Миокард

      У герцога Меропид забот хватало и без проблем с вышедшим из берегов Первозданным морем. Последнее время всё как будто резко повернулось против него: бесконечные деловые бумажки, разборки между заключёнными, шпионские фокусы с проникновениями со стороны Фатуи. Господин Верховный судья, какая нелепость, тоже решил поиграть в детектива, а ведь ему достаточно было просто лично прийти и спросить. Неужели Ризли за чашечкой чая не рассказал бы большей части того, что ему следовало знать? Нёвиллету же изначально нужна была информация об этом Предвестнике? Неприятно признавать, что из крепости кому-то удалось сбежать, но перед юдексом Фонтейна у Ризли было мало секретов, по крайней мере тех, которые он не мог бы рассказать так сходу. Буквально два. Один заключался за семью замками и четырьмя шлюзами прямо под его кабинетом. Что касается второго... лучше бы об этом лишний раз не задумываться.       Стоило проблеме Первозданного моря временно разрешиться стараниями Нёвиллета, Клоринда покинула крепость практически сразу за Верховным судьёй, прихватив с собой одну из любимых чашек Ризли и попивая свой любимый крепко заваренный чай без добавок по дороге. Даже герцога скручивало от того, насколько сильно она его заваривала. Проводив Клоринду до лифта, смотритель тюрьмы с тоской подумал о том, что она ведь снова не отмоет до конца свою ядрёную жижу от его любимого сервиза.       Когда все более или менее заинтересованные лица покинули Меропид, Ризли вернулся в кабинет. Стоило двери за ним закрыться, и он позволил себе резко втянуть воздух сквозь плотно сомкнутые зубы. Он не хотел, чтобы Клоринда и Нёвиллет заметили его разодранный в клочья жилет и рубашку под ним. Накинутая сверху куртка, подбитая чёрным волчьим мехом, успешно прикрыла окровавленную прилипшую к спине одежду. Уже за столом Ризли стянул и скинул на пол верхнюю одежду и слегка вывернулся спиралью, чтобы оценить степень возможной хреновости своего положения. Ран он не боялся, и всё же ходить согнутым в три погибели перед заключенными ещё с месяц было как-то непредставительно что ли.       Оставленная в ящике стола аптечка пришлась очень кстати. Сиджвин сейчас занята. Она обмолвилась, что из-за тряски погнуло несколько труб, некоторые даже оторвались полностью, придавив кого-то из заключённых. Бонусом к этому, кто-то при попытке эвакуироваться умудрился переломаться на лестнице, так что у единственной медсестры крепости забот сегодня невпроворот. Приходилось оказывать самому себе медицинскую помощь, благо, ему не впервой. Глубоко вздохнув, Ризли отделил от тела начинающую присыхать рубашку и рыкнул сквозь зубы от боли. Кажется, вместе с одеждой его тело покинул и небольшой отодравшийся о рельефный железный пол чуть ранее пласт кожи, до сих пор висевший лишь на честном слове. Пульс ударил по барабанным перепонкам, Ризли еле успел прижать к боку кипу хоть и не стерильных, но тщательно выстиранных марлевых повязок, чтобы не испачкать кресло и ковёр. Интересно, их хватит, чтобы остановить кровь? Хотелось бы верить.       Ризли встал из-за стола, толкнул локтем иглу винилового проигрывателя, цепляющуюся за наклейку посередине пластинки: её периодическое шуршание знатно выбивало из колеи. Подойдя к крохотной индетериумной конфорке, он зажёг её одной рукой и водрузил сверху кипятильник. Ничто так не помогает справиться с... да архонтов ради, что угодно можно пережить за чашкой чая с чабрецом.       Он видимо несколько завтыкал в подрагивающий от закипающей воды чайник. Из глубоких раздумий о произошедшем сегодня его вывело лёгкое касание к плечу. Ризли резко развернулся и нос к носу встретился с самим господином Верховным судьёй. — А, месье Нёвиллет, — немного рассеянно выдохнул Ризли, отступая на шаг. — Извините мне мой затрапезный вид. Я сейчас оденусь.       Аметистовые глаза с узкими прорезями зрачков смотрели внимательно, на дне их светилась вечная яркая искорка. Нёвиллет вообще имел довольно странную привычку долго смотреть на что-то. Очень долго смотреть. И Ризли прекрасно знал благодаря всё тем же чаепитиям с Клориндой, что не он один под этим взглядом чувствует себя как минимум подозреваемым в геноциде. Нёвиллет, как и всегда, подтянут, собран, одет в свою тёмную, наглухо запахнутую судейскую мантию. Ходили слухи, что он и спал в ней, но Ризли предпочитал придерживаться такта по отношению к нему, поэтому и любые разговорчики о месье Верховном судье пресекал на корню там, где мог. А уж во что он сам верил... что же, кому есть дело до мыслей герцога Меропид, верно? — Тебе не стоит, учитывая твоё положение, — Ризли даже выдохнул, когда тот подал голос. — Да ладно, это царапина, — отрапортовал он дежурное и искоса глянул на рану на боку. Только сейчас Ризли заметил, что кровь уже полностью пропитала его штаны и теперь тонкая тёмная струйка целеустремлённо ползла под высокий край ботфорт. — Мне кажется, нужно позвать мадмуазель Сиджвин. Я схожу за ней, а ты пока присядь.       Ризли хмыкнул. Ему предлагают присесть в его же кабинете. Странно, но со стороны Нёвиллета это приглашение не звучало как что-то противоречащее обычным представлениям об этикете. Наверное потому, что в низком вельветовом голосе слышалось искреннее участие. Их постоянные скачки с "вы" на "ты" давно уже перестали смущать Ризли, однако он начинал обращаться к Нёвиллету столь фамильярно только после того, как тот сам использовал данную форму. — Брось, у неё сейчас более важные дела. Многим заключённым досталось намного сильнее, чем мне. Хочешь чай?       Взгляд из-под сведённых к переносице светлых бровей больно царапнул по комку сложных чувств глубоко в душе. Ризли достаточно уверен в своём самообладании, чтобы не бояться за выражение на своём лице, и всё же Нёвиллет не менее проницателен, чем он сам. Как будто следовало ожидать, что тот снова поднимет руку и, стянув с пальцев перчатку, коснётся кожи совсем рядом с рваной раной. Ризли задержал дыхание, но, и этого тоже следовало ожидать, пальцы Верховного судьи так и замерли в сантиметре от его бока: — Могу ли я помочь?       Всегда — вежливость и чувство такта. Эта учтивая холодность, пусть даже с написанном на лице искренним участием, заставляла кулаки Ризли чесаться от желания просто взять и... и что? — Я мог бы и сам о себе позаботиться, но если ты хочешь помочь, я почту за честь... ну, вернее, мне будет приятно принять твою помощь.       Нёвиллет так и не дотронулся до его бока. Он опустил руку и сделал знак садиться на стоящий рядом диван. Ризли выключил конфорку, снял и поставил на специальную жароотводящую подставку кипятильник на столе и с лёгким присвистом сквозь зубы почти рухнул на наждачно-твердую жаккардовую обивку. Краем глаза он заметил быстрое движение Нёвиллета, будто тот был уже готов резко податься вперёд и в бок, чтобы поймать Ризли, однако был благодарен ему, что он этого не сделал. Врождённая гордость бы не позволила Ризли выглядеть слабым перед верховным судьёй. Тот сел рядом и слегка одёрнул к локтю рукав с еле заметными из-под судейской мантии белыми манжетами. — Я могу попросить тебя отвернуться и не поворачиваться некоторое время?       Ризли пожал плечами. Подобная скрытность его несколько озадачила, однако возражать он не собирался, просто закинул в стакан два прессованных кубика сахара, щедро плеснул из заварника, а затем и из чайника. Что собирался делать Нёвиллет, Ризли не представлял, однако приготовился, что ему в любом случае придется терпеть неприятные ощущения. А что делал Ризли с неприятными ощущениями? Правильно, топил их в чае. Тюремщик приподнял правый локоть, слегка поморщившись, и упёр его в стол перед собой, открывая Нёвиллету доступ к разодранному боку. Чашку он взял левой рукой. Удобно быть амбидекстром однако.       Некоторое время ничего не происходило. Ризли уже хотел подать голос, как вдруг бока коснулось что-то прохладное и как будто немного влажное. Господин надзиратель с любопытством прислушался к новым ощущениям, но, памятуя о данном обещании не оборачивался. Несмотря на то, что его касались прямо по содранному в мясо месту, он отчего-то не чувствовал боли. Места соприкосновения будто немели, было почти щекотно. Глоток чая ненадолго вернул его с небес на землю, однако откровенно не потеряться в приятных ощущениях было невозможно. — Что это? — собственный голос показался каким-то до безобразия расслабленным. — Тебе не обязательно знать, — отозвались сбоку.       Спустя несколько плавных движений Нёвиллета Ризли хоть и сидел со слегка онемевшим боком, не позволяющим толком чувствовать что-то конкретное, однако логически смог дойти до того, что его рану осторожно, последовательно заглаживали двумя пальцами, покрытыми какой-то мазью или гелем. Бесцельно гуляя взглядом по кабинету, Ризли внезапно наткнулся на висящее на торцевой части шкафа зеркало. Он вообще не собирался подглядывать, но увиденное настолько поразило его, что он замер, так и не донеся чашку до рта. В отражении ему удалось разглядеть собственное полуобнажённое тело, под глазами — синяки размером с хорошую сливу каждый, бок безобразно разодран, торс покрыт шрамами, старыми и не очень. Однако внимание его привлёк сидящий позади Нёвиллет, вернее, его рот, в который были погружены до фаланг средний и указательный пальцы.       Он был очень сосредоточен, поэтому не заметил застывшую истуканом позу тюремщика. Сердце Ризли будто взобралось на самый высокий пик горы Атонеки. Оно дрожало, глядя вниз, в неизвестную, но страшно захватывающую пустоту, готовое сорваться от малейшего дуновения ветерка. И тут Нёвиллет достал свои пальцы изо рта. При виде ниточки слюны, протянувшейся вслед за их кончиками и быстро порвавшейся, Ризли понял, что пропал. Что вот только что сорвался с горы без параплана в чёртову бездну, откуда ему лишь одна дорога, по которой он непременно попадет в ад.       Нёвиллет приблизил пальцы к ране и принялся очень осторожно втирать свою слюну в на глазах рубцующуюся поверхность. Кровь уже давно остановилась, сама рана побледнела и уже не выглядела такой пугающе яркой. Нёвиллет слегка отодвинулся, визуально оценивая проделанную работу, а потом украдкой бросил взгляд на макушку своего пациента. Ризли-таки удалось пришвартовать край чашки к губам и отпить, сохраняя внешне полную невозмутимость. — Всё. — Спасибо, Нёвиллет, — Ризли обернулся. Если бы не чуть поблёскивающий краешек нижней губы Верховного судьи, он бы и в жизни не догадался, что произошло что-то настолько экстравагантное. Разве что щёки Нёвиллета были совсем чуть-чуть более насыщенного розового цвета, чем обычно. Ризли с внутренней усмешкой подумал, что его больше во всей этой ситуации поразило скорее поведение столь важной птицы, чем тот факт, что он, чёрт возьми, залечил ему рану своей собственной слюной. — А, вот ещё, — Нёвиллет раскрыл абсолютно сухую ладонь и протянул её Ризли. Тюремщик пару секунд втыкал в неё, не понимая, что от него хотят, пока внезапно на ней не возникла крохотная, ярко-синяя капля идеально круглой формы. — Немного моей личной магии. Проглоти это, хочешь, можешь даже с чаем. — Что это? — Ризли принял из рук странную каплю, которая имела на удивление упругую текстуру. — Что-то вроде крововосполняющего. Я чувствую, что жидкости в твоём организме хоть и не критично мало, но всё же не столько, сколько хотелось бы.       На вкус лекарство оказалось абсолютно нейтральным. Вода водой. Ризли даже не пришлось прибегать к чаю. — Нёвиллет, — нарушил недолгое молчание надзиратель, — там внизу я, наверное, повёл себя более настойчиво, чем нужно было... — И тем не менее, я благодарен тебе за то, что ты не стал развивать тот диалог. — ... однако, я не хотел бы, чтобы эта тема замялась.       Ризли понимал, что встаёт на опасный лёд. И всё же сердце всё ещё ёкало от осознания, что слой бинтов на нём сейчас всё ещё пропитан чем-то настолько интимным, как слюна, и не кого-нибудь, а многоуважаемого господина верховного судьи. Ему казалось, сейчас он может спросить. Просто потому, что чувствовал, что не каждый смог бы быть на его месте, не к каждому Нёвиллет смог бы прикасаться столь... заботливо.       Пепельные волосы рассыпались по плечам Нёвиллета, когда он в задумчивости перекинул их себе на грудь. Ризли знал это движение. Его собеседник хотел инстинктивно закрыться от чужого внимания, однако не подозревал, что каждым своим лишним движением открывается с ещё более уязвимой стороны. Конечно, в зале суда или на официальных встречах волосы его покоились на спине, стянутые изящным, строгим бантом, но на личных встречах Ризли не раз, а уже дважды замечал за Нёвиллетом поползновения спрятаться за ними, если разговор касался каких-то личных вопросов. — Это так важно? Неужели мы не можем продолжать наше дружеское общение в тех рамках, в которых мы делали это до сих пор?       Ризли постарался не обращать внимания на возмущённый кульбит, который его сердце провернуло за раскалившейся грудиной. С другой стороны, тот второй, и теперь уже единственный, секрет, который так и остался между ними, не собирался разрешаться в ближайшие годы точно, так зачем зря насиловать душу? Вот только сколько бы Ризли ни говорил с собой, на сетчатке будто отпечатался вид поблёскивающих губ Нёвиллета и его лёгкий невинный румянец на щеках. В тартарары летело всё хвалёное самообладание главного надзирателя Меропид. Взгляд снова неконтролируемо метнулся к бледным тонким губам. Тоскливое, душащее чувство болезненно сковало грудную клетку, мешая нормально дышать. Он был настолько поражён увиденным несколькими минутами ранее, что даже вполне себе логичное возбуждение накрыло его только сейчас, при одном только воспоминании о той прекрасной картине, отразившейся в маленьком квадрате предательски близко повешенного зеркала. — Ризли? — Да? — вынырнул из своих раздумий герцог и взъерошил жесткие волосы, предусмотрительно перекидывая ногу на ногу, чтобы не сильно светить при Нёвиллете проявлениями своей влюблённости. — Прости. Наверное, подустал немного. Я не расслышал. — Ничего, — вздохнул Нёвиллет, ставя чашку на стол. — Просто хотел сказать, что не считаю эту тему уместной, а её предмет — важным в наших взаимоотношениях.       Он поднялся и вытащил из воздуха свою искусно вырезанную трость с серебряным набалдашником. — Уже уходишь? — Ризли изо всех сил старался придать голосу равнодушия, однако получилось довольно наиграно. — Я провожу. — Не стоит. Отдыхай. — Я всё же провожу.       Они спустились вниз по винтовой лестнице. Ризли шел вслед за Нёвиллетом, ощущая, как давит изнутри опустошение. Он только что стал свидетелем самого извращённого способа позаботиться о чьих-то ранах и получил порцию искреннего беспокойства со стороны объекта своего многолетнего воздыхания. И всё ещё чувствовал, что ему мало. Его погубит его же жадность. Ризли сделал шаг по направлению к уже готовому выйти за раздвижные тяжёлые двери Нёвиллету и так и застыл, всё ещё не выяснив даже для самого себя, что собирается сделать. — Ризли?       Нёвиллет стоит совсем близко, фактически — на границе расстояния, принятого правилами этикета, а заодно — на границе между безумием и здравым смыслом, вряд ли замечая, что придавливает заострённым носком ботфорта горло и гордость Ризли. И тут тюремщик заметил заново налившиеся румянцем щёки и огонёк смятения в аметистовых глазах, но мелькнувший лишь на долю секунды, а затем снова скрывшийся в недрах отчуждения. Говорят, чужая душа — потёмки. А ещё говорят, что шампанское пьют только победители. — Нёвиллет, есть ли ещё причина, по которой ты пришёл сейчас? Только честно.       Нёвиллет внезапно развернулся к двери. Плечи его расправились, он поднял голову и опёрся на трость, готовый сделать шаг, будто стремился побыстрее выйти, покинуть помещение, где никто не смог бы стать свидетелем его слов. Ризли выкинул вперёд руку, плотно уперев ладонь в дверь прямо перед его носом. Он бы ни за что в жизни не сделал подобного, если бы не увидел отблеск выжирающей душу печали в чужих глазах. Всего на секунду, но выражение их было настолько красноречивым, что предохранители на отлично сложенных и навязанных обществом моральных устоях Ризли рванули похлеще шлюза в нескольких метрах под ними. — Ризли, не стоит. — Ризли, стоит, — безапелляционно бросил тюремщик, кладя руку Нёвиллету на плечо и с нажимом разворачивая его к себе. — Что происходит? Объясни мне. — Держите себя в руках, Ваша светлость.       Но Ризли было уже до лампочки. Он видел за деланной строгостью смятение и немую мольбу; просьбу отпустить, замять, сделать вид, что всё идёт так, как надо, что нет ничего необычного ни в искренней заботе, ни в настоящем страхе по отношению к чужой драной, располосованной собачьей шкуре. На Ризли нет живого места, но ни за одну его рану никто на всём белом свете не волновался так, как Нёвиллет.       И Ризли был бы откровенным лгуном, если бы не признался самому себе, что боялся, что его отчаянно трясло изнутри, когда он миллиметр за миллиметром смещал большой палец наверх, чтобы коснуться чужой щеки. Интересно, на смертную казнь люди идут так же мучительно медленно? Замирают ли их сердца так же, когда они кладут голову на плаху? Мозолистая подушечка большого пальца легла на угол чужой челюсти и мягко скользнула наверх, ближе к заострённому, мать его, совершенно нечеловеческому уху. — Умоляю, Ризли.       То, насколько звонко прозвучал голос перед ним, завораживало, но, к сожалению, совершенно не отрезвляло. Он мог бы поклясться, что слышит слёзы, хрустальным перезвоном отдающиеся на барабанных перепонках. — Почему, Нёвиллет? Есть ли достаточно веская причина, по которой ты отталкиваешь меня уже какой... второй, третий год? Неужели, — Ризли зарылся пальцами в снежно-белые волосы на границе их роста на шее, мял её саму властно и настойчиво. Ему нужны чёртовы разъяснения. Он хотел знать, — я не заслужил уважение, прощение старых грехов и твоего доверия за всё это время? — Заслужил. Ты заслужил куда большее, чем то, что я могу дать тебе. И даже того, кто мог бы сделать это лучше меня. — Не мели чепухи. Я... — здесь начинался настоящий раскол. Пришло время решать, ставить ли все свои фишки на "зеро", и да, будь проклято всё, Ризли надоело осторожничать. — Нет ни одного человека в мире, кто смог бы это сделать лучше тебя. — Но Клоринда, она...       Вот оно что. Ризли чуть ли не согнуло от нахлынувшего облегчения. Он втянул носом воздух и резко убрал руку от двери, закрывая ладонью глаза. Он не мог сдержать усмешки, мог лишь немного прикрыть хотя бы часть лица, чтобы она не выглядела настолько позорно истеричной. — Ты такой дурак. — Ризли, я не понимаю, — вот теперь голос Нёвиллета окончательно растерял самообладание. Он дрогнул, и в этот же момент Ризли подался вперёд и, почти не глядя, впился губами в чужие. Он готов был ко всему и ни к чему одновременно. Он ожидал, что его оттолкнут, не ответят, но и в то же время знал, что этого не произойдёт. Они сталкивались носами, беспорядочно почти пожирая друг друга. Ризли без лишних предисловий толкнул язык в рот Нёвиллета, почти ударившись о ряд его идеально ровных зубов своими. Плевать. Он прекрасно отдавал себе отчёт, что в его руках совершенство, в его рту — слюна божественного фамильяра Фонтейна, недостижимого, непостижимого в своей потусторонней красоте. Он давно всё понял. Поэтому и не сильно удивился его необычным способностям к исцелению. Шанс приручить дракона выпадает единицам за всю историю человечества, и он свой не упустит, но вовсе не потому, что это льстит его самолюбию. Нет, он хотел и хочет Нёвиллета. Его губы, руки, плечи, бёдра, задницу, член. Несомненно, несмотря на резвый ответ, несмотря на острые клыки и полубезумные движения языка во рту, Ризли не ошибся с выводами — дракон действительно был тем, кем обладают. И Ризли покажет себя во всей красе в этом искусстве подчинять. — Нёвиллет...       Шептал в губы, в ямку у основания шеи, совсем рядом с отчаянно бьющейся венкой под аккомпанемент из громкого прерывистого дыхания сверху. — Нёвиллет...       Всхлип над ухом, тихий, будто просто резкий вздох. Пальцы в перчатках на непослушных серо-чёрных космах, потянули раз-два, но не больно. Ризли залез под судейскую мантию, добираясь до педантично заправленной под высокий пояс брюк рубашки из тончайшего батиста, потянул вверх, продираясь сквозь все эти тернии к звёздам, которые действительно взрывались перед глазами, стоило рукам лечь на мягкую, безумно нежную кожу на чужой спине, а собственному стояку прижаться к неприкрытой лентами верхней одежды ширинке. Хотелось сожрать его. Изуродовать всё его совершенство, надругаться над нежнейшей, вылитой из белого гипса и бархатной, как кожица персика, шеей; смять мышцы и вгрызаться, вгрызаться, вгрызаться до основания, до стучащего за клеткой из рёбер драконьего миокарда; выть снова и снова, ощущая ответный жар в теле под собой и не меньшее желание под тканью чужих штанов.       Касаться его — будто просовывать руку в клетку с тигром, мимо всех табличек, мимо заграждений в слепой надежде на то, что хищник не укусит, а подставится под жаждущие пальцы, потому что в каком-то, очевидно, пьяном угаре в воображении Ризли он стал не кровожадным и угрюмым зверем, а ласковым и добрым котёнком. И пусть он лишится кисти, может даже ему отхватят эту его бесстыдную руку по плечо, пусть затащат и сожрут целиком, однако умирая, он будет знать, что попробовал.       Ризли всё ещё вжимал его в створки тяжёлой раздвижной двери. Нёвиллет обмяк в его больших руках, словно сдернутая с бельевой верёвки простынь. Ризли оторвался от его восхитительной шеи и с закрытыми глазами стал медленно и развязно водить кончиком носа от углубления под острой скулой до переносицы, а затем ниже, до губ и подбородка. Совсем как изголодавшийся, ослепший от жестокостей жизни уличный пёс, нашедший, наконец, заветную кость. — Нё-ви-ллет, — повторял Ризли вслух, пробуя имя на вкус. Язык метался от нёба чуть вперёд, передавая эстафету разомкнувшимся губам, затем снова забирал инициативу, трепетал где-то наверху, кончиком касался зубов с обратной стороны. В ответ — лишь чуть сильнее сжавшиеся пальцы на голове, царапнувшие кожу аккуратно подстриженными ногтями сквозь ткань перчаток; тяжёлый вздох, расплавленным ветерком коснувшийся щетинистой щеки и стон. Ризли замер. Не стон, а именно стон. Ещё один шажок в бездну, в которой плескалась тёмная, заискивающая пока что перед его царственной совестью похоть. — Я... — Чш... — Ризли сжал податливые подтянутые бока в своих ладонях, едва сдерживаясь от того, чтобы не впиться в это богоподобие выкрашенными черным лаком когтями. — Что такое? Ты не хочешь быть здесь? — Ризли, я так... — Ну же, — Ризли, не открывая глаз, не думая ни одной лишней секунды, ни одним мгновением дольше положенного, как и каждый грёбаный раз в своей грёбаной жизни, протиснул пальцы под пояс чужих штанов настолько, насколько это было возможно, протащил их по волнами разошедшейся кожи назад и наконец — о да, архонты, да — вонзил когти в задницу Нёвиллета. — Уже не "ваша светлость", м? Скажи... — звук собственного голоса будто доносился со дна алмазного карьера, затопленного водой. Его колотило. Хотелось разорвать жалобно треснувшие пуговицы на чужой ширинке, порвать одежду на его добыче, а затем и её саму. Так хотеть Нёвиллета было до того порочно, что почти физически больно. — Скажи это... я хочу услышать правду от господина юдекса. Признайся, что ты хотел меня всё это время. Ты настолько честен и благороден, что ни разу за три года не выказал ни малейшего признака ревности. Ты ревновал, Нёвиллет, признай это. Признай, что представлял меня с ней, кусал кулаки, плакал от ревности, когда представлял, как я её трахаю? Ты ведь всегда плачешь, когда тебе грустно? Скажи, знают ли милые маленькие детки Фонтейна, о чём плачет их обожаемый гидро дракон?       Рычание было подобно грому среди ясного неба. Ризли только вспомнил, как больно ударился затылком, когда его приложили к стене с размаху, выбивая весь кислород из бронхов. — Заткнись.       Ризли наконец смог открыть слезящиеся от мощного удара глаза. Лицо Нёвиллета в сантиметре от его собственного было воистину страшно: сверкающие лиловыми инадзумскими молниями глаза, дыбом вставшие волосы ("Грива... будто львиная грива волос" — думалось тюремщику) и пронзающие нижнюю губу бритвенно-острые клыки. Ризли был так наивен, когда полагал, что только лишь он здесь может показывать зубы. Забыл, вот дурак, что перед ним тысячелетний дракон. — А если не заткнусь? — Ризли поднял руку. Её всё ещё вело, тюремщик всё ещё был слегка дезориентирован в пространстве после того, как его приложили башкой о стенку собственного кабинета, однако он достаточно времени провёл на бойцовском ринге, чтобы уметь группироваться даже в такой патовой ситуации. Пальцы легли на ямку на чужой шее, чуть выше седьмого выпирающего позвонка и стиснули наэлектризованные яростью волосы. Ризли почти не удивился, когда понял, что дорожка из волосков — шерсти — не заканчивается здесь, а идёт ниже, прикрывая позвоночник дракона. Мстительный восторг внутри него рос с каждой секундой. — Я люблю поболтать, господин Верховный судья. Мне казалось, эта моя черта вас... вдохновляет.       Последнее слово он сказал максимально вкрадчиво. Он уже сам не понимал, что несёт. Азарт, рождённый сексуальным возбуждением и желанием помучить Нёвиллета за столько лет равнодушия, топил мозг Ризли, подмывая узнать, как далеко он может зайти, чтобы по итогу сегодняшнего вечера быть в лучшем случае не сожранным заживо.       Нёвиллет в ответ не произнёс ни звука. Он снова долго смотрел в лицо Ризли, а тот в свою очередь прекрасно ощущал даже с расстояния в десяток сантиметров, как из-за рёбер этого пока ещё человека раздаются глухие вибрации. В один момент прищур его глаз стал ещё уже. Он плавно сжал в своей хватке горло Ризли, почти нежно заставляя его начинать стремительно терять из лёгких кислород. — Хочешь знать? — Ризли еле держался, чтобы не начать позорно ловить ртом воздух. Нёвиллет говорил угрожающе тихо, бархатно, наигранно задушевно. — Как пожелаешь. Да, я ревновал, Ризли. Но я хотел, чтобы тебе было хорошо, и чтобы ты провёл свою жизнь с тем, кто имеет больше шансов сделать тебя счастливым. Как ты думаешь, почему? Может, в твоей голове отыщется ещё и ответ на вопрос, почему я не убил тебя сразу же, как только ты открыл свой рот, чтобы произнести эти отвратительные, — пальцы сжались крепче, — мерзкие, — перед глазами Ризли начали взрываться разноцветные фейерверки от удушья, — жестокие слова?       Пальцы резко оставили его горло. Ризли инстинктивно хватанул ртом спасительный кислород и опёрся на какую-то обозначившуюся в поле зрения тумбочку, чтобы не сползти вниз по стенке. Ноги послушно вывернулись, словно костыли, но держать его тело они могли только лишь в одном положении. Он поднял сияющий наглостью взгляд. Однако весь его запал потух мгновенно, стоило ему взглянуть в лицо Нёвиллета.       Он плакал. Слёзы скатывались по его точёным щекам, срывались с края нижней челюсти, терялись в складках сбитой мантии. Их было много. Действительно много. Глаза потемнели от прорезавших склеры лопнувших капилляров. Ризли смотрел... и не мог налюбоваться.       Его выброшенную вперёд руку оттолкнули почти брезгливо. Нёвиллет отвернулся и сделал несколько быстрых шагов к выходу, но Ризли не привык упускать свой шанс. Он понимал, что если позволит ему уйти сейчас, наверняка больше никогда не увидит. На нетвердых ногах он шагнул следом. —Тук-тук—       Сердце не ошибается, ведь так? Поэтому оно так отчаянно, почти железным крюком тащит его вперёд и почти кидает на спину Нёвиллета, уже положившего руку на рычаг перед дверью. — Не уходи. — Мне есть причина остаться, месье Ризли? — Тук... тук?—       Ледяной тон, не менее холодное обращение и сжавшиеся на снова материализовавшейся трости пальцы заставили глупую мышцу позорно пропустить удар. — Вы признались мне в любви, монсеньор. — Я не говорил этих слов. — Вы как минимум признались мне в своей ревности. — Досадная ошибка с моей стороны. — Ревность или признание? — Решайте сами. — Тук... тук... ... тук... —       Ризли снова протянул руку и положил ладонь на плечо Нёвиллета. Он даже не знал, сколько силы ему следует приложить. Как будто тот имел право злиться и уйти в очередной и очевидно последний раз. Ризли уже назвал себя обмудком в своей голове, но произнести вслух почему-то не мог. Сказывались боль и обида. Крышу ему сорвало из-за внезапной близости. Досада, что он потерял почти три года своей молодости без этих прикосновений выбила из его души настоящую злость. Нечестно. Он смертен. Это время уже не вернуть. Хрен знает, какой век отмерен драконам, но ему, человеку, хотелось жить полно, дышать, любить и быть любимым не кем придется, а тем, кого выбрало его собственное сердце. Верховный судья решал всё для всех. Но он не имел права решать за Ризли. Как не имел права и Ризли говорить тех отвратительных слов. И почему Нёвиллет должен был сделать первый шаг в его воображении? Быть может, во всей этой ситуации виноват только он сам?        — Я... я повел себя как конченый мудак, — Ризли легонько сжал жёсткие складки под своими ладонями. Мантия почти больно впилась в ногти. — Тук — — Что мне с того? — голос Нёвиллета ровный, ни малейшего намека на только что пролитые слезы. — Я... — Ризли, если вы... — Тук... тук... ТУК! — — Я люблю тебя. — ... —       Между ними — около абсолютная тишина. Ризли не слышал даже собственного биения сердца. Он не решался вздохнуть. Слова сами слетели с губ и осели белыми непорочными птицами в мозгу дракона. Нёвиллет обернулся. Ризли не смог прочесть выражение на его алебастрово-бледном лице. — Это... правда? — ... ... тук? —       Под этим взглядом Верховного судьи ломались и снова собирались как карточный домик аргументы, слова, обвинения, доказательства, порой даже люди. Ризли выдержал его с достоинством аристократа, хоть и был рождён непонятно кем в неизвестной помойке. Такова его гордость, которой сейчас он позорно наступил на горло. — Я может вру и больше, чем ты, но не сейчас. Тебе достает проницательности, чтобы определить правду. Прости... те, монсеньор Нёвиллет. Вы можете идти. Я не имею права давить на вас и просить остаться. Просто хотел... извиниться. Забудьте обо мне. Я должен отвечать за свои слова, — ему всё же не удалось полностью убрать горечь из голоса. Впрочем, теперь это было уже не важно.       Тишину между ними можно было резать ножницами. Нёвиллет стоял к Ризли в полоборота. Мантия немного криво сидела на нём, из-под ее вырезов белела доселе щепетильно заправленная за высокий пояс брюк рубашка. Ризли не смотрел ему в лицо. Честно, он очень боялся выражения, которое мог на нём найти. — тук... тук... тук...—              Размеренное, почти безнадёжное. Если Нёвиллет сейчас уйдет, Ризли только что своими же руками угробил не то, что три года, десятилетия собственного счастья. Придурок. Жадный, грубый, мерзкий долба... — ТУК! —       Поле зрения закрыла тень. Ризли вскинул было голову, но тут же почувствовал, как грудь обвивают руки. Поверх его тела — всё ещё ничего. Рана неприятно трётся о складки чужой одежды, но эту боль Ризли не променял бы сейчас ни на что другое. Он положил свои, огромные и тяжёлые, на талию Нёвиллета и уткнулся носом в пахнущую неброским одеколоном шею. Так они стояли несколько ужасно долгих минут, пока Ризли не повернул голову и не коснулся сухими губами чужой кожи над накрахмаленным высоким воротником. — Я далеко не эксперт в человеческих отношениях, Ризли. Но мне кажется, с этого стоило начинать.       Ризли усмехнулся обжегшей его внутренности горечи. — Мы просто дураки, не понявшие друг друга. А я ещё и мстительный ублюдок. Прости меня. Ты ни в чём не был виноват, ты просто хотел как лучше. Прости.       Он слегка отстранился и посмотрел в глаза Нёвиллета. В них отражался далёкий потусторонний космос, полный звёзд. Радужки всё ещё почти светились, играя всеми оттенками лилового и нежно-голубого ближе к нижнему веку, так удачно оттеняемые покрасневшими белками и от того яркие до боли. Ризли не знал, имеет ли право на инициативу сейчас. В конце концов, эти объятия могли значить всё, что угодно.       Нёвиллет опустил подбородок. Взгляд его тронул губы напротив. Ризли почти чувствовал ветерок от его безумно длинных ресниц, разрывающих духоту перетопленного кабинета словно крыльями бабочки. Он задержал дыхание, не смея нарушать тишину между ними. Сколько Нёвиллет стоял так? Ризли не знал. Знал только за себя, что простоит так ещё вечность, если это потребуется. Он понимал, что дракон размышляет. Сейчас был шанс развернуться и уйти, но не на той ноте, что несколько минут назад, а на более мажорной. Может, они бы и дальше смогли сотрудничать, благополучно замяв всю эту историю. От мысли, что Нёвиллет может остаться, сосало под ложечкой, но Ризли не смел давать себе надежду. — Быть может, есть другие способы... извиниться? — Нёвиллет мягко высвободил руку из захвата ризлиных подмышек и поднёс её к застёжкам на груди. Пальцы в перчатках легли на прохладный металл, высвободили из очень узкой петли невидимый крючок. Ризли большее не требовалось. Перед ним только что махнули огромной красной простынёй.       Вторую петлю он практически сорвал. Судейская мантия была с позором сброшена на пол и забыта. Ризли толкнул Нёвиллета в ту же несчастную дверь, к которой он уже прижимал его сегодня, и схватил его лицо в ладони. Он целовал его до сбитого дыхания и боли в губах, почти отчаянно, жадно. Язык проникал всё глубже и глубже, Ризли даже порезался пару раз о вытянувшиеся и заострившиеся клыки во рту Нёвиллета. Сердце билось так часто, будто собиралось дятлом пробуриться сквозь грудную клетку и оставить его тело с дуплом посерёдке грудины. Жарко. По-пустынному душно, горячо, испепеляюще... Ризли спустил руки на талию дракона, ощущая, как тот вытянулся, почти встал на носочки, подставляя шею под его язык, вцепляясь мёртвой хваткой в плечи, но не отталкивая. От ощущения дрожи по тонкому, исходящему жаром телу, Ризли понял, что если сейчас они не переместятся куда-нибудь в другое место, он просто разложит судью при входе в свой кабинет и вытрахает из него душу там же, где обычно избивает строптивых преступников. — Пойдём... за мной, — на выдохе шепнул Ризли, увлекая почти полностью потерявшегося в пространстве и времени Нёвиллета наверх по лестнице. Он не забыл дёрнуть крошечный предохранитель на нижней стороне рычага для открытия и закрытия раздвижной двери в своё логово. Он должен быть уверен, что их не побеспокоит ни одна живая душа.       Ризли толкнул Нёвиллета на еле слышно скрипнувшую софу. Тот находился в полной прострации и очнулся только когда голова его коснулась спинки дивана, а колено тюремщика собственнически втиснулось между его ног. Ризли упёр запястья по обеим сторонам от шеи возлюбленного и мазнул быстро языком по чужому уху. — Не представляешь, как я тебя хочу, — мокро шепнул он куда-то чуть ниже заострённого заалевшего кончика ушной раковины. — Я буду молить тебя о прощении, а потом ты будешь умолять меня извиняться повторно.       Нёвиллет простонал что-то нечленораздельное. Они избавились от ненавистных Ризли перчаток, руки дракона легли на его обнажённую спину, сжали, будто проникли под кожу, опаляя её, хотя по факту просто скребли по шрамированной поверхности, отчаянно не желая выпускать. Ризли с рыком приподнял дракона над собой, подхватил на руки и уложил на упругую жёсткую обивку софы. Терпения хватило только на несколько верхних пуговиц его белоснежной рубашки, которую он затем втупую стащил с Нёвиллета через голову и отбросил вниз.       И снова приник к этим губам и телу. Ризли лишь краем глаза заметил совершенство, к которому прижимался сейчас. Зрительное удовольствие не шло ни в какое сравнение с тактильным, с ощущением выпирающих, почти царапающих его голую грудь сосков дракона, его тонких ключиц и шикарно рельефных подвздошных ямочек, которые Ризли приметил ещё при первой попытке проникнуть под строгую судейскую одежду. Это ощущалось как растление священнослужителя. Нёвиллет был воплощением правосудия, носил только тёмное, всегда скромен, элегантен, сдержан, добропорядочен. Он всей душой верил во что-то своё, возвышенное и неземное, до той степени, что когда пальцы обычной цепной дворняги вроде Ризли начали так беспорядочно и грязно проникать в его рот, а затем размазывать слюну по колом стоявшим соскам, это обоим показалось сравни святотатству. — Можно? — шепнул Ризли в плавящееся под его дыханием тело. Вместо ответа получил лишь едва заметное шевеление бёдрами. Да, конечно можно, но, памятуя о нечеловеческой драконьей мощи, просочившейся наружу совсем недавно, спросить всё же стоило. Надзиратель не глядя поддел чужую ширинку и расстегнул её, слегка сбрасывая напряжение члена за ней. Нёвиллет всхлипнул, инстинктивно выгибаясь следом за пальцами и приоткрыл помутневшие от похоти глаза. Ризли упёрся лбом в его лоб, не отводя взгляд, зажав своего дракона в клетке из собственного тела, лаская влажными от слюны пальцами его бедренную косточку, а второй рукой упершись в подлокотник дивана, на котором располагалась голова Нёвиллета. Водопад кипенно-белых волос рассыпался за ней. Они были настолько длинными, что возились где-то внизу по полу, собирая пыль, Ризли не мог допустить, чтобы это совершенство — его совершенство — пачкалось вот так зазря, поэтому потянулся и намотал их непорочную длину на свою руку. — Похотливая ящерка, Нёви...       Нёвиллет широко распахнул глаза, когда Ризли потянул волосы на себя, запрокидывая его голову и выставляя напоказ дрогнувший в смятении кадык. В тот момент, когда горячие губы Ризли припали к нему, его пальцы сползли вниз и обхватили пропитавшийся смазкой бугор на нижнем белье Нёвиллета. Собственный член взвыл почти болью, стоило ему почувствовать ответное движение под склизкой тканью. Ризли инстинктивно вжался в верхний жесткий край умопомрачительно высоких гетр Нёвиллета и застонал в дёргающийся под его губами кадык. Архонты, он готов был кончить от потирания о чьё-то бедро, как подросток, впервые почувствовавший своего партнёра в постели, но ещё недостаточно смелый, чтобы заняться полноценным сексом. — Нёви...       Ризли рвануло крышу, едва он понял, что Нёвиллет похабно трётся о его пах бедром. Беспорядочно, быстро, при этом часто и мелко дыша. Открыв глаза, Ризли увидел бездну в ответном взгляде, закушенную до крови губу и краешек клыка, белеющий на фоне алой сочащейся капли. — Не сдерживайся... — одними губами произнёс дракон, кладя свою мраморную прохладную ладонь на его щёку и закрывая глаза. Ризли в некотором шоке смотрел на него с пару мгновений, пока тот особенно сильно не вскинул ногу, выбивая из лёгких тюремщика задушенный вздох.       Ризли едва успел сдёрнуть с себя штаны до колен, вжался своим скрытым под тканью трусов членом в пах Нёвиллета и с рыком вгрызся в его рот. Тесно, неудобно, мокро, неприятно из-за трения о бельё, но было в этом что-то настолько пошлое, стоящее на грани морали, какой-то абсурдной чистоты и невинности первого сексуального опыта, что им обоим понадобилось всего несколько рваных движений внизу, чтобы позорно излиться друг на друга, пачкая в сперме животы, бельё и край штанов Нёвиллета.       Ризли вылизывал чужой язык долго и вдумчиво, на уровне рефлексов стараясь плотнее прижаться к объекту своего обожания бёдрами. Нёвиллет послушно открывал рот, однако от трения внизу всё же морщился — сказывалось неудобство из-за перепачканной и неприятно липнувшей одежды к чувствительным местам. Ризли коротко чмокнул его в губы и сел сверху, оглядывая свою работу. Волосы Нёвиллета он скрутил в неплотный жгут и уложил на грудь. Шея и соски последнего порозовели, чуть выпирающие ареолы стояли блестящими от слюны холмиками, но кожа была чистой — Ризли умудрился обойтись без единого засоса или укуса. Струйка спермы всё-таки частично нашла выход из-под резинки трусов и теперь несколько слегка растёртых капель стекали по рельефу подтянутого живота вниз, заполняя ямочки рядом с пахом. Лиловые глаза Нёвиллета заплыли послеоргазменной негой, но дыхание выровнялось достаточно быстро, чтобы он смог выдавить: — Не знал, что с людьми может быть так... приятно... — А ты много раз был с драконами? — Ризли провёл пальцем под подвздошными косточками Нёвиллета. В груди кольнуло, хотя глупо было надеяться, что за долгие века Ризли оказался первым, затащившим Нёвиллета в постель. Во взгляде снизу внезапно промелькнуло что-то настолько не характерное для Верховного судьи Фонтейна, что Ризли даже немного опешил. — Как знать... Но один опыт я помню слишком хорошо... — палец с отросшим когтем на алеющих губах, блеснувшие клыки, сузившиеся в щёлки зрачки...       Чёрт, он ведь не пытается развести партнёра на... ревность? Какой дешёвый приём, и тем не менее Ризли вдруг почувствовал, как в полумраке комнаты между ними осело что-то тяжёлое, тёмное и до ужаса возбуждающее. — У него были чёрные пальцы и жёлтые глаза, — Нёвиллет поднял руку, очерчивая предплечье Ризли от запястья до локтя. Будто рисовал образ из своих воспоминаний, при этом не замечал или не хотел замечать, как покрылись опасным инеем зрачки Ризли. — Я видел, что не могу сточить его каменное сердце, как бы ни старался... — Думаешь, моё сточилось легко? — Нёвиллет бросил на Ризли взгляд, сочащийся насмешливой наглостью. Боги, перед ним действительно сейчас господин юдекс? — Скорее уж оттаяло, причём само, — ухмыльнулся он, слегка потянувшись и просунув тонкие пальцы под чёрные ленты на шее Ризли. Вместе с обмотками на руках, тот никогда не снимал их с себя. — Ты послушный пёс. Тебе не нужно придавать нужную форму... ты промнёшься сам.       Ризли рыкнул. Этот томный тёмный взгляд снизу, закушенная губа, запах возбуждения и секса доконали его. Он рывком стащил с Нёвиллета штаны с бельём, в два счёта разобрался с сапогами и гетрами и скинул всю эту ненужную мишуру вниз вместе с остатками своей одежды. Затем поднялся, просунув ступню между спинкой дивана и задницей Нёвиллета, второй, не согнутой ногой, недвижимо встал на потрёпанный жизнью коврик рядом с софой и выпрямился, глядя на дракона сверху вниз. Тот на удивление спокойно реагировал и на позу тюремщика, и на маячивший на расстоянии вытянутой руки чужой член. — Расскажешь подробнее? — Что именно? — с детским искренним любопытством спросил Нёвиллет, слегка заводя руки за голову, так, чтобы предплечья лежали по обеим сторонам головы на подлокотнике. Ризли чувствовал, что стоит ему соскользнуть взглядом с этого похабного наглого личика в одну или во вторую сторону, к почти светящимся в полумраке мышцам между грудью и гладкими подмышками партнёра, и он полностью утеряет контроль над собой. А ведь их игра в ревность только начиналась. — Как вы трахались. — Какое некультурное слово. Зачем тебе знать? — невинно хлопнул ресницами Нёвиллет. Всё ничего, вот только на лице у него выражение, достойное самых смелых романов издательского дома Яэ. Подобного чтива у заключённых изымается в достатке, Ризли ознакомился с парочкой. Стыдно признать, но всего за несколько страниц он кончил дважды. — Затем, что я хочу доказать тебе кое-что. — И что же?       Ризли нагнулся, снова присаживаясь на Нёвиллета и толкаясь коленом в прогал между подмышкой дракона и спинкой дивана. Теперь его лицо находилось в сантиметре от кончика чужого носа, а член мягко лёг в ямку пупка и упёрся влажной головкой в солнечное сплетение. С внутренним злорадством Ризли отметил ответное шевеление где-то в районе своих ягодиц. Нёвиллет разыгрывал святую невинность, но даже ему не под силу было справиться с рефлексами собственного тела. — Секрееет, — бархатно и низко усмехаясь протянул надзиратель. — Хорошо, — на удивление легко согласился Нёвиллет. — Но что мне за это будет? — Ответ на твой вопрос. — И всё? А как же извинения? — Само собой, сначала я извинюсь, — Ризли приспустил одну руку и сжал сосок Нёвиллета, будто не замечая при этом его задушенного стона. — А потом попрошу у тебя подробности этого твоего "одного опыта". Надеюсь, ответ на свой вопрос ты получишь в процессе своего рассказа. Как тебе идея? — Мальчишка, — Нёвиллет обхватил его голову под шею ладонями и прижался к обветренным губам собственными. Ризли наконец полностью лёг на него, пригвоздив чуть поблёскивавшим от пота телом к поверхности дивана; чуть сдвинулся вниз так, чтобы всей длиной своего члена касаться члена дракона под собой. Было что-то невероятно пошлое в том, чтобы извозить их обоих в уже порядком подсыхающей сперме после первого раза. Уловив еле заметное движение бёдер Нёвиллета под собой, он замычал в поцелуй. Ощущение горячего тела в своей власти сводило с ума. Когда же дракон собственнически прикусил его губу, Ризли застонал. — В таком случае, приступай, mon chien de garde.       Ризли сполз полностью вниз, не разрывая зрительного контакта с насыщенно-лиловыми глазами дракона, затем перевёл взгляд на так полюбившиеся ему бедренные косточки. Совершенство, выточенное в мраморе многовековыми приливами, горячие на ощупь, словно бритва острые — только взгляни и порежешься. Ризли решился на невозможное — наклонился и врезался зубами в выпирающую их часть. Солёные от пота и спермы, узкие, невозможно острые. Его схватили за волосы, но не оттянули назад, а наоборот, прижали плотнее. Не разжимая челюстей, Ризли лизал тонкую, наверняка прокушенную кожу языком, при этом вслепую нашарив и закинув себе на плечи ноги Нёвиллета, затем оторвался и снова взглянул наверх. Лицо дракона источало жар, вечно бледные щёки горели, подогреваемые изнутри отнюдь не смущением, но чётко обозначенным возбуждением и удовлетворением от происходящего. Ризли лизнул место укуса и мелкими поцелуями сместился к налившимся яичкам, дотронулся твёрдым, горячим языком до них и потёрся о ствол Нёвиллета щекой, глядя снизу вверх совершенно, как ему казалось, довольным взглядом.       Нёвиллет скрестил ноги на его плечах, прижимая его лицо к своему паху, огладил щёку и запустил большой палец в рот. Ризли высунул язык, позволяя увенчанной когтем подушечке лечь на него, перед тем как вобрать в себя и сомкнуть губы. — Obéissant, — мурлыкнул дракон, оттопыривая палец и врезаясь твёрдым когтем в щёку Ризли изнутри. Тот хоть и был удивлён внезапной болью, виду не подал. Вместо этого он снова позволил себе прижаться щекой к влажной головке и потереться о неё крыльями носа. — Chien sale et vicieux. — Ты всегда ругаешься на фонтейнском, когда возбуждён? — Ризли изогнулся в шее, выпуская изо рта чужой палец. — Tout peut arriver, — загадочно протянул Нёвиллет и толкнул его лицо в свой член. — Tu as mal fait. Fais amende honorable... Non, lèche ta culpabilité, bâtard. Иначе твой хозяин уже не будет таким добрым и не даст тебе кость.       Ризли просить дважды не было нужды. Он открыл рот и, распластав максимально язык, дабы охватить большую площадь, смачно провёл им по солоноватой коже. Задержался пару секунд на головке и чуть дёрнул кончиком, проникая на миллиметр внутрь уретры и выбивая судорожный вздох сверху. В следующее мгновение его больно дёрнули за волосы и потянули, грозясь снять скальп: — Connais ta place, — почти рык, однако Ризли знал по дрожи возбуждения, что это лишь чётко выверенная игра в недовольство, поэтому облизнулся прямо Нёвиллету в лицо и наклонился, мысленно извинившись перед парой навсегда простившихся со своей макушкой волос. Он лизал долго, горячо, покрывая слюной подёргивающийся от возбуждения член. Тёплые её капли стекали, размазываясь по гладко выбритой лобковой косточке Нёвиллета, скапливались во всё тех же подвздошных ямочках. Ризли смял бока дракона в своих ладонях, впиваясь кончиками пальцев в мышцы на спине, прошёлся вниз, захватывая на них смесь слюны и растворенной в ней спермы и растирая следы своей любви по его коже.       Он не собирался долго мучать Нёвиллета, поэтому при очередном движении своего языка вверх, открыл рот и на пробу вобрал в него розовую головку. Хватка на его волосах усилилась, хотя казалось бы, это было уже физически невозможно. Ризли нравилось это — преодолевать. И Нёвиллет это знал. При одном лишь лёгком прикосновении языка к маленькой дырочке на кончике члена, Нёвиллет выгнулся дугой и с силой толкнулся в услужливо приоткрывшийся рот. Ризли был готов к этому, поэтому насадился легко почти до середины. Собственное возбуждение изводило его где-то у основания живота, тюремщик спустил вниз одну руку и накрыл ладонью свою просящую головку. — Déplace-toi, — Нёвиллет огладил щёку Ризли, привлекая к себе внимание и заставляя смотреть в глаза, затем дёрнул бёдрами, проникая уже на две трети. Ризли сморгнул навернувшиеся слёзы — несмотря на то, что он расслабился и понимал, что его ждёт, такой резкий толчок всё равно вызвал рвотный рефлекс. Нёвиллет задохнулся в блаженстве, ощущая спасительную пульсацию на своей головке. — Bon chein .       Ризли повиновался движением руки на своих волосах, как конь повинуется узде. Он шёл на поводу желаний Нёвиллета, заглатывал снова и снова всё больше и больше, пока наконец не приник губами к чужому лобку. Головка при каждом толчке задевала миндалины, Ризли через раз сдерживал болезненные позывы, но выдержки и, чего греха таить, опыта ему хватало вполне, чтобы проворачивать подобные фокусы со своим горлом без неприятных последствий.       А Нёвиллет изнывал. Ризли почти ничего не видел за пеленой выступивших на глазах слёз, только горели в тумане неестественно яркие радужки где-то перед ним, словно маяки в бурю. На него смотрели, пожирали взглядом его слёзы, его широко открытый рот, край узких от натяжения губ и уголок измазанного в слюне, блестящего в свете старинных газовых ламп подбородка. — Ещё... Ризли... пожалуйста... va plus loin, mon amour, — задушено шептал Нёвиллет, срываясь на позорные всхлипы, стоило Ризли перейти с поверхностных толчков к полноценным заглатываниям раз за разом. Он уже не контролировал собственные стоны и мычание, двигал языком на рывке внутрь, протаскивая съезжающую с головки кожу и направляя член глубоко внутрь своего горла. Ризли был слишком сосредоточен на том, что делал, поэтому краем сознания поблагодарил собственное, чуть поутихшее возбуждение. Одновременно дрочить ещё и себе он бы в этот момент не смог.       Нёвиллет поджался, отпустил волосы Ризли и схватил его за края нижней челюсти, накрывая ладонями уши и врезаясь в них и в кожу головы драконьими когтями. Ризли чуть не вывернуло наизнанку. Он из последних сил держался, переживая глубокие, но короткие толчки, сжимая горло, но размыкая челюсти, чтобы случайно не прикусить. Ещё немного, и он впился своими пальцами в бёдра Нёвиллета, прижал к себе, со всей дури насадился и застонал. Горячая струя ударила в верхнюю стенку горла и обильно потекла по пищеводу. Ризли втянул щёки, стараясь максимально продлить чужой оргазм. Нёвиллет плакал, нет, почти рыдал где-то сверху и трясся мелко-мелко, будто в горячке. Его Нёвиллет, его гидро дракон, совершенное создание, возможно даже более могущественное, чем архонт, так обильно и позорно накончал ему в рот.       Ризли выпустил изо рта член Нёвиллета. Тот упал на живот с пошлым звуком, от которого хотелось лишний раз облизнуться, что Ризли и сделал, демонстративно и пошло. Нёвиллет стёр слёзы с его глаз, потянул на себя, укладывая между своих ног и обнимая руками: — Извинения приняты? — ухмыльнулся Ризли, едва смог говорить без риска потерять всё, что съел на обед. — Более чем, — выдохнул Нёвиллет, ловя его губы и целуя устало, но нежно. Ризли толкнулся в его рот и притянул голову ближе к себе за шею. — Ma Mer, — тихо улыбнулся Ризли в поцелуй, ощущая наравне с запахом чужой спермы острый, настойчиво липнущий к обонятельным рецепторам аромат подсушенной на солнце морской соли.       Нёвиллет, однако, не смотрел на него. Нахмурившись, Ризли повернул голову чуть в бок, следуя за чужим шокированным взглядом. Дракон широко раскрытыми глазами разглядывал свою чуть приподнятую руку, которой ранее обнимал его. — Да ладно тебе, — постарался как можно легкомысленнее бросить Ризли, стоило ему заметить размазанную по ладони Нёвиллета кровь. — Подумаешь, немного царапину содрал, бывает.       Дракон, однако, был совершенно другого мнения. Он толкнул Ризли назад, укладывая спиной на противоположную часть дивана, где только что были их ноги, и переворачивая на здоровый бок. С приятным внутренним трепетом Ризли заметил волнение на чужом красивом лице и судорожно закушенную губу. — Лежи, пожалуйста, — шепнул он, бегло целуя бугрящиеся на плече мышцы и пресекая поползновения Ризли себя обнять. Он согнул и завёл за голову руку тюремщика, открывая себе доступ к порвавшейся в нескольких местах зарубцевавшей рану соединительной ткани. Бинты, опоясывающие грудь Ризли, были сорваны в порыве страсти ещё в самом начале. — Любимый, не нужно так за меня беспокоиться, — Ризли заметил, как трогает на секунду тёплая улыбка чужие тонкие губы. Видно было, что это обращение, полное глубокой и непорочной любви, грело душу Нёвиллета нежнее и приятнее ласкового майского солнца. Ризли сделал себе внутреннюю пометку говорить ему подобные вещи почаще. — Будешь снова зализывать меня?       Нёвиллет застыл, нахмурившись. Ризли поздновато вспомнил, что тот не знал о том, что он всё видел в зеркале. На лице дракона отразилось выражение какого-то внутреннего отторжения, он покраснел, отвёл взгляд и в порыве закрыться приобнял себя одной рукой. — Я так понимаю, ты обо всём догадался уже давно? — И тем не менее я сейчас здесь. С тобой.       Ризли потянулся и всё же обнял его, слегка подтаскивая к себе. Нёвиллет не лёг рядом, упрямо упёршись несгибаемой рукой между грудью Ризли и спинкой софы. Тюремщик терпеливо вздохнул и улыбнулся, играя пальцами второй прижатой к дивану руки с водопадом свесившихся к его лицу волос дракона. — Ты ведь моя любовь. Моё море, моё солнце, мой ветер, дождь, снег зимой и тепло летом. Я так давно люблю тебя, что уже не помню, когда начал. Какое для меня имеет значение, к какой расе ты принадлежишь?       Уровень щемящей нежности в глазах Нёвиллета невозможно было передать словами. Ризли постарался зафиксировать в памяти это выражение. На него никогда не смотрели так. В этом взгляде читался стремительно меняющийся калейдоскоп эмоций — от горького сожаления, через удивление, вплоть до выражения полной и безграничной преданности. И это всё ещё тот самый беспристрастный, холодный и отчуждённый Верховный судья Фонтейна. Невольно Ризли задался вопросом: случись что, сможет ли Нёвиллет вынести ему приговор снова?       В реальность их вернула струйка горячей красной крови, стекшей по животу Ризли и тронувшей руку Нёвиллета, прижатую к нему. Дракон потянулся, достал с пола свою рубашку и вывернул её наизнанку, чтобы коснуться раны Ризли обратной, более или менее чистой стороной. — Нёви, зачем... — Не двигайся, — оборвал его Нёвиллет, с педантичностью престарелой медсестры вытирая кровь белоснежной тонкой тканью. — Это ведь твоя любимая. — Откуда ты знаешь? — Тебе нравятся манжеты на ней. Только когда ты в ней, ты их одёргиваешь из-под мантии. Тебе в ней удобно, потому что двигаешься ты не скованно, значит, тебе просто нравится, как они выглядят, — Ризли насмешливо наблюдал за округлившимися от удивления глазами дракона. Он даже на секунду замер с окровавленной рубашкой в руках. — Я наблюдал за тобой на заседаниях и на наших официальных встречах. Не думай, я не преследовал тебя. Просто я тебя люблю, вот и замечаю много разных вещей.       Нёвиллет закусил губу, отёр живот Ризли в последний раз и наклонился. Странно, тюремщик не видел и тени смущения на его лице, пока делал ему минет, сейчас же щёки дракона были розовыми, он явно волновался, глядя исподлобья на лицо Ризли украдкой. Возможно, всё дело было в только что сказанных словах. Ризли вздохнул и отвернулся, не желая доводить Нёвиллета до приступов стыдливой неловкости.       На этот раз его касались уже не пальцами, смоченными в слюне, а самим языком. Ризли поплыл от приятного прохладного онемения в боку. Движение снизу-вверх, снова снизу-вверх, наискосок, поцелуй в основание грудной мышцы, снова поцелуй, снова язык, длинный, но узкий, движется, слизывая остатки тёплой крови. Ризли не выдержал и посмотрел вниз. От увиденного поунявшееся было возбуждение снова взыграло в паху с утроенной силой.       Нёвиллет припал грудью к его бедру, волосы его рассыпались по дивану и телу под собой, одной рукой он упирался в софу за спиной Ризли, вторую прижимал к его животу, но от вида лица, розового, смущённо-сосредоточенного, тюремщик понял, что готов с корнем выдрать Меропид со дна морского, если это потребуется чтобы наблюдать за таким Нёвиллетом вечность. Язык его, показывающийся и снова прячущийся во рту был несколько длиннее человеческого, раздвоенный на конце, но не настолько длинный, как у змей относительно всего их тела. Рана под ним покрывалась новой порцией слюны, вязкой, голубоватой. Кровь остановилась мгновенно, Нёвиллет по-видимому просто хотел убедиться в чистоте своей работы.       Стоило ему приподнять своё узкое смущённое лицо и взглянуть в глаза Ризли, в его собственных отразился чуть ли не страх. — Ризли, что?.. — Счастье моё, если я не трахну тебя сейчас же, я взорвусь, — очень глухо признался Ризли, угрожающе-ласково кладя широкую ладонь на щеку Нёвиллета и прижимая к ней занавесь из ниспадающих белоснежных волос. Дракон бросил быстрый виноватый взгляд на вставший колом член возле своего локтя. Осознание того, что разрядка партнёра была в самом начале и не в самом удобном положении болезненно ярко отразилась на его лице. Нёвиллет с лёгким нажимом перевернул Ризли на спину и долго и влажно поцеловал приветственно показавшуюся из-под слоя кожи головку, при этом заправив волосы за заострённое ушко.       Ризли не выдержал. Он с рыком нетерпенья поднялся рывком, игнорируя обеспокоенный взгляд Нёвиллета в сторону своего бока, перевернул и вжал его животом в жалобно скрипнувшую софу. — Итак, ma Mer, я свою часть выполнил, я извинился. Теперь твоя очередь. Рассказывай, — возможно, это прозвучало слишком жестоко на фоне той нежности, которая только что присутствовала между ними. Тем не менее, Ризли был на пике своего желания, а когда он что-то хотел, он это получал. Перспектива отыметь господина Верховного судью, рискнувшего чуть ранее обмолвиться при живом-то голом партнёре в кровати о каком-то там драконе, наказать его, подчинить и доказать, что он, Ризли, сможет принести Нёвиллету удовольствие в сто крат большее, кружила голову и заставляла зубы скрипеть друг о друга в предвкушении.       Нёвиллет поднялся, скидывая руки Ризли, встал на четвереньки и обернулся на него, чуть изогнув спину. Его сияющие драгоценными камнями глаза горели, почти светились на фоне матово белеющих волос. Удивительно, как мало им обоим нужно было, чтобы сменить томную приторно-влюблённую атмосферу на что-то настолько развратное, а заодно и поменяться самим под стать ситуации. — Что ж, хорошо, Ваша светлость, — у Ризли дрогнули колени от тёмной тяжести в его голосе. Что-то недоброе звучало в нем. Что-то не то, — вы готовы слушать?       Ничем не выказывая шевельнувшееся в своей груди подозрение, Ризли подался вперёд, обнимая Нёвиллета под коленями и с видом самого заинтересованного в мире слушателя положил подбородок ему на крестец. — У драконов принято чёткое разделение на роли в сексе, — Нёвиллет облизнул губы. Ризли мог бы поклясться, что видел капельку слюны, сорвавшуюся с раздвоенного кончика языка. — Мне никогда не хватало сил доминировать, поэтому логично, что доминировали надо мной. Как человеку, мне это не нравилось, но природа брала своё, — он лёг, подложив под себя согнутую в колене ногу, так что бёдра его несколько выпирали над телом. Ризли с наслаждением сжал податливые ягодицы в ладонях, придвинулся ближе и провёл членом между ними, слегка пачкая округлую еле заметную косточку сверху в предэякуляте. Нёвиллет продолжал. — Тот каменный дракон любил брать меня в такой позе. Ему нравились мои волосы: он всегда тянул за них и за рога, когда хотел, чтобы я не сопротивлялся...       Ризли будто ошпарило. Он просунул руки под живот Нёвиллета и мягко перевернул его на спину. Дракон не смотрел ему в глаза. Взгляд его был устремлён куда-то вдаль, мимо стихшего граммофона на рабочем столе Ризли и трёхголового пёсьего герба за спинкой его кресла. — Я был молодым драконом. Он называл меня Luаnshí, пока проникал в меня. Я не мог противопоставить его мощи ничего стоящего, поэтому... — Хватит. — ... вынужден был по первому его слову раскрываться... — Хватит, Нёвиллет! — ... для его членов.       Ризли обхватил ладонями его лицо и развернул к себе. Он не ошибся. В аметистовых глазах стояли слёзы. — Нёви... любовь моя, прости меня. — За что? — Нёвиллет поднял руку и нежно коснулся пальцами его губ. — Ты ведь ничего не знал. Я сам виноват. Решил подразнить тебя, а получилось только побередить свои воспоминания. Это ты прости меня. Я... — тут он обвёл рукой кабинет Ризли, будто желая жестом охватить атмосферу между ними, и горько усмехнулся, — это я испортил тебе настроение.       Ризли затряс головой. В груди звенело опустошение. Он сколько угодно мог представлять себе стонущего и извивающегося под собой Нёвиллета в своих ночных мечтах, но тот всегда ложился под него добровольно. В любой, даже самой сладкой фантазии Ризли чётко знал, что дракон рядом, потому что хочет этого. — Я не хочу, чтобы ты даже думал об этом, моё Море. Если тебе неприятно, я готов ждать сколько угодно, чтобы тебе стало легче. — Это никак не должно тебя касаться, Ризли. Тем более, что я сам хочу дать тебе то, что тебе нужно, — Нёвиллет притянул его лицо за подбородок и поцеловал, затем уложил на себя полностью, досадливо смахнув о подлокотник кресла влажную дорожку с края глаза. Ризли тактично сделал вид, что не заметил этого.       Тюремщик мягко коснулся губ Нёвиллета своими. Он вкладывал в этот поцелуй всю имеющуюся у него чувственность, томную ласку и искреннюю заботу; закрыл собой, обняв всеми конечностями, от всего мира, осторожно смял под сгиб руки волосы и тёмно-синие плавники на голове, не подчиняя, но ясно давая понять, что в его объятиях ни одна живая душа не посмеет причинить дракону боль и страх. — Я люблю тебя, — выдохнул тихо в краткий перерыв между бесконечной серией из поцелуев. — Я тоже тебя люблю, — ответил Нёвиллет, словно утопающий за соломинку хватаясь за лицо Ризли и вжимая его губы в свои ещё плотнее и жарче. Сердце Ризли зашлось радостной весенней пташкой, пережившей лютые заморозки. Это был первый раз, когда Нёвиллет произнёс заветные слова. Он так хотел услышать их, мечтал о них, и вот теперь сцеловывал их сладкий отзвук с чужих губ.       Розовые щёки Нёвиллета горели, он всё больше открывал рот, пропуская язык Ризли глубже и глубже, давая ему изучить поверхность своих зубов, острые клыки и раздвоенный язык. Когда тюремщик отстранился, между их ртами протянулась прозрачная тонкая нить, которую Ризли, быстро наклонившись, пошло слизал с чужих губ. Всепоглощающая похоть снова до верху заполняла лиловые глаза дракона. Он дёрнул бёдрами, привлекая внимание к их членам, так удобно лежавшим доселе рядом друг с другом и теперь весьма болезненно припечатываемым рельефным подкаченным животом к более мягкому животу Нёвиллета. Ризли огладил последний раз ладонью щёку возлюбленного и мягко поцеловал его в лоб, затем откинулся назад и сел. Он согнул колени дракона, сам поместился между, слегка досадуя на узкий диван, не дающий в полной мере насладиться видом. Хотелось видеть Нёвиллета полностью раскрывшимся, распластавшимся, раскинувшим руки. Ризли наклонил голову набок, пробежался кончиками пальцев по засохшей сперме на чужом животе, по лобку, взвесил в руках снова отяжелевшие яички и спустился ниже, к упруго прижатым к дивану ягодицам.       Он как-то запоздало вспомнил, что не держал на рабочем месте смазку и теперь в нерешительности застыл. Нёвиллет, однако, большой проблемы в этом не видел. Он запустил пальцы в рот и под шумный вздох Ризли опустил к паху чуть ли не полную ладонь слюны, проник под яйца и смазал жадно раскрывшуюся дырочку, но только внешнюю её часть, затем плавным движением захватил кисть Ризли второй рукой и поднёс туда же. Тюремщик отмер только когда кончики его пальцев коснулись мягких складок, однако нерешительность не была присуща ему в такие моменты. Он почти сразу толкнулся указательным пальцем мимо влажного сфинктера. Нёвиллет оказался на удивление податливым, мягким. Ризли не требовалось лишний раз просить или намекать, дракон раскрылся ему навстречу сразу, более того, сам насадился до костяшки и застонал, закусив кулак. Ризли добавил ещё сразу два пальца, проник внутрь, ощущая приветливое давление жадных стеночек и лёгкую, уже знакомую прохладу. Видимо, Нёвиллет впрыснул в свою слюну немного залечивающего обезболивающего вещества, действие которого Ризли уже успел прочувствовать на себе. — Чш, — Ризли снова налёг сверху, захватывая губами стоящий от возбуждения сосок Нёвиллета и глядя на его лицо снизу вверх, — скажи, если тебе будет неприятно, любовь моя.       Вместо ответа Нёвиллет закрыл глаза и качнулся на его пальцах, словно на волнах. Ризли понял и стал медленно двигаться, расслабляя мышцы и со всей доступной нежностью выцеловывая чужую грудь. Когда его пальцы достигли простаты, Нёвиллет вскинулся и глухо всхлипнул, насадился плотно, до основания и с пугающей силой прижал к себе Ризли коленями. — Вот так, любовь моя... ты очень глубокий, — Ризли вынул пальцы и демонстративно слизал остатки смазки. Дракон в приступе смущения закрыл лицо руками. — Ризли! — И вкусный. Не веришь? — Это же... — Неужели ты думаешь, что твоя дырочка менее вкусная, чем твоя шея, твои губы или твой член? — Ризли спустился вниз, совершенно не обращая внимание на протестующие руки Нёвиллета, сначала прижался губами к внешним, сжавшимся мышцам, а затем проник внутрь языком. Дракон выстанывал его имя, судорожно хватаясь за всё, что попадалось ему под руки. Найдя наощупь чужие сильные плечи, он впился в них жесткими когтями и взвыл, ощущая, как Ризли снова и снова двигался в нём, дополнительно смазывая своей собственной слюной. Горячий, твёрдый язык проминал нежные стенки, Нёвиллет чувствовал, как собственный член исходит смазкой, готовый снова кончить, несмотря на два уже пережитых оргазма. — Ризли... — Да, ma Mer, иди ко мне... я здесь.       Ризли разогнулся, закидывая согнутые в коленях стройные ноги Нёвиллета себе на талию, обхватил свой член и приставил его к растянутой анальной дырочке. Второй рукой он сплёл пальцы с ним, привлекая внимание. Дракон открыл глаза, потемневшие настолько, что казались почти чёрными. На лице его играла краска, на висках Ризли снова заметил блестящие тропинки слёз, волосы сбились и отяжелели от влаги. В комнате было жарко, до невозможности душно, а для двоих, утопающих в жаре друг друга, температура близилась к температуре кипения магмы в жерле вулкана. — Смотри на меня, любимый. Пожалуйста, — шепнул Ризли совсем тихо, но он был уверен, что Нёвиллет его слышит, даже несмотря на стучащую в ушах кровь.       Вздох. Теснота. Влажная плоть, так хорошо и правильно облегающая его член. Ризли готов был войти сразу, на всю длину, но ограничился половиной и застыл, тяжело дыша и давая Нёвиллету привыкнуть. Рот дракона был полуоткрыт, он судорожно держался одной рукой за плечо возлюбленного, пальцами второй в исступлении хватался за пальцы Ризли. Спустя пару мгновений он сам подался назад, насаживаясь уже полностью. Ризли казалось, что он готов выть от восторга, ощущая такую долгожданную, горячую дырочку, видя поблескивающую от пота бледную кожу Нёвиллета, его слёзы, умоляющее выражение на лице и струящуюся из края рта дорожку слюны.       Едва сдерживаясь, чтобы не сорваться с места в самый быстрый темп, на который он был способен, Ризли качнулся, выйдя на две трети, и снова толкнулся до предела. Нёвиллет застонал, зарылся пальцами в многострадальные волосы на голове возлюбленного и потянул, поощряя. Тюремщик перешёл на размеренные, ритмичные толчки, стараясь каждым движением вгонять член как можно глубже, чтобы подарить дракону ощущение приятного давления на заветное место. Нёвиллет теперь стонал и хныкал без остановки. Он сам стремился вперёд и вверх, отвечая на уверенные собственнические движения Ризли. Нёвиллет, как и обещал, не отводил взгляд, закусил губу до крови, до хруста сминал приплетённые пальцы, но продолжал смотреть, плакать и тем не менее смотреть прямо в искрящиеся в темноте льдистые глаза Ризли.       Тот, уже не сдерживаясь, вдалбливал дракона в жалостливо скрипящую софу, расшатывая болты и не щадя свои колени, упирающиеся в твёрдую жаккардовую обивку. Он просунул ладонь между членом Нёвиллета и его животом, распластал её и прижал, не больно, но достаточно сильно, чтобы видеть и чувствовать движение собственного члена под мышцами. Нёвиллет был стройным мужчиной со слабо развитой мускулатурой. Обладание подобным чудом сводило с ума, Ризли знал, что дракон силён, во много раз сильнее его, и всё же инстинкты в нём пели при виде такого хрупкого и изящного тела, которое он мог осквернить, низвергнуть с вершин его чопорной элегантности прямо вниз, в свою реальность, где оно будет оттрахано и помечено, даром, что на Нёвиллете только одна метка, и то на бедре. Власть над ним кружила голову, но Ризли подумал, что слишком много синяков было бы не к месту. Он хотел оставить свою роспись на этом теле, а не уродовать его. Даже для него, шавки со дна морского, это было бы слишком. — Нёви... Нёви... моя Рыбка... — Ризли краем запястья подвинул почти болезненно набухший член Нёвиллета, открывая его взгляду прекрасную картину, — посмотри, как красиво.       Ризли сместил их держащиеся друг за друга руки к животу дракона и положил ладонь Нёвиллета чуть пониже пупка, свою — сверху и с силой толкнулся. Нёвиллет вздохнул, закрыл глаза и всхлипнул, ощущая внушительных размеров головку в себе ещё и рукой. — Я так хочу тебя пометить, Нёви. Хочу, чтобы ты пах мной... — толчок, — чтобы ты знал, что я всегда рядом, потому что твоя кожа пропиталась мной, — он снова ускорился, смыкая хватку на запястье Нёвиллета. Тот уже сам не отнимал свою ладонь от живота, но смотрел снова на Ризли, разжёвывая край губы в мясо острыми клыками. — Ты так прекрасен. Я так долго ждал тебя... хотел тебя... Хочу до сих пор, даже пока трахаю. Пожалуйста, не сдерживайся, Ma Mer. Я хочу слышать твой голос и видеть твои глаза. Давай, мой маленький... кричи...       В другой раз Нёвиллет бы возмутился, может, не понял бы и запротестовал, однако сейчас это обращение прозвучало так, будто не он здесь и сейчас был многовековым могущественным существом, а это Ризли — дракон, отыскавший, наконец, самое драгоценное сокровище, которое только возможно придумать. Толчки выбивали из него всю душу, мысли и эмоции. Чувства поднимались со дна холодного равнодушного океана в душе, чистыми, непорочными каплями скапливались в уголках глаз и текли, текли, текли без остановки, прорывая канавки в сердце видевшего их Ризли, бьющемся часто, мощно, будто в приступе тахикардии. — Ризли... Ри... зли...       Никакое земное блаженство не идёт хотя бы в малейшее сравнение с умоляющим голосом Нёвиллета. Ризли рывком поднял дракона, усадил на себя, подхватил одной рукой под ягодицы, второй обнял под подмышками. Теперь на благо их оргазма будет работать даже чёртова гравитация. Ризли позволил, наконец, себе впиться зубами в гладкое нетронутое плечо, лизал и засасывал кожу на нём, пока своими сильными руками подбрасывал Нёвиллета, возил его членом по своему животу, растирая предсемя, стонал в него, рычал и кусал не в силах сдерживаться от созерцания абсолютной и чистой власти над тонкой талией, бархатной кожей, сияющими плавниками и каждым грёбаным сантиметром этого совершенного существа. — Ризли... я...       Нет названия этому греху. Жадность? Похоть? Хотя он не назвал бы это грехом. Он поклонялся, клал свою бесполезную жизнь к ногам Нёвиллета, желая лишь быть с ним ещё много, много раз. Внутри — беснующийся лесной пожар, эпицентр которого в месте их соития обжигает почти больно. Ризли чувствовал, как заходится в рыданиях Нёвиллет, как самостоятельно ускоряет их ритм, как прижимается невозможно близко, зажимая свой член в клетке из их тел, плачет громко, навзрыд, стонет и просит о чём-то на неизвестном ему языке. Его руки везде — на лице, на шее, в волосах. Они продираются сквозь кожу на его спине, располосовывают в кровь и ошмётки, но это так хорошо, что Ризли готов терпеть эту боль всю оставшуюся жизнь.       Оргазм подобен торнадо. Он накрывает их общий пожар, раздувая его до размеров вселенной. Ризли вгоняет свой член так глубоко, что чувствует его сквозь кожу наравне с членом Нёвиллета, упирающегося ему в живот. В голове — всполох из всех цветов радуги. Она пуста, притом совершенно, будто все эти краски просто размазали изнутри по черепной коробке. Опять вгоняет дёргающуюся головку в горячее, почти хлюпающее нутро, снова проталкивает внутрь с каждым резким толчком новые порции спермы, вырывающиеся вслед за первым самым обильным и сильным потоком. Он был настолько оглушён оргазмом, что запоздало понял — в ушах звенит не только от него, но и от громкого крика Нёвиллета, кончившего сразу за ним. — Моя любовь, — Ризли мелко и много целовал его. Шея, плечи, лицо, губы, ухо, волосы — всё было им до дрожи обожаемо. Нёвиллет трясся, прятал лицо на его плече и шептал что-то в исступлении, — моё солнце и море. Я люблю тебя. Я так люблю тебя...       Ризли очень осторожно вышел из него, немного развернулся, чтобы сесть на диван, наконец, как положено, опершись спиной о спинку. Нёвиллета он расположил на своих коленях. Дракон вытянул усталые ноги и положил голову ему в ямку между плечом, грудью и ключицей; он почти стыдливо прикрылся согнутыми в локтях руками, но Ризли поймал одну и поцеловал тонкое запястье.       Так они сидели несколько минут, успокаивая дыхание. Ризли держал руку Нёвиллета в своей, локтем второй упираясь в подлокотник и поддерживая его под спину. Дракон прижимался одной половиной лица к пахнущей спермой, мускусом и чаем груди тюремщика. Глаза его были закрыты, волосы безжизненно лежали частично на груди, частично щекотали вторую согнутую руку Ризли со спины. — Пойдём в душ? — тихо спросил Ризли, целуя своего дракона в макушку. — Ещё немного... — Не отмоемся потом, а вода у нас ограничена, — улыбнулся тюремщик. Снизу вверх на него посмотрели почти обиженно. — Ты забыл, кто я такой? — А... ну да, — рассмеялся он и с новой силой сграбастал Нёвиллета в объятия, — иди сюда большой-большой гидро дракон! — Только... не... щекот...ка! — Нёвиллет согнулся в три погибели, задыхаясь от смеха, пока Ризли быстрыми движениями пальцев насиловал его бока, а губами припадал к шее, делая ртом непристойные звуки. — Попался! — Нет! — Нёвиллет взвизгнул, но потерпел полное и конечное поражение от Ризли, завалившего его на бок и нещадно теребящего его за всё, до чего только мог добраться.       Невинная забава переросла в глубокий, переполненный любовью поцелуй. Нёвиллет почти робко обхватил грудь Ризли и прижал к себе. Ризли же подумал, что ему невероятно повезло. Кажется, всё же не все драконы имеют скверный характер.

***

— О, господин юдекс, — Фурина выглядела так, будто это не она всего чуть менее двух суток назад пережила сильнейший стресс из-за встречи со Слугой. Нёвиллет оторвался от созерцания кипы несортированных дел на своём столе и обернулся к весело шагающей к нему девушке, — можно узнать, где вы были вчера? Я очень-очень хотела с вами поговорить. Ну и примерно половина дворца Мермония тоже, но это так, к слову. — Занимался личными делами, леди Фурина. Простите, что не предупредил, — Нёвиллет прошествовал за своё рабочее место и сел, перекинув ногу на ногу. Он старался ни единым лицевым мускулом не выказывать сияющего изнутри него безграничного, чистого счастья. Они провели вместе с Ризли целых двадцать четыре часа: целовались, занимались сексом, пили чай в чём мать родила, просто лежали и разговаривали обо всём на свете. Сквозь все эти прекрасные воспоминания резковатый голос Фурины пробивался, словно лучик далёкой звезды сквозь морскую пучину. Нёвиллет сморгнул. — Приём, Нёвиллет! — Фурина помахала рукой перед его лицом. Она сидела на столе прямо перед ним и видимо последние пару минут о чем-то вдохновлённо разглагольствовала. — Простите, я отвлёкся, — Нёвиллет вздохнул и посмотрел ей в лицо, стараясь сосредоточиться. — Повторите, будьте добры. — Месье Нёвиллет!       Начинается. Нёвиллет устало вздохнул и бросил за спину Фурины: — Здравствуй, Седэна. — Месье Нёвиллет, вам... тут доставили пакет из крепости Меропид, — мелюзина наконец поравнялась с креслом Верховного судьи и застыла, выглядывая из-за... — О... — только и смогла выдохнуть Фурина, глядя на красивый букет из радужных и обычных белых роз в крошечных неуклюжих лапках мелюзины.       Нёвиллет сидел и смотрел на них, не отрываясь, не в состоянии спрятать глупую, радостную улыбку с лица. Седэна глянула из-за пухлых нежных бутонов, моргнула пару раз, и только после этого Нёвиллет всё-таки принял подарок из короткопалых ручек. — Спасибо, дорогая. — Пожалуйста, монсеньор. Не забудьте, что у вас встреча в час. Я ещё зайду и напомню.       Стоило мелюзине захлопнуть за собой дверь, Фурина взвизгнула от восторга: — А что это у нас?       Нёвиллет не успел её остановить, она наклонилась и выдернула из букета одну особенно крупную радужную розу, в лепестках которой виднелся совсем крошечный кусочек плотной почтовой бумаги. Несмотря на резкое движение дракона, Фурина развернула сложенный вдвое листок и, откашлявшись, прочла вслух: — "Любовь моя, приглашаю тебя сегодня в 21:00 встретиться в Дебор Отеле, а Леди Фурину попрошу при большом желании подойти чуть раньше: я заказал для Вас Ваши любимые пирожные, их приготовят к 20:00. После чая я настоятельно рекомендую оставить нас с господином юдексом наедине, так как, клянусь, мы не будем обсуждать ничего, что могло бы заинтересовать Вас. Искренне Ваш, Ризли".       Нёвиллет прыснул в букет. Фурина сидела, хлопая пышными ресницами и слегка обиженно вертела бумажку в руках. — Чёртов Ризли, Каэнри'ах его побери, и откуда он знал, что я прочитаю?       Дракон не ответил. Он закопался лицом в цветы, ощущая всем своим существом, что даже роковое предсказание не сможет затопить его внезапно нахлынувшее счастье.