И за чужих берёт тревога,
И близких нужно защищать.
Причин для этого не много.
Всё потому что: Я же мать.
Женщина очень тяжело переносила предательства от близких ей людей. Она могла быть отличной матерью, успешной бизнес-леди и преданным другом, но всё ещё была простым человеком. Глубоко внутри, за обликом Железной Леди, скрывалась хрупкая и ранимая душа, которую брюнетка позволяла увидеть не многим. Едва ли наберётся больше десятка людей, которые знают Миллс настоящей и беззащитной, которые видели её слёзы и усталую улыбку после тяжёлого дня. Реджина чувствовала, что её сердце, которое столько раз проходило через боль и пренебрежение общества, а в частности её матери, было сотни раз разбито. Всем были нужны её деньги, её связи, её имя, расположение. Женщина была выгодным другом, выгодной женой, выгодной дочерью, которую можно было подороже продать. И никогда собой. Брюнетка сдерживала ярость от этого фарса большую часть своей жизни. Эта мрачное и всепоглощающее чувство помогало Миллс справляться с угрозами в самые трудные моменты её существования. Реджина защищала себя так долго, что маска Злой Королевы приросла к её коже, а сама женщина стала забывать каково это — не ожидать подвоха со стороны. Брюнетке потребовалось знакомство с блондинкой, чтобы понять, что она обманывала себя всё это время. Она верила, что хотела быть для многих такой, какой её привыкли видеть: жестокой, бескомпромиссной, опасной и злой… Но на самом деле, глубоко внутри, Миллс презирала себя за то, что старалась держаться за свой бесчувственный и холодный образ, когда на самом деле такой не была. Со Свон она чувствовала себя иначе. Лёгкой, доброй, весёлой и… просто такой, какой она была на самом деле, собой. Реджина позволила себе расслабиться, опустить свои барьеры, проявить толику здорового эгоизма, безбашенности. Эмма научила её искренне смеяться, радоваться мелочам, делиться своими переживаниями… Женщина радовалась этому прогрессу, она даже стала чувствовать себя счастливее. Брюнетке казалось, что она двигалась в нужном направлении медленными шагами. Она старалась видеть лучшее в людях, видеть лучшее в себе самой. И от этого было только больнее. Миллс поверила, что нет необходимости играть никому ненужную роль Злой Королевы, а всё из-за изумрудно-зелёных глаз, полных обещаний. Но и журналистка… тоже оказалась не больше, чем очередной выскочкой, ищущей выгоды под крылом Реджины. Мысли о блондинке ярким калейдоскопом проносились в сознании женщины. Стоило брюнетке только подумать о ней, вспомнить её смеющиеся яркие глаза, широкую улыбку, часто неуместные, но забавные шутки, мягкую ласку её прикосновений… Как Миллс тут же ощетинивалась от сдерживаемых разочарования и гнева. Всё это было неправдой. Реджина привязалась к Свон. Несмотря на всю свою обиду, она скучала по ней, и видела, как скучает Генри. Она по привычке высматривала на парковке жёлтый Фольксваген, в кофейне часто думала о малиновом латте, а руки непроизвольно сжимались на руле, когда сын просил включить какой-нибудь трек из их плейлиста. А ещё Хоуп… Женщина не могла злиться на дочь Эммы, она скучала по девочке не меньше. Было бы не честно винить Хоуп за ложь матери. Поэтому брюнетка позволяла себе иногда поболтать с дочерью журналистки, просто наслаждаясь её компанией и умилительными ямочками на щеках от искренней улыбки. Миллс не была уверена, знает ли девочка о том, что произошло между Реджиной с блондинкой, но её отношение к женщине не поменялось. Брюнетка знала, что Хоуп всегда была искренна с ней. Всегда была её другом. Так оказалась, что почти каждый аспект жизни Миллс так или иначе был связан со Свон, и из-за этого она злилась на неё ещё больше. Почему Эмма была везде? Почему Реджина замечала её присутствие повсюду? И почему же так больно? Женщина сморгнула слёзы, её руки вцепились в письменный стол, пока она старалась не думать об услышанном телефонном разговоре журналистки с Руби. Но желудочная кислота подкатывала к горлу, как волны к берегу, уши наполнились белым шумом, пока боль от предательства разъедала её изнутри. Блондинка журналистка. Она та, кто разрушил брак её лучшей подруги и выставил грязное бельё напоказ. Чёртова Свон! Почему брюнетка не заметила двуличность Эммы раньше? Почему она доверилась ей с такой охотой? После той пощёчины… После того, как Миллс ушла, оставив журналистку одну, Реджина едва держала себя в руках. Ей хотелось рухнуть на колени, кричать на всю школу, пока не заболит горло, позволить слезам омыть её лицо. Она чувствовала себя сломленной. Женщина столько раз повторяла, что её семья подвергалась нападкам жёлтой прессы, особенно после смерти её отца, что дорогие ей люди страдали от дешёвых статей, написанных заурядным языком с целью позабавить публику. И брюнетка могла быть следующей! Она видела, что случилось с семьёй Нолан, понимала, как может пострадать Генри, и ведь Миллс сама преподнесла блондинке свою жизнь, как раскрытую книгу! Свон. Эмма. Журналистка! Это билось в голове Реджины, неустанно нанося удары по её вискам, словно наказывая за наивность. Она слышала каждое слово, сказанное блондинкой, её панические слова, которые служили признанием затянувшегося притворства и лжи… Ведь женщина почти сразу последовала за Свон в тот день, обеспокоенная её поспешным уходом с балкона. Ей хотелось узнать, что так встревожило Эмму, отчего та так поспешно ускользнула. Именно поэтому брюнетка слышала каждое слово, сказанное журналисткой. Костяшки пальцев побелели, она едва сдерживала дрожь в теле. Миллс привыкла, что её используют, но в случае с блондинкой всё было иначе. Если раньше Реджина ожидала подвоха и при предательстве никогда не удивлялась, то сейчас женщине было страшно, больно и обидно. Как никогда прежде. Но, не смотря на свою обиду, она всё ещё думала о Свон. Постоянно. Эмма неустанно пробовала связаться с брюнеткой. Постоянно писала, пыталась звонить, иногда предпринимала попытки остановить Миллс на крыльце школы, но та каждый раз умело убегала от неё. Журналистка снова и снова напоминала о себе, и Реджина искренне не понимала, почему она лично ещё ничего не предприняла, чтобы раздавить блондинку? Прогнать её от себя подальше? Почему она не может сделать так, чтобы Свон отстала от неё раз и навсегда? Эмме удалось всего однажды застать женщину врасплох после того, как Хоуп и Генри задержались на очередной репетиции с Астрид. Тогда брюнетка оказалась наедине с журналисткой во мраке школьного пустынного коридора, спустя почти неделю с их последнего разговора. Блондинка не отводила взгляда, пытаясь смотреть прямо на Миллс, пока тёмный огонь в карих глаз прожигал её насквозь. Реджина отказалась отводить взгляд, провоцируя Свон отступить. Глаза женщины выражали гнев и непрошенную боль, и взгляд Эммы на мгновение дрогнул, но лишь на мгновение. Упрямство в ней было непобедимо. Брюнетка не понимала, почему журналистка продолжает упрямиться! Зачем она снова и снова напоминает о себе? Чего ещё ей нужно? Может блондинка ждёт, когда Миллс сама предложит откупиться от её назойливой компании? Свон осмелится пойти на торг? Деньги за молчание? Как банально! Реджина была не в силах погружаться в эти вопросы, поскольку ответы могли ранить ещё сильнее, а ей требовалось время, чтобы успокоиться. Женщина хотела развернуться и уйти, она всеми силами пыталась избежать диалога с журналисткой, но блондинка схватила её за руку и не отпускала, пока брюнетка с силой не выдернула запястье из её ладони. Было странно, насколько мягкой и горячей показалась Миллс ладонь Свон, и как естественно отреагировало тело Реджины на это прикосновение. Женщина ненавидела то, как болезненно застонало сердце в груди от их контакта, как физического, так и ментального. Брюнетка сдержанно выдохнула, пытаясь найти баланс в собственных чувствах, и медленно подняла глаза на Эмму, её сердце сжалось. С журналисткой что-то было не так. Осматривая блондинку, Миллс испытала укол беспокойства, за который тут же себя возненавидела. Он противоречил здравому смыслу. Свон была вся в чёрном: джинсы, сапоги, мешковатый свитер. На фоне этого цвета волосы Эммы казались неестественно светлыми, почти безжизненно белыми, словно утратив свой золотистый блеск. Хотя, возможно, дело было вовсе не в одежде. Черты лица журналистки были измождёнными, щёки ввалились, губы немного потрескались и были плотно сжаты от сдерживаемых эмоций, а зелёные глаза казались потухшими, блеклыми, почти серыми… Она словно не спала за всю неделю больше пары часов. Настолько поникшей и слабой Реджина блондинку ещё не видела. Сердечный ритм женщины подскочил от этого зрелища, тем не менее её черты лица остались бесстрастны; лишь бешено бьющийся пульс на смуглой шее мог выдать её. — Прошу, дай мне всё объяснить, — едва слышно пробормотала Свон. Этот тихий шёпот заставил пошатнуться решимость брюнетки. Её кипящий гнев начал уступать место беспокойству за состояние Эммы, но Миллс постаралась взять себя в руки. — Придумали очередную сенсационную историю, мисс Свон? — уколола Реджина, смерив журналистку холодным взглядом. — Не утруждайся, я прочту её в следующем выпуске. — Я не хотела, чтобы до этого дошло, Реджина, — голос блондинки дрогнул, когда она произнесла имя женщины. — Неужели? Не оригинально, — фыркнула брюнетка. — Я не верю ни единому вашему слову. Больше нет. Всё, на что вы способны — это врать и рушить жизни таких, как я. Полагаю, вам было очень весело, мисс Свон, делать из меня дурочку. — Я не врала тебе, — покачала головой Эмма. — Никогда. Журналистка сглотнула тяжёлый ком и стиснула зубы. Миллс заметила болезненно-впалые глазницы, тёмные круги вокруг них, поглощающие потускневшие глаза. Реджина чувствовала странную боль от состояния блондинки, но не могла её понять. Женщина сделала глубокий вдох и сдержала своё неуместное сострадание. Эти эмоции не нравились брюнетке, ведь она была к ним так плохо подготовлена… Она не могла больше быть слабой из-за Свон. — Утаивание важной правды — тоже ложь, — Миллс сжала кулаки. Она не знала, кого пытается убедить в этом: себя или Эмму? — Я просто не понимаю, зачем всё это было нужно? — Ты стала мне так дорога, — журналистка тяжело сглотнула. — Ты стала моим настоящим другом, Реджина. Я не хочу тебя терять. Ты не представляешь, как сильно я сожалею! — Нечего терять, — женщина старалась не думать, какой слабой и сломленной казалась перед ней блондинка. Она ведь снова играет, чтобы добиться желаемого, верно? — Я удивлена, что даже Хамберт видел тебя насквозь, а я нет. Оказывается, я хотела принять желаемое за действительное. Жестокий жизненный урок, но я его запомню. Ты оказалась ничем не лучше остальных. Свон закусила губу, словно слова брюнетки причинили ей боль на уровне физической. Эмма на мгновение зажмурилась, но затем снова посмотрела на Миллс, решительно и непоколебимо, как всегда. Взгляд Реджины был прикован к мягким зелёным глазам, смотрящим на неё, тонкие брови были нахмурены, словно журналистка тоже старательно изучала черты лица женщины напротив. Брюнетка отказывалась видеть заботу и нежность во взгляде блондинки, она не могла позволить своей защите начать рушиться. Миллс первая не выдержала, решив прервать их зрительный контакт. Она опустила глаза и сделала шаг назад, намереваясь развернуться и уйти как можно дальше от Свон. Эмма мгновенно невольно дёрнулась к Реджине, но тут же остановилась, её рука на секунду повисла в воздухе, а затем безвольно упала. Журналистка была похожа на забытую всеми тряпичную куклу. — Как долго? — женщина скривилась. — Как долго эта ложь должна была продолжаться? — Я хотела рассказать! — блондинка вскинула на брюнетку полный боли взгляд. — Но боялась, что всё закончится вот так. Я боялась, что ты возненавидишь меня, Реджина. Смешно, что я не вижу ситуации, при которой ты восприняла бы новость о моей профессии положительно или хотя бы нейтрально. Но я не хочу, чтобы моя… Моя ложь стала концом всего, что было между нами. Миллс холодно рассмеялась. Грубый и стальной звук её смеха отразился от стен школы и разнёсся по коридору, Свон поёжилась от этого звука. Реджина резко шагнула к Эмме, заставив её вздрогнуть. Но журналистка не отшатнулась, отчаянно всматриваясь в лицо напротив. Женщина гордо вскинула подбородок, её ноздри уловили лёгкий аромат цитруса. В глазах блондинки не было и проблеска страха, на который так рассчитывала брюнетка. Никакого адреналина от опасности. Нет. Всё тоже классическое неповиновение Свон и взвешенный момент безрассудства, которые часто вызывали у Миллс восхищение. — Между нами никогда ничего не было на самом деле, — чеканила слова Реджина. — Ведь так? И ты сама об этом позаботилась. Поэтому не ври хотя бы себе, Эмма! Журналистка прикрыла глаза и судорожно втянула воздух, когда женщина произнесла её имя. Брюнетка заметила призрак тоскующей улыбки на губах блондинки, который исчез так же быстро, как и появился. Миллс это разозлило. Сердце бешено забилось в груди. Она ненавидела это странное чувство тоски, разочарования и чего-то ещё, чего-то незнакомого, что разъедало изнутри. Ей хотелось оттолкнуть от себя Свон, заставить её пожалеть, что та вообще появилась в её поле зрения, но не могла. Реджина чувствовала себя странно безоружной и израненной перед Эммой. И именно журналистка была виновата в этом состоянии! — Я знаю, что давно должна была рассказать. Я действительно пишу колонку «скандалов» для «Hearttorner». Я написала статью о многих, о Голде, о Кэтрин, чего тоже делать не стоило, сейчас я это понимаю. Но всё это было до знакомства с тобой! Я бы ни за что не написала статью, которая бы задела тебя. Уж точно не сознательно! Мне правда жаль, но я никогда тебе не врала в остальном. Наше общение, наша дружба… Значат слишком много для меня, — влажные зелёные глаза, лишённые жизни, смотрели прямо на женщину. — Прошу… — Что? — прервала брюнетка, чувствуя, как закипает изнутри. Ярость медленной волной лавы начинала преодолевать край терпения. — Ты… Статья о Дэвиде твоих рук дело? Блондинка вздрогнула, холодная сталь в голосе Миллс заметно испугала Свон. Эмма сдавленно зажмурилась, понимая, что слишком невовремя преподнесла Реджине новую порцию информации, но отступать было уже некуда. Журналистка кивнула. — Да. Об интрижке Дэвида тоже написала я. Женщина поморщилась, покачав головой в неверии. Всё это время, когда Кэтрин говорила о своём муже в присутствии блондинки, насколько это забавляло Свон? Что же чувствовала Эмма, когда она видела своими глазами результат собственной работы, который отразился абсолютно на всех аспектах жизни Кэтрин? Неужели не было ни одного укола совести, когда она смотрела на Марка и Терри, которые в мгновение стали объектом обсуждения многих знакомых и незнакомых людей? — Ты! Ну конечно это должна была быть именно ты, Свон! — зашипела брюнетка. — Да как тебе хватило наглости… — Я не знала, что произойдёт! Я не хотела навредить Кэтрин или детям, клянусь! — воскликнула журналистка. — Я действительно раньше не хотела задумываться о том, что мои статьи могут стать оружием в руках общественности. Так было проще выполнять свою работу — оставаться в неведении. Но после знакомства с тобой всё изменилось. Ты показала мне свой мир, ты показала, что у всего есть две стороны. Реджина, я не наврежу тебе. Я никогда не обижу Генри или Кэтрин, обещаю… — Заткнись! Ты заставила меня поверить… — горло Миллс перехватило, она понизила голос до опасного рычания. — Ты заставила меня впустить тебя в свою жизнь, втёрлась в доверие к моему сыну, расположила его к себе! Зачем? Захотела использовать? Поняла, что он — моё слабое место? Ты знаешь, что он постоянно спрашивает о тебе, пытаясь понять, почему мы больше не проводим время вместе? Как я могла быть настолько наивной? Реджина услышала, как её голос эхом отозвался в коридоре, и тут же прикрыла рот, чувствуя жар своих же слов на собственном лице. Блондинка осталась неподвижной, единственным признаком того, что слова повлияли на неё, это сжатые в кулаки края свитера, и едва заметная бунтарская искра, которая промелькнула в грустных глазах Свон. — Я бы никогда не причинила ему вред! — прошептала Эмма. — Только не ему и не тебе… Не вам. — А кому? Кэтрин? Голду? — прохрипела женщина, её глаза опасно сузились. — Им можно? Журналистка промолчала, её плечи поникли, а с бледных губ сорвался обречённый вздох. Её большие зелёные глаза были полны раскаяния и боли, даже злости и ненависти по отношению к себе же самой. Брюнетка почти поверила. Они посмотрели друг на друга, и блондинка сделала шаг назад, словно показывая, что больше не будет пытаться дотронуться до Миллс. Реджина может идти, если хочет. Мурашки пробежали по спине женщины от странного осознания: в Свон не осталось борьбы. — Но хуже всего, Эмма, — брюнетка почти выплюнула имя журналистки. — То, что ты заставила меня почувствовать себя в безопасности. Ты сделала меня уязвимой, слабой. Хотела взять надо мной контроль? Я доверяла тебе, чёрт возьми! Я искренне радовалась твоей компании! Из тебя выйдет отменная актриса, если с журналистикой не выгорит. — Перестань. — С тобой я впервые вспомнила, какой была в детстве, почувствовала, что могу быть настоящей! — Миллс холодно хмыкнула. — Ты провела с нами почти каждый семейный праздник, заступилась за меня перед Грэмом, «спасала» меня несколько раз. Я стала считать тебя своей подругой! Эти шутки, совместные походы по магазинам, «секреты», которыми мы делились. Так противно даже думать об этом. Все твои душевные разговоры ведь ложь? — Всё правда, — Реджина увидела слёзы в глазах напротив. — Клянусь. Женщина фыркнула на слова блондинки. Она покачала головой, смерив Свон убийственным взглядом. — Написала уже про меня статью? Что ты за неё попросишь? — брюнетка сделала ещё один шаг к Эмме, глядя на неё снизу-вверх, они стояли почти вплотную. — Что тебе нужно? Деньги? Услуга? Или что-то ещё? — Ты, Реджина, — выдавила журналистка, отчаянно вглядываясь в лицо Миллс, и сердце Реджины сжалось в тиски. Только блондинка умела произносить имя женщины так, будто оно предназначалось только для её ушей, для её сердца. — То, что у нас было. Совместные праздники, интимные беседы, яркий и детский смех, нежные прикосновения… Всё это вихрем пронеслось в сознании брюнетки. Она болезненно поморщилась. — Лучше вообще ничего не чувствовать чем то, что происходит со мной сейчас, — безэмоционально ответила Миллс. — Ты просто в очередной раз доказала слова моей матери. Благодаря тебе я поняла, что в них был смысл. Лучше жить без сердца, чем с болью в нём. — Реджина… — одинокая слеза скатилась по болезненно бледной щеке. — Я просто хочу объясниться. Прошу выслушай. — Нет. Я не хочу ничего слышать от тебя и о тебе, — женщина сдержанно выдохнула. — Давай притворимся, что мы друг друга не знаем, хорошо? Я не хочу видеть тебя в своей жизни. Свон замотала головой, совсем, как ребёнок, закусив нижнюю губу. Она снова непроизвольно потянулась к брюнетке, но Миллс отшатнулась от Эммы, как от огня. — Я серьёзно, Свон, — лицо Реджины было лишено эмоций. — Не приближайся ко мне, или к Генри, если не хочешь, чтобы я тебя уничтожила. Клянусь, если ты навредишь моему сыну, я буду беспощадна. Я сделаю твоё существование невыносимым. Поверь, сейчас я действительно готова это сделать. — Реджина, пожалуйста. — Закрой рот, — покачала головой женщина. — Считай, что это моё последнее предупреждение. Я действительно считала тебя другой, но, как оказалось, ошиблась. На этих словах брюнетка решительно отстранилась от журналистки и, развернувшись, поспешила удалиться. Миллс должна была придерживаться установленных границ, а не упускать их из виду и полностью игнорировать. Так никто не смог бы причинить ей боль и навредить. Реджина совершила ошибку, забыв об этом правиле с блондинкой: Свон становилась всё ближе и ближе, а отталкивать её было с каждым разом только труднее. Женщина снова и снова прокручивала в голове их последний диалог, после которого Эмма словно испарилась. Журналистка стала призраком, невидимкой, даже её жёлтая развалюха перестала мелькать на парковке. Брюнетка не знала, как к этому относиться. Ей стоило бы радоваться своей победе, но она не могла. От сказанных блондинке слов, сочившихся ядом, Миллс самой было больно. Реджина чувствовала себя униженной, слабой, использованной. Тогда почему же она так сильно скучает по Свон, по их разговорам, по лёгкости и теплоте, которыми, как женщине казалось, Эмма с ней щедро делилась? — Миссис Миллс? — классная руководительница немного повысила голос, пытаясь достучаться до брюнетки и вырвать её из задумчивости. — С вами всё в порядке? Миллс часто заморгала. Погрузившись в свои мысли, она забыла, что всё ещё стоит у учительского стола в кабинете Новы, как мраморная статуя, сжимая ни в чём неповинные деревянные края в тисках своих пальцев. Реджина совсем не могла сосредоточиться последние несколько дней, как бы она не пыталась: она не могла работать, встречаться с адвокатами, поддерживать оборону в общении с Корой. Женщина никогда не была настолько несобранной. Брюнетка вежливо улыбнулась и едва заметно кивнула, отходя на шаг от стола Астрид. Классная руководительница слабо нахмурилась, не поверив Миллс, но возражать не могла. Учительница вопросительно вскинула брови, терпеливо ожидая чего-то от Реджины. Но чего? Женщина сдержанно выдохнула. Точно, она же сама попросила Нову уделить ей минутку своего времени. — Прошу прощения, выдалась тяжёлая неделя. — Ничего, я понимаю, — кивнула Астрид. — Так, чем я могу помочь? — Я просто хотела предупредить, что после занятий со школы Генри заберёт мой муж. Сегодня запланированы какие-нибудь репетиции? — Финальная, — кивнула классная руководительница с оттенком гордости. — Концерт через два дня, и мистер Голд решил дать ребятам перерыв в пару дней перед выступлением — не дёргать учеников во время выходных. Руперт… Конечно, у него и без зимнего бала проблем хватает. Каждый день его дом обступают репортёры, но он продолжает отказываться давать хоть какие-то комментарии. Единственное, на что согласился директор — это разговор с брюнеткой, как с главой родительского и школьного комитетов. Миллс ясно обозначила свои намерения: Голд должен решить проблему с заинтересовавшимися им прокурорами и восстановить репутацию Сторибрука, иначе будет смещён с должности. И да, у Реджины были основания и власть, чтобы так угрожать Руперту. — Я предупрежу супруга, чтобы он был в курсе, — благодарно кивнула женщина. — Вы придёте на концерт вдвоём? — уточнила учительница, ровняя воротник своей розовой блузки. Брюнетка задумалась. Она не могла положиться на мужчину в этом вопросе и с уверенностью заявить, что у него не поменяются планы. Однако шатен в последние дни старался присутствовать в жизни их сына, даже не просто присутствовать, участвовать. Миллс уже не была уверена хоть в чём-то. Её жизнь стала напоминать хаос, в котором привычный порядок Реджины рушился на глазах. — На всякий случай оставьте за мной два места, как обычно, — сдалась женщина, решив пояснить, так как Нова была новенькой в этой школе. — Третий ряд, ближе к проходу. — Конечно, — улыбнулась Астрид. — Спасибо. Брюнетка оглянулась на мальчика, который доставал необходимые рабочие тетради из рюкзака, готовясь к первому уроку. На Генри была стандартная школьная форма, идеально выстиранная и отутюженная, поверх тёмно-фиолетовой рубашки. Сын выглядел немного поникшим и постоянно оглядывался на дверной проём, и Миллс не нужно было гадать, кого он ожидал там увидеть, ведь Хоуп и журналистки всё ещё не было. Реджина невольно проследила за взглядом мальчика, сильно сжав челюсти. Она сама не понимала, хочет ли столкнуться с блондинкой. Это смятение пробирало до костей, что-то ломая изнутри. Женщина замерла, когда заметила золотистые локоны дочери Свон. Девочка неловко зашла в кабинет, ровняя рюкзак на плече. Она тут же нашла взглядом Генри, но не спешила подходить к нему. Хоуп перевела взгляд на брюнетку, будто точно зная, где Миллс может быть, и тепло улыбнулась. Дочь Эммы понимала в сложившейся ситуации куда больше сына Реджины, и потому пыталась не доставлять женщине лишний дискомфорт своим проявлением привязанности. Но брюнетка не смогла сдержать ответной слабой улыбки. Она так хотела подойти к девочке, по привычке обнять в знак приветствия, но это бы перешло все границы. Поэтому Миллс осталось довольствоваться мягкостью и теплотой улыбки Хоуп. За её спиной показался силуэт в красной куртке, и Реджина невольно напряглась, вскидывая взгляд. Всё внутри женщины натянулось и напряглось. Она готова была встретиться с журналисткой, готова была сделать вид, что её присутствие совершенно никак не влияет на брюнетку, но… Миллс нахмурилась, почувствовав облегчение и разочарование одновременно. Вошедшей особой была не блондинка. Это была незнакомая ей бабушка, которой было около семидесяти, её седые волосы были собранный в пучок, на носу были очки причудливой формы в тонкой оправе, а в дополнение к красной куртке шёл вязаный жёлтый шарф, наверняка ручной работы. Бабушка держала ровную осанку, шла расправив плечи, слегка прихрамывая. Её внимательные глаза обвели класс взглядом, лишь на мгновение встретившись с глазами Реджиной, но не предав ей никакого значения. Старушка мягко улыбнулась дочери Свон, что-то спрашивая, и девочка тут же указала на свою парту. Хоуп взяла бабушку за руку, словно желая поддержать. — А, — протянула классная руководительница, тоже изучая новое лицо в аудитории. — Руби… То есть мисс Лукас, говорила, что её бабушка привезёт сегодня Хоуп на занятия. — Вот как, — женщина старалась выглядеть непринуждённо. — Мисс Свон нет в городе, — сочла нужным добавить учительница, встречаясь взглядом с брюнеткой. — Она упоминала про командировку. Миллс недовольно поджала губы, она прекрасно знала, что крылось за этой командировкой. Профессия Эммы вызывала у Реджины изжогу, она проглотила тугой комок в горле. Что-то колючее сдавила её грудь, а сердце сжалось от накатившей злости. Командировка? Кому ещё журналистка решится испортить жизнь? Но стоило женщине посмотреть на дочь блондинки, как она начинала успокаиваться. Девочка что-то сказала бабушке, поцеловала её в морщинистую щёку, а затем указала на Генри. Сын брюнетки встал, чтобы познакомиться с бабушкой, как подобает. Девочка тепло обняла мальчика, на мгновение встретившись взглядом с Миллс. Реджина задержала дыхание. Она продолжает видеть в Хоуп её мать, черты блондинки и особенности волевого характера прослеживались в каждом внимательном взгляде, вопросительно вскинутых бровях, живых глазах… — А забирать Хоуп тоже придёт бабушка? — женщина не знала, зачем это спрашивает. — Нет, — ответ Новы заставил брюнетку застыть. — Хоуп сказала, что за ней придёт дядя. Джонс, кажется. — Джонс?! — Миллс уставилась на Астрид, словно ожидая, что та рассмеётся и скажет, что это шутка. — Всё верно, — классная руководительница смутилась. — Что-то не так? Всё не так. Реджина не понимала, о чём думает Свон, доверяя этому субъекту, которого женщина уместно считала ненадёжным, свою дочь. Неужели всё из-за того, что Эмме больше не к кому обратиться? Беспокойство пронзило брюнетку, покалывая в кончиках пальцев. Миллс беспокоилась за девочку, как за своего собственного ребёнка, но что она могла сделать на самом деле? Реджина понимала, что она для Хоуп никто, не родственник, просто знакомая. Женщина прижала пальцы к вискам, пытаясь убедить себя, что решения журналистки её никак не касаются. Её сердце сильно забилось, желудок скрутило, тонкие нити беспокойства заставили её конечности нервно подрагивать. — Сообщите мне, если вдруг что-то пойдёт не так, — брюнетка посмотрела учительнице в глаза. — Нет, не так. Сообщите мне, когда Джонс придёт за ней. Нова удивлённо вскинула брови, явно не понимая повышенного интереса Миллс к «дяде» Хоуп, но не стала уточнять. Суровый и непоколебимый взгляд Реджины говорил о том, что Астрид не следует задавать вопросы. Классная руководительница просто кивнула. Она не могла отказать этой женщине, никто не мог ей перечить в этих стенах. Брюнетка отрывисто кивнула и, не прощаясь, направилась к своему сыну. Она чувствовала напряжение во всём теле, не сводя пристального взгляда с дочери блондинки. Миллс поцеловала мальчика в щёку, посмотрела на девочку, приветливо кивнув бабушке, которая предпочитала держаться в стороне. Это поведение невольно напомнило Реджине Свон, ведь Эмма тоже старалась абстрагироваться от снобов вокруг себя. Смешно. У женщины было столько знаков под носом, она знала, что журналистке не место в её обществе с самого начала и с самого первого взгляда, что её друзья тоже из «другого мира», но всё равно подпустила её ближе? Зачем? Может брюнетке следует винить саму себя, а не блондинку? — Привет! — Хоуп была рада, что Миллс подошла к ней. — Как вы, Реджина? — Здравствуй, — женщина мягко улыбнулась дочери Свон. — Хорошо, спасибо. А ты как? — Справляемся, — девочка смотрела брюнетке прямо в глаза. — Правда, я очень скучаю по нашим «посиделкам». Мы давненько не зависали вместе. — Да, — Миллс неловко закусила губу. — Ты права. — Мама купила мне набор косметики, которым я так и не воспользовалась! — поделилась Хоуп и её искренний восторг вызвал у Реджины невольную улыбку. — Всё жду, когда вы меня научите. Женщина опустила взгляд, согласно кивая. Она чувствовала тоже самое. За девять дней, что она провела, переваривая новости об Эмме, брюнетка почти не пересекалась с Хоуп больше, чем на десять минут. Да и то лишь в те моменты, когда журналистки не было рядом. Перспектива провести девчачий вечер в компании дочери блондинки очень нравилась Миллс, потому что она искренне ценила дружбу девочки и её доброту. Удивительно, что Свон удалось воспитать Хоуп настолько искренней и настоящей. Даже мысль о том, что дочь Эммы сейчас притворяется, казалась Реджине непозволительной, непростительной и невозможной. Эти голубые глаза не умели лгать. — Как вы думаете, — девочка склонила голову на бок. — Мы ещё сможем с вами как-нибудь сходить в кафе вчетвером, как раньше? Было бы чудесно, — а затем тише добавила. — Мне бы очень этого хотелось. Хоуп словно смутилась, покосившись на Генри — женщине хватило этого, чтобы понять, что дочь журналистки знает больше, чем показывает, но делает это ради друга. Брюнетка была благодарна девочке за это. — Я не знаю, — честно ответила Миллс. — Прости, Хоуп. Я пока не могу давать подобные обещания. Дочь блондинки поджала губы, разочарованно вздохнув. Реджина была уверена, что девочка всё поняла правильно: о подобных встречах не может быть и речи, во всяком случае сейчас. Женщина отказывает не потому, что не хочет, она просто не может! Девочка оглянулась на бабушку, снова пытаясь непринуждённо улыбаться, но брюнетка понимала, что Хоуп это трудно даётся. — Реджина, познакомьтесь, это Бабуля Грейс. Бабуль, это моя подруга — Реджина. Миллс встрепенулась. Дочь Свон так спокойно назвала брюнетку своей подругой… Приятное тепло, преследуемое грустью, разлилось по венам Реджины. Как же ей этого не хватает! Бабушка встретила прямой взгляд женщины и дружелюбно улыбнулась. Она внимательно наблюдала за общением девочки и брюнетки, чтобы понять, как стоит воспринимать Миллс. Бабушка казалась не настолько простой, какой представлялась изначально. В её старом теле Реджина чувствовала силу, гордость и стать. Простота внешнего вида Грейс лишь подчёркивала её достоинство. — Очень приятно, — благородная старческая хрипотца защекотала горло бабушки. — Хоуп мне многое о вас рассказывала, Реджина. Уголки губ женщины дрогнули в невольной улыбке. Старушка так спокойно и по-доброму назвала брюнетку по имени, словно дочь Эммы не только что их познакомила, а сама Бабуля лично знала Миллс годами. Незнакомое, но приятное ощущение. — Как и моя внучка, — продолжила Грейс. — Правда, их истории были разные. — А ваша внучка — это…? — Руби, — пояснила Грейс. — Говорят, она — моя копия. Реджина кивнула, это многое объясняет. Во внешности и поведении старушки не было ничего от журналистки: черты лица, глаза, даже манера речи отличались. Но этот внимательный и пристальный взгляд она точно встречала у подруги блондинки. А ведь сама Свон никогда не говорила о себе, не упоминала семью. Не хотела давать женщине рычаги давления на себя? Или просто не доверяла? Забавно, что брюнетка знает куда больше об окружении Эммы, чем о ней самой. — Мне тоже очень приятно познакомиться с вами, — ответила вежливо Миллс. Она посмотрела на мальчика, который молча наблюдал за этой странной беседой, чувствуя, но не понимая незнакомого напряжения между своей матерью и девочкой. — Родной, сегодня тебя заберёт папа. Если будет что-то нужно — звони, я тут же прилечу. — Я помню, у тебя званый ужин, — кивнул Генри. — Ты заберёшь меня завтра утром? — Конечно, — Реджина ласково провела рукой по его волосам. — А потом мы вместе позавтракаем, что скажешь? — Хорошо, — было видно, что сын порывался спросить, присоединятся ли к ним журналистка и Хоуп на выходных, но промолчал. — Люблю тебя, мам. Передавай привет Кэтрин. — И я тебя тоже люблю, родной, — женщина наклонилась, чтобы оставить невесомый поцелуй на лбу мальчика, а затем посмотрела на бабушку и дочь блондинки. — Мне пора. Приятно было познакомиться, Грейс. До встречи в понедельник, Хоуп. — До свидания, — брюнетке было болезненно видеть печальную улыбку на губах девочки. — Приятного вам вечера, Реджина. Миллс благодарно улыбнулась и с титаническим усилием заставила себя пройти к двери не оглядываясь. Она боялась узнать, что почувствует, если увидит печаль в голубых глазах Хоуп. Реджина замешкалась у выхода из кабинета, но всё равно не сбавила шага. Она должна была держаться.***
Женщина не находила ничего приятного в званых ужинах, но продолжала их посещать, поскольку было важно поддерживать репутацию и всячески рекламировать себя, а значит и «Зачарованный Лес». Над сегодняшним вечером организаторы здорово постарались: целый этаж был отведён под «вечеринку для голубой крови», окна в пол открывали прекрасный вид с восьмидесятого этажа, а у лифтов стояла охрана в строгих чёрных смокингах, что ничуть не удивило брюнетку. Подобное мероприятие устраивалось мэром города несколько раз в год, и на нём собиралось несколько десятков самых привилегированных представителей семей с громкими фамилиями. Миллс знала каждого гостя в лицо, была осведомлена об их бизнесах, семьях, привычках. При большом желании Реджина могла бы составить настоящее досье на каждого из них, если бы это было нужно. К женщине многие подходили, намереваясь поинтересоваться новостями из личной жизни владелицы самого крупного и успешного издательства, рассчитывая на интересные сплетни, но она отделывалась короткой улыбкой и умело уклонялась от беседы. Брюнетка терпеть не могла эти натянутые улыбки и абсолютно безэмоциональные глаза на искусственных доброжелательных лицах. Театр масок во плоти. Миллс понимала, что сейчас она не в состоянии им подыгрывать, она просто не могла, потому что очень устала. Мэр Мидас был всегда щепетилен по поводу этой традиции — созывать подобные вечера, а потому обижался, когда его приглашение оказывалось отклонённым. Реджине не хотелось добавлять ещё один пункт в список своих проблем: от мэра отделаться было крайне проблематично, когда он был чем-то недоволен. Она подозревала, что Мидас проверит каждого присутствующего по списку. Женщина успела пообщаться с Мидасом почти сразу, спросить о его семье, даже пообещала прислать ему пару подписанных экземпляров книг Августа Бута, поскольку его племянницы обожают работы данного писателя, чтобы поскорее отделаться от его компании. Мэр расхвалил наряд брюнетки, похвастался, что сегодня гостей ожидает живая музыка, а затем описал довольно насыщенную программу ужина и астрономическое количество блюд, которое ожидает гостей. Мидас, получив от Миллс необходимое ему внимание и выгоду от их беседы, поплёлся дальше, выцеливая взглядом свою следующую жертву. Реджина шумно выдохнула, отходя в дальний угол зала, прячась от всеобщего внимания у стола с закусками. Её внимательные глаза скользили по силуэтам в смокингах и вечерних платьях, а слух улавливал обрывки светских бесед и наигранный смех. Женщина не чувствовала себя частью этого. Больше нет. Куда больше она ценила спокойные вечера в компании сына, когда мальчик просил брюнетку почитать ему в слух те книги, которые сам знал почти наизусть. Миллс предпочла бы сейчас вернуться домой, приготовить ужин, налить горячего чая и просто поговорить с кем-то без необходимости притворяться. Ей хотелось просто искренне рассмеяться на чью-то шутку и пошутить самой, хотелось, чтобы кто-то вызвал искреннюю улыбку своими ребячливостью и неуклюжестью. Реджина закусила губу, прогоняя из сознания непрошенный образ Свон. Женщина нашла взглядом Нолан, которая стояла в обществе Коры и натянуто улыбалась. Её напряжённая спина и рассеянные кивки головой подсказывали брюнетке, что Кэтрин всей душой хотела бы оказаться в другом месте, а не за беседой с родительницей Миллс. На матери был дорогой брючный костюм персикового цвета, а в убранных на затылке тёмных волосах поблёскивали бриллиантовые заколки. Родительница, казалось, не замечала нежелание Нолан болтать с ней, а потому снова и снова подкидывала Кэтрин новые темы для разговоров. Её мать привыкла, что окружающие жаждут её внимания и не могла принять факт, что это не так. Сама Нолан тоже выглядела очень эффектно. На ней было узкое платье насыщенного зелёного цвета, плетёная ткань которого покрывала, помимо всего прочего, также спину и руки Кэтрин узорами, словно виноградной лозой. Волосы подруги были распущены и перекинуты через одно плечо, оголяя шею и демонстрируя дорогое колье, которое Дэвид когда-то подарил своей бывшей жене на годовщину свадьбы. Хоть что-то хорошее он оставил Нолан. Реджина уже подумывала направиться к Кэтрин, чтобы спасти её от общества Коры, поскольку прекрасного осознавала, насколько неприятной может быть её компания, но чувство самосохранения возобладало над ней. Женщине удавалась целый вечер избегать родительницу, оставаясь незамеченной, и будет лучше, если так всё и останется. Перед подругой брюнетка сможет извиниться и позже. Миллс догадывалась, что мать станет последней каплей в чаше её терпения, а взорваться на глазах у всех Реджина не хотела. — Реджина! — раздался знакомый низкий голос откуда-то сбоку, и женщина тут же обернулась на звук. Улыбка полная облегчения украсила её усталое лицо. — Робин. Друг приближался к брюнетке парящей походкой. Его плечи были расслаблены, осанка ровная. Локсли широко улыбался, восхищённо осматривая Миллс с ног до головы. Робин выглядел замечательно, хотя довольно просто на фоне остальных разукрашенных пижонов: белая рубашка, брюки и классический жилет синего цвета, чёрный галстук и новые лакированные туфли. Реджина подавила смешок, когда заметила, как её друга провожают мечтательными взглядами замужние светские львицы и изголодавшиеся по мужскому вниманию вдовы или разведёнки. Женщина готова была поспорить, что каждая мечтает заполучить Локсли себе, либо в качестве выгодной партии для замужества, либо в любовники. Забавно, что Робин никогда не придавал этому значения и не пользовался своим положением. Брюнетка и не вспомнит, когда друг в последний серьёзно кем-то увлекался. — Наконец-то нормальный человек в этом цирке, — прошептал Локсли, наклоняясь к Миллс, чтобы оставить дружеский поцелуй на щеке в знак приветствия. — Я пока воспользуюсь твоей компанией, чтобы отвадить настойчивых дочерей друзей моей матушки. Реджина тихо рассмеялась, впервые за несколько дней. В компании Робина она могла ненадолго отдохнуть от своих проблем. Ей был необходим этот перерыв. Друг всегда был ингибитором всех проблем женщины, он никогда не давил, не пытался всучить непрошенный совет или ещё что-то, но всегда готов был выслушать и успокоить брюнетку даже простой улыбкой. — Всё ещё не планируешь жениться? — Миллс взяла со стола бокал газированной воды. Она решила отказаться от алкоголя на какой-то период времени. Вино вызывало странную потребность в Реджине выплеснуть свои накопившиеся эмоции, а это было для неё табу. — Не сейчас, — Локсли тепло улыбнулся женщине. — Но, может, в будущем? — Надеюсь, твой брак будет получше моего. — Спасибо, — Робин рассмеялся. — Для этого будет достаточно не жениться на Хамберте, я думаю. Брюнетка тихо прыснула, прикрыв кончиками пальцев рот. Её плечи подрагивали от смеха. — В таком случае, тебе подойдёт любая, — Миллс незаметно обвела рукой зал. — Тебя готовы с руками оторвать. — Мне говорили, — устало протянул друг, покачав головой. — Но я всё-таки достаточно привередлив. Мне не нужна «любая». В жёны я хотел бы заполучить исключительную женщину, такую, чтобы ей смотрели в след и жутко завидовали мне. — Есть кандидатка? — ухмыльнулась Реджина, смочив губы прохладным напитком. — Говоришь так, будто кто-то на примете имеется. Если это так, то я оскорблена, что ты меня с ней не познакомил. Локсли пожал плечами, выбрав себе бокал шампанского. Друг задумчиво усмехнулся своим мыслям. Следующие слова он произнёс, избегая взгляда женщины. — Ты узнаешь первой, Реджина, — Робин сделал глоток шампанского. — Обещаю. Брюнетка кивнула. Она снова повела взглядом в сторону Коры, невольно смещаясь ближе к другу, чтобы понадёжнее укрыться от внимания родительницы. Локсли рассмеялся, он загородил собой Миллс от глаз окружающих, его широкая спина и плечи легко могли спрятать Реджину, когда той это было нужно. Он с озорной мальчишечьей улыбкой наблюдал за женщиной сверху-вниз. — Спасибо, — шепнула брюнетка. — Рад помочь, — хохотнул Робин. — Твоя мать уже до меня добралась, поэтому на какой-то промежуток времени я ей не интересен. — Не хвастайся, Робин. Друг тихо рассмеялся, продолжая оглядывать Миллс. Улыбка застыла на его губах, а взгляд остановился на тёмных глазах Реджины. — Ты здесь одна? Где Грэм? Он сегодня не с тобой? — Нет. Ты же знаешь, мой муж всегда не любил подобные мероприятия. Он позволяет себе не появляться у Мидаса только по той причине, что они часто общаются в свободное время. — Этот мужчина умеет заводить друзей, — хмыкнул Локсли, не скрывая своего пренебрежения в адрес шатена. — Хамберт сейчас с Генри. Так что я отдуваюсь здесь за нас двоих. — У вас с ним всё хорошо? — помедлив поинтересовался Робин. — До меня дошли слухи… — От Коры? — хмыкнула женщина, по глазам друга она поняла, что угадала. — Что ж, если ты о разводе, то всё правда. Сейчас наши адвокаты ведут переговоры. Планировалась закончить всё раньше, но Грэм постоянно накидывает что-нибудь ещё, словно оттягивает решающий момент. — Должно быть тяжело? — Выматывает и эмоционально истощает, — честно ответила брюнетка. — Но это временно. Локсли кивнул. Он заметил, как потускнел взгляд Миллс при упоминании мужчины. Робин мягко взял руку Реджины в свою ладонь, скользя мягким взглядом по лицу женщины. Друг был одним из немногих, кто смотрел и видел перед собой просто брюнетку, а не приз. Миллс всегда чувствовала его защиту и поддержку, даже, когда Локсли был далеко или же, они не общались месяцами. Это был особый вид дружбы, который Реджина невероятно ценила. Однако, она не могла обо всём рассказать Робину. Женщина никогда не говорила другу о склонности шатена к насилию, иначе он не смотрел бы на неё так беззаботно и весело. Она не выдержит, если добрые глаза Локсли будут полны жалости к ней. Брюнетка не могла этого допустить. — Хамберт просто придурок, я всегда тебе это повторял, — усмехнулся Робин. — И, пусть это прозвучит эгоистично с моей стороны, я рад, что ты скоро освободишься от него. Предлагаю устроить вечеринку по поводу твоего развода. Организацию праздника я возьму на себя. Обещаю, никаких стриптизёров! Миллс весело фыркнула на слова друга. Приятное тепло пробежало по телу. — Я серьёзно! Как только Грэм перестанет быть твоим мужем, я наконец-то смогу набить ему морду. Ты — единственная причина, по которой я его щадил. — Перестань, Локсли, — улыбка Реджины потерялась в глотке воды. Робин задержал взгляд на глазах женщины, он всегда спокойно смотрел на неё, всегда честно говорил, всегда был рядом, когда ей было нужно. Брюнетка чувствовала себя комфортно с другом, позволяя себе редкие моменты спокойствия. Локсли крепче сжал ладонь Миллс, напомнив той, что всё ещё держит её за руку. Для них это было достаточно естественно. — Позволь пригласить тебя на ужин как-нибудь? — предложил Робин. — Можем взять с собой Генри. Я знаю один чудесный ресторанчик с очень вкусными десертами. Они, конечно, не сравняться по уровню с твоей готовкой, но тоже неплохо. Я знаком с шеф-поваром лично. Он никогда не подводит своего постоянного клиента. — С удовольствием, — Реджина даже и не думала отказываться. — Спасибо. Друг очаровательно улыбнулся. Он хотел добавить что-то ещё, но не успел, поскольку его окликнули. Локсли нехотя выпустил кисть женщины и отступил на шаг, оборачиваясь на компанию своих старых знакомых, с которыми когда-то учился в университете на одном курсе. Робин поздоровался за руку с мужчинами, и виновато посмотрел на брюнетку. Миллс понимала, что друг предпочёл бы остаться в её компании, как было всегда, но и обижать своих старых товарищей он не мог. Локсли всегда был душой компании. — Прости, — шепнул Робин. — Мне нужно отлучиться. — Всё хорошо, — тихо ответила Реджина, подталкивая друга к его бывшим сокурсникам. — Иди. Мы ещё успеем поболтать. — Хорошо, — Локсли благодарно кивнул. — И, Реджина, ты умопомрачительна сегодня. На этих словах Робин удалился, заставив женщину улыбнуться ему вслед. На брюнетке было белоснежное итальянское платье в пол, оголяющее спину и руки, подчёркивая женственность, но не обнажая лишнего. Белый шёлк струился по телу Миллс, обрисовывая каждый его изгиб, подчёркивая осиную талию и аккуратный бюст. На плече на тонкой серебристой цепочке весела сумочка-клатч в тон платью. Волосы Реджины были распущены, на лице аккуратный макияж, обязательным атрибутом которого оставалась красная помада. Женщина несколько часов подбирала для себя образ, чтобы понравиться не только окружающим, но и себе самой. Брюнетка выбрала белый цвет, потому что чувствовала необходимость хотя бы в чём-то светлом, чтобы скрыть мрачное настроение. Проводив друга взглядом, Миллс заметила, как к ней спешит Нолан. Она облегчённо улыбалась, избавившись от компании родительницы Реджины, и сейчас нуждалась в бокале крепкого напитка. Поэтому, остановившись возле женщины, Кэтрин словила мимо проходящего официанта и взяла с подноса двойную порцию чистого виски. Без стеснения светловолосая перелила виски в один стакан и сделала несколько щедрых глотков, лишь слегка поморщившись, а затем протяжно выдохнула, наконец оборачиваясь на брюнетку. Её синие глаза метали молнии. — Твоя мать — это худшая пытка, — поделилась светловолосая. — Совершенно отсутствует чувство такта. Миллс совсем не удивилась подобному заявлению. Она невесело хмыкнула. — Знаешь, сколько раз я услышала от Коры, что мне следует тщательнее выбирать себе мужчин? — Нолан вскинула брови. — Трижды, Реджина! — Поверь мне, — женщина поджала губы. — Это она ещё сдерживалась. — Она пыталась объяснить мне, что я сделала не так в своём браке. Кто дал ей право судить меня? — Она сама. — Как ты её терпишь? — покачала головой Кэтрин. — Пытаюсь держаться подальше, — просто ответила брюнетка. — Это единственный вариант для меня. Подруга кивнула, допив виски. Она аккуратно вернула стакан на поднос официанту, ровняя помаду в уголках губ. Нолан обернулась на толпу людей, по-дружески пихнув Миллс в плечо. Реджина знала, на кого сейчас смотрит Кэтрин, и была готова ответить на поток её вопросов. Подруга не заставила себя долго ждать. — С кем ты только что общалась? Женщина подавила улыбку. Она и забыла, что Нолан была лишь косвенно знакома с Локсли. Робин тоже слышал о Кэтрин только по рассказам брюнетки, они чудом не пересеклись ни разу лично — вот что значит разные круги общения. Может, Миллс стоит исправить эту ситуацию, как-нибудь? Реджине была приятна мысль, что у неё появиться возможность получить поддержку сразу от двоих её настоящих друзей. — Это Робин Локсли. — Тот самый друг детства? — Нолан вскинула бровь. — Это о нём ты рассказывала? — Всё верно. — Не удивительно, что ты его от всех прятала, — рассмеялась Кэтрин. — Я слышала, как жена Мидаса мечтательно вдохнула аромат одеколона Локсли, когда тот прошёл мимо. — Стандартная реакция на него, — усмехнулась женщина. — Но не у тебя. — Я видела, детские фотографии Робина и подростковые прыщи на его лице, — закатила глаза брюнетка. — Так что на меня это не работает. — Вы настолько хорошо друг друга знаете? — Да. — Ладно, — протянула светловолосая, вздёрнув светлую бровь. — Но я ведь всё равно твоя главная «подружка»? — Этот титул твой, — с наигранной серьёзностью кивнула Миллс. Нолан широко улыбнулась Реджине, снова протяжно вздохнув. Кэтрин обернулась к столу, придирчиво рассматривая ассорти из канапе. В отличии от подруги женщина совсем не хотела есть. После конфликта с Эммой она утратила аппетит, и буквально заставляла себя завтракать и обедать, иногда пропуская ужины. — Как ты? — спросила подруга, кинув на брюнетку мягкий взгляд. — Ты выглядишь очень уставшей. — Потому что я действительно устала. — Из-за мужа? Голда? — синие глаза заблестели любопытством. — Или нашей знакомой журналистки? — Кэт, — Миллс нахмурилась. — Она меня больше не волнует. — Ладно, — пожала плечами Нолан, ненадолго уклоняясь от опасной темы. — Ты слышала, что говорят о Руперте? — Нет, — Реджина насторожилась. — Ходят слухи, что у него большие проблемы в семье из-за вышедшей статьи. Даже Белль уехала пожить с родителями, чтобы «собраться с мыслями и переварить ситуацию», — Кэтрин изобразила в воздухе кавычки указательными и средними пальцами обеих рук. — Она даже забрала с собой сына. Так что Голд пока один, сам по себе. Мне даже его жаль. Женщина поджала губы. Другого она и не ожидала от его моложавой жены. Брюнетка могла искренне недолюбливать Руперта, но она понимала, насколько ему сейчас была необходима поддержка дорогого ему человека. Белль была слишком наивна, импульсивна, юна для него. Но любовь зла, и это парочка явное тому доказательство. — Руперт почти не выходит на люди, прокуроры выдвинули ему серьёзные обвинения, некоторые родители подали жалобы… Даже, если Голд совершил ошибку, что в принципе, без сомнений, Белль не имела права так легко отвернуться от него, — светловолосая поджала губы. — Я рада, что у меня была ты, когда всё произошло. И мои мальчики. Я не чувствовала себя одинокой. Страшно представить, через что сейчас проходит Руперт. — Жёлтая пресса бывает жестока, — Миллс отставила пустой бокал. Реджина сразу рассказала Нолан о том, кем является блондинка на самом деле. Кэтрин сильно удивилась, но, вопреки ожиданиям женщины, не попыталась найти Свон, чтобы поквитаться. Нолан в тот день лишь шокировано смотрела в покрасневшие от непролитых слёз глаза брюнетки, решив для начала просто успокоить её. Миллс тогда очень в этом нуждалась. Реджина потупила взгляд. Статья о Кэт… — Это часть их работы, — пожала плечами светловолосая. Она, наконец выбрала канапе с красной икрой. — Ты так и не говорила с Эммой? — Нам не о чём разговаривать, — слишком резко и пылко ответила женщина, чем вызвала лёгкую ухмылку у подруги. — Прости, но я так не считаю. Было бы правильнее, если бы вы прояснили ситуацию и пришли к какому-то пониманию. Брюнетка не поверила своим ушам. Она поражённо уставилась на Нолан, но та лишь пожала плечами, пережёвывая свою добычу. Это несвойственное всей ситуации спокойствие Кэтрин выбивало из колеи. Миллс считала, что светловолосая именно та, кто может понять, что она испытывает на данный момент. Так почему же Нолан так спокойна? — Кэт, она — та журналистка, которая написала статью о тебе! — выпалила Реджина. — Как ты можешь… — Я знаю, что эта блондиночка написала о Дэвиде и Мэри-Маргарет, — спокойно прервала женщину Кэтрин. — Я так понимаю, что Свон поделилась и с тобой этим фактом? Брюнетка растерянно моргнула. Она не так себе это представляла. Почему во всей этой ситуации больше всего злится она, а не Нолан? — Откуда ты…? — Миллс не могла заставить себя договорить. — Она приходила ко мне, — Кэтрин встретилась взглядом с Реджиной. — Несколько дней спустя после выхода статьи о Голде Эмма приходила, чтобы извиниться за написанную про меня статью. Она пришла с повинной сама? Зачем журналистка это сделала? Ведь светловолосая могла бы и не узнать об этом, как и сама женщина. Блондинка оба раза выдала себя. Глупо и отчаянно. Брюнетка покачала головой на свои мысли, сдержанно выдохнув. Нолан не сводила с Миллс изучающего взгляда. Она наблюдала, как боль перемещается в глазах Реджины, образуя грозовые тучи, которые угрожали устроить самый настоящий шторм. Кэтрин была уверена, что этот взгляд не был похож ни на что, что она видела раньше. — Как это произошло? — В один из вечеров Свон постучала в мою дверь, что уже удивило меня. Она не просилась зайти, только чтобы я просто её выслушала, — светловолосая поджала губы. — Эмма рассказала мне всё о статье про Дэвида. Рассказала историю написания от и до, призналась, что очень сожалеет о том, как эта работа повлияла на меня… — Нолан запнулась. — А также попросила меня об одной услуге, но я отказала. — Что она попросила? — вопрос вырвался сам по себе. — Чтобы я поговорила с тобой о ней и попросила тебя дать ей шанс объясниться, — нехотя ответила Кэтрин, сердце женщины сжалось. — Журналистка почти убедила меня в том, что я должна поговорить с тобой. Она казалась искренней, но я не стала. Я понимаю, что ты бы этого не хотела. Во всяком случае не так скоро. Тебе нужен был перерыв от неё. Выбор говорить с блондинкой или нет — должен быть добровольным, а не под давлением. Уж точно не с моей стороны. — Почему ты так спокойно говоришь о ней? — не выдержала брюнетка. — У меня было время перебеситься. Но, признаюсь честно, я потребовала, чтобы Свон покинула территорию моего дома, как только она рассказала мне обо всём, — светловолосая смутилась. — Предупредила, чтобы Эмма больше не приближалась к тебе, но, насколько я поняла, она не вняла моему совету. — Она упряма, — тихо ответила Миллс. — Не уверена, что она вообще знает, что такое здравый смысл. — Послушай, я ни в коем случае не выгораживаю её, но я вижу, как она старается что-то исправить. Человек, которому всё равно, так себя не ведёт. Она пришла ко мне, чтобы просто извиниться. Я уверена, что она была готова к любой моей реакции. Мне кажется, блондинка ожидала, что я разорву её сразу же, но всё равно она пришла признаться. А это многого стоит. — Нет, — Реджина сама не ожидала насколько жестоко это прозвучит. — Свон… — Всё та же Эмма, которую ты знаешь. — Ты саму себя слышишь? — женщина стала закипать. — Я никогда по-настоящему не знала её! Это она та журналистка, которая выставила ситуацию с Дэвидом на всеобщее обозрение. Ты говорила, что это унизило тебя, выставив ужасной женой. Как ты вообще можешь быть настолько спокойной? — Ну, статья-то вышла неплохая, — попыталась разрядить обстановку Нолан. — К тому же, если подумать, блондинка написала статью не совсем обо мне, а о Дэвиде, неверном семьянине, который оказался слаб на передок перед чарами няни собственных детей. Это общество извратило написанный текст, восприняв информацию так, как им это удобно. Я работаю на телевидении, я знаю, как это работает. Брюнетка покачала головой. Слова Нолан кувалдой разбивали уверенность Миллс в том, что Свон не должна и не может быть прощена. Она чувствовала биение ярости в своих венах и напряжение в теле, словно само естество противилось логике в словах Кэтрин. — Реджина, я прожила с этой мыслью дольше остальных, обдумывая, перечитывая, взвешивая… Я тоже злюсь, очень. Первый порыв у меня действительно был вырвать Эмме пару её золотистых прядей, но сейчас… Сейчас я ей даже благодарна. Она открыла мне глаза на поведение мужа, пусть и не совсем гуманным путём. Женщина снова напомнила себе о поддержании границ. Ей было так сложно начать снова их восстанавливать, особенно в отношении журналистки. Брюнетка почувствовала, что от сильных ударов сердца на внутренних стенках её грудной клетки стали образовываться синяки. Миллс зажмурилась, пытаясь восстановить дыхание. Блондинка предала её доверие. Это правда! Ведь правда? — Что ты чувствуешь? — тихо спросила подруга. — Если не думать о боли и обиде. Что ты чувствуешь на самом деле? — Пустоту, — выдохнула Реджина. — Словно у меня что-то забрали, вырвали, — рука взметнулась к груди. — Словно мне разбили сердце. Я злюсь, потому что мне ужасно не хватает Хоуп, и я не могу перестать думать о… Женщина прикусила губу, не дав себе произнести имя Свон. Брюнетка медленно открыла глаза, чувствуя на коже покалывание от пристального взгляда синих глаз Нолан. Миллс подняла на неё уставшие глаза. — Прощать Эмму или нет — твоё дело, — Кэтрин успокаивающе улыбнулась Реджине. — Я уже отпустила ситуацию. У меня на это было больше времени, чем у тебя. — Я не могу. — Реджина, — голос подруги проникал под кожу женщины. — Послушай. Я не знаю, что между вами с этой отчаянной журналисткой происходит, но я знаю, что ты дорога ей. Да и она для тебя не пустое место. Я никогда не видела тебя настолько умиротворённой и счастливой. Ты так часто улыбалась. А блондинка… Я сомневаюсь, что она может притворяться так, даже, чтобы достичь своей цели. Всё что угодно в этом мире можно подделать, но не взгляд. Я уже говорила тебе, что Свон по-особому на тебя смотрит, и это не изменилось. Даже сейчас, после того как ты от неё отстранилась. Эмме действительно больно, страшно, как и тебе. Но я не имею права настаивать. Тебе решать, что делать дальше. Брюнетка судорожно вздохнула. Всё внутри неё разрывалось на две части, разваливалось на кусочки. Нолан говорила то, что Миллс жаждала и боялась услышать, она испытывала столько противоречивых эмоций, но не могла их аргументировать. Журналистка явила собой хаос, вторгшись в жизнь Реджины, она смела всё, разнесла в клочья, и после ухода, оставила весь этот разгром, с которым женщина до сих пор не понимала, что делать. Но именно такой блондинка и была с самого начала. Брюнетка с точностью до мельчайших подробностей помнила взгляд изумрудно-зелёных глаз, весёлые и смелые золотистые искорки на радужке, задорный смех, помнила добрую и нежную улыбку на тонких губах, продуманную и осторожную заботу, о которой Миллс никогда не просила, но Свон продолжала давать… Реджина почувствовала укол слёз, ресницы наполнились ими, когда она втянула воздух и попыталась удержать его в лёгких, словно пытаясь сохранить тайну. Женщина ненавидела ощущение влажных капель, стекающих по щекам, как и солоноватый вкус слёз на губах, а потому не позволяла себе плакать. Брюнетка была в ужасе от того, что больше не могла контролировать себя, от уязвимости и беспомощности. Нолан ласково коснулась руки Миллс, незаметно вкладывая в её ладонь салфетку. Реджина тут же отвернулась от толпы и поспешила промокнуть уголки глаз, благодарно кивнув Кэтрин. Подруга осталась спокойной, но её голубые глаза понимали куда больше, чем женщина готова была услышать. Даже, если бы Нолан попыталась, брюнетка бы вряд ли поняла её. К несчастью, человеческая речь — лишь скудный перевод роющихся в голове мыслей. Её часто бывает недостаточно. — Просто, Миллс, подумай вот о чём: Эмма стала свидетелем не одного семейного скандала, видела твой собственный мир изнутри, узнала твои секреты и страхи, но до сих пор ничего не сделала, чтобы разоблачить тебя тем или иным способом, — едва слышно произнесла Кэтрин, но Реджина жадно впитывала в себя каждое её слово. — Журналистке не плевать на тебя и твоего сына. Иначе она давно навредила бы тебе, если бы захотела. Женщина застыла, медленно прокручивая в голове слова подруги, разбирая их по буквам снова и снова, пытаясь принять их смысл. Блондинка с самого первого скандала на балконе во время Хэллоуина могла написать ошеломляющую статью об абьюзивном мужчине в жизни брюнетки, но не сделала этого. И позже, после Дня рождения мальчика. И после Дня Благодарения. Да и про арест, который бы произвёл плачевный эффект на репутацию Миллс, Свон промолчала… — Эмма, — выдохнула Реджина, испугавшись собственного голоса. Её рёбра всё ещё болели в районе сердца, но женщина умела маскировать страдания, пытаясь поглотить незнакомую ей агонию. — Она не хотела… Договорить брюнетке не дали. За их спиной раздался вежливый кашель, заставив Миллс и Нолан вздрогнуть от неожиданности. Они одновременно обернулись на подошедшего к ним мужчину, который по внешнему виду совсем не вписывался в атмосферу всего мероприятия. Реджина, разозлившись на незнакомца за то, что он так невовремя прервал её разговор с Кэтрин, смерила вальяжного брюнета раздражённым взглядом. Он был в чёрных штанах, а не в брюках, под серым пиджаком, рукава которого были закатаны по локти, была старая чёрная футболка с бледным принтом какой-то рок группы. На запястьях были кожаные браслеты, а на пальцах тяжёлые кольца. Незнакомец выглядел неряшливо, но самоуверенно, поведением напоминая женщине хитрого лиса. У него была чёрная щетина, растрёпанная иссиня-чёрная шевелюра, и глаза… Такие льдисто-голубые, в обрамлении густых чёрных ресниц. Брюнетка прищурилась, вглядываясь в них. — Прошу прощения, что помешал, — в его голосе слышался лёгкий британский акцент. — Просто не мог пройти мимо столь прекрасных дам и не сделать комплимент. Вы единственные, кто старается держаться подальше от остального скопления людей. — Прошу прощения, — Кэтрин выгнула бровь дугой. — Вы кто? — Приглашённый музыкант, — мужчина сымитировал игру на гитаре. — Киллиан, к вашим услугам. — Мидас упоминал про живую музыку, — протянула светловолосая, покосившись на Миллс. — Но я рассчитывала на оркестр, не на рок-группу. — Уверяю вас, вам понравится, — музыкант подмигнул. — «Весёлый Роджер» пока не настолько известная рок-группа, и мы будем впервые выступать перед таким количеством гостей, но… Телефон в его кармане завибрировал, но Киллиан не придал этому никакого значения. Он сбросил звонок, даже не взглянув на экран. — Прошу простить, — мужчина прижал ладонь к груди, поклонившись. — Так вот, я обещаю, что вам понравятся песни. Я сам их пишу, играю на гитаре. Мы с ребятами сейчас катаемся по стране и выступаем в небольших клубах по вечерам. Записали даже пару демо… — Вы здесь в поисках спонсора? — наконец подала голос Реджина, прерывая музыканта. — Боюсь, вы обратились не по адресу. — Нет, что вы, — рассмеялся Киллиан, которого ничуть не задела холодная сталь в голосе женщины. — Просто хотелось произвести на вас впечатление. Его телефон снова зазвонил. Мужчина сдержанно выдохнул, снова отклонив вызов, едва слышно чертыхнувшись под нос. Глаза брюнетки опасно узились. Компания музыканта была ей неприятна. Киллиан многозначительно посмотрел на Нолан, игриво вскинув брови. Вероятно, этот Казанова пытался склеить Кэтрин, на что та, откровенно говоря, не реагировала. — Киллиан, — светловолосая сдержанно улыбнулась. — Я польщена вашим вниманием, но… — Не мог оторвать от вас взгляд, — прервал мужчина Нолан, на что Миллс красноречиво закатила глаза. — Но, — настойчиво повторила Кэтрин, ни один мускул не дрогнул на её лице. — Мы были заняты беседой. И, если вы не возражаете, нам хотелось бы к ней вернуться. Телефон музыканта снова зазвонил. На этот раз Киллиан посмотрел на экран, нахмурился, но всё равно сбросил звонок. Как только он поднял глаза на Реджину и её подругу, то снова беспечно улыбался. — Прошу простить мою наглость, — виновато склонил голову музыкант. — Я уйду сразу, как узнаю ваше имя. — Дерзко, — насмешливо фыркнула Нолан. — Я просто уверен в себе, — подмигнул Киллиан, уже полностью сконцентрировавшись на Кэтрин, поскольку та охотнее шла на контакт. — Зачем вам моё имя? — светловолосая выгнула тонкую бровь дугой. — Как знать, — хитро протянул музыкант. — Вдруг я посвящу вам одну из своих песен? Я должен знать ту, кто приковала моё внимание этим вечером. Брюнетка поразилась настойчивости и упёртости Киллиана, но отнюдь не в хорошем смысле этого слова. Мужчина казался развязным, хитрым дамским угодником, который привык снимать одиноких женщин на подобного рода мероприятиях, а затем жить за их счёт, пока не наскучит. Миллс знала, что Нолан не клюнет на музыканта, поскольку Кэтрин предпочитала скорее рыцарей, чем пиратов. Однако больше выносить присутствие Киллиана Реджина не могла. Женщина уже продумала в голове тираду, достойную премии (если бы таковые выдавались за полное моральное уничтожение оппонента), чтобы красиво указать мужчине его место, пока охрана ещё не заметила его неуместную навязчивость, как вдруг почувствовала настойчивую вибрацию в клатче. Брюнетка нахмурилась, она тут же выудила из сумочки свой телефон, застыв, глядя на высветившийся номер. Журналистка. Миллс сжала мобильник в ладони, пока пальцы второй руки бездумно скользили по серебряной цепочке клатча, наматывая её на указательный палец. Взгляд Реджины сфокусировался на экране, её сердце билось так быстро, что женщина боялась, что оно сломает ей рёбра всего через пару мгновений. Почему блондинка звонит ей? Что у Свон на уме? Просто так бы она не позвонила брюнетке, не осмелилась бы после всех сказанных Миллс слов. Что-то случилось… Реджина поспешно отошла на пару шагов, чтобы болтовня музыканта и краткие ответы Кэтрин не отвлекали её, и дрожащим пальцем коснулась экрана. Она поднесла телефон к уху, внезапно ощутив сухость во рту и в горле. — Эмма, — выдавила женщина вместо приветствия. — Прости меня, — заговорила журналистка, и её голос, надломленный от паники, пронзил брюнетку насквозь. — Прошу, не вешай трубку! Я не знала, кому ещё позвонить. Ты единственный человек, которому я доверяю. Мне не на кого больше положиться. Миллс прикрыла глаза, её желудок сжался, напряжение скрутило её грудную клетку. Ей не нравилось то, что шептало шестое чувство. — Хоуп в больнице, — Реджина отчётливо услышала сдерживаемые слёзы в голосе блондинки, по спине женщины пробежал холодок. Она застыла, чувствуя, как едкий комментарий по поводу звонка Свон превращается в пыль во рту. — Джонс не пришёл забрать её со школы. Просто не отвечает на звонки, козлина. А Грейс… Бабушка не умеет пользоваться телефоном, по словам Руби, поэтому часто забывает поставить его на зарядку. Я не смогла и ей дозвониться. Чёрт! Брюнетка молчала, лихорадочно соображая. Её лёгкие горели от беспокойства за дочь Эммы, как у любой матери, страх струился по венам, циркулируя в самом сердце. Она выпустила задержанный воздух дрожащей струёй, чувствуя, как покалывает в конечностях. Миллс не стала ждать продолжения и тут же решительно двинулась вперёд, пробираясь в сторону выхода из зала через веселящуюся толпу, игнорируя удивлённые взгляды. Она не попрощалась с мэром, не предупредила Локсли о своём уходе, оставила Нолан без объяснений… Всё это казалось незначительным, когда речь шла о белокурой девочке. Реджина видела перед собой только металлические двери лифта, прижимая к уху телефон. — Мы выехали из Розвилла, на пути к Сакраменто, но будем в городе только через четыре часа, — журналистка заикалась, часто сбиваясь с мысли. Ей было тяжело сфокусироваться на чём-то ещё, кроме дороги. — Хоуп после репетиции не дождалась Джонса, её никто не забрал, — блондинка едва слышно всхлипнула. — Она решила доехать до дома самостоятельно, пошла на автобусную остановку. Не знаю, что произошло, но… Моя дочь сейчас в больнице с подозрением на перелом ноги или растяжением. Она совсем одна! И… И… Я не знаю, что делать. Ей сейчас нужна поддержка, в больницу просто так не впустят, если ты не член семьи и… Стены давили на женщину, воздух вдруг резко стал холодным и тяжёлым. Брюнетка с трудом прислушивалась к словам Свон, потому что её мозг отказывался воспринимать действительность, надеясь на простой кошмар. Миллс прижала ладонь к тяжело вздымающейся груди, в попытках заглушить сердечную боль. Смысл сказанного Эммой прокручивался в голове, как мучительная какофония в ушах, которая никак не утихала. Реджина налетела на Кору, но всё равно не остановилась, выдернув своё запястье из руки родительницы, когда та попыталась её задержать. Женщина проигнорировала кинутый ей в след вопрос, который даже не расслышала. Она не ответила на искусственную улыбку матери, не обернулась на неё. Брюнетка нажала на кнопку вызова лифта, попутно доставая свободной рукой из сумочки ключи от машины. — Эмма, — решительный голос Миллс заставил бессвязную речь журналистки остановиться. Блондинка едва слышно вздохнула. — Какая больница? — Цукерберга, — Свон ответила незамедлительно. — Руби сейчас скинет адрес. Реджина сбросила звонок, заходя в лифт. Она нажала на кнопку этажа парковки, подняв глаза. Она видела, что несколько пар глаз всё ещё удивлённо смотрят на неё, но самым холодным и пристальным взглядом женщину прожигала именно Кора. Брюнетке было всё равно. Она уничтожит любого, кто попытается остановить её. Если уж Миллс чувствовала эту бурную смесь из страха и беспокойства за девочку, которые граничили с бескомпромиссной решимостью, трудно было представить, что творилось сейчас с Эммой.***
Реджина, как фурия, влетела в главные двери больницы, не обращая внимание на обомлевших охранников. Она выглядела эффектно в своём вечернем белом платье и чёрном пальто, которое прихватила в машине. Её острые каблуки были самой громкой частью появления женщины, звук их стука по каменному полу эхом разносился по больничному крылу. Пациенты, санитары и медсёстры озадаченно смотрели брюнетке вслед, пока та надвигалась на бедных женщин в больничной униформе у стойки регистрации. Миллс бегло осмотрела их вытянувшиеся лица стальным взглядом, нетерпеливо постукивая дорогим маникюром по деревянной столешнице ресепшена. Реджина избрала женщину в белом халате в качестве своей жертвы, безошибочно приняв её за врача. Это была шатенка с пронзительными тёмными глазами и по-детски кукольным лицом. — Чем могу вам помочь? — поинтересовалась врач, на бейджике которой было довольно странное имя Блу Горм, женщина затруднялась понять, что из этого имя, а что фамилия. — Сегодня в педиатрическое отделение поступила девочка восьми лет с золотистыми волосами и голубыми глазами, — ответила брюнетка, глядя только на врача. — Мне нужно её увидеть. — Одну секунду, мэм, — ответила медсестра за стойкой регистрации, проверяя информацию на компьютере. — Как зовут девочку? — Хоуп Свон. — Да, к нам действительно поступила девочка с таким именем. — Мне нужно знать, что с ней? — Миллс медленно выдохнула. — Она в порядке? — Девочка поступила к нам с подозрением на перелом. В следствии падения со ступеней, — ответила медсестра, за что тут же получила недовольный взгляд Горм. — У неё трещина в большеберцовой кости… — Мы не имеем права разглашать личную информацию о пациентах кому-то, кто не является близким членом семьи, — Блу подняла глаза на Реджину, женщина вцепилась в края стойки мёртвой хваткой. — Как вас зовут? — Реджина Миллс. — Кем вы приходитесь девочке, миссис Миллс? — врач проигнорировала недовольную гримасу брюнетки. — Я её… — Миллс запнулась. Она не знала, как обозначить свою роль в жизни дочери Эммы. Она была больше, чем просто знакомая; она была другом, но такой ответ Горм явно не примет… Может тётей? — Мать. Реджина сама удивилась, как легко это слово сорвалось с губ. Но ведь именно за мать девочки когда-то принял женщину работник лавки с призами в том людном центре развлечений. — Мать, — повторила Блу, смерив брюнетку недоверчивым взглядом. — Можно ваши документы? — Прошу прощения? — Миллс натянуто улыбнулась. — Вы шутите? Я назвала вам имя и фамилию девочки, точно описала её внешность! Да я знаю, что она в вашей больнице, чёрт возьми! — улыбка Реджины превратилась в оскал. — И всё, чего я хочу, это чтобы вы рассказали, что с Хоуп и где её палата. — Прошу меня извинить, миссис Миллс, но правила есть правила, — врач окинула женщину бесстрастным взглядом. — Даже для вас. У вас с Хоуп разные фамилии, вы внешне совсем не похожи, да и в нашей системе в качестве матери числится некая Эмма Свон. Поэтому прошу ещё раз, предоставьте документы, честно скажите, кем являетесь нашей пациентке, иначе мне придётся вызвать охрану. Глаза брюнетки опасно блеснули, она чувствовала, как внутри неё по телу разливается огонь. А ведь журналистка предупреждала об этом, и Миллс готова была следовать процедуре, но… Никто и никогда не угрожал Реджине так бездарно и глупо. Женщина наклонилась над стойкой, чёрные пряди упали на глаза, которые были чернее ночи. Сейчас она была воплощением чистой неподдельной ярости. Горм стала её мишенью. — А вы не подумали, что у девочки может быть две матери? — прошипела брюнетка. — Биологическая и… нет. Или, Блу, вы на календарь не смотрите? Двадцать первый век! Хоуп — моя дочь, и советую вам не стоять у меня на пути. Медсёстры за компьютерами вздрогнули, наблюдая, как лицо Миллс исказилось от гнева, её точёные черты лица стали опасно резкими, почти острыми в свете больничных ламп. Рот был приоткрыт, жемчужно-белые зубы сомкнуты, пока Реджина рычала угрозы в адрес врача. Со стороны можно было подумать, что женщина готовится разорвать глотку Горм собственными зубами. — Я всё ещё требую показать документ, подтверждающее родство с девочкой, — Блу уже казалась не такой уверенной. — Достаточно будет, если вы предъявите что-нибудь, что докажет брак с Эммой Свон, её биологической матерью. Брюнетка не могла поверить, что её не пускают к дочери блондинки. Она врала так убедительно, что сама начала верить в сказанные слова, и от этого злилась ещё больше. У Миллс чесались руки вцепиться в кукольное личико врача и расцарапать его пальцами. Сердце бешенным пульсом отдавалось в ушах. Реджина заметила, как к ней подошло двое охранников, которые так и не осмеливались даже прикоснуться к ней. Даже пациенты выглянули из палат, чтобы посмотреть, что происходит. — У вас последний шанс, — женщина опасно понизила голос, обманывая дружелюбным спокойствием. — Вы говорите, что с Хоуп, и показываете, в какой она палате, или я сейчас же решаю проблему по-своему. Поверьте мне на слово, вам не понравятся мои методы. Медсёстры затравленно переглянулись, но Горм оказалась упрямей, чем брюнетка могла себе представить. Блу сложила руки на груди и в выжидании вскинула брови, словно бросая Миллс вызов. Реджина только этого и ждала. Женщина с нарочитым спокойствием нашла нужный номер в списке контактов своего телефона, нажала на кнопку вызова, и поднесла телефон к уху. Брюнетка схлестнулась взглядами с врачом, холодно улыбнувшись. — Жаклин, дорогая, — буднично произнесла Миллс, услышав на той стороне уставший голос главного врача больницы Цукерберга. Горм напряглась, беззвучно повторив имя, произнесённое Реджиной. — Нет-нет-нет, со мной всё хорошо, спасибо, что спросила. — Жаклин Бин? — зашептала первая медсестра, в ужасе оглядываясь на Блу. — Главврач?! — пискнула вторая, в ужасе закрыв рот ладонью. — Конечно, обязательно пересечёмся с тобой на чашечку чая, — пропела женщина. — У меня есть к тебе просьба. Я тут в твоей больнице… Нет, со мной правда всё в порядке. Я пытаюсь попасть в палату к своему ребёнку, а некая, — брюнетка сделала вид, что задумалась. — Блу Горм не пускает меня и отказывается дать пояснения о состоянии здоровья пациента. Требует доказать родство. Врач дёрнулась, услышав, как Бин рассыпалась в извинениях перед Миллс на той стороне линии. Реджина хмыкнула. Ей доставляло сладкое удовольствие смотреть, как Горм ломает себя, чтобы потупить взгляд и невольно отступить на шаг от женщины. — Дать её к телефону, Джэк? — переспросила брюнетка, намеренно называя главврача по прозвищу. — Ну конечно, сейчас. Это вас, Блу. Врач не хотела брать сотовый в руки, но у неё не было выбора. Горм обеими руками обхватила мобильное устройство Миллс, поднесла его к уху и сильно сжала челюсти, выслушивая настойчивую рекомендацию Бин поступить так, как требует Реджина. Блу зажмурилась, понимая, что не стоит перечить Жаклин, особенно, когда та переходит на этот хорошо знакомый властный и требовательный тон. Женщина удовлетворённо вздохнула. Она знала Жаклин Бин, или же, как друзья называли врача — Джэк, уже несколько лет, и считала это знакомство полезным. Главврач больницы была не просто хорошей знакомой брюнетки, она была у неё в долгу. В своё время Миллс помогла старшей дочери Бин поступить в Йельский университет даже тогда, когда «свободные места для абитуриентов» закончились. Теперь у Жаклин появился шанс оказать Реджине ответную услугу, и она тут же ухватилась за эту возможность. Никто не любит быть в долгу. — Да, миссис Бин, но… — сдавлено пискнула Горм. — Но, миссис Бин!.. Не хочу, конечно. Да. Конечно, миссис Бин. Сейчас всё сделаю, конечно. Я извинюсь перед миссис Миллс. Хорошего вечера. Блу протянула женщине телефон, и ты забрала его, неторопливо вытягивая его из вспотевших ладоней врача. Брюнетка завершила звонок, не заботясь о том, что Жаклин может ждать от неё каких-то ответов. — Прошу прощения, миссис Миллс, я не имела право так с вами разговаривать, — на выдохе произнесла Горм, Реджина была уверена, что Джэк именно это и сказала произнести бедняжке Блу. — Такого больше не повторится. — От меня больше не требуется никаких документов? — почти дружелюбно спросила женщина, отметив гневный румянец на щеках Блу. — Нет, — процедила врач сквозь улыбку. — Не требуется. — Славно, — брюнетка скинула маску дружелюбия так же быстро, как её надела. — Так что там с трещиной в кости? — Мы провели необходимые обследования. На самом деле серьёзных повреждений нет. Поскольку у неё ещё растущий организм, заживление кости будет быстрее, — Горм вздохнула. — Но, разумеется, пациентке нужен покой. Мы наложили гипс, но из-за лёгкой степени травмы, приблизительный прогноз восстановления от двух до трёх недель. — Ей придётся передвигаться на костылях, — Миллс понимала, насколько Хоуп это не понравится. — Боюсь, что так, — кивнула Блу. — Главное: не перенапрягать ногу, двигаться поменьше и правильно питаться. Рекомендую включить в рацион вашей дочери продукты с высоким содержанием кальция и желатина, которые помогут улучшить структуру костно-хрящевой ткани. Если девочка почувствует дискомфорт в ноге или боли, следует сразу обратиться в больницу. Реджина кивнула. Инструкция казалась не сложной, но от этого женщине было не легче. Она очень переживала за Хоуп. Она и представить не могла, насколько девочке было больно, одиноко и страшно оказаться в машине скорой помощи без близких людей рядом. — В какой она палате? — прочистив горло, спросила брюнетка. — Прошу за мной, — врач обошла Миллс по большой дуге, словно остерегаясь, что та всё ещё может накинуться на неё. — Я провожу. Реджина не стала возражать против уместной дистанции и послушно проследовала за Горм. Блу что-то рассказывала, пыталась снова извиниться перед женщиной, будто бы надеясь, что брюнетка умаслит Бин и попросит не наказывать несчастного врача, но Миллс её даже не слушала. Её мысли были сосредоточенны на дочери Свон, и всё, чего она хотела, это увидеть девочку в целости и сохранности. Реджина едва могла расслышать стук собственных каблуков по полу из-за шумных мыслей в своей голове, но женщина определённо уловила звук своего пульса, бьющегося на шее. Остановившись у двери в палату, Горм постучала, и, получив едва слышный сонный ответ, открыла дверь. Брюнетка взволнованно вздохнула, едва сдерживая себя, чтобы не оттолкнуть Блу с прохода, чтобы получше разглядеть Хоуп. — Привет, — мягко произнесла врач. — К тебе пришла… мама. — Мама? — дочь Эммы нахмурилась, словно сомневаясь в словах Горм. Голубые глаза девочки скользнули за спину Блу и, встретившись взглядом с Миллс, широко и радостно улыбнулась. — Реджина! Хоуп выглядела всё такой же жизнерадостной и веселой, словно это вовсе не у неё сейчас массивный гипс на левой ноге. Дочь журналистки была в детской больничной пижаме мягкого розового цвета, её золотистые волосы были распущены, на щеках здоровый румянец. Девочка выглядела слегка уставшей, иногда бросая печальные взгляды на повреждённую ногу, но в остальном казалась абсолютно спокойной и невредимой. Женщина протиснулась в палату, смерив врача бесстрастным взглядом. Брюнетка многозначительно вскинула брови, едва заметно указав Горм на дверь кивком головы. Блу вспыхнула от наглости Миллс, но не смела противиться, это могло стоить ей работы. Врач сжала челюсти, выходя в коридор. — Если вам что-то будет нужно, — Горм обернулась. — Я рядом, чтобы… Реджина не стала дослушивать, захлопнув перед Блу дверь. Она обернулась на Хоуп, ещё раз оценивая её взглядом. Как же хорошо, что дочь блондинки в порядке. Такое облегчение… — Вау, — выдохнула девочка. — Вы красивее любой невесты. Женщина рассмеялась, чувствуя, как слёзы радости подступают к горлу. Брюнетка была счастлива, что с Хоуп всё в порядке. Она подошла к больничной койке дочери Свон и, совсем не думая, что делает, а просто испытывая страшную необходимость так поступить, наклонилась и обняла девочку. Хоуп тут же обхватила своими ручками шею Миллс, посылая волну тепла в самое сердце Реджины, словно исцеляя его. — Спасибо, что приехали. — Я не могла иначе, — выдохнула женщина на ухо дочери Эммы. Она нехотя отстранилась, присаживаясь на край койки. — Как ты себя чувствуешь? — Неплохо, — ответила девочка. — Почти не болит. Только, теперь мне придётся подбирать другой наряд для концерта. Не уверена, что в ближайшее время смогу без проблем носить брюки или штаны. — Неплохой повод надеть платье, — ласково прошептала брюнетка. Хоуп широко улыбнулась, изучая лицо Миллс своими внимательными глазами. Она молча потянулась к тумбочке по правую руку от себя, доставая несколько бумажных носовых платков. Дочь журналистки протянула их Реджине, второй рукой показывая на своём лице, где примерно потекла тушь. Женщина признательно кивнула, принимая салфетки, и промокнула уголки глаз. — Я рада, что вы здесь. — Твоя мама позвонила мне, сказала, что будет через четыре часа, — брюнетка нахмурилась. — Уже меньше. До этого момента я побуду с тобой, если ты не против. — Вы не обязаны. — Но я так хочу, — Миллс посмотрела в глаза девочке, и та благодарно склонила голову. — Спасибо, Реджина. Хоуп смущённо опустила взгляд, рассматривая свои пальцы. Улыбка дочери журналистки слегка потускнела, аккуратные бровки дёрнулись к переносице. Женщина молча смотрела на девочку, ожидая, когда та, наконец, скажет, что её терзает. — Я знаю. — Что ты знаешь, дорогая? — брюнетка склонила голову на бок. — Я знаю, почему вы с мамой больше не разговариваете, — призналась Хоуп. — Она рассказала мне, что вы не любите репортёров и журналистов. Миллс поражённо выдохнула. У блондинки совсем нет секретов от дочери? Свон никогда не перестанет удивлять… — Это так, — Реджина кивнула. — Не люблю. — Но профессия не определяет человека, — осторожно произнесла девочка. — Моя мама не плохая. — Я знаю, — тихо ответила женщина. — Вы бы отнеслись к ней нормально, если бы она сразу сказала, кем является? — спросила Хоуп без тени укора. — Вы бы захотели подружиться с ней? — Я бы и близко Эмму к себе не подпустила, — честно ответила брюнетка. — Тогда мы бы не стали с вами подругами, — дочь журналистки подняла на Миллс глаза, в них блестели озорные искорки, кажется, и её глаза были на мокром месте. — А мне нравится с вами дружить. — Мне тоже очень нравится, солнышко, — Реджина потянулась к девочке и накрыла её ручку своей ладонью. — Думаю, мы всегда будем друзьями, чтобы не произошло между мной и твоей мамой. — Она скучает по вам, — прошептала Хоуп. — Даже сама не понимает, как сильно. Сердце женщины подскочило. Она несильно сжала ладошку дочери блондинки пальцами, нервно закусив губу. Брюнетка почувствовала, как сила слов девочки, сказанных таким ласковым тоном, хлынула в неё. Миллс шевельнула губами, пытаясь заговорить, сказать хоть что-то в ответ, но не нашла достойных слов, поэтому осталась неподвижной и тихой. — Расскажи мне, как ты здесь оказалась, — попросила Реджина, чтобы сменить тяжёлую для себя тему. — Твоя мать была в панике, когда звонила мне и не могла мыслить здраво. — Ой, — Хоуп недовольно поморщилась. — Ну, мама уехала в командировку вместе с тётей Руби, поэтому они попросили Бабулю отвести меня в школу, забрать после занятий и репетиции она меня не могла из-за процедур в клинике, поэтому я уговорила маму позвонить… — Джонсу, — кивнула женщина. — Продолжай. — Он не пришёл, хотя я прождала его на крыльце школы больше часа. Он обещал маме присмотреть за мной, умолял дать ему такую возможность, и я подумала, что это его шанс. Сначала я звонила ему, но он не ответил, а я не хотела тревожить маму лишний раз тем, что осталась без присмотра. Она ужасно поникшая в последнее время, — дочь Свон многозначительно поджала губы. — Поэтому я решила добраться домой на автобусе, но, когда спускалась в подземный переход, чтобы перейти на другую сторону улицы, оступилась. Упала. Встать уже сама не смогла. Женщина, которая всё это видела, вызвала скорую помощь и меня доставили сюда. Вот и вся история. Я сама виновата, подумала, что это будет довольно просто. — Почему Джонс не пришёл? Он так и не перезвонил? — брюнетка уже мысленно с десяток раз утопила этого человека в луже. — Нет, — девочка пожала плечами. — Мама предупреждала меня на его счёт, говорила, что Киллиан такой человек, на которого нельзя положиться. И ситуация со мной это подтвердила. — Киллиан, — повторила Миллс, она невольно вцепилась свободной рукой в край кровати. Она знала, что где-то видела уже эту голубизну глаз. Мужчина с вечеринки. Британский кобель. — Киллиан… Джонс? Всё это время Эмма называла его по фамилии? — Да, — Хоуп усмехнулась. — На удивление, это не творческий псевдоним. Хотя, ему, как лидеру рок-группы, очень идёт. — Он гитарист, — Реджина не спрашивала, она утверждала, но дочь журналистки всё равно кивнула. — Да. Женщина едва не выругалась при девочке. Этот наглый музыкант! Он веселился на ужине, пил, флиртовал, одним словом, развлекался, забыв про свою дочь? Брюнетка знала одно, она это просто так с рук Джонсу не спустит. Пусть Миллс не имеет никакого отношения… Хотя, чушь! Реджина имеет отношение к девочке. Она никому не позволит так с Хоуп обращаться. — Думаю, мама больше не даст с ним увидеться. — А ты бы этого хотела? — поразилась женщина. — Нет, — покачала головой дочь блондинка. — Но я переживаю, что маму арестуют. — Что? — Она ему точно что-нибудь сломает, — девочка изобразила хук справа. — Челюсть или нос. Брюнетка невольно усмехнулась. Что ж, она понимала Свон. Она никогда не видела, как Эмма дерётся по-настоящему, но чувствовала, что навыки у той есть. Журналистка была в отличной физической форме, этого не отнять. Так что, даже, если блондинка случайно убьёт Киллиана, Миллс будет той, кто поможет избавиться от трупа и привезёт лопату. — Я уверена, её оправдают, — едва слышно произнесла Реджина, убирая спутанные пряди с лица Хоуп. — Ты выглядишь уставшей. Поспи немного. — Я не могу тут спасть, — вздохнула дочь Свон. — Больничный запах мне не нравится. — Но тебе правда стоит отдохнуть. Девочка вдруг смущённо улыбнулась. Она немного подвинулась на кровати и похлопала ладошкой по освободившемуся месту. Всё внутри женщины сжалось. — Хотите прилечь со мной? Так я быстрее усну, когда буду чувствовать кого-то рядом, мама всегда помогает мне заснуть таким образом. Брюнетка не колебалась. Ей было плевать насколько уместно это с её стороны, плевать, что помнётся платье, что врачи попробуют её отчитать. — Конечно. Миллс аккуратно сняла туфли, подсела поближе к Хоуп, осторожно опускаясь на один бок на выделенное для неё местечко, лицом к дочери блондинки. Девочка счастливо улыбнулась, склонив голову к Реджине, носа женщины коснулся сладкий аромат детского шампуня. Брюнетка невесомо провела рукой по мягким золотистым прядям, а затем оставила лёгкий поцелуй на макушке Хоуп, как часто делала с Генри. — Спасибо, — Миллс не видела, но чувствовала улыбку в голосе дочери Эммы. Девочка была сильной, смелой и удивительно отважной, но всё равно оставалась ребёнком, которому требовалась забота и надёжность. Реджина тепло улыбнулась, радуясь собственному умиротворению рядом с Хоуп. Женщина немного повозилась, доставая телефон из сумочки. Она протянула его дочери журналистки в естественном и доверительном жесте. — Хочешь посмотрим что-нибудь вместе? — Вы не против мультфильма? — девочку дважды спрашивать не нужно было. Она открыла интернет-браузер и стала вбивать в поисковик название. — Хоуп, все мамы обожают мультики, — тихо рассмеялась брюнетка. — Что ты хочешь посмотреть? — «Принцесса Лебедь», — хохотнула Хоуп. Миллс вскинула брови. Она никогда не слышала об этом мультфильме, хотя, казалось, пересмотрела всё, что можно. Лебедь? Дочь блондинки, должно быть, шутит. — Он старый, — призналась девочка. — Но мне всегда старые мультфильмы нравились больше, чем новые. — Более душевные? — Точно! — усмехнулась Хоуп, определившись с сайтом. — Нашла. Гарантирую, вам понравится. Вторая часть мне не очень понравилась. Первые всегда лучше, остальные высосаны из пальца, как мама говорит. Реджина хмыкнула, но не стала что-либо говорить. Дочь Свон включила мультфильм, и они обе погрузились в просмотр. Однако, не прошло и десяти минут, как девочка задремала, уткнувшись лбом в плечо женщины. Брюнетка бережно поглаживала Хоуп по голове, слушая её размеренное дыхание, но досмотрела мультфильм до конца.***
Миллс не могла уснуть. Она чутко оберегала сон дочери Эммы, задумчиво глядя в окно из палаты. Уже потемнело, зажглись фонари, а в больничных коридорах всё затихло. Реджина оказалась в хрупком состоянии, где-то между грустью и нежностью. Она понимала, что вскоре ей придётся уйти, но в то же время забота, которой женщина пыталась окружить девочку, передавалась и ей самой. Горм лишь пару раз заглядывала в палату, но встречая суровый взгляд брюнетки, испарялась, тихо затворив за собой дверь. Миллс думала о журналистке. Она пыталась убедить себя поговорить с блондинкой, дать той такую необходимую возможность всё объяснить, но боль и обида никуда не делись. Реджина чувствовала себя преданной, использованной, но так ли это было? Женщина не исключала возможности, что когда-нибудь будет готова выслушать Свон, но только не сейчас. Она скучала по простым разговорам с Эммой, уверенности, что её слышат и понимают, по уюту от мягкой улыбки на тонких губах. Брюнетка и не представляла, что ей будет так этого не хватать. У Миллс же были хорошие друзья, на которых она могла рассчитывать, но они не были… Не были Эммой. Дверь в палату снова тихо приоткрылась и Реджина оторвала голову от подушки, намереваясь снова послать Блу куда подальше с её бесполезным ежечасным патрулём, но с губ сорвался лишь удивлённый вздох. На пороге двери стояла журналистка, она была такой бледной и серой, что скорее напоминала лишь тень себя самой. На ней была чёрная куртка, джинсы и тёмно-фиолетовое худи. Выглядела она обычно и в тоже время не так, как всегда. Волосы блондинки были стянуты в тугой хвост на затылке, но несколько непослушных прядей всё равно смогли выбиться из-под резинки, а зелёные уставшие глаза огнями мерцали в полумраке больничной палаты. Свон тяжело дышала, видимо сломя голову неслась по коридору, чтобы оказаться рядом с Хоуп. Тем не менее, Эмма не спешила заходить, она застыла не в силах отвести от женщины в белом платье взгляд, как и заставить себя дышать. Брюнетка чувствовала на себе изучающий взгляд журналистки, который словно пером ласкал обнажённые участки кожи Миллс, пока не остановились на лице. Блондинка не сказала ни слова, она медленно вошла в палату, нерешительно подходя к больничной койке с противоположной от Реджины стороны. Женщина провожала её взглядом, аккуратно приподнявшись на локте, чтобы не разбудить дочь Свон. Разум и сердце брюнетки столкнулись в конфронтации за доминирование: Миллс хотела встать и уйти, так же сильно, как хотела остаться. Реджина подождала, пока Эмма остановится у кровати, прежде чем отстраниться от девочки, лишаясь приятного тепла. Женщина медленно села на кровати, а журналистка опустилась на колени рядом с койкой, дрожащими руками, и, наверняка, холодными, зная блондинку, касаясь кисти Хоуп. Дочь заворочалась, словно почувствовав присутствие матери, повернула к ней лицо, но не проснулась. Свон полными переживания и боли глазами, окинула девочку взглядом, задержав внимание на гипсе. Брюнетка тяжело сглотнула, увидев в уголках зелёных глаз непрошенные слёзы. Миллс понимала, что в произошедшем Эмма винила себя за то, что оставила Хоуп, за то, что доверила её не тому человеку… — С ней всё будет хорошо, — едва слышно произнесла Реджина, и глаза журналистки снова встретились с её. — Ей просто нужен покой. Блондинка кивнула, не в силах ничего ответить. Она с такими тоской и отчаянием вглядывалась в лицо женщины, что брюнетка невольно содрогнулась под этим взглядом. «Глаза врать не могут»… — Не вини себя, — уже тише добавила Миллс. — Твоя дочь точно не считает тебя виноватой. А она умная девочка, тебе стоит брать с неё пример иногда. Свон снова кивнула. Она поднесла руку спящей девочки к губам и заботливо поцеловала маленькие пальчики, прикрыв глаза. Реджина словила себя на мысли, что хочет протянуть руку и коснуться бледной щеки Эммы, чтобы убрать влажную солёную дорожку сорвавшейся непослушной слезинки. Женщина судорожно выдохнула, расправила плечи и поднялась. Она надела туфли, спиной чувствуя покалывание на коже там, где зелёные глаза изучают её. Брюнетка закусила губу, но не позволила себе поднять на журналистку взгляд. Миллс наклонилась к девочке, оставив лёгкий поцелуй у неё в волосах, уловив едва слышимый вздох, сорвавшийся с губ блондинки. Разум Реджины затуманился, когда её окутал тёплый аромат цитруса. Она знала, что зелёные глаза Свон устремлены прямо на неё. Она повернула голову в сторону Эммы, и её чёрные волосы каскадом упали на лицо. Женщина моргнула и сглотнула, у неё пересохло во рту от выражения лица, с которым журналистка смотрела на неё. Взгляд блондинки пылал невысказанными чувствами, брови опущены, губы неподвижны. Свон словно пыталась впитать в себя образ брюнетки, запомнить её такой, какой она была сейчас, чтоб сохранить это воспоминание в своём сердце. Миллс едва нашла в себе силы, чтобы не выдать своего волнения. Она выпрямилась, надела клатч на плечо, нервно теребя серебристую цепочку ремешка, и бесшумно, насколько ей позволяли каблуки, направилась к выходу из палаты. Реджина взялась за ручку двери, потянула её на себя, когда услышала тихий голос Эммы, по которому, оказывается, также скучала. — Реджина, — позвала журналистка, и каждая клеточка тела женщины отозвалась на имя, заставив её застыть. — Спасибо. Брюнетка обернулась через плечо на блондинку, её губы подарили Свон едва заметную улыбку, но той было этого достаточно. В зелёные глаза будто снова вдохнули жизнь. Странная тоска по этому взгляду заволокла сердце Миллс. Она не сказала больше ни слова, покинув палату, аккуратно закрыв за собой дверь.