Тебе спасибо, милый мой,
Хочу сейчас сказать.
Что одарил меня мечтой
Жизнь новую начать.
Что представляет из себя День Благодарения? Для Эммы это просто очередной день в календаре, который она никогда не проводила «как положено» (до встречи с Руби), и на то был ряд причин. Только с рождением Хоуп журналистка впервые отпраздновала День Благодарения отчасти традиционно, в рамках своего понимания. Появление дочери влекло за собой также появление новых традиций и взглядов на жизнь, ранее не свойственных блондинке, но все они были далеки от обычных. Будучи ребёнком, сменяющим одну приёмную семью на другую, Свон не привыкла относиться вообще к любым праздникам иначе. В приёмных семьях это было не принято. Эмма, по большей части, находилась на попечении людей, которые брали до десяти приёмных детей, чтобы получать выплаты от государства. Им не было дела до самих сирот, вопрос был только в льготах. У таких дети долго не задерживались. Журналистка помнит себя подростком, которую только-только взяла под опеку очередная молодая семья (на редкость нормальная), чтобы попробовать себя в роли родителей (но уже тогда блондинка знала, что долгим её пребывание с ними не будет). Это был канун Дня Благодарения, Свон тогда исполнилось двенадцать, а эта приёмная семья стала предпоследней в её достаточно длинном списке «неудачных попыток завести семью». От Эммы всегда отказывались по тем или иным причинам (хотя она иногда была этому рада), даже несмотря на все её старания. В конце концов будущая журналистка просто перестала пытаться, отказавшись идти на встречи с потенциальными родителями в возрасте пятнадцати лет и избрав приют своей остановкой вплоть до совершеннолетия. Блондинка помнит, как шла следом за этой воодушевлённой молодой семьёй, слушая их ненужные рассказы о планах на следующие праздники, которые Свон, как позже оказалась, не проведёт с ними, вернувшись в систему за неделю до самого праздника. Они вышагивали по людной торговой улочке, где буквально каждая вывеска магазина гласила о семейных праздниках и традициях. Эмма знала, что каждый новостной канал будет в десятый, даже в сотый раз напоминать людям о необходимости поздравить родных и близких, а по телеку будут идти одни и те же фильмы, которые показывают в День Благодарения из года в год. Но журналистке всё-таки удалось во время учёбы в университете провести пару ламповых праздников с Руби и её Бабушкой, подруга впервые подарила ей семейный День Благодарения. Они вместе ужинали, играли в скрэббл, смеялись от души и ходили в кино, поедая солёный попкорн. Руби и Бабуля дали блондинке ощущение того, каким праздник может и должен быть, дали Свон почувствовать себя частью их семьи. Но Эмма интерпретировала его по-своему. Она впитала семейность, лёгкость, теплоту Дня Благодарения, а не сопутствующие ему традиции, индейку на праздничном столе и кучу родственников на пороге дома. Поэтому с появлением девочки в своей жизни, журналистка проводила этот день сравнительно просто: за просмотром душевного фильма, поедая огромное количество любимый еды (после которого порой было трудно подняться с дивана), чувствуя Хоуп под боком. Это было то, к чему блондинка стремилась всегда и чего ей было достаточно. Зачем что-то менять? И всё же, что же она делает сейчас вместо того, чтобы выбирать новый мультфильм для семейного просмотра с дочерью за поеданием сладостей и еды навынос? Свон добровольно едет на праздник к брюнетке, которую совсем недавно считала исчадием Ада. Даже более того, Эмма по странной причине хочет быть там, призналась себе она в этом с трудом. Но не понятно почему журналистка хочет быть рядом: из-за необъяснимого желания защитить Миллс, поскольку чувствует исходящую от шатена опасность, или из-за странного чувства комфорта от компании самой Реджины? Эта женщина… Блондинка не хотела признавать, но она всё чаще ловит себя на мысли, что думает о ней без причины. О её невысоком росте, каждый сантиметр которого брюнетка носит с достоинством истинной королевы, о её странной привычке вертеть что-то в изящных и утончённых руках, о выразительной саркастичной линии бровей, о приподнятом в хитрой ухмылке уголке пухлых губ, о тёмных почти гипнотизирующих карих глазах… Свон с трудом может описать собственные эмоции и чувства от Миллс. Эмма помнит удивлённое, но непозволительно идеальное лицо, вытянувшееся в немом вопросе, когда журналистка повалила Реджину на спину при соревновании, нависнув сверху. Тепло тела женщины вскружило блондинке голову — она давно такого не испытывала, вероятно она изголодалась по теплу чужого тела сильнее, чем осознавала. Свон была рада, что брюнетка не слышала, как громко бьётся сердце в груди напротив, когда тёмный взгляд Миллс изучал смущённое лицо Эммы. А всё, о чём могла думать журналистка — это мягкость чёрных волос Реджины, запутавшихся вокруг пальцев блондинки. Как так вообще получилось? Свон не должна так на неё реагировать! Это неправильно… Эмма ужасно волновалась, нервно сжимая руль автомобиля, держа курс на дом вышеупомянутой женщины. Да, это будет не первое её посещение священной обители брюнетки, но первое, когда она вторгнется на семейный праздник Миллс и Хамберта. На День Рождения Генри всё ощущалось иначе. Там была Кэтрин и близнецы, а затем нагрянул ещё и этот писатель Бут… То был праздник, посвящённый только сыну Реджины, всё было сконцентрировано вокруг мальчика. Всё было гармонично и естественно. Но в День Благодарения журналистка уже заранее ощущала себя «третьей лишней». Всю дорогу до дома женщины блондинка отгоняла навязчивые идеи наехать на какое-нибудь препятствие, чтобы проткнуть колесо, или же достать предохранитель под капотом, чтобы можно было сослаться на экстренный ремонт и не явиться на праздник. Но, чёрт возьми её хвалёную браваду, Свон сама согласилась прийти, её никто не заставлял. Да и Хоуп уже не может дождаться встречи с Генри. Эмма пообещала явиться брюнетке и своей дочери, сразу обеим, а потому пути назад нет. Но всегда же можно слинять пораньше, если запахнет жареным, верно? Журналистке почти удалось убедить себя в том, что она так и поступит. — Мам, если ты надавишь на педаль газа, мы доберёмся быстрее, — смеясь, произнесла девочка, наклонившись вперёд к водительскому сидению. — Ты едешь в два раза медленнее допустимого минимума. — Разве? — блондинка встрепенулась. — Я пропустила знак, должно быть. — Ты чего переживаешь? — Хоуп заботливо коснулась плеча Свон, её детские пальчики принялись массажировать усталые плечи. — День тяжёлый, — Эмма улыбнулась, поддаваясь на очевидную ласку. Дочь ласково чмокнула мать в щёку, вложив в это действие всю свою нежность и любовь, которую журналистка ощутила каждой клеточкой тела. Удивительно, но девочка своим прикосновением заставляла блондинку не просто расслабляться — плавиться от тепла и внимания. И в тоже время заряжала материнское сердце энергией и силой биться дальше. Нервные конвульсии сердечных мышц слегка поутихли. Свон посмотрела на Хоуп через отражение в зеркале заднего вида. Её дочь перехватила взгляд матери и улыбнулась. На девочке были обтягивающие джинсы и фиолетовый свитер с длинным подолом, напоминающим юбочку. Волосы Хоуп собрала в длинный хвост, а чёлку заколола парой заколок. После того, как дочь Эммы стала активно общаться с женщиной, которая являлась физическим воплощением фильма «Дьявол носит Прада», девочка начала активнее проявлять желание быть более «женственной» во всём, что касалось её внешнего вида: больше времени проводить у зеркала, тщательнее выбирать шампунь и бальзам для волос, заставлять журналистку покупать ей блеск для губ и крема, которые Хоуп однозначно подсмотрела на столике в комнате Миллс. Блондинка с трудом убедила дочь, что ей рано пользоваться омолаживающим кремом для век, даже если он очень приятно пахнет кокосовым молоком. Реджина стала для девочки кем-то вроде образца для подражания, и Свон совсем не была против. Выглядела женщина всегда отменно. Телефон в кармане Хоуп завибрировал. Она слегка привстала на сидении, чтобы достать из узкого заднего кармана телефон. Подсветка экрана осветила её невинное личико бледно-голубоватым светом, дочь Эммы удивлённо приподняла брови и рассмеялась полученному сообщению. — Снова Руби? — догадалась журналистка, и получила удовлетворительный кивок от девочки. — Что на этот раз? — Спрашивает, когда мне снова в школу после праздников. Думаю, она хочет меня забрать после занятий вместе с тобой, — Хоуп хихикнула. — Это же всё из-за мисс Новы, верно? Подруга блондинки стала слишком очевидной, если уж даже дочь заметила внимание фотографа в адрес Астрид. — Ты догадалась? — Ну, я же не слепая! За тётей Руби разве что следа от слюней не остаётся, когда та ходит за моей классной руководительницей хвостиком, стоит той показаться на горизонте. Теперь пришла очередь Свон рассмеяться. Девочка была права. Лукас довольно неплохо поладила с учительницей на семейных соревнованиях, но до сих пор отказывается рассказать было ли между ними что-то в кабинете Новы, когда та забрала Руби, чтобы «осмотреть» ушиб. В прочем, от такой наивной и невинной особы вряд ли можно было ожидать что-то серьёзное, но факт оставался фактом, подруга тоже была Астрид интересна. Только Эмма пока не понимала в какой роли. Однако, это первый раз, когда фотограф даже не попыталась попросить номер телефончика… Лукас хочет двигаться медленно? — Ты не против, если она и Нова… Ну, ты понимаешь. — Неа, всё клёво, — пожала плечами Хоуп. — Астрид мне нравится. — Интересно, кто первый из них сдастся и пригласит на свидание? — журналистка ухмыльнулась своим мыслям. — Ставлю пять баксов, что мисс Нова! — уверенно заявила дочь, чем немало удивила блондинку своей ставкой. — Почему она? — Мисс Нова мягкая, но далеко не настолько терпеливая, как кажется. — Погоди-ка, — сощурилась Свон. — А откуда у тебя деньги, юная леди? — Ты про мою копилку не забыла? — Точно, забыла, — кивнула Эмма. — Идёт, ставка принята. Я ставлю на Руби. — Отлично, — девочка самодовольно плюхнулась обратно на сидение. — Приготовь пятёрку одной купюрой, пожалуйста, чтобы меньше места в копилке занимала. Журналистка улыбнулась, но кивнула. Хоуп действительно была вся в мать. — А на что ты собираешь, напомни-ка? — Нам на отпуск, — тут же ответила дочь. — Ты обещала свозить меня в Европу, как только будет «возможность». А я просто на эту возможность и собираю. Блондинка перевела взгляд на дорогу, неловко поджав губы. Она была не против отпуска и знала, что девочка очень сильно хочет повидать страны, где английский не основной язык, опробовать новую кухню, послушать говор европейцев, сделать несколько фотографий, которые обязательно поместит в рамочку у себя на стене над кроватью, чтобы засыпать с приятными воспоминаниями. Но всё упиралось только в две вещи: плавающий график работы Свон и финансы. На удивление, даже не пришлось объяснять Хоуп, почему они не могут поехать прямо сейчас или хотя бы скоро. Дочь понимающе отнеслась к словам матери, кивнула и просто завела себе копилку, в которую каждый раз откладывала все деньги, которые ей дарили на Дни Рождения друзья и подруга Эммы, или которые оставляла под подушкой Зубная Фея. Когда-нибудь журналистка покажет дочери весь мир.***
Дверь блондинке и её девочке открыл Хамберт, вальяжно подперев плечом дверной косяк. Свон едва сдержала разочарованный вздох — День Благодарения уже начинался ужасно. За его спиной из коридора виднелся тёплый свет ночника, весь первый этаж дома наполнился ароматами приготовленных брюнеткой блюд, которые Эмма не уверена, что променяла бы на ужин в каком-нибудь ресторане. Грэм стоял как грозный страж, ревностно защищающий территорию, которую так ошибочно считал своей. На мужчине была белая рубашка, расстёгнутая на пару верхний пуговиц, подчёркивающая ширину его плеч и крепкие руки, дорогие бордовые брюки и отполированные туфли из натуральной кожи, которые почти блестели своей стоимостью. Вьющиеся волосы шатена были аккуратно зачёсаны назад, на лице профессиональная маска безмятежности и спокойствия, взгляд голубых глаз почти смеющийся, но такой фальшивый… Он был красивым человеком, но в нём было столько притворства, холодности и фальши, что, если убрать все эти качества, то журналистка почти приблизилась бы к тому, чтобы назвать Хамберта пустышкой. — Добрый день, мистер Хамберт! — поздоровалась Хоуп сразу за обеих. — Привет, — Грэм смерил взглядом дочь блондинки, а затем и её саму. — Не думал, что вы всё-таки явитесь. Свон не понравился этот взгляд, как и тон, с которым мужчина обратился к ним. Из шатена буквально просачивалось высокомерие, скрытое за дружелюбным вниманием. Она знала, что на его уровне выглядела просто смешно, явившись на ужин в своём излюбленном наборе состоявшим из: жёлтом худи, тёмных джинсов и кроссовок. Никакой красной куртки, как Эмма и обещала хозяйке дома. Волосы журналистка собрала в творческий пучок, и несколько выбившихся прядей падали на лоб и лицо. Чувствовала себя блондинка не как гостья, а как прислуга на пороге у господ. И дело было не в выборе одежды, а в странной, исходящей от Хамберта, ауре. Свон нервно одёрнула края худи, вызвав усмешку у Грэма. Он был доволен произведённой на неё реакцией. — Нас же пригласили, мистер Хамберт, — Эмма заставила себя быть вежливой, но зубы почти скрипели от злости. — Не красиво отказываться в самый последний момент. — Правила этикета, да? — мужчина качнулся к журналистке, словно доказывая своё превосходство хотя бы в росте, но та не пошевелилась и не моргнула, продолжая сверлить его взглядом. — Как и пунктуальность, а также запрет влезать в чужие дела и подслушивать. Нас ведь этому учат родители в детстве, правда? Козлина. — Да, — блондинка ухмыльнулась, с достоинством принимая удар. — Только вот я, боюсь, пропустила пару поучительных лекций. — Мистер Хамберт, — девочка смело вскинула подбородок. — На улице прохладно, вы пригласите нас войти? Или праздновать мы будем на крыльце? Шатен нехотя оторвал глаза от Свон и посмотрел на Хоуп, поразившись откровенному нахальству (которое текло по венам одинаково как у матери, так и дочери). Его брови едва заметно дёрнулись к переносице в слабом раздражении, заметив непоколебимое спокойствие дочери Эммы, отменное бесстрашие. Он хмыкнул, ещё раз окинул журналистку насмешливым взглядом и, оттолкнувшись от дверного косяка, жестом пригласил её и девочку зайти. Проходя мимо Хамберта, блондинка громко чихнула — в носу ужасно зачесалось от чрезмерно сильного запаха одеколона. Словно Грэм весь в нём искупался, даже вколол пару флаконов себе внутривенно. Это такой коварный план побыстрее спровадить незваных гостей? Умно. — Вы приехали! — радостно воскликнул Генри, подлетая к Свон и Хоуп. — Привет, пацан, — Эмма улыбнулась, когда дети обнялись. — Здравствуйте, рад вас видеть! — сын Миллс внимательно осмотрел прибывших. — Мама сказала, чтобы я, как истинный джентльмен, забрал вашу верхнюю одежду, но у вас её нет. Журналистка усмехнулась искреннему разочарованию на лице мальчика, который всегда стремился угодить желанию матери. Даже веснушки на его лице немного поблекли от того, что он упустил возможность выполнить поручение и порадовать Реджину. Это даже очаровательно. Женщина неумолима в своей цели привить Генри правильное воспитание. Хотя, на взгляд блондинки, сын брюнетки уже превзошёл многих в этом. Неудивительно, что Миллс им так гордится. — Но ты можешь проводить нас в гостиную, — подсказала дочь Свон, по-светски взяв мальчика под руку. — Твоей маме не нужна помощь на кухне? — Нет, она никому не позволяет готовить у своей плиты, — Генри сказал это так, словно девочка сморозила глупость. — По её словам, даже овощи можно нарезать невкусно, если не умеешь держать в руке нож. — Слава богу она не видела, как моя мама готовит, — рассмеялась Хоуп. — Хей! — шикнула на дочь Эмма. — Не сдавай меня. Девочка подмигнула матери и позволила сыну Реджины увести себя дальше по коридору. Журналистика спиной чувствовала близость мужчины и его хищный взгляд на себе. Блондинка обернулась на шатена, подарив одну из отрепетированных утром перед зеркалом безучастных улыбок, и демонстративно отошла на пару шагов, увеличивая допустимую дистанцию. Хамберт смотрел прямо на неё, и в полумраке коридора, в котором горел лишь одинокий ночник, ледяные глаза казались тёмными и дикими. — Пойду поздороваюсь с хозяйкой дома. Грэм недовольно прищурился. Слова Свон напомнили мужчине, что он, в равной степени, как и она, всего лишь гость в доме женщины. У шатена нет прав на этот дом, если брюнетка добровольно не отдаст его ему после развода. Эмма достаточно узнала характер Миллс, чтобы с уверенностью сказать, что та так не поступит. Неважно, насколько Хамберт богат, сколько чаевых он оставляет в дорогих французский ресторанах, отведав миниатюрное блюдо с белым трюфелем, и сколько стоят Ролексы на его запястье… Сегодня журналистка и Грэм равны. Мужчине придётся до конца дня переваривать эту мысль в голове, в попытках смириться. Блондинка оставила шатена наедине со своими мыслями и скользнула в сторону кухни, откуда приятный сладковатый запах смешался с ароматом горячей индейки. У Свон рот наполнился слюной, а в животе слабо заурчало. Она очень проголодалась от одной только мысли, что отведает очередное произведение от рук Реджины. Эмма нашла женщину у плиты, но та её не заметила, стоя ко входу в пол-оборота. Брюнетка что-то мычала себе под нос, звуки, вырывающиеся из её хриплого горла, чем-то напоминали удовлетворённое мурлыкание кошки. Она склонилась к приоткрытой духовке, проверяя степень готовности мяса ножом одной рукой, а второй придерживая непослушные волосы, которые норовили упасть на глаза. Длинные ресницы трепетали от волн тепла, губы немного приоткрыты… Никогда ещё журналистка не находила готовку настолько привлекательным занятием. Наблюдая за осторожными и точными движениями Миллс, блондинка снова словила себя на мысли, насколько же у Реджины ровная осанка и ухоженные руки. Удостоверившись в степени готовности, женщина отложила в сторону нож, без особой надобности вытерла и без того чистые руки бумажным полотенцем, а затем поставила таймер ещё на пять минут на наручных часах. Брюнетка понизила температуру в духовке и, обернувшись на Свон, резко дёрнулась, не ожидая увидеть её в дверях. Миллс прижала руку к груди, громко вздохнув, словно в последний момент спасая сердце от попытки вырваться наружу. — Твою… Эмма! — выдохнула Реджина, вовремя проглотив ругательство. — Это ты. — Привет! — журналистка неловко махнула рукой, чувствуя смущение. Легко стать дёрганной, находясь с Хамбертом в одном доме. — Милый фартук. Женщина сверкнула раздражённым взглядом в сторону блондинки, быстро снимая с себя зелёный фартук с оранжевыми тыковками, который, Свон не врала, был очаровательным и подходил брюнетке в своей цветовой насыщенности. Миллс была на каблуках, но Эмма уже успела запечатлеть в памяти истинную разницу в их росте, чтобы иногда вспоминать об этом с улыбкой. На Реджине были тёмно-синие брюки и шёлковая белая блузка, ткань которой волнами обтекала точёную фигуру женщины. Волосы распущены, глубина цвета глаз подчёркнута тёмными тенями, на губах тёмно-бордовая помада. — Никогда не подкрадывайся ко мне, — выдохнула брюнетка, восстанавливая дыхание. — Вообще никогда. И… Привет. Последнее слово Миллс произнесла заметно спокойнее. Она смотрела журналистке прямо в глаза, но отчего-то той было слишком волнительно отвечать тем же. Блондинка тихо хмыкнула и кивнула, осматривая плитку пола в поисках отвлечения. — Я думала, ты не из пугливых, — попыталась отшутиться Свон. — А ты не из бессмертных, — Реджина сложила на груди руки. — В следующий раз я огрею тебя сковородкой. — А будет следующий раз? — ухмыльнулась Эмма, почти заискивающе глядя на женщину из-под полу опущенных ресниц. Брюнетка ответила не сразу, пристально с каким-то особым вниманием изучая лицо напротив. Она склонила голову на бок, задумчиво прикусив губу, но это лёгкое движение и всего на мгновение мелькнувшие белоснежные зубы, завладели вниманием журналистки. — Посмотрим, если доживёшь до конца дня. Сердце блондинки пропустило удар, из груди вырвался смешок, отчасти напоминающий истеричный. — Хорошо. Прости! — Свон вскинула руки, показывая, что безоружна. — Помощь нужна? Миллс в саркастичном удивлении вскинула одну бровь, обвела взглядом идеальный порядок на кухне и готовые блюда, которые только ждали своей очереди чтобы оказаться на обеденном столе, а затем снова посмотрела на Эмму. Журналистка проследила глазами очерченный взором Реджины маршрут, понимая несвоевременность своего предложения. Блондинка нервно прикусила губу, принимая поражение. Женщина подарила ей тёмную усмешку, и дыхание полностью покинуло тело Свон, когда она посмотрела прямо в потемневшие глаза брюнетки, поражаясь смеющемуся блеску. — Раз уж ты предложила, — лениво протянула Миллс, словно делая Эмме одолжение. — Можешь отнести на стол бутылки вина. — А тарелки? — Нет уж, я не для того так старалась над блюдами, чтобы они оказались на полу, Эмма. Я уже убедилась в твоей грации в прошлую субботу. Или в её отсутствии. Смущённый румянец залил щёки журналистки от воспоминания неожиданно близкого контакта с Реджиной. Тогда, во время игры в вышибалы, когда блондинка потеряла равновесие рефлекторно схватилась не за того человека, что-то изменилось в восприятии Свон этой женщины. Само тело стало реагировать на брюнетку иначе, и пока Эмма не понимала, что с этим делать. Всё, на чём могла сконцентрироваться журналистка — это тяжёлое и одновременно едва ощутимое дыхание Миллс на своём лице. — Эй! Сейчас у меня обе ноги в порядке. Намёк на улыбку скользнул по губам Реджины, наблюдая за ребячливо возмущённым лицом блондинки. Женщина двинулась навстречу Свон, по пути, не глядя, подхватывая две бутылки красного вина. Её движения были полны опасной плавности и грации, которой просто невозможно научиться простому смертному. Эмма, не мигая, следила за брюнеткой. Миллс остановилась всего в шаге от журналистки, потешаясь с её растерянного выражения лица. Она почти впихнула бутылки в руки блондинки и взмахами обеих кистей стала прогонять её с кухни, будто Свон никто иная, как бездомная кошка, взобравшаяся на чужой подоконник. Реджина не терпела возражений. Эмма отступила на пару шагов, смешливо фыркнула, и поплелась в обеденную залу, даже не подозревая о провожающей её весёлой улыбке на пухлых губах. Дети первыми уселись за стол, женщине даже не пришлось повторять дважды. Она с завидным проворством отставила тарелки с десертами в сторону, чтобы хитрые ребята не решили так быстро на них позариться, щедро разложив по их тарелкам гарнир в виде запечённого картофеля и аспарагуса. Брюнетка сразу определила себе место во главе стола (ну кто бы сомневался), Хоуп и Генри разместились по обеим сторонам от неё: по левую руку от Миллс сидел её сын, а по правую — дочь журналистки. Блондинке и Грэму ничего не оставалось, кроме как сесть на свободные стулья подле детей, лицом друг к другу. Свон почувствовала на себе холодный взгляд мужчины, но вместо того, чтобы ответить на него, она принялась изучать взглядом стол. На троих здесь было слишком много всего, настоящий пир. Эмма не сомневалась, что Реджина сделала это намеренно, чтобы дать гостям возможность выбирать, а не ограничить только тем, что привыкла есть сама: два вида лимонада для детей, вино и шампанское для взрослых, графин с соком… Буйство красок на белоснежной тяжёлой ткани: десерты, состоящие из самодельных пирожных, печенья и свежей выпечки; картофель; салат; нарезка из свежих овощей и миска с фруктами (яблок было больше всего); даже рыба! Но венцом всего стола была индейка, которая собрала в своей тонкой и тщательно прожаренной корочке все оттенки золотого и коричневого. Журналистка громко сглотнула и вопросительно посмотрела на женщину, словно спрашивая позволения начать. Только блондинка никак не ожидала наткнуться на взгляд брюнетки, которая, не стесняясь, с любопытством наблюдала как меняется выражение лица гостьи при изучении содержимого стола. Миллс ухмыльнулась и едва заметно кивнула. Свон тут же добавила к своему гарниру несколько щедрых ложек салата и, на удивление успешно отрезав несколько небольших кусочков индейки, пополнила ими содержимое своей тарелки и тарелки дочери. Но приступать к трапезе она не спешила, ожидая пока кто-то другой первым притронется к еде. Реджина поняла мотивы Эммы. Она отсыпала себе немного салата, демонстративно наколола помидорку черри на вилку и, кинув на журналистку весёлый взгляд, отправила её в рот, тут же без особой надобности промокнув губы салфеткой. Блондинка постаралась сдержать усмешку понимая, что за этим жестом женщина прячет улыбку. Брюнетка медленно пережёвывала, подсматривая то за Свон, то за детьми. Ребята вообще не обращали внимания на взрослых, активно болтая друг с другом и обсуждая школьную жизнь, уже строя совместные планы на Рождество, в которые даже не думали пока посвящать родителей. Эмма какое-то время старалась прислушиваться к словам мальчика и девочки, но вскоре погрузилась в свои мысли, отключившись на предложении Генри пересмотреть «Холодное Сердце» всем вместе. Журналистка оторвала свой взгляд от тарелки, исподлобья глядя на шатена. Тот безучастно смотрел в свою порцию, играя вилкой со стручком фасоли. Он не ел, но бокал вина в его руке уже почти опустел. Голова Хамберта была немного наклонена в сторону Генри, словно тот следил за всеми словами сына, но взгляд был слишком рассеянный и ни за что не цеплялся. Интересно, как вёл бы себя Грэм, если бы за столом не было гостей? Сдерживал бы он себя в компании мальчика или же сразу сконцентрировался на Миллс? Реджина позволяет находиться мужчине рядом только потому, что Генри нужен отец. Его интересы она поставила на первое место, выше своих собственных. И сколько всего ещё женщина готова терпеть ради сына, чтобы тот чувствовал себя счастливым? Блондинка наколола на вилку кусочек сочной индейки и отправила его в рот. Невольный вздох чистого экстаза слетел с её губ, когда нежное мясо чуть ли не таяло на языке, обволакивая и дразня вкусовые рецепторы Свон. Ничего вкуснее Эмма в жизни не ела. Она проглотила кусочек индейки, удовлетворённо вздохнув. Только что журналистка простила все грехи брюнетке за её кулинарные способности. Не важно, насколько стервозна Миллс, когда повар она просто отменный. Блондинка не смогла сдержать восхищённый взгляд в адрес Реджины, который та приняла с гордой полуулыбкой. Женщина не спросила, вкусно Свон или нет. Ответ казался совершенно ненужным, все эмоции были написаны у Эммы на лице. — Это просто бомба! — прокомментировала Хоуп и запихнула за щёку большой кусок картофелины. — Никогда не думала, что даже спаржу можно вкусно приготовить. — Спасибо, — брюнетка тепло улыбнулась дочери журналистки. — Овощи очень полезные, их можно приготовить разными путями, чтобы сделать их ещё и вкусными. — Я люблю овощи! — усмехнулась девочка. — А вы любите? — мальчик обратился к блондинке. — Ну да, — Свон наколола на вилку спаржу и отправила её в рот, не сводя взгляда с Миллс. — Особенно картошку фри. Реджина закатила глаза, а Эмма рассмеялась. Её веселье подхватили и дети, наполнив обеденную залу оживлённым хохотом. Женщина взяла бокал, поднесла к губам и усмехнулась, глядя на журналистку поверх дорого хрусталя. Блондинка поймала её взгляд и весело подмигнула брюнетке, а та пригубила вино, пряча улыбку. — Есть что-то, что вы плохо готовите? — спросила Хоуп. — Очень сомневаюсь, — за Миллс ответил мальчик. — Но есть то, что мама даже не пробовала готовить. — И что же? — выгнула бровь Свон, подключившись к беседе. — Фастфуд, — пожал плечами Генри. — Маму чуть инфаркт не схватил, когда я попросил приготовить бурито. — А почему именно бурито? — Надеялся, что мама тоже будет, — усмехнулся сын Реджины, а затем наклонился над столом, словно раскрывая Эмме сокровенную тайну, понизив голос до шёпота — У неё есть Ахиллесова пята. — Фасоль? — нахмурилась журналистка, вопросительно глядя на женщину. Та отставила бокал, заинтересованно глядя на мальчика в шутливом возмущении. Брюнетка цокнула языком, явно в шоке, что Генри говорил о матери так, будто она не сидит рядом и не слышит. Тёплый взгляд пронзительных глаз мягко касался лица сына. — Острое, — шепнул мальчик. — Мама обожает острое. Когда она готовит только для себя, что случается редко, к её порции просто невозможно притронуться неподготовленному человеку. Один раз я как-то попробовал её спагетти, — Генри драматично замахал ладошкой перед лицом, будто ему стало жарко от одного воспоминания. — Выпил почти литр молока. Открою секрет, оно — не работает! — Правда? — блондинка с любопытством уставилась на Миллс. — Никогда бы не подумала. Реджина пожала плечами, делая ещё небольшой глоток вина. Она отставила бокал на стол, играя с хрустальной ножкой кончиками длинных пальцев. Свон опустила глаза на её руку. Чёрных лак на аккуратных ногтях отражал свет от люстры над столом. — Если вам интересно, Эмма, с радостью покажу личный шкафчик мамы со специями и соусами, — важно сказал сын женщины. — Личный? — Никто другой туда нос не суёт, — он кивнул. — Моя тайна раскрыта, — хмыкнула брюнетка. — Как жаль. — С каждым разом я удивляюсь всё больше, — искренне ответила журналистка. — Я ещё не отошла от новости, что ты не любишь яблоки, а тут выясняется, что ты фанат острого. — Я же говорила, — Миллс заглянула блондинке прямо в глаза, затрагивая что-то намного глубже, будто бросая вызов. — Ты не знаешь на что я способна. «Но хочу узнать» — мелькнула в голове Свон предательская мысль. Эмма быстро отвела взгляд, возвращаясь к индейке в своей тарелке, намеренно концентрируясь на ней, уделяя чуть больше внимание пережёвыванию пищи, чем требовалось. — Моя мама всеядна, — сказала дочь журналистки. — Не думаю, что у неё есть любимая и не любимая еда. — Я не привередлива, — согласилась блондинка, хотя понимала, что, отведав еду от рук Реджины, её стандарты вкуса однозначно изменились. — Из того, что я знаю о тебе, — протянула женщина. — Могу предположить, что ты любишь ром? Свон усмехнулась. От дружелюбной насмешки в голосе брюнетки Эмма почувствовала покалывание тепла, поднимающегося по коже. — Думаю, тебе потребуется чуть больше времени, чтобы узнать меня, — подразнила журналистка. — Ты ошиблась. В карих глазах появился огонёк азарта. Миллс ничего не ответила, но одним взглядом дала понять, что вызов блондинки принят. Шатен, который всё это время сидел молча, хмуро смотрел на Реджину, словно избрав её объектом своей злости. Он чувствовал себя забытым, незамеченным, пустым местом… Никто, даже мальчик не смотрел на него. Беседа с матерью и Свон оказалась для Генри интереснее, динамичнее, расслабленнее. Хамберт не мог предложить этого сыну. Грэм звонко опустил на тарелку столовые приборы, заставив окружающих вздрогнуть от неожиданности. Мальчик дёрнулся, пошатнувшись на стуле, и шокировано уставился на отца, перестав жевать, а Эмма с девочкой осторожно переглянулись. Женщина метнула в мужчину ледяной взгляд, но ни один мускул не дрогнул на её лице в проявлении истинных эмоций. Брюнетка выглядела непоколебимой и гордой. Шатен деланно улыбнулся, окинув собравшихся горящим взглядом, которому намеренно пытался добавить оттенок беззаботности и лени. Он обновил свой бокал, судя по уровню вина в бутылке подле него, Хамберт немного пристрастился к напитку. — Какая у нас главная традиция, Генри? — Грэм обернулся к сыну. — Расскажи гостям. Мальчик мгновение помедлил перед ответом. Он осторожно посмотрел на мать и, получив от неё мягкую улыбку, решился на ответ. — Мы благодарим друг друга за прошедший год. — Правильно, — мужчина улыбнулся сыну. — Предлагаю совместить это с тостом! Я начну, если никто не возражает. — Грэм… — начала Миллс, но шатен покачал головой. — Нет-нет! Я придумал отличный тост. Я хотел бы поблагодарить вас, — Хамберт удостоил журналистку и Хоуп кривой ухмылкой. — Всех вас. Спасибо всем за то, что сегодня пришли. Новые друзья — всегда хорошо. Но семья — это то, что важно. Не всегда всё бывает гладко в быту, бывают разногласия, но я верю, что, при должном усилии каждого, можно найти компромисс, — последние слова Грэма явно были адресованы только Реджине. — Ведь невероятно ценно сохранить равновесие и любовь в семье, чтобы никому не было больно. Блондинка бросила на женщину оценивающий взгляд, заметив, как напряглись её плечи, брюнетка вытянулась, как по струнке, но не изменилась в лице. Свон позавидовала такому самообладанию. Эмоции Эммы всегда легко можно прочесть по лицу, а вот эмоции Миллс читались в осанке, движении рук, наклоне головы. Реджина улыбалась мужчине, но лишь потому, что мальчик смотрел на неё. Между тем, пальцы женщины крепко вцепились в ножку бокала, костяшки побелели. Шатен поднял бокал и, отсалютовав им, не стал дожидаться ответного жеста со стороны остальных за столом. Он сделал несколько щедрых глотков, шумно опустил бокал на стол, и выжидающе посмотрел на Генри. Хамберт подлил ещё лимонада в бокал сына, и, многозначительно вскинув бровь, взглядом пригласил мальчика быть следующим. Генри смутился, но не стал перечить. Журналистка сомневалась, что он вообще умеет по-настоящему серьёзно возражать, во всяком случае не матери и не Грэму. Сын брюнетки аккуратно взял бокал, обвёл взглядом собравшихся, но остановился на Хоуп. На его губах расцвела смущённая, но настоящая улыбка. — Я много раз благодарил маму и папу, делаю это каждый день, — мальчик остановился, нахмурился и встал, чтобы произвести больше эффекта. Блондинка с дочерью переглянулись. Девочка весело улыбнулась и взяла свой бокал с соком в руку, подбадривая Генри этим жестом. — Поэтому сегодня я счёл нужным поблагодарить тебя, Хоуп, — сын Миллс смотрел только на дочь Свон. — Спасибо, что стала мне настоящим другом и позволяешь мне быть таким, каким я хочу быть. Спасибо, что ничего не ждёшь и не просишь. Спасибо, что заставляешь меня любить Сторибрук. На последних словах мальчик протянул свой бокал, и бокал девочки встретил его на пол пути весёлым звоном. Взгляды Эммы и Реджины встретились. Они обе прекрасно понимали, чего они стоили Генри на самом деле, и сколько смысла было вложено в каждый слог. Журналистка и женщина тоже соединили свои бокалы, последним был Грэм. Блондинке показалось, что этот жест мужчина расценивал как одолжение, будто он соблаговолил присоединиться к сказанным словам. Шатена явно задело, что бокал сына был поднят не в его честь, как происходило всегда. В этот раз отпили все. Четверо из пятерых за столом обменялись улыбками, лишь Хамберт даже не пытался скрыть своего разочарования. Они вернулись к трапезе, Грэм тоже для вида съел половину своей порции. — Молодец, — шепнула брюнетка мальчику, ласково коснувшись его веснушчатой щеки кончиками пальцев. Генри смущённо улыбнулся, кивнул и потянулся к индейке за добавкой. Мужчина участливо помог сыну отрезать ножку. Как только мясо оказалось на тарелке, Миллс тут же убрала поджаренную корочку себе и отделила мальчику мясо от косточки. Оба родителя знали привычки и предпочтения своего ребёнка в достаточной степени. Реджина облизнула кончики пальцев, а затем вытерла руки салфеткой, вернувшись к своей тарелке. Свон с трудом отвела от женщины взгляд. — Эмма, — обратилась женщина к журналистке, заставив щёки той запылать, будто блондинка сделала что-то постыдное, отгоняя мысли о пальцах брюнетки прочь из её головы. — Пятого декабря, во вторник, будет встреча родительского комитета. Будут обсуждаться планы внеурочной активности учащихся в зимний период. Надеюсь, ты придёшь. Миллс не спрашивала, но Свон сочла нужным кивнуть. Она мысленно сделала себе пометку поставить напоминание у себя в телефоне. Если она, конечно, не забудет и об этом. — Я напомню, мам, — шепнула Хоуп, наклонившись к матери. — Спасибо, обезьянка. — Я тоже приду, — вдруг заявил мужчина. — У меня есть пару предложений. — Но ты ведь никогда не участвовал, тебе было не интересно, — нахмурилась Реджина. — Что изменилось в этот раз? — Хочу быть ближе к Генри, — шатен посмотрел на сына. — Ты не против? — Нет, конечно, — мальчик преданно посмотрел на отца. — Это хорошая идея. — Постараюсь освободить своё расписание, — пообещал Хамберт. — А какие идеи у вас появились? — спросила дочь, Эмма услышала намёк на скептицизм в её голосе. Грэм немного удивился, что девочка проявила к нему внимание. Он великодушно улыбнулся, словно немного расслабившись, блеснул ямочками на щеках, которые журналистка так часто видела у Генри. — Я подумывал предложить лыжный марафон, — мужчина не заметил, как скривился сын. — У меня знакомый может дать профессиональный мастер-класс. — Не все любят лыжи, — женщина устало вздохнула. — Да, пап, — мальчик аккуратно коснулся руки шатена. — Может лучше экскурсию? — Или поход в кино на Рождественские фильмы! — кивнула Хоуп. — Все их любят! — Или, — протянула блондинка, сделав глоток вина. — Можно устроить конкурс, кто лучше слепит снеговика. Что-то в роде креативного задания. Брюнетка удивлённо посмотрела на Свон, даже перестала крутить в руках вилку. В карих глазах, обращённых на неё, Эмма прочла сначала непонимание, а затем осознание. На пухлых губах появилась улыбка. — Это отличная идея, — из уст Миллс эта фраза была похожа на похвалу. — Жаль только, что в Сан-Франциско почти не бывает снега. Шатен раздражённо выдохнул, взгляд Реджины оторвался от журналистки и впился в голубые глаза мужа. Блондинка, заметив, что Хамберт открыл рот, чтобы выдать очередную глупость, схватила бокал. Её движения были настолько поспешными и неловкими, что она едва не выплеснула вино на белую скатерть. — Моя очередь говорить тост! Супружеская пара почти одновременно выдохнула, сдерживая порывы вступить в очередную перепалку. Грэм сжал челюсти и откинулся на спинку стула, махнув рукой, позволяя Свон говорить. Женщина, понимая порыв Эммы ответила кивком. Журналистка встала, как ранее это сделал сын брюнетки, и прокашлялась, чтобы прочистить горло. Она посмотрела на девочку в поисках поддержки. Хоуп, словно прочитав мысли матери, взяла её за свободную руку, тепло улыбнувшись. — Я хотела бы поблагодарить каждого, — блондинка посмотрела сначала на мужчину. — Спасибо, Грэм, что по достоинству оценили наши мини-бургеры, — дочь подавилась смешком на словах Свон, а шатен ухмыльнулся, когда Эмма обратилась к нему по имени. — Спасибо тебе, пацан, что смотришь на Хоуп, как на равную. Ты очень хороший мальчик. Честно сказать, я даже и не думала, что Хоуп найдёт такого друга в Сторибруке. Она часто переезжала, у неё всегда было много товарищей, но никто из них и близко не производил на неё такого впечатления, как ты. Сын Миллс был тронут мягкостью в голосе журналистки, от волнения он взял бокал обеими руками, жадно впитывая в себя каждое слово. Блондинка подмигнула мальчику и посмотрела на девочку. — Спасибо, Хоуп, за заботу и понимание. Я ценю каждую секунду каждого дня, которые ты проводишь со мной. Я люблю тебя, обезьянка. Спасибо, что будишь меня по утрам, когда я опаздываю, что напоминаешь мне, где я оставила ключи от машины, и позволяешь мне быть ребёнком, когда мне это нужно. Материнство — лучшая часть моей жизни и это только благодаря тебе, мой ангел. Дочь крепко сжала ладонь Свон, одними губами произнеся: «Люблю тебя». Сердце Эммы дрогнуло от нежности и любви к этому белокурому созданию. Девочка однозначно её ангел хранитель после всего того дерьма, через что ей пришлось пройти. Хоуп помогала каждый день делать лучше и не жалеть ни о чём. Проведя большую часть жизни в системе, блондинка выросла с мыслью, что хочет быть чьим-то безопасным местом. Местом, которое будет воплощать в себе всё, что нужно для жизни. Она хотела быть тем, кому можно рассказать любой секрет; тем, кто не даст пролить слёзы или даст это сделать с комфортом и подарит чувство уверенности, что всё, что ей доверят, будет в безопасности. Дочь доверила Свон всё это и даже больше. Эмма перевела взгляд на Реджину, которая в свою очередь внимательно наблюдала за ней и дочерью. Мыслями женщина была где-то далеко, но глаза не отрывались от сцепленных рук журналистки и девочки. Теплый огонь горел в карих глазах. Уголок пухлый губ дрогнул в задумчивой улыбке. — Реджина, — на имени брюнетки голос блондинки предательски дрогнул, взгляд карих глаз встретился с зелёными. — И тебе тоже спасибо. За то, что оказалась смелее меня. За терпение благодарить не буду, очевидно, над этим тебе ещё нужно поработать, — Миллс фыркнула, подавившись смешком, но глаз не отвела. — Однако отдельную благодарность хочу выразить за клятву на мизинчиках. Я считаю, что с неё наше настоящее знакомство и началось. Поэтому да, спасибо за возможность узнать тебя получше. Реджина поражённо выдохнула, с пухлых губ сорвался удивлённый вздох. Словно она и не дышала вовсе, во всяком случае Свон хотелось так думать. Женщина внимательно всматривалась в лицо Эммы, отчаянно пытаясь понять, есть ли в её словах какой-то подтекст, но провалилась в своей затее. Журналистка смело смотрела на неё, потому что была предельно честна. Блондинка подняла бокал, дети повторили за ней. Брюнетка, растерянно моргнув, протянула свой. Шатен, который со странным любопытством наблюдал за игрой в гляделки между Миллс и Свон, завершил этот тост, соединив свой в очередной раз обновлённый бокал с остальными. Хамберт не знал, что происходит между Эммой и Реджиной, но догадывался, что их история довольно насыщенная, раз повлекла за собой зарождение чего-то, напоминающего дружбу. — Может, сделаем перерыв? — с надеждой спросил Генри. — Я наелся. — А можно приступить к дессерту, чтобы потом пойти поиграть? — спросила Хоуп. — Я оставила в желудке место для этих чудесных пирожных. Женщина усмехнулась и кивнула. Журналистка заметила, что брюнетка ещё ни разу не отказала её дочери в вежливой просьбе. Все ли дети являются для Миллс криптонитом, или это блондинке так повезло с Хоуп? — Конечно, — Реджина обратилась к Свон. — Эмма, придвинь тарелку с десертами поближе к ребятам, пожалуйста. — Сейчас, — журналистка привстала со стула, выполняя просьбу женщины. — Отлично! — Генри в предвкушении потёр ладони, взглядом сканируя кремовые шапочки, ореховые печенья и разноцветные рулеты. — А с чем вот эти? — девочка указала вилкой на зелёные мини-рулетики в присыпке из безе. — Фисташки, — ответила брюнетка. — А розовая прослойка возле крема — малина. — Моя остановочка! — Хоуп положила сразу несколько штук себе на тарелку и попросила маму налить ещё немного сока. — А потом твистер? — мальчик с надеждой посмотрел на блондинку. — Я думала, мы будем в «Подземелье и Драконы» играть. Игра займёт несколько часов, — ответила дочь Свон, прежде чем откусить большой кусок угощения и от наслаждения замычать. — Боже, мам, можешь меня оставить тут на несколько дней пожить? Эмма вскинула брови, глядя на умоляющую мордочку девочки, щёки которой были перепачканы в креме. Она подняла взгляд на Миллс, которая была удивлена и польщена словами Хоуп не меньше. Реджина обратила на журналистку взор, почувствовав её внимание на себе, они одновременно улыбнулись друг другу. Блондинке пришлось напомнить себе, как дышать. Каждый, кто хоть раз увидел искреннюю улыбку этой женщины, познал совершенство. — Буду рада видеть тебя в гостях почаще, — ответила брюнетка, и Свон не сомневалась, что эти слова были сказаны со всей искренностью. — Ну так что? Какая игра у нас на повестке дня? — не отставал Генри. — Весь вечер ещё впереди, — ответила сыну Миллс Эмма, не отрывая взгляда от его матери. — Можем сыграть во всё. — Ура! Спасибо, Эмма! Журналистка кивнула. Возможно, в готовке и хозяйстве блондинка и уступала Реджине, но в способности развлекать ребят она была непобедима. И женщина не претендовала на это. — Это очень вкусно, мам, — дочь положила матери расхваленную сладость на тарелку. — Попробуй. — Спасибо, — Свон вытерла салфеткой детское личико и поцеловала в чистую щёчку. Грэм совсем притих. Эмма даже забыла про него на несколько минут, почувствовав себя расслабленно и спокойно, пока не бросила в его сторону случайный взгляд. Мужчина сидел, уставившись в свой пустой бокал. Бутылка вина возле него была уже пуста. Он явно был пьян и напоминал спящий вулкан, который накапливал свои силы, чтобы в один момент неожиданно взорваться. Даже воздух вокруг шатена стал тёмным и тяжёлым. — А меня приглашать в свою игру вы не хотите? — тихо и медленно спросил Хамберт. — Было бы вежливо предложить своему отцу поучаствовать, мой мальчик. Генри тоже заметил, что взгляд Грэма остекленел, а язык стал заплетаться, слова утратили чёткость, а голос — былую певучесть. Предлагать мужчине поучаствовать — выписать себе приговор на испорченный вечер. В таком состоянии шатен не только нормально играть не сможет, а почти точно проиграет. Собравшиеся за столом помнили, каким становится Хамберт, когда проигрывает. — Мы все не поместимся на игровом поле, — поспешила вставить девочка. — Вы очень большой и широкоплечий. — Думаю, я могу подвинуться. — Тогда лучшее в настольную игру! — журналистка заставила себя воодушевлённо улыбнуться. — Отличная идея! Но сначала я тоже хочу сказать традиционное «спасибо». Не как тост, — тут же добавила Хоуп, когда Грэм уже потянулся к следующей бутылке. Мужчина раздражённо выдохнул, но продолжать упрямиться не стал. — Я не очень многословна, но тоже хочу сказать спасибо Генри, за то, что умеет слушать и понимать. Я вижу, как тебе тяжело иногда мириться с моими тараканами, но ты продолжаешь это делать, и никогда не говоришь, что я странная, — дочь блондинки посмотрела на брюнетку во главе стола. — И вам спасибо за то, что вы настолько невероятно крутая. Честно сказать, окажись вы супергероем, я бы не удивилась. Я надеюсь многому научиться у вас. Не только ходить на каблуках и краситься, — Миллс улыбнулась, опустив взгляд. — Смелостью и упрямством я пошла в маму, но от вас я хочу научиться такту и сдержанности. Вы вызываете уважение, Реджина. — Спасибо, — кивнула женщина девочке. — И спасибо тебе, мам, — Хоуп посмотрела на Свон. — Ты сама знаешь за что. Никогда не меняйся, я люблю тебя именно такой, какая ты есть: настоящая и причудливая. Эмма почувствовала, как к глазам подступили слёзы. Она отвела взгляд в сторону, проглотив горький комок невысказанных нежных слов. Журналистка ещё найдёт время, чтобы поделиться ими с дочерью, но в более подходящий момент.***
В «Подземелье и Драконы» блондинка проиграла, но не одна. Поражение потерпел и шатен. Он сидел неподвижно, невидящим взглядом уставившись на игральные кости перед собой. Хамберт побледнел и было непонятно от количества выпитого алкоголя это, или от сдерживаемого взрыва злости. Для Свон было забавно: она совсем перестала видеть в Грэме того харизматичного мужчину, который при первой встрече буквально являлся оплотом очарования. Как же она ошибалась, посчитав брюнетку сволочью в их паре. Эмма винила себя за подобные мысли в адрес Миллс. К слову, именно Реджина и её сын одержали победу, работая в команде. Дочь журналистки для первого раза была ведущей — сидела во главе стола с причудливым колпачком на голове и важным, хорошо поставленным голосом читала текст квеста. Она часто останавливалась и поясняла правила игры, давая мелкие подсказки, из-за чего блондинка не удивилась бы, что девочка подсуживала мальчику и женщине. Свон не обижалась, она поступила бы так же: для лучшего объяснения правил новичкам полезно побеждать, и мотивации на дальнейшую игру у них появляется больше. Да и счастливые лица Генри и брюнетки были просто очаровательными. Миллс снова проявила себя, как азартный игрок: кидала кости и довольно ухмылялась, когда выпадало большое число на кубиках, или раздражённо бурчала — когда маленькое. Но на протяжении всей игры Реджина общалась с Генри и совещалась, словно планируя стратегию. Они работали сообща, чего не скажешь о шатене. Он был сам по себе. Женщина играла за колдуна, её сын за рыцаря, Эмма за эльфа, а Хамберт за великана, хотя на самом деле это была фигурка огра, но журналистка и Хоуп разумно умолчали об этом. В игре у ведущего в руках есть сценарий, победа игрока зависит от количества выброшенных на костях цифр. Чем больше, тем лучше. Успех заклинаний и нападений, чтобы продвинуться по сценарию, зависит просто от удачи — от костей. Они провели за игрой чуть больше трёх часов, и за это время Грэму и блондинке везло меньше остальных, только каждый по-разному реагировал на поражение. Мужчина не понимал, что он сделал не так и винил во всём «дурацкие» правила, а Свон просто потешалась от того, что «новичкам везёт», со странной одержимостью подглядывая за брюнеткой. Миллс весело смеялась, внимательно вчитывалась в полученные карточки, и всегда вовремя использовала правильные заклинания. Она веселилась от души, поражая Эмму в самое сердце своим хриплым смехом и широкой улыбкой. Почему-то Реджине и мальчику журналистке хотелось проиграть, чтобы увидеть до ужаса одинаковые довольные улыбки. — Мне нужно перечитать правила! — заявил шатен. — Я уверен, что мы просто играем неправильно. — Мистер Хамберт, мы с мамой много раз играли в эту игру. Ошибки нет, — возразила Хоуп с присущей ей мягкостью. — Игра сама справедливо выявила победителей. Грэм метнул озлобленный взгляд на дочь блондинки, и Свон это ох как не понравилось. Её тело налилось сталью, спина напряглась, а глаза сконцентрировались на мужчине. Эмма была похожа на тигрицу перед прыжком на добычу. Никто не имел права угрожать её девочке, даже невербально. — Значит, игра бессмысленная… — Или мы просто проиграли, — оборвала шатена журналистка. — Так бывает. Невозможно всегда выигрывать. — Слова неудачников, — закатил глаза Хамберт и, покачнувшись, встал из-за стола. — Грэм, ты слишком пьян, — нахмурилась женщина, поднимаясь следом за супругом. — Тебе нельзя в таком состоянии за руль. — Я никуда не собираюсь! — мужчина подошёл к Хоуп и вырвал из её рук буклетик с правилами. — Я просто хочу почитать, что тут написано. — Эй! — тут же вскинулась блондинка, поднимаясь и прикрывая дочь рукой. — Поосторожнее, приятель. — Нам с вами далеко до приятелей, — тихо отчеканил шатен. — Или это вам далеко до меня. Думаете, я не знаю ваш сорт людей? Вечно что-то вынюхиваете, втираетесь в доверие, преследуя свои корыстные интересы, а потом сливаете что-то журналистам. Вы лгунья, я это знаю. Только пока не понимаю, где вы всех надули. Свон сжала челюсти, стараясь не выдать своего волнения. Ей не нравилось, что Хамберт стал задумываться об этом. — Грэм, хватит, — Эмма строго посмотрела на мужчину. — Вы не знаете, о чём говорите. — От чего вы убегаете? Что вы забыли в Сторибруке? Вы явно не того уровня. Вы одеваетесь просто, разъезжая на прогнившем раритете, пользуетесь телефоном, модель которого вышла из оборота лет шесть назад. Как так получилось, что в частную школу, куда многие мои знакомые отстаивают очереди годами, попала девочка, которая только переехала в город? — Спокойнее, — в голосе журналистки звучала сталь, она полностью загородила собой Хоуп, готовая принять на себя первый удар (в прямом и переносном смысле). Шатен оценивающе окинул блондинку взглядом. Он заметил её воинствующий вид, замер на какое-то мгновение, словно оценивая свои силы, чтобы противостоять ей. Но Хамберт был слишком пьян, он не мог стойко стоять на ногах, и, на удивление, сам понимал это. Брюнетка тоже загородила дочь Свон, осознанно или нет, опустив ладонь на её плечо. Миллс холодно смотрела на Грэма, челюсти плотно сжаты, лицо без эмоций, но это больше всего и пугало. Эмме было намного проще общаться с людьми, которые не в состоянии скрыть свои чувства, их легко можно было понять и проще подстроиться под них. Но такие, как Реджина, которые держат истинные эмоции и чувства под контролем, очень опасны. Нельзя понять, что происходит у них в голове. Такие копят всё в себе, пока в один момент не взрываются и не сметают всё на своём пути даже из-за какой-то мелочи. Мужчина усмехнулся на жест женщины, беззаботно пожал плечами и демонстративно отошёл от стола на пару шагов. — Я просто хотел почитать правила. — Папа, можно же было просто попросить, — расстроено ответил сын брюнетки. — Я и просил. — Нет, не просили, — на фоне остальных девочка осталась спокойной и непоколебимой. Она совсем не боялась шатена. — А так поступать некрасиво, мистер Хамберт. — Не учи меня, Хоуп, — Грэм даже не посмотрел на дочь журналистки, стал яростно перелистывать страницы с правилами, в тщетных попытках сфокусироваться на тексте. — Тут же ничего не понятно! Как это вообще можно понять? — Ты пьян, — повторила Миллс. — Я вызову тебе такси, а Сидни попрошу доставить твою машину к дому. — Я могу остаться тут, — мужчина обвёл рукой дом. — У тебя же так много гостевых спален, и для собственного мужа найдётся. — Я не хочу сейчас с тобой спорить, — Реджина достала телефон, набирая сообщение. — Ты уезжаешь к себе. Потом поговорим о том, что при гостях и, особенно, на глазах у детей устраивать сцены не стоит. — Я имею больше прав находиться здесь, чем они! — сорвался шатен, пальцем тыкнув в сторону блондинки и девочки. — Ты действительно считаешь, что праздновать со всяким сбродом лучше, чем с собственным мужем? Свон даже бровью не повела, её называли и похуже, но то, что Хамберт позволил себе высказаться так в адрес Хоуп… Эмма посмотрела на дочь, которая с жалостью смотрела на пьяного Грэма, и в очередной раз поняла, что ей ещё многому нужно научиться у собственного ребёнка. Девочка лишь взяла мать за руку, придержав её рядом с собой, в немой просьбе не лезть на рожон. — Папа! Нельзя так говорить, они — мои друзья! — со слезами на глазах Генри посмотрел на отца. Он не мог поверить, что Грэм позволил себе так высказаться. — Тогда у меня для тебя плохие новости, сынок, — мужчина уже не мог остановиться. — Ты не умеешь выбирать себе друзей. Женщина фыркнула, подходя к шатену, и забирая из его некрепкой хватки буклетик с правилами. Она молча передала их мальчику, не сводя взгляда с Хамберта. Грэм тоже смотрел брюнетке прямо в глаза, не понимая, что будет дальше. — Такси будет через десять минут. Я настаиваю, чтобы ты покинул мой дом, дорогой, — голос Миллс был тихим, но властным. — Советую собираться прямо сейчас. — Реджина, ты совершаешь огромную ошибку. — Может быть я и соглашусь с тобой в будущем, но сейчас ты уйдёшь. Я не хочу ничего слышать в адрес своих гостей. — День Благодарения — это не тот день, когда стоит устраивать сцены, — журналистка покачала головой. — Это неправильно. По крайней мере для Генри. — Тебя забыли спросить! — презрительно выплюнул мужчина. — Это же семейный праздник! Или мы больше не семья? Я и забыл! — шатен перевёл взгляд на женщину, которая бросила быстрый взгляд на Генри, и злобно сузил глаза. — Но, видимо, я здесь лишний. Хамберт фыркнул, резко придвинул свой стул к столу, деревянные ножки которого жалобно скрипнули по половому покрытию. Он выдохнул, обвёл взглядом собравшихся и, задержав внимание на мальчике, сказал: — С Днём Благодарения, Генри. Грэм достал из кармана ключи от машины, швырнул их на обеденный стол — ключи ударились о миску с салатом и звонко упали на тарелку. — Передай Сидни, чтобы машина к девяти утра уже была на месте. Мужчина развернулся и покинул обеденную залу. Он с трудом одел пиджак, подхватив портфель из натуральной коричневой кожи, хлопнул входной дверью, закрыв её с другой стороны. Блондинка посмотрела на брюнетку, а та на коридор, где исчез шатен, словно опасаясь, что он до сих пор стоит там и ждёт, чтобы напасть. Взгляд зелёных глаз упал на подрагивающие плечи Миллс, скользнул по рукам вниз и остановился на сильно сжатых кулаках. Реджина не могла пошевелиться вопреки здравому смыслу. Свон перевела взгляд на поникшего и совершенно убитого сына женщины, его большие глаза покраснели от слёз. Мальчик опустил голову и тихо заплакал, брюнетка этого не замечала. — Обезьянка, — тихо обратилась Эмма к дочери. — Уведи Генри, захватите сладостей и приготовьте твистер. Вам придётся постараться, чтобы победить меня в этот раз. — Конечно, мам, — девочка тут же двинулась к другу. Хоуп молча взяла сына Миллс за руку и настойчиво потянула его за собой, заставив того слезть со стула и встать из-за стола. Мальчик был похож на постиранную тряпичную куклу. Голову Генри так и не поднял, ведомый дочерью журналистки и исчезая в гостиной. Брюнетка громко выдохнула, но этот звук больше напомнил злобное рычание. Этот рык был грубым и отчаянным, звучащим так, будто её горло разрывалось на части. Блондинка на физическом уровне почувствовала боль и негодование Миллс. Её хотелось успокоить, даже обнять. Хотелось сказать, что всё в порядке, но нужных слов Свон не находила. Она неловко подошла к Реджине, не в силах заставить себя прикоснуться к её напряжённому телу. — Спасибо, — тихо прошептала женщина. — Ты как? Эмма ожидала, что брюнетка отмахнётся, снова притвориться, что всё в порядке. Но в этот раз Миллс удивила. Она устало посмотрела на журналистку и просто покачала головой. Это был первый раз, когда блондинка могла видеть Реджину ясно. Лицо женщины было бледным, на пухлых губах следы от зубов, в глазах прятались непролитые слёзы. Она выглядела совершенно напуганной, побеждённой, неподвижной, за исключением небольших неглубоких вздохов, которые выпускали напряжённые лёгкие. Свон чувствовала боль, наблюдая, как брюнетка разваливается на части. — Прости за то, что сказал Хамберт. Он не имел права так высказываться о тебе. И о Хоуп. Мне жаль, что праздник испорчен. — Хей, сегодня День Благодарения, не День Извинения. Мне плевать на Грэма, — покачала головой Эмма. — Мы с Хоуп пришли сюда к вам с Генри, а не к нему. Плюс, это самый динамичный День Благодарения в моей жизни! Столько эмоций! Миллс слабо усмехнулась, покачав головой. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула, успокаиваясь. Реджина запустила руки в волосы, массируя кожу головы, и прикрыла глаза. Лицо женщины постепенно разглаживалось и от беспокойства в итоге осталась лишь тень. Самая необычная медитация, которую журналистка видела. — Ты странная, знаешь это? — спросила брюнетка. — Предпочитаю слово «уникальная», — поправила блондинка. — Но не всё сразу. Я рада, что ты пригласила нас. Правда. Мне понравилась еда, я узнала о тебе что-то новое, и ты размазала меня в «Подземелье и Драконы» — а это показатель! Миллс открыла глаза, с любопытством изучая лицо Свон. Реджина поправила причёску, опустила руки, но взгляд не оторвала. Их тёмная глубина притягивала и грозила утянуть безвозвратно. — Почему ты так смотришь на меня? — вдруг спросила женщина без раздражения, с любопытством. — Как? — мурашки пробежали по спине Эммы, и она сама не понимала этой реакции. — Так, словно по-настоящему хочешь меня понять. — Я действительно хочу. Мне нравится твоя компания, компанию пацана я просто обожаю! Он ведь даже считает меня своим другом, это очень лестно, и я обещаю носить это звание с гордостью. Брюнетка ухмыльнулась, склонив голову на бок. Карие глаза уже не просто притягивали зелёные, они уже владели ими. Журналистка попалась. Пульс блондинки подскочил, во рту пересохло. В своей задумчивости Миллс была по-особому красива: идеальные черты лица, гордые брови, пронзительные глаза… — Я могу понять мальчика. Ему очень повезло с твоей девочкой. И с тобой. В детстве я бы тоже хотела иметь такого друга, как ты, — Реджина говорила негромко, но Свон жадно вбирала в себя каждое слово. — Но и сейчас не против. Волнение захлестнуло Эмму, но в сердце что-то предательски укололо. Не этого ли журналистка добивалась? Дружбы с этой женщиной? — Я была бы рада, — блондинка протянула брюнетке ладонь. — Значит, это официально. Друзья? Миллс опустила взгляд на руку Свон, словно раздумывая прежде, чем пожать протянутую ладонь. Эмма отдала бы многое, чтобы иметь возможность читать мысли Реджины. Журналистка даже начала волноваться, что поторопилась, неправильно растолковала слова женщины и своей поспешностью спугнула её, но тут брюнетка улыбнулась. Миллс протянула руку в ответ и уверенно приняла ладонь блондинки. Длинные смуглые пальцы сомкнулись на бледной коже, заставив Свон задержать дыхание: в месте соприкосновения двух рук словно образовался электрический разряд. Карие глаза снова скользнули по зелёным озорным взглядом, на пухлых губах появилась коварная улыбка, Реджина уверенно пожала ладонь Эммы. — Это официально, Эмма. Ты уже слишком многое знаешь, я лучше буду держать тебя при себе в качестве друга. Врагов у меня и так достаточно, — женщина помолчала. — Раз уж сегодня День Благодарения: спасибо, что ты оказалась достаточно упрямой, чтобы стать моим другом. Журналистка усмехнулась в ответ, ощущая на коже тепло ладони брюнетки даже после того, как та выпустила её руку из своей.***
Тинкер Белл сидела в баре на другом конце города, задумчиво мешая трубочкой содержимое своего коктейля. Она раз в несколько минут оглядывалась на дверь в ожидании всего одного определённого человека, но все входящие в бар мужчины, вымотанные и уставшие, были определённо не им. — Вам повторить? — поинтересовался бармен, кивнул на полупустой стакан в руках молодой женщины. — Да, спасибо, — Белл вежливо кивнула бармену. — И ещё стакан белого рома, будьте добры. Ко мне скоро присоединится старый друг. Бармен кивнул и принялся готовить заказ. Тинкер какое-то время внимательно следила за барменом, а затем, повинуясь шестому чувству, обернулась на дверь. Большие глаза радостно заблестели, счастливая улыбка украсила её лицо. Тинк активно помахала рукой вошедшему брюнету в кожаном байкерском костюме. В руке он держал мотоциклистский шлем, а на плече небрежно висел старый рюкзак. Выглядел он как тот самый «плохой парень» из любимых книг Белл, которые та стопочкой хранила у кровати. — Джонс, сюда! Друг быстро отыскал Тинкер взглядом, от которого по коже побежали мурашки, криво усмехнулся и, взъерошив свои короткие чёрные волосы (для стиля), направился к барной стойке. Мужчина двигался быстро и решительно, уверенно и спокойно глядя перед собой. Он был среднего роста, немного худощав, но за годы разлуки с близкой подругой почти совсем не изменился. Брюнет опустил шлем на соседний от Белл стул и крепко обнял Тинкер, царапая щетиной её щёку. — Здравствуй, красотка! Давно не виделись! — Киллиан, я рада, что ты написал мне! Очень обрадовалась, узнав, что ты в городе, — Тинк отстранилась от мужчины, жадно рассматривая его. — Просто невероятно. Надолго ты здесь? — Пока не знаю, — брюнет, не спрашивая, подхватил ром с барной стойки, словно точно знал, что напиток предназначен ему, и залпом осушил стакан. — Время покажет, Тинк. Есть пару делишек, которые хочу успеть провернуть. Тинкер Белл широко улыбнулась Джонсу. Тот же сердцеед и дамский угодник, которого Тинк считала почти братом. Ближе человека, чем Киллиан, у неё не было, и не важно, что они не виделись годами, поскольку часто созванивались и списывались, регулярно справляясь о делах друг друга. Да, он повзрослел, это больше не тот парнишка из студенческой общаги, но годы пошли ему на пользу. Однако дикость и бесшабашность в ярких голубых глазах никуда не делись. Такие же глаза были и у его дочери.