Когда друг не друг

После поездки во Францию и дополнительных занятий летом Гарри и Драко снова отправляются в "самое безопасное место во всей магической Британии". Ну, по словам некоторых людей. И перед отправкой, перед посадкой на поезд, они торжественно клянутся в том, что не будут никуда влипать. Честно. Правда. Точно. Будем сидеть тише воды, ниже травы и носа никуда не совать. Ну, разве что в Хогсмид. Можно же?.. А через год ситуация повторяется. В чёртов третий раз. Поттеру уже аж тринадцать лет и он больше не сидит унылой тенью, разглядывающей свои руки. Тем более рядом с ним, по правую руку, сидит крёстный. Да и Драко, как один из участников событий, тоже был тут. И усталая, усталая Нарцисса, которая, наверняка, рада видеть своего кузена, но, Мерлин. Несносные мальчишки опять повели себя так, что их то ли запереть на всё лето в поместье, то ли похвалить за ещё одну спасённую человеческую жизнь. Гарри уже почти привычно начинает свое повествование. Они ведь опять ни слова не сказали матери, только в последний момент, когда потребовалась помощь кого-то из взрослых в том, чтобы оправдать Сириуса окончательно. — Всё началось с того, что наш поезд остановили на полпути. По коридорам ходили дементоры. И я... — Гарри за эту часть особенно стыдно, потому что не должен был воспитанник Малфоев вести себя столь недостойно, — Я испугался их. И упал в обморок. С нами тогда ехал ещё один профессор, мы потом узнали, что это Римус Люпин, папин друг. Он тогда помог нам. Оказалось, что дементоры разыскивают сбежавшего из Азкабана Сириуса. Потом ночью кто-то попытался прорваться в подземелья. Это заметили, потому что... — Потому что я был несдержан и исполосовал камни у их входа. И угораздило же тебя попасть в этот гадюшник, Гарри. То есть, я хотел сказать, на этот факультет. Прости, Нарцисса. — в озорных чёрных глазах ни капли раскаяния, только отчаянная веселость, так свойственная Бродяге. — Да. Все поняли, что страшный убийца Сириус Блэк в Хогвартсе и пробрался через дементоров. А ещё эта преподавательница прорицаний. Профессор Трелони. Она увидела в моей чашке, в кофейной гуще, грима, как ей показалось, и заявила, что я скоро умру. В общем, мы были обеспокоены. Потом как-то зимой мы с Драко пошли в Хогсмид, в "Три Метлы". Уже не помню толком, как и зачем, но мы оказались рядом с разговаривавшими министром Фаджем, мадам Розмертой, профессором МакГонагалл и ещё там был профессор Флитвик... Они обсуждали побег Сириуса. Из их разговора я понял, что... Поттеру довольно трудно выговорить это в присутствии самого Блэка. Немного стыдно, неловко, практически мучительно. — Что я убийца и коварный предатель, слуга лорда, подставивший своих самых близких друзей и убивший Питера Петтигрю. Они все были уверены, что я такой страшный колдун — от Петтигрю остался один палец. Ну, ты знаешь эту историю, Нарцисса. — После Рождества профессор Люпин стал учить меня защите от дементоров. — снова подхватывает повествование Гарри. — Заклинание Патронуса. И тогда же он отдал мне вещь, принадлежащую раньше им. Карту Мародёров. Их создатели — Сохатый, Бродяга, Лунатик и Хвост. Папа, Сириус, Ремус и Петтигрю... — Гарри рассеянно и мягко улыбается неожиданно для себя, но быстро берёт себя в руки. — Люпин отобрал нашу карту у двух рыжих из Уизли. Понятия не имею, откуда они её взяли, но факт остаётся фактом. Живо наследие. — Сириус усмехается. — В общем, в какой-то момент мы с Драко увидели на этой карте Питера Петтигрю. Попытались найти его с помощью неё, но так и не смогли, сами не поняли, почему. Да и успокоились до конца учебного года, от Сириуса ничего не было слышно, и вообще. А потом.... Просто так получилось. Мы все втроём просто гуляли. Проходили мимо Гремучей Ивы, и кот Гермионы, Живоглот, увидел крысу. Вырвался из её рук и погнался. Гермиона бы очень расстроилась, если бы её кот пропал. И Драко погнался за ним... — И попал прямо под ветки Гремучей Ивы. А я был там, в корнях, где ход в Визжащую хижину. Твоего парня здорово потрепало прежде, чем я смог его вытащить. А Гарри с Гермионой решили, что страшный предатель Сириус Блэк утащил их друга, и они рванули за нами. А потом нас ещё и Римус нашел. В общем, крыса ожидаемо сбежала. А меня поймал Нюниус, ещё один участник этого дурдома в хижине, пришедший отомстить за гибель Лили. И если бы не ты, дорогая, отправился бы я лобызаться с каким-нибудь не в меру симпатичным дементором. Твои парни здорово помогли мне, Нарцисса. Хотя бы тем, что вовремя написали тебе. Ты можешь ими гордиться. Гарри умолчал о многом личном. О том, как его напугали предсказания Трелони. О том, что он страшно рад иметь от отца хоть какую-нибудь вещь. О том, как Драко, стоя на одной целой ноге, защищал их. О том, как сильно, сильно за него перепугался. О том, что рассказывал ему Римус: "Твоя мама умела видеть в людях хорошее. Ты так похож на неё. Внешность вся в Джеймса, а вот глаза... Глаза — мамины." Поттер снова чувствует, что не оправдал ожиданий Нарциссы. Так или иначе, увлекательное обучение в Хогвартсе им предстоит на протяжении ещё четырёх лет. Интересно, если Нарцисса поседеет, это сильно будет заметно? В это же самое время Сириус пристально разглядывает кузину. В своё время и он, и Римус приняли девушек с их чувствами. Конечно, Гарри она вряд ли что-то об этом рассказала, но. Блэк сначала искренне сопереживал им. Даже порывался поговорить с Джеймсом, чтобы тот, наконец, дал Лили вздохнуть спокойно и отправиться к Нарциссе. А потом случился этот кошмар, и. — И, кстати, Нарцисса. Я должен сказать тебе большое спасибо за крестника. За то, что забрала его к себе. В уголках чёрных, как ночь, глаз, селится мягкая, моложавая, озорная улыбка. Нарцисса, слушавшая историю о новых приключения сыновей в чёртов третий раз, только коротко качает головой. В этот раз, когда пришли вести из Хогвартса и на пороге появился Сириус с мальчишками по обе руки, она даже умудрилась не вздыхать и не смотреть на всех укоризненными глазами. Она просто пригласила всех в гостиную, велев домовикам разобрать вещи прибывших и приготовить спальню для гостя, сказала подать чаю, чтобы было чем утолить голод прежде, чем подадут ужин и, устроившись в кресло, кивнула головой. Мол — начинайте, маленькие негодяи. Мальчишки заметно вытянулись за учебный год и пока она слушала рассказ Гарри и Сириуса, успела подметить, что оба чуть раздались в плечах и уже понемногу начали приобретать внешний вид мужчин, а не мальчиков. Дети растут удивительно быстро. — Вот слушаю я ваш рассказ, дорогие сын и кузен... И, кажется, безуспешно пытаюсь соотнести масштабы опасности в прошлом году и в этом. В прошлом году ты, Гарри, чуть не стал обедом для очаровательного земноводного. В этом, на первый взгляд, всего лишь имел опасность повстречаться с возможным преступником. Ну и быть поцелованным дементором. Ощущения не самые приятные. Но это всё ещё уму непостижимо. Я начинаю отчаиваться и сомневаться, что когда-нибудь вы образумитесь и прекратите лезть во все передряги. Я уже вас дежурно попрошу — постарайтесь на следующий год обеспечить мне отсутствие уже традиционного разбора полётов в гостиной и воздержаться от участия в, безусловно, захватывающих, но опасных приключениях. А если не будет получаться — Мерлином заклинаю, Салазаром, Морганой и всеми великими волшебниками разом — держите меня в курсе событий. Нарцисса проводит пальцами по лбу и оборачивается к мальчишкам. — Я ясно выразила свои пожелания? Гарри? Драко? Женщина щурит серые глаза и склоняет голову набок, поочерёдно смерив мальчиков взглядом. Драко смиренно соглашается и Гарри вторит ему. — Да, maman. — Славно. А теперь, думаю, вам обоим стоит переодеться, наконец, с дороги. Ужин будет примерно через час и у вас есть время прогуляться. Идите. Драко, не будь дураком, кивает, и, буквально подхватив Поттера под локоток, выводит из гостиной, оставив наедине с Сириусом. Как говорится — не буди лихо, пока оно тихо, и пока Нарцисса не придумала ещё что-нибудь к тем взысканиям, которые готовится устроить мальчишкам за очередную выходку. А то, что взыскания будут, Малфой не сомневался. Это, как минимум, часть воспитания. Когда мальчишки вышли, Нарцисса рухнула в кресло и вдруг как-то разом обмякла. Подняла глаза на Сириуса и выдохнула, словно только сейчас смогла, наконец, расслабиться. — Сириус, тебе не за что благодарить меня. По официальной версии после тебя я и Люциус были наилучшими кандидатурами в опекуны Гарри, но ты прекрасно понимаешь, почему я оформила это опекунство. Боль прошла, в сердце осталась только тоска. Вера в какой-то светлый мир по ту сторону, где Лили хорошо. Но ты не представляешь, как мне иногда бывает страшно. Иногда — это последние три года. Я боюсь за своего сына, я ужасно боюсь за Гарри. Они выбираются, они молодцы, но. Мой сын. Её сын. Её сын — с её глазами. Когда он был совсем малышом, то пользовался одной уловкой. Если я его ругала — он поднимал эти свои зелёные глазищи и смотрел. И я не могла ругаться дальше. Благо, у него хватало совести не делать так часто, но... Нарцисса замолкает и качает головой, не в силах словами выразить то, что терзает сердце. Сириус понимающе кивает. Да, он не стал для Гарри хорошим крестником. Да, долгие двенадцать лет он провел в Азкабане без возможности увидеться с сыном лучшего друга. Да, но он по-прежнему любил Гарри. Он был тем, кто подарил ему самую первую в его жизни метлу — ещё детскую. Летая на ней, он разбил любимую вазу Лили. А ещё у них с Нарциссой было одно на двоих горе. У неё — Лили, у него Лили и Джеймс. И волей-неволей в сердце вгрызается всё та же тоска, чувство совершенно не новое, чувство, терзавшее его изо дня в день в Азкабане. Он выжил только благодаря этому чувству, надеждой отомстить за друзей, но в конце концов — это больно. — Могу себе представить. Ну, что поделаешь. Ты знала, с чьим сыном связываешься. Никакое фирменное малфоево-блэковское воспитание не справится с характером Джеймса. Боюсь, если лорд пропал не навсегда, тебе ещё придется за них поволноваться. Он усмехается совсем, совсем не весело. Потом легко поднимается с кресла, шагает к обмякшей Нарциссе. Усаживается на подлокотник рядом с ней и обнимает её за плечи почти братски. Слегка сжимает её в руках. — Гарри обязательно справится. Ты сделала из него хорошего человека. И твой парень настоящим мужчиной растёт. Знаешь, я уверен — если Лили смотрит сейчас на нас, то она очень, очень благодарна тебе за сына. А Джеймс, наверняка, шипит, что во-от, сделала из него слизеринца. Сириус старается шутить. Просто чтобы им с Нарциссой не растечься тут двумя симпатичными ноющими лужами от воспоминаний. Они давно взрослые, им, вроде как, не положено. — Когда я сбежал из Азкабана, то в первую очередь отправился в Годрикову Впадину. Ты ведь знаешь, что их дом не тронули? Он разрушен, да, но руины на месте. И калитка. Деревянная дощечка сверху донизу исписана. Словами благодарности. Напутствиями Избранному. А ещё там есть памятник. Их помнят. Хотя на могиле, знаешь, давно не было свежих цветов. Он всё же не выдерживает. Мужская скупая слеза теряется где-то за шиворотом. И здесь Нарцисса вдруг закрывает лицо руками и сгибается пополам. Говорят, со временем боль притупляется. Люди убеждают себя, что боль проходит и остаётся только то светлое чувство. Нарцисса считала так же. Нарцисса считала также, пока не наступил вот этот момент. Пока не наступило "сейчас". Плечи её начинают трястись. Казалось бы — что страшного сказал только что Сириус? Что он сказал такого, чтобы вызвать вот такую реакцию? Всё проще некуда. У Нарциссы вдруг появился тот человек, с кем она может разделить свою боль. В то время, когда умерла Лили, у неё не было никого, с кем она могла бы разделить утрату по-настоящему. О Люциусе говорить было смешно, а друзей у Нарциссы не было. Был только её сын и сын той, кого она любила. Нарцисса просто отчётливо и слишком ясно вспоминает и переживает заново всё то, что пережила в момент, когда сообщили о гибели Лили. — Я виновата. Я чувствую себя виноватой всё ещё, потому что если бы я нашла её раньше, я думаю, что всё могло бы сложиться иначе. Я написала ей письмо. За несколько дней до. Меня отпустил Люциус и я написала ей письмо. Я не дождалась. Я взяла в руки пророк в тот день и мне было так больно. Больно, больно. Меня рядом не было, я за ней не уследила, я её не уберегла. Она была самой светлой. Она научила меня ругаться и открыто выплёскивать свои эмоции. Она научила меня готовить какао. Маггловское. С этими дурацкими маленькими зефирками и корицей. Ты помнишь, чтобы в наших домах когда-нибудь было какао, Сириус? Она научила меня вязать крючком. Не сидеть чопорно с пяльцами, а вывязывать кружево узоров крючком. Или спицы. Этому меня тоже научила она. У меня с ней за один год столько воспоминаний. Я так надеялась, что у нас может что-то получиться, а потом её просто не стало. И я никогда бы, наверное, не вывернула это всё на тебя, если бы не она. Мне плохо так, как будто бы это случилось только сегодня. Нарцисса, женщина тридцати лет, подгибает под себя ноги, как маленькая девчонка, обнимает колени и раскачивается из стороны в сторону. — Как же так? Как мы не уследили, Сириус? — Знаешь, там, в Азкабане, всё давит на психику. Иногда я начинал думать, что оказался там заслуженно. Что это я виноват в смерти Поттеров. Это было самое отвратительное время. Потом рассудок возвращался, конечно, но. Мы бывали у Лили дома. После пятого курса она пригласила нас всех погостить летом. У неё замечательные родители. И она готовила для нас всякие там... пироги. Здорово было, в общем. Понимаешь, даже если бы ты нашла её раньше, ты не смогла бы её уберечь. Дамблдор в тот год узнал о пророчестве. О том, что мальчик, родившийся тридцать первого июля, станет угрозой для лорда. Поэтому они прятались в последние месяцы. И ждали нападения. Это было неизбежно. К сожалению, они оказались теми несчастными, кто были вынуждены положить жизни во благо всего остального мира. В этом нет нашей с тобой вины. У Сириуса о Лили свои воспоминания. Она была немного гордячкой, немного зазнайкой. Душой компании. Всегда рвалась защищать близких, была такой... Боевой девицей. И на всё была готова ради друзей и семьи, хотя и не любила уже Джеймса. И Сириус тоже безумно рад тому, что наконец-то нашёлся кто-то, кто хочет делиться этими воспоминаниями. Когда вспоминаешь всё, кажется, боль невыносима. Но ты её чувствуешь. Значит, ты помнишь. Значит, ты продолжаешь жить. — Это не проходит. Это, к сожалению, не проходит... Ты просто учишься с этим жить. Ты учишься. Я учусь. Мы должны улыбаться. У тебя, вон, дети по дому бегают. Сириус просто снова тянет её к себе, погибающую морально буквально сейчас, и чувствует, чувствует, как несмотря ни на что, несмотря на то, что "мужчины не плачут", у него по ввалившимся за годы в Азкабане щекам текут самые обыкновенные, человеческие слезы. От этого даже становится легче. Как будто это всё уже можно отпустить и начать дышать полной грудью. Лили умерла слишком молодой, на самом деле. Рано вышла замуж, рано родила сына, рано погибла. Спешила жить, что ли..? — Если тебе вдруг захочется поговорить, если потребуется кто-то рядом — ты можешь обратиться ко мне. Твоими стараниями я теперь вольный человек и никогда тебе не откажу. Его сухие, шершавые руки всё ещё бессознательно гладят женщину по плечам. — А теперь скажи мне. Ты уже водила Гарри на их могилу? Мне кажется, что сейчас — самое время. Нарцисса тогда только поворачивается к нему лицом и уткнувшись носом куда-то в рубашку, тихо бормочет: — Не сегодня... Слёзы как-то мгновенно кончились и утихли. Нарцисса посидела вот так, в успокаивающих чужих объятиях, ещё около нескольких минут, а потом настала пора приходить в себя. Пора брать себя в руки. — Я благодарна тебе. Это Нарцисса говорит уже отстранившись от Блэка и глядя ему прямо в глаза. Потом приводит себя в порядок. Она предлагает Сириусу пройтись по саду и повспоминать школьные годы, пока готовится ужин и где-то веселятся мальчишки. Мальчишек ждёт сюрприз — если до сих пор они катались верхом на тех лошадях, что уже были в конюшне Малфоев, то теперь каждого ждал свой жеребец. У Драко чёрный, вороной конь, у Гарри же — белоснежный красавец. Прошло несколько дней, прежде чем Нарцисса позвала к себе Гарри на разговор. Через некоторое время должен был прибыть Сириус, чтобы они могли вместе отправиться на могилы Лили и Джеймса. Нарцисса хотела на этот раз взять с собой Гарри. Мальчишка заходит в комнату. — Садись. Гарри. Я не буду ходить вокруг да около, скажу сразу. Я сегодня хотела навестить могилы твоих родителей. До сих пор я не предлагала тебе отправиться со мной, но сейчас — самое время. Поэтому скажи, ты сам хочешь побывать там? Гарри некоторое время думает. Может, минуту, или даже две — рассеянно разглядывая Нарциссу сквозь стёкла очков. Для него это правда важно. И он правда хочет быть уверенным в том, что готов побывать на могиле родителей. Может, был бы он младше — он бы ничего не понял. Но ему уже почти четырнадцать. Вполне себе взрослый человек, могущий принимать решения. И для него это будут не просто могилы людей, которых он не помнит. Теперь для него это будут действительно его родители, погибшие ни за что. Мальчишка поднимает глаза на Нарциссу, неловким жестом поправляет на переносице очки и кивает: — Хочу. Сириус пойдет с нами? Нарцисса кивает. Вскоре они трансгрессируют в Годрикову впадину. Гарри с сожалением вдруг думает о том, что даже место жительства его родителей названо в честь Годрика Гриффиндора, а он сам принадлежит факультету Салазара Слизерина. В самом центре Годриковой впадины, на площади, где они оказались, стоит обелиск. Гарри сначала не может разглядеть, что конкретно он изображает. Потом подходит ближе... Каменные изваяния Лили и Джеймса. Лили — с ребёнком на руках. Поттер чувствует, что медленно и верно теряет самообладание, но вглядывается, с жадностью вглядывается в лица своих родителей. После они идут на могилу. Гарри касается пальцами выбитых в граните имён, дат. Короткая эпитафия ниже. — Последний враг истребится — смерть. Что это значит? Мальчишка оборачивается к взрослым. Растерянный. Не знающий, как справляться с незнакомым чувством дикой тяжести, ворочающейся внутри. Подозрительно щиплет глаза. Подлезть пальцами под стекло очков сложно, так что пусть всё остается, как есть. Он словно попал в другой мир. Он словно. Почувствовал дух своих родителей. Они ходили по этим улицам. Гуляли по той площади. И от этого так странно. И тяжело дышать. Он и раньше понимал, что его родителей убили. Что это был некий лорд Волан-де-Морт, которого все боятся звать по имени. Что этот лорд не смог справиться с ним, годовалым мальчишкой, и исчез, вроде как, навсегда. Но вот два года лорд доказывал, что нет, мальчик. Я исчез не навсегда. И внутри удушливой волной поднимается черная ненависть к этому существу. В глазах Сириуса и Нарциссы он видит отголоски той же боли. Это тяжело? Повинуясь жестам волшебной палочки, из воздуха появляется венок из мелких красных роз, который Гарри укладывает на гранитную плиту. Если мама с папой видят его, то они им гордятся? Ведь да? Нарцисса наблюдает за ним с замиранием сердца. С напряжением. Какими будут чувства её сына от первой встречи с его родителями? Она видит, что ему тяжело. Он оборачивается к ней и Сириусу и словно спрашивает: а что ему делать? А как ему быть? И сам находит ответ на немой вопрос. Только когда венок из мелких красных роз ложится на плиту, Нарцисса аккуратно берёт Сириуса за руку и встаёт ближе к Гарри. - "Последний враг истребится — смерть" — это библейская цитата. Она означает, что смерть — не конец жизни, а очередное её начало. Другими словами, что есть мир, в который попадают после. Нарцисса протягивает руку и мягко касается ладонью головы мальчишки. Она думает, что с учётом того, как воспитываются мальчики, объятия будут, наверное, лишними, но ловит боковым зрением укоризненный взгляд Блэка и, выдыхая, приобнимает Поттера за плечи. — Первое время эта фраза вызывала у меня смертную тоску. Мне казалось, что она только усугубляет боль. Ты веришь в существование другого мира и в то, что где-то они ещё живы, но в то же время тебя убивает изнутри невозможность с ними поговорить или увидеться. А потом я поняла, что если жизнь после смерти есть — это славно. Это значит, что они в мире лучшем, чем мы. И наверняка бы пожурили нас за эту постоянную горечь. Как минимум, твоя мама, Гарри. Нарцисса слабо улыбнулась, и, взмахнув палочкой, так же наколдовала венок. Как ни банально — лилии. Густого оранжевого цвета — в оттенок Её волос. А после...