В погоне за отражением

      Ночь выдалась бессонной. Я пять часов провалялся в ванной, обнимая унитаз и выблёвывая туда содержимое желудка. Понятия не имею, почему мне стало плохо, но это не проходило. Но за ночь я не выпил ни одной таблетки антидепрессантов, так что кроме ужасного привкуса желчи, из-за которого меня выворачивало ещё больше, у меня было невыносимое желание прикончить себя, чтобы, хотя бы, перестать блевать. Кое-как поднявшись с ледяной плитки, опираясь о раковину, я сделал шаг назад, опешив: с зеркала на меня смотрел худощавый, бледный парниша; десяток сантиметров волос, которые отросли после пожара, были растрёпаны и запутаны, а глаза и вовсе были красными и опухшими от слёз. Открыв кран, я плеснул себе в лицо холодной водой, чтобы прийти в чувство, но осознание реальности так и не вернулось. Так что я поплёлся на кухню. На огромных часах возле холодильника светилось 5:23. Я чувствовал себя паршиво. Единственное, чего мне сейчас хотелось, — выпить пару таблеток викодина. Но раз уж я решил бросать, нужно хоть как-то начинать. Так что я приступил лишь к кардинальным мерам. Потому что, прекрасно зная себя, для уменьшения дозы мне нужен кто-то, кто будет следить за этим. Однако я сейчас одни. Сам. В этом чёртовом огромном городе. Валяюсь на деревянном полу в одной из лучших квартир этого района. Веки медленно закрывались. Я был истощён детоксикацией. Сейчас нужно было дотянуться лишь до упаковки антидепрессантов. Или стакана с водой. Хотя бы чего-нибудь. Однако руки меня не слушались, было невыносимо тяжело поднять ладонь и шевелить пальцами. Я потерял управление над своим телом окончательно и погрузился в сон.       Я видел себя. Маленького себя. Я закрылся в ванной, натянул наушники, открыл воду и сел на пол, спиной к двери. Я помню этот вечер, и точно знаю, что произойдёт дальше. Но больше, чем уверен, что был намного младше, чем этот паренёк. Здесь мне было около двенадцати, а в воспоминаниях лишь не больше пяти, ведь я еле доставал до щеколды на дверях. Мама никогда не разрешала закрываться. И только в ванной можно было использовать защёлку. Из-за дурацкого правила с дверями, я не мог спокойно послушать музыку в наушниках или расслабиться, не прислушиваясь, не идёт ли там кто-нибудь. Однако не в тот вечер. Мне можно было закрыть дверь. Скажу вам больше, мать собиралась замкнуть ключом снаружи. А всё лишь потому, что они с отцом снова ругались. Родители не хотели, чтобы мы с Ником знали об их «неидеальной» жизни. И вот, очередная ссора. Ника почему-то не дома, а я, опережая маму, закрылся в ванной. Музыка в наушниках была невыносимо громкой, но лучше уж слушать попсу, чем крики взрослых. Я точно знал, что сейчас должен был вернуться мой брат и успокоить меня, а потом мы должны были подняться на верх и застать мать, собирающую вещи. И вот, Ник говорит моё имя, ласково просит меня выйти и обещает купить мне мороженое вечером. Я привстаю на носочки и отпираю дверь, передо мной на корточках сидит брат. Крики родителей намного ближе и громче, чем я запомнил. Так и было — я повернул голову, взрослые были на кухне. Мама стояла возле обеденного стола и, активно жестикулируя, что-то доказывала отцу, а папа был в ярости, пытался перекричать мать. Ник говорил, пойти на верх, дёргал меня за руку, однако я буд-то прилип к полу и ни с места не сдвинулся. Я слушал ссору матери и отца. — Твои дети здесь, успокойся, — говорил папа, заметив нас — Они твои дети тоже, почему спихиваешь их только на меня? Я хочу пожить! Ты не даёшь мне заниматься любимым делом! — продолжала кричать мать, даже и не посмотрев на нас — Ты пугаешь Финна! Будь тише, Лидия, — стукнув рукой по столу, повторил отец — Этот ребёнок! Это всё его вина! После его рождения, я ни единого выходного не видела! — не слушала его мать — Зато любовников в дом, я смотрю, время приводить у тебя есть, — вспылил папа. Я продолжал слушать их, Ник тоже застыл, когда речь зашла за меня. — Не уверен даже, что Финн мой ребёнок! — Хочешь меня шлюхой назвать? — с возмущением охнула мать. Хоть я и был маленьким, но прекрасно знал, это слово. И точно так же хорошо знал, что произносить его было нельзя. — А знаешь что, думай, что захочешь. Я ухожу. И всё из-за этого мальца, — указав пальцем на меня, громко сказала она — Не скидывай на него вину! Он ребёнок, беззащитный малыш! — говорил отец       «Финн, пожалуйста, пошли в комнату. Они чушь несут.» — эхом звучало у меня в голове. Ник.       Но я не послушал его, а лишь уверенно пошагал на кухню, к родителям.       Кадр сменился, я уже не такой маленький, каким был до этого. В руке у меня нож. Я быстро подошёл к матери и грубо воткнул в неё лезвие, тихо добавив: «я лишь ребёнок». Отпустив женщину, я отступил на несколько шагов назад. Теперь я стоял на кухне в сгоревшей квартире Софи. На полу лежала не умирающая мать, а корчащаяся от боли малышка Софи. Чёрт. Но я не мог ничего сделать. Как бы мне не хотелось ей помочь, я просто… Наблюдал. Стоял над ней — умоляющей, стонущей от боли, пытающейся помочь себе — и ждал смерти.       И она бы, несомненно, наступила бы не только для Софи, но и для меня. Если бы я не проснулся от резко подходящей к горлу желчи. Быстро поднявшись с пола, еле сдерживая рвоту, я выблевал всё в раковину на кухне. С меня крупными каплями стекал холодный пот, лоб пылал, было ощущение, что я сейчас сгорю, но ноги почти не держали, а тело пробивала дрожь от холода.       Мерить температуру я не стал, ведь было нечем. Так что я откопал остатки лекарств и выпил Парацетамол. Взяв из-под раковины миску для рвоты, я поплёлся в спальню. Я не мог вернуться ко сну, в котором я убиваю то ли Софи, то ли собственную мать. Однако некоторые несостыковки меня пугали: возраст, разговор родителей, обстановка, да и в целом факт убийства. Я любил свою мать. Каждый раз, когда она уходила от отца, я рыдал, закрывшись в ванной, и каждый раз, когда она возвращалась, я был самым счастливым мальчиком в мире. Продолжались такие непонятные отношения у наших с Ником родителей около пяти лет. Закончилось всё после того, как мать пригрозила разводом, в одной из ссор, а отец сказал, что заберёт нас, чего бы ему этого не стоило. И мать успокоилась. Перестала водить мужчин домой, возвращаться пьяная в стельку и ругаться с отцом. Она стала мамой. Моей любимой мамой. Умерла она всего четыре года назад, от сердечного приступа. На глазах снова проступила соль. Но не от нового приступа рвоты, а от безмерной любви. Я скучаю по тёплым объятиям и успокаивающим поцелуям в макушку.       Меня снова вывернуло. А Софи что? Я уже чуть не убил её. И это даже не раз повторялось. Случай, когда я перепутал ЛСД со снотворным, декабрьский вечер, когда сам чуть не погиб в автокатастрофе, и тот день, когда навсегда исчез из жизни Софи. Софи никак не похожа на мою мать — я так думал всю жизнь. Но тогда почему моё подсознание сравнивает их? Да, кое-что совпадало в их внешности — худощавая фигура, тёмные волосы и глубокие зелёные глаза. Да, возможно я находил в Софи часть своей матери, но только из-за того, что запросто кидалось в глаза. А вот характер… На это нужно время, чтобы подумать. К счастью или сожалению, его у меня предостаточно.       И так, мать была доброй, отзывчивой женщиной, которая всегда была в центре внимания. Чего не скажешь о Софи. Она зависела от кого-то, никогда не появлялась на публике одна и почти не разговаривала в малознакомых компаниях. Софи инфантильная, не умеющая самостоятельно принимать решения девочка. Я не могу утверждать то же про маму, однако могу сказать, что сама она бы прекрасно справилась в мире. Без поддержки отца или любого другого мужчины, она бы точно не пропала, а Софи не выдержала бы и недели. Не смотря на запугивания её собственного отца взрослой жизнью, девочкой она выросла не самостоятельной. Софи не обучали чему-то, что пригодиться в будущем, ей лишь рассказывали, что может и будет происходить. Не смотря на то, что Софи знает как зарабатывать деньги и распоряжаться ими, она не смогла бы жить одна. Сначала это был Ноа, который, не смотря на свой разгульный образ жизни, всё же знал многое о взрослой жизни, налогах и коммунальных услугах. Дальше я, который заполнял и посылал все бумажки и документы вместо Софи, а теперь этим занимается Джейден.       Но однозначно должно быть что-то, что объединяет их. Я бы не стал просто так проводить параллель из-за внешности. Я бы не стал заменять один образ другим, чтобы вспомнить травмирующие события. Тем более, коверкая их. Понятия не имею, что случилось у нас в семье, когда мне было двенадцать. И разбираться в этом желания не было. Но чтобы такой ужас не повторился, нужно покопаться в памяти, вытянув правду на поверхность. Насколько бы больно мне не было.       Я кинул взгляд на часы, стоящие на тумбочке — зелёными цифрами светилось 10:52. «Чёрт» — сквозь зубы прошипел я. Кое-как поднялся с кровати, мир перед глазами поплыл. От меня ужасно пахло, но времени на душ нет. Пришлось сменить футболку, накинуть курточку, обрызгаться одеколоном, стоящим в прихожей со времён моего семнадцатилетия, кое-как натянуть кроссовки, из-за чего меня чуть не стошнило снова. Но я всё же вышел из квартиры, в последний момент вспомнив об антидепрессантах. Пройдя на кухню в обуви, я схватил со стола таблетки и всё же направился в кафе. Путь к нему занял намного больше времени, чем ожидалось. Но я вошёл внутрь в 11:11. К счастью, мой столик был свободен, так что, не смотря на темнеющий перед глазами мир и застрявшую в горле желчь, я всё же уселся, откинув голову на стенку. Не знаю, как быстро ко мне подошла Рейчел. Но вскоре я услышал её взволнованный, тихий голос: — Здравствуйте, я могу принять у вас заказ? — говорила она — Шоколадный торт и воды, пожалуйста, — протянул я, не взглянув на девушку, продолжая контролировать дыхание — С вами всё в порядке? Помощь не нужна? — взволнованно протянула Рейчел — Всё хорошо, — натянув улыбку, сказал я, посмотрев на официантку. — Просто принесите мне воду сразу, пожалуйста, — добавил я       Рейчел, стараясь спрятать страх за улыбкой, кивнула и ушла. Спустя минуту стакан опустился на стол. Я кивнул и тихо протянул «Спасибо». Не думаю, что официантка меня услышала. Я глотнул четыре таблетки антидепрессантов, запил водой и положил голову на холодную столешницу. Вскоре Рейчел принесла торт, поставив его передо мной. Я кивнул ей, кое-как взял в руки вилку и положил кусочек в рот. С каждым днём я всё больше познавал этот десерт, вкус раскрывал новые детали и ингредиенты. Но из-за приближающейся рвоты я не съел и половины. Зажав рот рукой я громко крикнул «Туалет». Рейчел испуганно указала в сторону двери. Я еле дошёл и, упав на колени, выпустил желчь наружу. Я чувствовал себя беспомощным, рыгая в туалете кафешки. Сзади послышался тихий, дрожащий испуганный голос: — Я могу вам как-то помочь? — это была Рейчел       Я мотнул головой. Собирался было отказаться, но тело вновь выходило из-под контроля. Мир перед глазами плыл, веки закрывались, колени бешено трусились, а руки я поднять не мог и вовсе. Я кое-как отполз от унитаза, губы беззвучно шевелились. «Помоги мне» — последнее, что я помню перед томной пустотой.