Пианист

- Так у тебя получилось... найти родителей? Леви несколько замялся, явно почувствовав, что задал неудобный вопрос. Они с Самари стояли возле ресторана, и на пропахшие сыростью улицы уже опустилась темнота. Все это время юноша играл, не переставая. Сегодня он чувствовал себя лучше, а инъекция героина завершила дело, придав столь нужной уверенности в себе и добавив к этому немного опиоидной теплоты. Стоять на ногах не особо хотелось, но курить было особенно приятно. Если бы только у него, у Леви, была возможность прилечь... Самари не видела его зрачков в точку, чему Леви несказанно был рад. Впервые в жизни он осудил себя за такое проявление слабости. - Ты задаешь не те вопросы, жиденок, - жестко одернула его она, грубо толкнув в плечо. Леви выронил сигарету, не ожидав услышать о себе что-то в таком ключе снова и прямо здесь. Жиденком для всех он был в приюте - кучерявый, с огромными зелеными глазами и торчащими ушами, острыми коленками и каким-то нескладным телосложением, за что местные хулиганы не упускали возможности поиздеваться над ним. Воспоминания о приюте нахлынули очень некстати, и даже героиновое тепло не смогло их перебить. - Но если смотреть так, - Самари вдруг смягчила тон голоса, - то да, нашла. Точнее, все то, что от них и от дома осталось. Леви понял, что последнее, чего хочет Самари сейчас - обсуждать свою семью. Он покорно протянул ей еще одну сигарету, и девушка приняла ее, держа ту меж губ и щелкая зажигалкой. Он, конечно, догадывался, как жрецы тьмы восстанавливают рассудок, но Самари курила куда больше него, и в пачке уже осталось не так уж и много сигарет. - Ты чего, расстроился? - она посмотрела на него с долей удивления. Леви замотал головой. - Н... нет. - выдавил он из себя односложный ответ. - Ты не изменился со времен фестиваля. Совсем. Самари внимательно окинула юношу взглядом еще раз. Леви понял, чем она занимается сейчас. Читает мысли, не иначе, подумал он. Он зажмурился и отвернулся, не в силах вынести пристальный взгляд. Его действия вызвали у девушки одну лишь усмешку. - Не поможет, - чуть более тихо произнесла она. Перед ее глазами проносились образы приютских детей, кричащих что-то о жидах, из-за которых Алл-меру пришлось пожертвовать собой, и наконец, самого Леви, тощего и низкорослого. А ведь он и не особо-то вырос с тех времен - Самари была выше него на полголовы. Отчасти ее это позабавило. - Твоя мать мертва и героин не заменит ее тебе. Смирись. - она сделала глубокую затяжку и выпустила струйку дыма в холодный, влажный воздух, кутаясь в шубу получше. Леви тоже понемногу начал замерзать, но он лишь дрожащими руками достал новую сигарету из пачки и поджег, ничего не ответив Самари на болезненные, но такие правдивые слова. Но если Самари презирает его, то почему каждый раз останавливается с ним после вечера в ресторане? Почему приходит слушать его игру каждый раз, словно угадывая, когда он, Леви, придет сюда? Ответ пришел сам собой. - Я больше не чувствую себя в безопасности после фестиваля. Знаешь, он научил меня тому, как на самом деле важно держаться вместе. От тебя был толк во время всего этого безумия, я помню, - она затянулась еще раз, - и раз уж мы встретились, то должны понимать, что до конца дней мы все запятнаны одним и тем же чертовым проклятьем. Леви ничего не сказал в ответ, только промолчал и затянулся сигаретой, глядя на девушку. Самари вдруг задумалась по поводу сказанных ей же слов. Нет, у нее никогда не было сомнений в том, что она с ее многолетним опытом в темных искусствах сможет себя защитить. Но здесь дело было явно в другом. В том, что пугало сильнее магических дуэлей с искаженными лунным светом тварями. Дело было в том, что после пережитого кошмара было совершенно непонятно, как жить далее этой тошнотворно нормальной жизнью, с походами на рынок за едой, в алл-меров храм и на подработку, каждый день сталкиваясь с теми, кто и понятия не имеет о том, какие невообразимые ужасы существуют в их и без того жестоком мире. Вон, у Леви вроде кое-как выходит мимикрировать под нормального человека. Да только отбери у него героин - что останется от его мнимой нормальности? Самари горько усмехается, глядя на это. Впрочем, разве можно было назвать столь же нормальной жизнь презираемых с давних времен жрецов тьмы? Однако после фестиваля эта ее особенность уже не так бросалась в глаза. Самари не хотела себе признаваться в том, что это пугало. В этот раз она не стала пытаться оскорбить Леви за традиционно сделанную перед выходом на работу инъекцию героина - с кошмарами прошлой ночи ей пришлось справляться с помощью водки. Не то, что бы ей нравился алкоголь, но прибегнуть к нему в случае, когда воспоминания слишком давят на голову, лишая рассудка, Самари не считала чем-то зазорным. Если бы с ними сейчас был тот одноглазый докторишка, то наверняка поведал бы им что-нибудь про посттравматические синдромы. Она вновь горько улыбается. Интересно, как он там? Как остальные... Она никогда не имела привычки внезапно начинать думать о ком-то, кроме Марины, но фестиваль, кажется, изменил и это. - Как у тебя, черт побери, это получается? - Самари с долей безумия во взгляде вдруг ухватила Леви за плечи и несколько раз потрясла. - Ч... что? - Леви еле выдавил из себя эти слова, кажется, несколько испугавшись ее нестабильности и резкой смены настроения. - Весь этот гребаный ужас, который тебе пришлось пережить, был для того, чтобы ты просто начал играть на пианино в каком-то идиотском ресторанчике? Ты серьезно, Леви? Ты, мать твою, серьезно? Впервые за все время она назвала его по имени, вдруг отметил Леви для себя. - Ты думаешь, что мне легко? - вдруг с большей уверенностью произнес он, и в голосе его заметен был холод. - Если бы не... Если бы не героин, я бы давно вздернулся. - почти выплюнул он, подумывая над тем, чтобы развернуться и уйти. Происходящее не разозлило его - Леви перестал видеть смысл в дальнейшем диалоге. Вот, значит, что. То, что он услышал сейчас, однозначно несколько его задело. Хотелось даже заплакать, но сделать это при Самари для него казалось позорным. - Если хочешь, можешь уходить, - на этот раз спокойным тоном произнесла Самари. - Но ты должен знать, что мы все больше не сможем существовать друг без друга. И да, - она улыбнулась странной улыбкой, - я знаю, что ты на самом деле чувствуешь ко мне. Внутри Леви все сжалось. Конечно, она может угадывать и такие вещи. Неужели он этого не понимал? Но почему именно сейчас она говорит об этом. - Это не влюбленность, иначе бы ты не стоял здесь. Я знаю, что ты не можешь разобраться в этом, ну так давай я тебе помогу, - последние слова она произнесла с долей презрения. - У нас действительно, - задумчиво сказала она, - много общего. Ты ищешь того, кто хотел и мог бы тебя понять, а тут еще Фестиваль, - Самари неподвижно посмотрела на него, - и ты думаешь, что у тебя получилось. - Я знаю, что по-настоящему ты любишь только Марину, - их взгляды встретились, - я не хотел препятствовать... - Не обсуждай со мной Марину, - одернула его она, - ты все равно не знаешь, что такое по-настоящему любить кого-то, да и вряд ли мы с ней еще раз когда-нибудь увидимся. Самари сделала паузу, и Леви вновь заговорил. - Возможно, ты права, - он задумался, - но я просто хочу понять, как ведут себя обычные люди. Нормальные. - О, ты никогда не будешь нормальным, - рассмеялась девушка, - или ты полагаешь, что Фестиваль когда-нибудь тебя отпустит? Да никогда, как и всех нас. Леви снова замолчал, давая Самари возможность высказаться. - Было забавно, кстати, наблюдать за твоими познаниями об отношениях между людьми. Ты все еще хранишь у себя порнографию? - она хохотнула в накатившем приступе веселья, и юноша невольно задумался о том, как же быстро меняется ее хаотичное, непредсказуемое поведение. - Н... нет, не храню. - Леви густо покраснел. Самари, не раздумывая, высказывала ему в лицо все свои мысли о нем, а он терпел. Терпел и стоял здесь по названной ей причине. Все-таки она действительно больше него понимает во многих вещах. Леви снова захотелось запереться в своей комнате и плакать. Он сглотнул, пытаясь подавить жгучее чувство собственной бесполезности и жалости к самому себе. - А что плакать? Это тоже бесполезно, - и вновь Самари прочла его, как открытую книгу. - Завтра увидимся еще раз. И сыграй, будь добр, что-нибудь повеселее. От твоих мелодий так и веет трагизмом. Самари бросила ему прощальный взгляд и развернулась, скрываясь в темноте улиц, уходя от сияющего ночными огнями центра все дальше и дальше, оставляя Леви одного наедине со своими мыслями. Той же ночью, вернувшись к себе, пианист дал волю слезам, свернувшись на кровати в клубок. Он давно не плакал, и даже героин, глушивший обычно все проявления сентиментальности, не помог остановить это желание. _________________ Самари сжимала в одной руке злополучное письмо от Марины, а в другой - наполовину допитую бутыль дешевого вина. Она не могла принять то, что человеком, с которым понемногу выстраивалась новая и столь болезненная нить привязанности, оказался Леви, этот мальчишка с внешностью сбежавшего из Восточных Святилищ оборванца. Да вот только предотвратить это было уже никак нельзя, подумала она и усмехнулась. Выходит, Леви так Леви. Пусть дальше играет свои глупые песенки, дальше пытается собрать по осколкам свой навсегда разбитый шанс на ту жизнь, на которую он надеется. А у нее пускай все идет на самотек. У нее просто не осталось сил что-то пытаться поменять. Впервые в жизни она злится - по-настоящему злится на свое решение поехать вслед за Мариной домой, в Богемию. Луна смотрит в окно своим пронзительным желтым взглядом, противно напоминая о своем существовании. Пускай смотрит. Кажется, в новую эпоху люди начинают поговаривать о космических путешествиях, полетах на луну и прочей ерунде, позабыв некогда благоговейное отношение к телу ушедшего из мира старого божества. В глубине души Самари радуется таким разговорам, при этом понимая, что однажды влияние богов в этом мире иссякнет, и возможно, ее искусство так же станет никому не нужным. Но это - где-то там, вдалеке, после ее смерти. Мысли о Марине и Прехевиле прекрасно глушит алкоголь. С каждым глотком внутренний голос ехидно напоминает ей пощечину, отвешенную Леви. Нельзя уподобляться ему, это верно. Но сейчас, к сожалению, без этого никак. В моменты крайнего безумия все жрецы тьмы немного злоупотребляют алкоголем. Она не исключение, напоминает она себе, понимая при том, насколько легко это может перейти в такую же, как у Леви, зависимость. Нет уж, в этом им схожестей точно не нужно, думает она и горькая улыбка появляется на ее лице. Но факт остается фактом - она и сама цепляется за выживших участников фестиваля, как за что-то спасительное, при том того не желая.