уме может забыть поесть?   За дверью раздались шаги, и Джуго отмер. Натянул маску и, ловко перепрыгнув стол, выскочил в окно. Нажал на рычаг и приземлился на стену, умело упершись ногами в отвесную плоскость. Он решил послушать, что будет дальше, поэтому уходить не спешил. Рука пока что держала его, но для уверенности он вонзил ещё один гарпун.   Надсмотрщиков комнате стало двое. Один – жилец, второй – видимо, гость. Они стали о чем-то оживленно разговаривать, но в их голосах чувствовался гнёт жары. Первый жаловался на кондиционер, который так нагло предал его перед долгожданным отдыхом. Второй слушал и поддакивал, но оба были на нервах, и вряд-ли их хоть немного интересовали проблемы друг друга. Но раздался звон бутылок, и разговор ожил. Надсмотрщики сели на кровать, разложили карты, открыв заветный напиток.   – Ну что, как оно? – спросил хозяин, немного расслабившийся после пары глотков.   – Потихоньку, – хрипло отвечал ему гость, так же разомлевший под лёгким хмелем. – И почему нет баб среди персонала, а?   – Ахеренно интересно.   Пауза на несколько задумчивых глотков.   – Хотя, – внезапно продолжил гость, – мужики тоже ничего.   Его товарищ поперхнулся.   – Давай не об этом. Меня уже тошнит. Расскажи ка лучше что-нибудь забавное. Слышал, у тебя в 69-ом что-то случилось.   – Ага, – протянул надсмотрщик, – забавно было смотреть, как чернь прессом раздавило.   Оба рассмеялись, а Джуго отметил про себя, что иногда неплохо не иметь хорошей фантазии.   – Ищейка в последнее время лютует, – со вздохом перевёл тему хозяин. – Задолбал, ей богу. Такой весь из себя правильный, будто из копов вышел.   – Копов? – не понял сначала собеседник. – А, точно. У вас так стражей порядка величали. Эхе, да-а. Ищейка та ещё заноза. Как его наш рептилоид еще не придавил?   – Харей вышел, – фыркнул товарищ. – А старшому уже по барабану, кого ебать.   – Так у них ещё ж ничего не было.   – Ну, старшой рассчитывает на это.   Мерзкий смех разлился вокруг, и Завод будто снова стал уродливым. Грязь слов сливалась с копотью на стенах, очерняя их ещё больше. Джуго хотел уйти, но понял, что Ищейка – нечто важное, о чем нужно рассказать Труа. Точнее пока что Сейтаро. А потом уже Труа от него все узнает.   – Как собака обнюхал весь кабинет инженера, а что нашёл – никому не сказал. Сволочь, – хозяин поморщился и отставил пустую бутылку, потянулся за второй.   – И не говори, – согласился тут же гость. – Пошёл бы он тогда сам к рабочим. Чтоб мед малиной не вставлял.   – Да, да, да. Полностью согласен.   Они переключились на карты, и разговор быстро потерял свой смысл. Они обсуждали каких-то неизвестных надсмотрщиков, еду, алкоголь, сигареты, и Джуго ушёл. Он устал висеть на руках и хотел отдохнуть. В последний раз посмотрел на светлое небо и нырнул в глубину Завода.   Он быстро добрался до базы и, как только снова оказался на свежем воздухе крыши, упал на матрас, даже не обратив внимание на Хани, сидящего у костра. Он недовольно что-то помешивал в котелке, скинув с себя рубашку. Она валялась недалеко, прямо на бетонном полу. Жар пламени и лета скоро бы заставил его снять ещё и нательную майку, но парень пока держался.   Увидев Джуго, Хани недовольно вздохнул и протянул тому поджаренный со специями хлеб. Но Джуго помотал головой и уткнулся лицом в матрас. За что тут же получил щелчок в затылок.   – Ай…   – А ну быстро жри! Ты подохнуть захотел?   – Не твоё дело.   – Ты за пару дней умудрился в анарексичку превратиться! Как ты, блять, умудряешься все сделать так, чтобы себе навредить?   – Талант. Ты так не можешь.   – Придурок, нашёл чем хвататься!   Хани схватил его за шкирку и приподнял над матрасом. Всунул в недовольно искривленный рот хлеб и оставил парня жуя возмущаться.   – Вкусно.   – Знаю, идиот. Жри давай.   Джуго смотрел на непоколебимую фигуру товарища. Его взгляд был уверенным, твёрдым, как сталь, но внутри него, в самой глубине трепетала мягкая задумчивость. Она была жизнью за толстым своем панциря. Хрупкой, готовой погаснуть, стоит слегка её потревожить. В ней теплилось переживание. Его было невозможно распознать с первого взгляда, но Джуго её почувствовал.   – Ты чего? – просил он.   Хани вздрогнул. Задумчивость растаяла.   – Ничего.   – Нет, что-то есть.   – Блять, что тебе от меня надо?!   Джуго на секунду задумался, опустил взгляд. Пробормотал растерянно, внезапно осознав:   – Ничего…   Встал и, проигнорировав дальнейшие возмущения Хани, подошёл к парапету. Сел и уложил подбородок на бетон. Долго смотрел в гаснущую даль, и сердце тронула тоска. Он внезапно почувствовал себя слишком маленьким и лёгким. Вокруг пространство образовало пропасть, и стало холодно. Ему не хватало тела рядом с собой. Мягкого, уютного и полностью принадлежащего ему, но при этом такого отдельного, готового исчезнуть. Хрупкая нить натянулась и разорвалась, и больше не соединяла их души. Ее обрывок раскаленной иглой упал и вонзился в сердце. И Джуго не выдержал. Закрыл глаза так плотно, как только мог. Спрятал голову под руками и капюшоном. Провалился в черную пустоту, которая обожгла его одиночеством.   Но плеч коснулись чьи то ладони и выдернули его существо из пучины. Джуго обернулся и наткнулся взглядом на обеспокоенное лицо Сейтаро. Вокруг успело стемнеть почти окончательно. Ночь незаметно подкралась, выползла из-за горизонта. Но лицо парня ловило на себе ответы костра и будто постоянно вздрагивало вместе с языками пламени.   – Джуго, все в порядке? – мягко спросил Сейтаро, продолжая держать парня.   Тот не мог выдавить из себя ни слова. Просто отвернулся и снова лёг на парапет. Однако прикосновение его успокоило, и он был благодарен, что Сейтаро оставил руки на месте. И тот все понял сразу. Устроился поудобнее, чтобы остаться подольше, стал осторожно поглаживать острые плечи. Про себя смеялся, что будто бы гладит встревоженного котёнка.   – Где ходил сегодня? – спросил он так же мягко, но уже спокойно. Хотел отвлечь парня от неприятный мыслей.   Джуго молчал. Потом нехотя стал говорить. Сначала еле слышно, но потом увереннее:   – Утром в 70-ом блоке. Смотрел за кухней. Потом в 71-ом на патруле весь оставшийся день. Потом в башне подслушал разговор надсмотрщиков. О, и спёр пару карандашей.   Достал их из кармана и положил перед Сейтаро на пол. Снова стих, показывая, что отчёт окончен.   Лидер подобрал трофеи и отложил на свой матрас. Два серых карандаша и один красный. Все не слишком длинные – давно используемые.   – И о чем они говорили?   – О какой-то Ищейке, – пожал плечами Джуго. – О кондиционере. О раздавленном человеке. О ебле.   – Л-ладно, спасибо я понял… – поспешил прервать его Сейтаро. – Так что за «ищейка»?   – Какой-то надсмотрщик. Который лезет, видимо, не в свое дело. По крайней мере, так они об этом говорили.   – Надо бы Труа рассказать, – заключил Сейтаро. – Спасибо за информацию.   – На здоровье. Это все таки часть работы.   Прохладный ночной ветер ворвался на крышу, всколыхнув огонь. Освежил томный воздух. Прогнал последние клочья дневного пекла, и наконец стало легче дышать.   Сейтаро аккуратно, стараясь не потревожить спокойствие Джуго, снял с него плащ и отложил. Начал снимать гарпуны, но парень выпрямился и закончил сам. Он хотел сейчас только спать, но товарищам удалось накормить его и отправить в душ. Недовольно, но Джуго повиновался и позже скрылся с террасы за дверью ванны с чистой одеждой в руках. Сил на споры у него уже не осталось.   Когда он ушёл, Хани сначала долго молчал, глядя то на угли в костре, то на Завод. Потом не выдержал и обратился к Сейтаро:   – Это он такой из-за Уно?   Медленно доедавший свой ужин Сейтаро удивлённо посмотрел на друга.   – Ну, да… А ты что, не понял это?   – Понял конечно же, – фыркнул парень. – Просто не верится, что кто-то может так страдать по ещё живому человеку.   Сейтаро покачал головой и тоже взглянул на бесконечную черную даль, ловя взглядом каждую вспышку прожекторов, как нечто неповторимое. Попытался увидеть горизонт, но не смог – здания сливались своей чернотой с небом, а свет заводских огней вдалеке отражался от туч.   Он думал, как бы объяснить Хани то, что понимал сам. После дневной жары прохлада действовала успокаивающе на его мысли. Они больше не были единым неуклюжим комом, но все равно не могли сложится во что-то определённое.   – Просто он очень любит Уно. И все, – сдался наконец Сейтаро и сказал все просто, насколько это было возможно.   Хани закатил глаза и растянулся на своём матрасе, подложив руки под голову.   – Ну и что? Портить теперь всем остальным настроение? – бормотал он сонно. – У нас атмосфера уже как на похоронах…   Скрипнула дверь, и Хани замолчал. Однако повернув голову понял, что вошёл Мусаши, и продолжил:   – Мы тут и так уже разваливаемся во всех смыслах, так ещё и это.   – Ну он же ещё ребёнок, – упорно продолжал защищать Сейтаро Джуго.   – Нихуя ребёнок! Значит, по твоему, кое-кто у нас не только педиком оказался, но ещё и педофилом? – едко усмехнулся Хани. – Да, и к стати, Джуго ещё в Нанбе сколько лет было? Шестнадцать? А здесь сколько он проболтался? Два года как минимум. Уже неверное три. Он уже нихуя не ребёнок и должен сам все понимать! Ещё и обижается, что его идиотом называют!   – Угомонись, а? – вдруг оборвал его Мусаши.   Он стоял в стороне и слушал их диалог. Сначала решил не подходить, чтобы не мешать, но заслышав то, что сказал Хани, приблизился. Сел на свой матрас. Скрестил руки на груди с очень серьезным видом, неотрывно глядя на Хани. Старался заглянуть ему в глаза, но пока парень лежал, не мог этого сделать. Но тот раздраженный тем, что его речь прервали настолько нагло, мгновенно подхватился. И наткнулся на пронзающий взгляд ледяных глаз. Мурашки пробежали по спине.   – Кто ты такой, чтобы так судить людей? – продолжил Мусаши, когда убедился, что Хани его слушает. – Ты видел его пару раз в комнате отдыха. Думаешь, ты знаешь, что происходит, когда ты на него не смотришь?   – А ты? – глухо огрызнулся парень. – Ты видел его ещё реже, потому что был в подземной камере долгое время.   Мусаши тяжело выдохнул, будто ему уже надоел этот спор. Но он не мог оставить его так. Его проигрыш в нем – предательство по отношению к Джуго.   – Разве ты не знал? – вдруг сказал Сейтаро растерянно. – Они ещё до Нанбы были в одной тюрьме. И там…   – Спасибо, не надо дальше, – остановил его Мусаши. – Не в этом дело. Я не собираюсь говорить, какой Джуго есть. Далеко не секрет, что он, конечно, тот ещё идиот. Но он старается им не быть, пока находится рядом с Уно. Но сейчас, мне кажется, он просто не видит смысла в том, чтобы быть серьёзнее. Ему теперь просто не нужно.   – Но, вообще-то, он довольно упрямый, – добавил Сейтаро, слегка усмехнувшись. – Если ему что-то действительно надо, он будет стараться.   – Вы чего его вообще защищаете? – спросил Хани с искренним, хоть и старательно скрываемым, удивлением.   Он вспомнил. И все сразу понял. Скрипя зубами признал свою ошибку и почему-то почувствовал себя ужасно. Но ему не пришлось говорить об этом в слух. Товарищи сразу все поняли по одному его взгляду и расслабились, радуясь, что смогли доказать свою правоту.   Смеясь, Мусаши ответил на вопрос Хани, будто бы сразу забыв о недавней напряжённости:   – Защищаем, потому что он идиот. И по нему не всегда можно что-то понять. Приходится выяснять спустя долгие дни знакомства и наблюдений. Ты просто ещё к нему не привык.   – Блять, а реально. Я пытался научить играть его в дартс, но безуспешно. А тут он стреляет гарпунами и из арбалета так, будто раньше только прикидывался тупым.   – О, арбалет ему дался с большим трудом, – послышался из тени, за пределами кострового света, голос Труа. Он бесшумно возник за Мусаши, держась за локти со спокойным видом, и опустился рядом с ним, продолжив: – Он чуть меня не прибил, пока я его учил.   – Не удивлён, – усмехнулся Хани, полностью отделавшись от своего возмущения. – Ты то чего вдруг припёрся?   Труа с простодушным видом пожал плечами и уронил голову на плечо Мусаши.   – Просто так. Надо же мне иногда вас навещать.   – Два дня не показывался и на тебе, – сказал Хани, отворачиваясь с наигранно насмешливым отвращением.   Огонь потихоньку стал потухать. Но никто не спешил его поддерживать. Искры с треском взлетали ввысь, теряясь и потухая на фоне ночного неба. Хани опять лёг на матрас, Сейтаро последовал его примеру. Труа остался лежать на Мусаши и взял его за руку. Тот улыбнулся, тихо поцеловав парня. Все молча наблюдали, как вспархивают из пламени светящиеся крохотные мотыльки. Как вьются и растворяются в порывах ветра, уносясь за парапет чёрными обрывками.   Кругом было тихо. Даже Завод молчал. Иногда ночью работа абсолютно всех блоков останавливалась и тогда можно было услышать давно забытую тишину и разрывающий её неожиданно громко треск пламени. Сегодня была именно такая ночь. Спокойная, безжизненная, но безопасная.   Труа лениво осмотрелся вокруг и вдруг спохватился:   – А где, собственно, Джуго?   Остальные переглянулись. Сейтаро вдруг понял:   – Он же не мог утонуть в душе?...   – Да не, бред какой-то, ха-ха.   – Ха-ха…    – Ха…   – БЛЯТЬ!