Пианист

Улицы столицы всегда одинаковые - тут постоянно сыро, холодно и мрачно. Самари кажется, что это место похоже на Прехевиль, и от воспоминаний откровенно мутит. Рядом с отелем, где она остановилась, побирается пара бродяг. Самари смотрит на них в окно, и отвращение формирует ком в горле. Вся послевоенная Богемия погрузилась в это странное, ужасное состояние соседствия параллельных друг другу фатальной нищеты и лоска богатства, что она подмечает уже не раз. Особенно ее пугают наркоманы. Готовые убить за дозу анальгетика, они ошиваются у аптек, попрошайничая на дозу. Самари понимает, что если Леви не бросит героин, то в скором времени может потерять работу и оказаться там же, где и они. Самари почему-то противно от мысли об этом. Значит ли это, что она не хочет для него такой судьбы? Она могла бы сказать, что ей все равно, однако желание напомнить Леви, что раз уж он выбрал этот путь игры в попытки жить нормальной жизнью, то пускай его и придерживается, сильнее. Самари не понимает, почему так. Наверное, потому, что другой вариант для того, кто пережил ад, был бы несправедлив. Заслужил ли Леви жить дальше спокойной жизнью? Определенно да, вот только это невозможно. Но героин оставался ощутимым препятствием между ним и тем, чего тот на самом деле желал. Он, может, и прост, как три шиллинга, но простота эта все равно несколько особенная. "Он на собаку похож - кто приласкает, к тому и бежит." - думает Самари, и ей становится совсем не весело от осознания реальных перспектив Леви. Им снова определенно нужно поговорить. Впрочем, когда это ее стали заботить проблемы мальчишек со сломанной от рождения судьбой? Видимо, сказалось то, что Леви такой же участник фестиваля, как и она. А они все просто обязаны жить. Иначе все, через что они прошли, потеряет смысл. Это единственная вещь, в которую хочется вмешаться по-настоящему. Леви слабохарактерный. Возможно, у нее получится заставить его бросить. Самари имеет некоторые базовые представления о медицине, поэтому может даже в каком-то смысле ему помочь. Раз уж судьбе суждено было их столкнуть, то пускай. Нет, она не собиралась становиться его протеже, но это был неплохой способ выразить ему благодарность за музыку, которая помогала успокоить разум. Заставить бросить чертов героин. Жрица тьмы грустно смотрит на недопитую бутыль вина, запах которого уже начал понемногу выветриваться. Внутренний голос снова съехидничал о том, что она такими темпами станет ничем не лучше. А впрочем, к черту все, сегодня же вечером она идет вместе с Леви. Надавить на него не составит никакого труда. _________ - Я... я больше не могу. Дай мне чертов анальгетик. Леви умоляет ее, трясясь в одной майке и трусах на кровати, весь покрытый блестящим потом. Он трясущимися руками делает большой глоток из бутыли, заполненной водкой, и тут же его выворачивает наизнанку прямо на пол. Самари с отвращением смотрит на эту откровенно омерзительную сцену, глядит, как юный наркоман пытается хоть что-то сделать с адской болью в конечностях, трясется, как осиновый лист, и как его бросает то в жар, то в холод. Леви готов сейчас сделать все, что угодно - лишь бы снять мучительную боль. Самари знает, что он пытался завязать сам. - Какой же ты жалкий, - выплевывает она. Леви, впрочем, откровенно плевать на любые оскорбления в свою сторону, поскольку его мысли занимает только одно. Водка слишком медленно делает свое дело. Леви сто раз успевает пожалеть о том, что согласился завязать. Самари просто молча стоит и смотрит. Ее задача - сделать так, чтоб Леви не подох раньше времени, думает она. Может быть, для этого даже придется прибегнуть к магии. Она точно понимает, что уничтожив все его запасы героина, вылив раствор в раковину, поступает правильно. - Подожди здесь, я сбегаю в аптеку, - бросает ему она, покидая комнатушку и оставляя Леви наедине с ломкой. Он что-то неразборчиво хрипит вслед - видимо, надеется, что Самари все же раздобудет ему дозу. Она возвращается со склянкой в руках. - Морфий. Введи себе то количество, которое поможет снять боль. Леви смотрит на склянку в чужих ладонях, как на спасение, и с трудом сглатывает слюну, когда Самари набирает мутной жидкости раствора ровно на половину шприца. Так у него есть хотя бы шанс снять свое болезненное состояние хоть немного. Самари помогает ему сделать укол - вне всяких сомнений, она научилась этому на фестивале. Леви не верит, что там Самари ни разу не успела попробовать героин. В конце концов, у них всегда было достаточно и его, и первитина. Он тяжело выдыхает и закрывает глаза, когда мышцы перестает скручивать спазмами и боль понемногу отступает, но заветного прихода не получается - доза, введенная ему, слишком мала, да и раствор морфия куда слабее героина. Леви ложится на свою кровать, пустым взглядом уставившись на Самари. - Если ты сдохнешь, то к чему было все это? Приют, война, Фестиваль, - пытается достучаться до него Самари. Она признается сама себе в том, почему ее пугает возможная смерть Леви. Потому что больше никто не поймет ее персональный ад в голове. Даже Марина, девочка из богатой семьи священника, с детства окруженная родителями и прислугой. И сейчас единственный человек, который прошел что-то невообразимо похожее, пытается соскочить с иглы, понимая, как будут сжирать его воспоминания после всего этого. Но он сам согласился сделать такой выбор. Пускай же теперь не удивляется, что приходится страдать - ему не впервые, в конце концов. Леви наконец возвращает себе способность нормально разговаривать, ощущая покалывающее тепло в конечностях, избавленных от боли. - Почему ты так печешься об этом всем? - безразлично спрашивает он, - Я думал, жрецам тьмы нет дела до простых смертных. Самари не знает, что ему ответить. Наконец она выдавливает из себя простую фразу. - Мы должны жить дальше. Леви все понимает и откидывает голову с растрепанными волосами на сырую подушку. Ему хочется помыться, но воды нет под рукой. Раз в неделю он посещал общественную баню - этого, казалось, было достаточно. Самари садится на край его кровати и оценивающе оглядывает молодого наркомана. Он невообразимо худ, и выглядит еще хуже, чем когда только вернулся домой с фронта. Его волосы стоило бы подстричь, а темные круги под глазами убрать хорошим сном. Леви выглядит откровенно жалко, думает она. Почему-то сейчас он вызывает в ней особенную брезгливость. Мальчишку все еще можно было бы использовать в ее интересах, выживи он. Именно поэтому она и согласилась наблюдать за столь нелицеприятным зрелищем, как чужая героиновая ломка. Ей неприятно и хочется уйти. Она не знает, сколько дней продлится ломка Леви, но точно знает, что в таком состоянии он не сможет вновь пойти на работу. Пара-тройка дней без мясных закусок из ресторана и песенок, исполняемых бывшим солдатом, впрочем, не являлись чем-то катастрофическим. Леви произносит с толикой грусти что-то о том, что о нем никто так не заботился, кроме матери. Дурак, думает про себя Самари. Тебя просто хотят использовать, а ты уже думаешь о какой-то заботе, Леви, дурень ты малолетний. Если бы не в ее интересах было не терять связь с хоть кем-то времен Фестиваля, она оставила бы его и дальше разлагаться в своем жалком подобии квартиры. Но это все же другой случай. Самари не до конца верит в собственные действия, но затем ей вспоминается девятый круг и она понимает, что поступает правильно. Леви просит еще одну инъекцию, Самари отказывает ему и прячет пузырек с морфием в своей сумке. С него достаточно. Этого количества, введенного ему, должно было хватить, чтоб частично купировать самые неприятные симптомы. - Так о чем мы говорили тогда? Ах, да, - начинает она, - ты цепляешься за участников фестиваля, и не важно, кто мог быть на моем месте. Ты бы все равно точно так же льнул к нему. Она всегда говорит с Леви о том, о чем думает в тот или иной момент, замечает Самари. Леви молчит и ничего не хочет отвечать, судя по всему. Самари вообще видится ему кем-то с другой планеты, где уж точно нет героиновых ломок. - Тебе бы тишину и покой сейчас, - без, однако, всякого сопереживания говорит она. Умеет ли она вообще переживать? Она не знает - прямо как Леви не знает о том, что же именно чувствует к ней и как это можно назвать. Леви доверчиво смотрит на нее в ответ. Самари хочется дать ему пощечину за такую глупость и такую идиотскую простоту, но сдерживается и лишь приглушенно кашляет. В комнате стоит запах алкоголя, рвоты, пыли и чего-то разложившегося. Самари морщится, думая о том, как Леви вообще живет здесь. - Если завяжешь с героином, сможешь экономить больше денег, - вдруг говорит ему она. Леви только кивает в ответ, все еще в глубине души надеясь на вторую инъекцию морфия. - Не надейся, - говорит ему она, и Леви тяжело вздыхает. Это будут тяжелые несколько дней. Самари хочет вернуться в отель, ей надоедает унылая атмосфера скромного жилища Леви, треть которого занимает его мотоцикл. Кажется, он ездит на нем на работу. Самари думает, что это полезное приобретение, которое Леви мог заполучить в Прехевиле - ей бы тоже не помешало заиметь какое-нибудь транспортное средство. - Тебе нравится мой мотоцикл? - вдруг спрашивает Леви, словно тоже прочел ее мысли. - Да, нравится, - честно говорит ему Самари, задумчиво глядя на этого местами заржавевшего железного коня. Такой, кажется, за бесценок можно купить. Но разве Леви много нужно? - Сколько ты тратишь на топливо? - Примерно как на героин. - спокойно отвечает Леви. Он не пытался скрыть то, что ради покупки героина порой просто недоедает. - Ну теперь-то ты сможешь экономить побольше, - хмыкает Самари и встает с кровати, - Сегодня ты не идешь в ресторан, не смей выходить из дома, пока я не скажу делать этого. Леви винит себя за отсутствие внутреннего стержня и свою откровенную слабохарактерность, когда это слышит, хоть и понимая, что уйти в завязку действительно будет для него лучше. Безумно хотелось еще морфия. Он посмотрел на ведро для экскрементов, стоящее в углу, на раковину и кружку для воды, стоящую на ней. Его заперли в доме. Самари ушла, забрав с собой морфий и ключ, а единственное окно в комнате с выходом на город было зарешетчено. У него больше не было выбора, кроме как переломаться. Ну раз так - то пускай. Леви закрыл глаза, пытаясь заснуть. _______ Самари просто физически была необходима прогулка после долгого нахождения с наркоманом в тесной комнатушке. Она проходила мимо роскошных вывесок, мимо автомобилей зажиточных буржуа, мимо бродяг и бездомных, тянущих к ней руки. Хочется бесцельно бродить по улицам, пока Леви будет переламываться. Ее даже посетила мысль вернуться в отель, и в голове всплыли строки из письма Марины. Почему-то когда она была с бывшим солдатом, оккультистка ей ответила. Впрочем, оно и понятно - Леви, Марина и Даан прошли вместе через весь фестиваль, обвешавшись с ног до головы амулетами и оружием. А Самари что? Трусливо сидела в поезде, ожидая своей участи, о которой не знала. И это-то после того, как она случайно зарезала отца Марины! А ведь девушка нашла в себе силы ее простить. "Моя ты великодушная." Самари думает об этом и невольно теплая улыбка появляется на ее лице, столь несвойственная кому-то вроде нее. Что делать с Леви? Втайне приносить его в жертву не хотелось - в прошлом солдатик, он может и отпор дать, да и ее связь с Гро-горотом уже и так прекрасно установлена благодаря девятому кругу. Просто оставить жить той жизнью, которой он хочет? Допустим. Но она не подпустит его к себе близко, если он будет уподобляться наркоманам с улиц, меж которыми разницы не было совсем. Все они становились одинаково грязными, тощими, взлохмаченными, уродливыми душой и телом - готовые убить ради заветной дозы героина или первитина. Разве это та жизнь, которую заслужил человек, переживший Фестиваль? Нет, не такой жизни Леви заслуживает. Все должно было быть куда более справедливо.