Пианист

Как они вообще за столь короткий срок стали кем-то вроде друзей? Самари не знала, что это такое. Никогда ранее. Самари чувствовала, что ее словно пришивают к нему нити общей памяти. Выжившие. Они оба выжившие, не смотря ни на что. Леви, переломавшись с большим трудом, приходит на работу чистым. Сегодня он играет мотив какой-то богемской польки, под который дамам в ресторане ужасно хочется сплясать, судя по их разговорам меж собой. Самари слышит веселую музыку, ту, которую она и просила - но ей совсем не весело. Она, возможно, просто не умеет веселиться. Умела ли когда-нибудь? Самари ест какую-то простую еду и слушает музыку. Мать Леви бы, должно быть, гордилась сыном. Его худые кисти рук, торчащие из широких рукавов рубашки, бегают по клавишам туда-сюда. У мальчика определенно есть талант. Он играет хорошо - при том, что толком не учился музыке, так быстро схватывает нотную грамоту, хорошо ее воспроизводя на покрытом слоем пыли инструменте. Они снова курят на задворках ресторана, когда Леви вдруг спрашивает: - Почему не расскажешь про свою семью? Самари отмахивается от него, как от назойливой мухи. - Потому что тебе об этом знать не положено. Думаешь, я что-то помню в деталях? - задает она ехидным голосом вопрос. Леви замолкает и продолжает курить, больше не поднимая эту тему. Тема родителей болезненна для них обоих, но бывший солдат все равно надеется, что Самари поделится с ним обрывками воспоминаний. Он просто хочет узнать ее лучше, разве он многого просит? В конце концов, друзья вроде бы именно так и поступают. В ресторане уже давно все привыкли к тому, что дамочка в черном платье и шубке серого цвета по вечерам, когда ресторан закрывается, идет вместе с их пианистом о чем-то беседовать. Даже ворчливый пан Чапек не возмущался особо, думая, что Леви наконец-то нашел себе даму сердца. И поведение бывшего солдата сегодня... было явно другим. Намного более скромным. Леви в очередной раз вспомнил, какой это стресс - выступать на публику. Даже на немногочисленную. Обычно такие вещи он заглушал героином, но сейчас что-то ему подсказывало, что если он сорвется на героин, то Самари прикончит его на месте. - Ты прав, я убью тебя на месте и глазом не моргну, если еще раз уколешься, - протягивает Самари, делая затяжку. Если он хочет быть для нее чем-то полезен, то пусть будет полезен на трезвую голову. Леви молча дает немое согласие. Ощущения без героина были непривычными и позабытыми когда-то давно. Впрочем, он слишком мало дней провел без него - надо было подождать подольше... - Марина больше не писала тебе писем? - вдруг спрашивает Самари. - Н... нет. - неловко отвечает Леви. Значит, она все еще скучает по Марине. Да и сам Леви иногда тоже скучал по бойкой девушке с двумя хвостиками, которая была главой их команды во время Фестиваля. Это под ее руководством они зачистили от монстров приют святого Домека, под ее управлением убили главное чудовище приюта - отца Хьюго... Леви вспомнил, что письмо Марины осталось у Самари. - Я не думаю, что нам стоит писать ей еще раз. Она просто не хочет с нами видеться. - Не смей. Говорить. О том. Что знаешь. Марину. Самари метнула на него злобный взгляд, от чего Леви стало не по себе. Он просто предположил что-то, в конце концов. - Я знаю ее лучше, чем кто-либо. Я читаю мысли, Леви, понимаешь? Моя магия распространяется на километры вокруг, ты думаешь, я не могу читать тебя, как книжку, пока я в отеле? По правде говоря, Самари самую малость преувеличивала свои способности, но Леви такого рассказа оказалось достаточно, чтобы больше не открывать рот при упоминании Марины. Самари вообще нравилось запугивать. С Леви делать это было даже весело. Удивительно, как его скромный характер не сделал его на фестивале мишенью для издевательств... Впрочем, были и те, кто был совершенно не против поизмываться над молодым солдатом. Как же его звали... Кажется, Калигура. При мысли об этом ожившем куске высокомерия Самари сморщилась. Вот уж у кого характер отвратительный. Леви на его фоне так просто образец покладистости, подумала девушка. - Могу ли я зайти к тебе? - спросил он у нее. От неожиданности Самари выронила сигарету, и та упала прямиком в лужу, издав короткий шипящий звук. - Нет, не можешь, - прошипела она, - в место, где я живу, не пускают наркоманов. Леви открыл было рот, чтобы возразить, но Самари окинула него таким убийственным взглядом, что он тотчас замолк, кажется, забыв, что хотел сказать. Приглашать мальчишку к себе в отель? Храни Алл-мер, она не сумасшедшая. - Ну, или заходи ко мне. Я точно не сорвусь на этой неделе, - Леви достал из кармана перочинный нож. - Я поклянусь на крови перед Алл-мером. И тобой, если хочешь. Самари с безразличием смотрела на Леви. - На самом деле мне плевать, употребляешь ли ты героин или нет, я просто рассчитывала на то, чтобы оттянуть твой момент превращения в тех бродяг с улицы. Леви замолчал и убрал нож. Надо бы не забыть вырезать сигилы Алл-мера над дверью, когда он будет дома. Раз Самари не нужна его клятва, то может, хотя бы Алл-мер оценит его старания. Почему же тогда Самари оставалась с ним во время ломки, если ей действительно плевать? Неужели всему виной его участие в фестивале? Леви и сам не знал. Но тепло, которое он испытывал по отношению к девушке, росло с каждым днем. Ему просто было хорошо рядом - и вот это он точно объяснить не мог никак. "Интересно, чувствует ли это Самари." "Чувствую, естественно." - мысленно ответила ему она. Жаль, что мальчик не умел читать чужих мыслей. Его ждало бы много интересных открытий. Самари вдруг задумалась о том, что же ей делать, если она случайно влюбит в себя Леви. Это была бы ее маленькая личная катастрофа. Девушка лишь тяжко вздохнула. Он даже не знает, как любят нормальные люди, а все равно пытается подражать им, даже если так. Да и сама Самари знала только то, что ее любовь была сладостной и тягучей, как карамель, была всепоглощающей и всеобъемлющей. И все это было о Марине. Только о ней и ни о ком более. Самари, однако, все же не верила, что Леви может по-настоящему полюбить кого-то, поэтому мысли об этом не доставляли дискомфорта. Но что, если... Она смотрит на него с плохо скрываемым отвращением. Ее никогда не могли заинтересовать сопливые мальчишки, рыдающие по ночам в подушку и тратящие все свободные деньги на героин. И все же они так, черт возьми, похожи. Самари не хочет утешать его или тем более уж становиться для него родительской фигурой. У нее хватает своих забот, Леви будет только мешаться. Но когда он снова станет нужен, как тогда на Фестивале... было бы полезно иметь его доверие. - Я странно себя чувствую... без героина. - произносит Леви, несколько замявшись. - Привыкнешь, - коротко бросает Самари ему в ответ. Интересно было, сколько он продержится без любимого анальгетика. Неужели и правда завязал? Или же все это до первого гнетущего и навязчивого ночного кошмара? Самари не знает, оставив это решение - употреблять ли дальше или нет - на Леви. Ей сполна хватило наблюдения за его ломкой, когда тот, хныкая, умолял дать ему дозу и не запирать себя в затхлой комнатушке. Жрица тьмы не хотела говорить ему, что Леви сильнее, чем ему кажется. Банальными фразами здесь явно не обошлось бы. Единственным, что ей двигало, было отвращение. Она еще раз оглядела Леви. - Ты же говорил, что вздернешься без героина. Ну, и как оно? - ехидно произнесла она. - Не знаю, - простодушно ответил ей тот. Прошло слишком мало времени, чтобы о чем-то судить. Хотя ощущения после того, как он переломался, действительно показались ему по-своему приятными. Приятными, потому что не было больше ломящей боли в суставах и омерзительного состояния, похожего на тяжелую затяжную простуду. Но не было ни тепла, ни ощущения любви и счастья, ничего. Только необъяснимая пустота. Чувствует ли Самари нечто похожее? Леви не мог дать ответ на это. - Так ведь это ты... убила отца Домека? Самари резко поворачивается в сторону Леви, удивленно глядя на него. Именно удивленно. Она не может понять, откуда это знает мальчик-солдат, который в этот момент трясся в кухне брошенного ресторана от героиновой ломки. - Да. - коротко отвечает она и вновь закуривает. Леви несколько завороженно смотрит на чужие тонкие, белые пальцы, держащие сигарету, но все же продолжает. - Отец Домек держал приют, в который я попал. Значит, он истязал и меня, и Марину. Леви произносит это с долей задумчивости в голосе. Ему на самом деле плевать на смерть человека, из-за которого год его жизни в приюте обернулся настоящим адом. Монахини, истязающие непослушных детей в приютском подвале, отец Хьюго и его любовь к смазливым детишкам, виселица, стоящая на заднем дворе приюта... И в конце концов, измерение Рхера, вернувшее его в ад войны, в огненный ад, полный детских трупов, крови и боли. Леви печально улыбнулся, вспоминая, как осколок ранил его ногу и их маленькая, вскоре сгоревшая в пламени войны санитарка трясущимися руками сделала ему его первую в жизни инъекцию героина, когда он, будучи без сознания, лежал в потрепанной палатке. В конце концов, все это в прошлом, одернул себя Леви. Но прошлое оказывается непросто отпустить. Потому и он, и Самари находятся здесь, и прямо сейчас курят, обсуждая все то же самое прошлое. - Этот Хьюго... - начинает Самари, - прекрасно, что он подох, как собака. На ее лице видна гримаса отвращения, когда она видит глазами Леви мускулистое тело с сплавившимся с ним лицом ребенка, с которым был заключен брачный ритуал Сильвиан. Внезапно курение вызывает у нее резкий позыв тошноты... ... ты в порядке? Только и слышит она после того, как ее внутренности сводит спазм, и отвратительное месиво оказывается у нее прямо под ногами, заляпав лакированную обувь. Она многое видела, но это действительно уже слишком. Самари кашляет, немного отходит в сторону и отвечает так, будто бы ничего не случилось. - За меня не беспокойся. О себе подумай, солдатик, - она хмыкнула. Она прекрасно знает, что Леви уязвим перед героином сейчас так, как никогда. Это все еще оказывается проблемой, за которую она отчасти... переживает? Да, определенно. В этом городе у нее есть еще дела. Для них ей пригодился бы кто-то вроде Леви, и желательно, чтобы он был не настолько слаб перед такой вещью, как очередная внутривенная инъекция. Оно и к лучшему, что Леви этого не понимает. А та привязанность, что возникла между ними... Самари, выкинув окурок в лужу рвоты, делает нечто совершенно несвойственное себе, что-то противоестественное и при этом такое забавное, доставляющее ей безумное веселье, которого она давно не ощущала. Отчасти издевательский порыв заставляет ее откинуть отросшие черные волосы Леви с его лба и запечатлеть на его лбу короткий поцелуй своими тонкими губами, густо покрытыми черной помадой. Леви моментально в состоянии некого шока роняет сигарету, приоткрыв рот, а Самари хохочет, ведь ее внезапно смешит то, что пианист действительно настолько ниже ростом, чем она. Его ступор только разжигает веселье и делает все это еще забавнее. - Приходи завтра в ресторан. Не забудь - я знаю, хочешь ли ты героин или нет. Она разворачивается и уходит, не попрощавшись, оставив Леви стоять рядом с лужей отвратительно пахнущей блевотины, пока его голову терзали кажущиеся ей такими глупыми и смешными вопросы.