Порой мы можем быть так слепы
И не заметить никогда.
В своей же глупости нелепы,
Но сердце видит всё всегда.
— Издевательство какое-то, — вздохнула Кэтрин, поправляя воротник белого пальто, и посмотрела на Миллс в поисках поддержки. — Сколько раз ему ещё повторять, что я не позволю Мэри-Маргарет и близко подойти к мальчикам? И плевать мне, что она любит детей. Реджина и Нолан стояли у крыльца Сторибрука в ожидании, когда закончатся занятия их сыновей. Кэтрин выглядела строго и изящно, облачённая во всё светлое, в то время как сама женщина отдала предпочтение тёмным оттенкам. На брюнетке был классический плащ-дождевик насыщенного серого цвета, который идеально облегал точёную фигуру Миллс, чёрный свитер с высоким воротником, брюки и её излюбленные чёрные туфли. Реджина всегда отличалась от Кэтрин, но такой контраст ей нравился. — Как близнецы относятся к бывшей няне? — Они её терпеть не могут, в чём я с ними солидарна, — нервно рассмеялась светловолосая. — По мнению Марка, Бланшар слишком приставучая и опекающая, а Терри считает её нудной библиотекаршей. На самом деле я считаю, что дело не только в этом, но другими переживаниями они делиться пока не готовы. Женщина понимающе хмыкнула. Она видела несколько раз няню близнецов, но Бланшар не понравилась брюнетке с первого взгляда, хотя та и была «чрезвычайно» мила. Было что-то чересчур ветренное в её круглом личике и короткой причёске-пикси, что-то незрелое, что-то фальшивое. Мэри-Маргарет всегда так широко улыбалась, что Миллс невольно задумывалась, как у «бедняжки» не сводят челюсти от постоянного жизнерадостного настроения. Хотя, возможно, это и не было маской, может быть, Бланшар именно такой и была: странной, не от мира сего, воздушной… Если бы Мэри-Маргарет вдруг стала подпевать птицам, Реджина не удивилась бы. — Даже после развода Дэвид умудряется подга… — Нолан вовремя спохватилась, скрыв ругательство кашлем. — Настроение коту под хвост, а мне ещё везти близнецов к родителям и на работу было бы неплохо не опоздать. В такие дни от вынужденного общения с этим слабомыслящим индивидуумом, работа тоже кажется невыносимой. — Ты выглядишь шикарно, — успокоила подругу женщина. — Заблокируй его номер, выдохни, и всё получится. Кэтрин продемонстрировала брюнетке одну из самых лучших своих профессиональных белозубых улыбок — именно это выражение лица светловолосой видела Миллс, когда включала новостной канал — широкая улыбка, нейтральный прямой взгляд синих глаз, никаких настоящих эмоций. — Спасибо, — поблагодарила Нолан, вздохнув. — Мне нужен отпуск, кажется. Может свозить мальчиков куда-нибудь? Близнецам понравилась Испания, звучит неплохо. И довольно далеко от Дэвида и его подруженьки. — Дай знать, если тебе понадобится компания, — ухмыльнулась Реджина, подумав о Грэме. Отдохнуть от проблем с мужем — отличная идея. Она бросила быстрый взгляд на часы, урок у Генри должен закончиться с минуты на минуту. — А у тебя какие планы на сегодня? — поинтересовалась Кэтрин, встретив тёмный взгляд женщины и плотно поджатые губы. Светловолосая улыбнулась, в её взгляде мелькнула догадка. — Снова наведаешься к журналистке в гости? Брюнетка уже несколько дней подряд после занятий в школе отвозила сына в гости к дочери блондинки, поскольку мальчику и девочке была очень необходима компания друг друга. Да и сама Миллс была рада увидеть Хоуп, и не только её, раз уж на то пошло. — Можешь не отвечать, — усмехнулась светловолосая, прочитав всё по лицу Реджины. Она скрестила руки на груди, на её губах играла весёлая усмешка. — Как дела у Свон? Тебе не кажется, что ты к ней зачастила? Женщина вопросительно вскинула брови. Разве? Она даже не задумывалась об этом. Брюнетке не хватало Эммы и общения с ней, поэтому она… Она что? Тянулась к журналистке? Больше не старалась её оттолкнуть? Испытывала странное удовольствие от её компании? Миллс могла быть утомлённой после насыщенного дня в редакции, раздражённой разговором с Грэмом и адвокатами, напряжённой от настойчивого внимания матери к её личной жизни, но… Блондинке достаточно было только позвонить без причины, написать, просто потому что того хотела, или спонтанно скинуть фотографию своего очередного кулинарного фиаско, как Реджина забывала почему вообще была не в настроении. Она просто… Улыбалась. Женщина на самом деле не была уверена, действительно ли она ради Генри каждый вечер ездит к Свон, или же всё дело в ней самой? — Всё в порядке, — ответила брюнетка. — Наше общение вернулось к прежнему ритму. Подозреваю, что и ты к ней оттаяла, раз ты так этим интересуешься, Кэт. — Эмма не настолько очаровательна, — подразнила Нолан. — Но да, мы с ней пришли к пониманию. Эта журналистка мне даже нравится, с ней интереснее, когда она не пытается осторожничать. — Эмма отличается от нас, — с лёгкой усмешкой ответила Миллс. — Но мне нравится находиться в её обществе. Кэтрин поиграла бровями и усмехнулась, многозначительно посмотрев на Реджину. Женщина застыла, снова встречая это странное многозначительное выражение на лице Нолан. Кэтрин пыталась на что-то намекнуть? Брюнетка запуталась. Она действительно немного иначе смотрела на блондинку, но это же нормально, так ведь? Миллс было легко со Свон, спокойно и непринуждённо. Будто никакого конфликта никогда и не было. Реджина смотрела на журналистку и больше не видела в ней угрозу, а просто Эмму: бесшабашную, ребячливую, такую простую Эмму. — Ты что-то хочешь сказать мне, Кэт? — женщина постаралась не выдать своего смятения. — Ну, прежде всего то, что я не претендую на позицию Свон, — сказала Нолан, откровенно наслаждаясь реакцией брюнетки на её слова. — Мне достаточно нашей дружбы. — Я не уверена, что понимаю тебя. — Да так, просто мысли в слух, — отмахнулась Кэтрин. — Мне нравится это твоё новое выражение лица, только и всего. Когда лицевые мышцы сокращаются в области рта и… — Кэт! — По-моему это называется «улыбкой», — Нолан усмехнулась, когда Миллс плотнее сжала губы, чтобы не подтвердить слова Кэтрин. — Ты права, мне просто показалось. — Кэтрин Нолан! — возмутилась Реджина. — Что ты… — Больше нет никаких проблем с тем, кто она? — быстро сменила тему Нолан, намеренно проигнорировав слова женщины. — Послушай, я рада, что ты отпустила эту… Ситуацию, особенно, если эта блондинка так хорошо на тебя влияет. — Нет, — довольно легко ответила брюнетка, она задумчиво отвела взгляд. — Думаю, что проблем нет. Я… Мне… Я думаю, что мне хотелось найти повод простить Свон. — Вот как? — светловолосая старалась не слишком смущать Миллс своим пронзительным взглядом. — Я рада, что Эмма вернулась в твою жизнь. Она была тебе нужна. Реджина застыла. «Ты нужна мне». Слова журналистки, сказанные в тот вечер, тихим шёпотом коснулись ушей женщины, пуская приятную дрожь по телу, словно блондинка только что сама произнесла их. Сердце взволнованно сжалось в груди. — Что ты имеешь ввиду? — голос брюнетки дрогнул. — Ты счастливее, когда Свон рядом, — ответила Кэтрин. — Возможно, именно поэтому я к ней неплохо отношусь сейчас. Думаю, ты нуждалась в ком-то вроде Эммы, чтобы немного встряхнуться, — подруга весело подмигнула. — Она может привести тебя к новым открытиям… — Почему мне не нравится то, что я не понимаю, к чему ты клонишь? — с подозрением спросила Миллс, опасно прищурившись. — Значит, пока не время, — просто ответила светловолосая и помахала рукой ребятам, показавшимся в дверях. — О, посмотри-ка, уроки закончились. Потом это обсудим, хорошо? Реджина хотела было возразить, но передумала. Женщина обернулась к школе, находя взглядом родную взлохмаченную макушку, и все мысли брюнетки моментально сконцентрировались на мальчике. Миллс улыбнулась Генри, когда тот выбежал к ней из дверей школы, перепрыгнув через две последние ступени. Сын крепко обнял маму, и Реджина аккуратно поцеловала его в веснушчатую щёку, любуясь довольной детской ухмылкой. Мальчик поравнял на плече рюкзак, оглянувшись на близнецов Марка и Терри, которые, не разделяя энтузиазма Генри, спокойно спустились следом за ним. — Ну что, мам, поехали? — с нетерпением спросил сын женщину. — Я пообещал мисс Нове передать Хоуп домашнее задание. А ещё мы вместе вчера договорились сделать упражнения по математике, скоро будет тест и хотелось бы подготовиться. И ещё у нас киномарафон! Брюнетка усмехнулась. Столько планов? Естественно, возвышенное настроение мальчика было обусловлено скорой встречей с журналисткой и её дочерью. Генри нетерпеливо переминался с ноги на ногу, почти не отрывая глаз от чёрного Мерседеса, ожидая, пока Миллс разрешит ему залезть в машину. Реджина пересеклась взглядом с Нолан, и та просто кивнула, отпуская женщину. Их беседа была окончена, хотя брюнетка и находилась после неё в лёгком смятении, но не только от вопросов Кэтрин, которые та задавала со скрытым подтекстом, но и от собственных эмоций, которые захлестнули Миллс при ответе на них. Что на самом деле думает Кэт о ней и о блондинке?.. — Мам? — сын взял Реджину за руку, заставляя обратить на себя внимание. — Мы же сразу поедем к ним? Планы же не изменились? — Поехали, — сдалась женщина, стараясь не обращать внимание на весёлые взгляды Нолан. — Нас заждались. — До встречи, — попрощалась Кэтрин. — Выпьем завтра кофе? Или твоё расписание нужно согласовать со Свон? — Перестань, — закатила глаза брюнетка, открывая перед мальчиком пассажирскую дверь автомобиля. — Конечно, завтра обязательно пересечёмся, — согласилась Миллс, она вежливо кивнула подруге и близнецам, усаживаясь на место водителя. — До встречи. — Передавай Эмме от меня привет!***
Реджина задумчиво наблюдала за Генри и Хоуп, склонив голову на бок, и любовалась их расслабленными улыбками. Дети казались счастливыми и беззаботными, радуясь тому, что всё вернулось на свои места. Сын женщины был одет в тёплую водолазку фиалкового цвета и чёрные штаны брючного типа, в то время как дочь журналистки была в своей излюбленной розовой пижаме. Мальчик показывал на какую-то иллюстрацию из комикса и активно пытался доказать, почему Супермен не победим, а девочка, терпеливо слушая, качала головой. Хоуп выглядела абсолютно здоровой и при брюнетке ещё ни разу не пожаловалась на дискомфорт в ноге, что не могло не радовать. Дочь блондинки сидела расслабленно, положив загипсованную ногу на подушки, на белой поверхности гипса уже красовались некоторые художества мальчика и подруги Свон — фотографа, но ещё оставалось достаточно много места для новых творений. К слову, девочка успела взять с Миллс обещание добавить к её «коллекции рисунков» что-то своё, и сейчас Реджина ждала, пока Эмма принесёт маркеры и фломастеры из комнаты девочки. Они сидели в гостиной у журналистки в квартире и готовились к просмотру «Теории Большого взрыва»: на столе громоздились разнообразные сладости, несколько бутылок лимонада, миска попкорна… Ничего, к чему бы притронулась женщина, но детям очень нравилось. В квартире блондинки приятно пахло свежестью, царил лёгкий творческий беспорядок, но было очень уютно: на заправленной кровати Свон, что стояла в самом углу, лежали листки с её рабочими записями и ноутбук с заготовками для новой статьи, на чистой столешнице громоздились коробки из пиццерии, на подоконниках отсутствовали живые цветы, но стояли кашпо, купленные совсем недавно. Просто, удобно, ничего лишнего — в этом вся Эмма. Брюнетка покосилась в сторону спальни Хоуп, когда в дверном проёме появилась журналистка, неся в руках небольшую жестяную коробочку с маркерами и фломастерами. На блондинке была немного растянутая оранжевая футболка и тёмные джинсы, волосы Свон собрала в небрежный пучок, и несколько диких прядей обрамляли её лицо. Миллс невольно ухмыльнулась. Эмма перед ней была такой домашней, редкое, но впечатляющее зрелище. Когда журналистка подняла глаза на Реджину, смущённо закусив губу, она вопросительно вскинула брови от пристального взгляда женщины. Но брюнетка ничего не ждала, не хотела говорить, а просто смотрела и наслаждалась компанией, по которой так ужасно скучала. В их отношениях явно чувствовался прогресс, учитывая произошедшее на Зимнем балу, Миллс чувствовала себя намного… счастливее. Она вновь начала чувствовать лёгкость в общении с блондинкой, странную гравитацию, притягивающую их, присущую только им обеим. Свон словно была источником второго дыхания Реджины, и женщина больше не противилась этому. Ей этого не хватало. «Ты нужна мне». Брюнетка не совсем понимала, что именно это значит для Эммы, но то, как журналистка произнесла это, что-то переключило в упрямом сознании Миллс, как фраза-триггер у гипнотизёра. Дыхание полностью покинуло тело Реджины, когда она посмотрела прямо в потемневшие глаза блондинки, будто бы та сама пыталась осмыслить произнесённую фразу. Взгляд Свон на мгновение усилился, и дыхание женщины стало мелким, пока она смотрела на Эмму, осмысливая и анализируя. Журналистка всегда казалась ей дикой и неукротимой, но с брюнеткой блондинка становилась максимально… ручной, выжидающей, терпеливой, и такой ранимой! Образ Свон с Зимнего бала ворвался в сознание Миллс, как штормовой ветер, и ведь Эмма тогда была достаточно близко, чтобы протянуть руку и дотронуться: лицо, обрамлённое морем золотистых кудрей, глаза, пронизывающие Реджину насквозь. Женщина инстинктивно приложила руку к груди, ощущая, как её собственное сердце тяжело бьётся о ладонь. Груз из злости и обиды упал, позволив брюнетке снова посмотреть на журналистку, как на близкую подругу. Кэтрин была права, блондинка никогда не хотела причинить вред Миллс или её сыну. Свон так тянулась к ней, всегда… Да и сама Реджина хотела простить её, хотела вернуть Эмму в свою жизнь. Журналистка же после того разговора и тёплой улыбки, которую женщина не могла ей не подарить, словно бы ожила, пропала нехарактерная нормальному человеку бледность, на смену ему пришёл хорошо знакомый брюнетке здоровый румянец, почти исчезли мешки под глазами от недосыпа, а сами зелёные глаза снова стали яркими и почти изумрудными. Разительная перемена всего за неделю их общения (они виделись каждый день, пусть и недолго). Блондинка стала чаще улыбаться, и Миллс получала искреннее удовольствие от того, как сияет Свон. Только для неё. В тот день, когда Эмма попросила Реджину выйти в коридор во время концерта, журналистка раскрылась женщине. Она говорила не впопад, часто путалась в собственных словах, сильно переживала и, пока говорила, заламывала пальцы. Блондинка смотрела брюнетке в глаза, пытаясь не дать волю слезам, её уставший голос дрожал, но взгляд проникал в самую душу Миллс. Реджина видела перед собой не журналистку, а просто запутавшуюся и раскаявшуюся Свон, ту, которую женщина точно знала, которой брюнетка была важна, по-настоящему важна. Миллс тогда почувствовала лёгкое головокружение, услышав извинения и сбивчивые объяснения, о которых не просила, но которые желала услышать. Эмоции, с которыми она доблестно пыталась справиться, беспрепятственно прорывались сквозь её защиту. Удивительно, но… Реджина не могла сопротивляться этим оленьим глазам, не тогда, когда они смотрели на неё так: уязвлённо и честно. Женщина простила Эмму, но взяла с неё слово, что та больше никогда не будет от неё ничего скрывать, больше никакого вранья и, когда журналистка пообещала ей это, брюнетка поверила. Как только блондинка облегчённо улыбнулась Миллс, как раньше, Реджине показалось, что между ними никогда конфликта и не было. Однако, всё же, Свон не забыла своего обещания, изменившись в лучшую сторону. Она стала почтительнее, внимательнее, стала открытой, не прятала от женщины рабочие записи, когда та приходила в гости, и говорила о своей профессии открыто, когда брюнетка интересовалась. И это было то, чего Миллс не хватало. Реджина заметила, что ей нравится, как Эмма говорит о своей работе. Пару дней назад журналистка даже показала женщине несколько своих статей, и брюнетка была впечатлена их слогом, лёгкостью, интригой. Все те статьи, которые привлекли внимание Миллс в «Hearttorner» принадлежали перу блондинки. Свон могла совершенно не уметь выражать свои мысли речью, но владела мастерством письма, которому бы позавидовали многие современные авторы. Глаза Эммы заблестели от нахлынувших эмоций, когда Реджина смотрела на неё вот так. Журналистка мягко улыбнулась, будто понимая, о чём женщина могла думать. Иногда брюнетка подозревала, что блондинка в состоянии читать её мысли, и это приятно волновало её сердце. — Ну, пацан, — произнесла Свон, отвлекая детей от беседы. — Что теперь ты планируешь нарисовать? — Эскалибур, меч, как у короля Артура! Только после мамы, — воскликнул Генри, тут же откладывая комикс в сторону. Он радостно улыбнулся. — А вы, Эмма? — А я уже рисовала, — небрежно ответила журналистка и поставила перед ребятами коробочку с фломастерами. Она переглянулась с Миллс, словно смущаясь. — Правда вышло не очень. — И что это? — сын Реджины стал с любопытством разглядывать гипс на ноге дочери блондинки. — Где он? — Вот тут, — усмехнулась девочка и указала на тыльную сторону лодыжки. — Видишь эту мордочку поросёнка? Это мама нарисовала. — Вот… это? — не поверил мальчик, смешинка в его голосе заставила женщину с любопытством поддаться вперёд, чтобы рассмотреть то, что получилось «сотворить» у Свон. Брюнетка постаралась сдержать улыбку, глядя на неровный овал головы, торчащие уши и круглый нос изображённого существа. — Это точно поросёнок? — Это щенок! — возмутилась Эмма, и румянец залил её щёки. — Кто-то типа лабрадора. — Типа, — подчёркнуто повторила Хоуп, на что журналистка показала дочери язык, вызвав у той волну смеха. — Но мне понравилось, мам. Честно! — Я старалась, — буркнула блондинка, присаживаясь рядом с Миллс на диван, которая продолжала посмеиваться от покрасневшего от смущения лица Свон. Румянец перешёл на уши и покрыл шею Эммы, из-за чего её глаза казались ещё ярче. Очаровательно. — Вышло неплохо, — произнесла Реджина, и журналистка недоверчиво посмотрела на неё. — Но ты правильно сделала, что нарисовала «щенка», — женщина показала в воздухе кавычки указательным и безымянным пальцами одной руки. — На тыльной стороне ноги, где не сильно заметно. Блондинка фыркнула, закатив глаза. Она взяла из миски щедрую жменю попкорна и почти полностью закинула себе за щёки, чтобы не дать себе прокомментировать слова брюнетки. Свон намеренно агрессивно жевала, не сводя хмурого взгляда с Миллс, и Реджина усмехнулась привычной ребячливости Эммы, по которой успела соскучиться. Ей этого не хватало: шуток, покалывания на коже от ненавязчивых прикосновений журналистки, доверия в беседах. Забавно, что, когда блондинка сидела рядом, женщина чувствовала покой, будто всё находится там, где должно. И это всепоглощающее и приятное чувство уюта шло из самого сердца, внедряясь в разум. Свон взглядом указала на принесённые фломастеры и в выжидании вскинула брови, словно бросала брюнетке вызов, сомневаясь, что у Миллс выйдет нарисовать что-нибудь получше. Реджина насмешливо фыркнула. Она посмотрела на девочку и призывно похлопала ладонями по своим коленам, намекая, чтобы Хоуп положила на них свою загипсованную ногу. Дочь Эммы, хитро улыбнувшись матери, словно сделала ставку на женщину в их споре, немного развернулась на диване, прижавшись плечом к плечу Генри (тот не возражал), и осторожно выполнила просьбу брюнетки. Миллс невесомо провела рукой по гипсу, невольно беспокоясь, что может причинить девочке дискомфорт, хотя и понимала, что Хоуп и вовсе не чувствует никаких прикосновений поверх такого слоя белого фиксирующего материала. — А вы умеете рисовать, Реджина? — спросила с любопытством дочь журналистки. — Сейчас узнаем, — протянула женщина, обдумывая к какому белому участку подступиться. Брюнетка притянула к себе поближе жестяную коробочку и открыла крышку под всеобщие любопытные взгляды. Она заглянула внутрь, изучая ассортимент, задумчиво закусив губу. Миллс скорее почувствовала, чем увидела, как взгляд блондинки метнулся ко рту Реджины, и от этого сердце женщины на секунду споткнулось. Брюнетка не хотела признавать, что ей это нравилось. Миллс достала зелёный перманентный маркер, несколько прядей упали на её лицо, создавая небольшую ширму из тёмный волос, и только тогда она решилась поднять на Свон взгляд. Эмма мягко, почти нежно изучала лицо Реджины, как делала постоянно после их «примирения». Журналистка словно пыталась запомнить каждую черту лица женщины, каждую улыбку и взмах ресниц она стала ценить сильнее, чем раньше, и брюнетка это чувствовала. Ведь зелёные глаза светились чем-то, что Миллс не могла определить. Температура тела повысилась, во рту внезапно пересохло. Реджина выпрямилась, плавным движением руки убирая волосы с лица, но не отрывая взгляда от блондинки. Свон же в свою очередь поспешно отвела глаза в сторону, но не отказав себе в желании окинуть взглядом женщину целиком, словно «случайно». Брюнетка выпрямилась и расправила плечи, пытаясь привыкнуть к приятному волнению от такого задумчивого внимания Эммы. Журналистка едва заметно улыбнулась. Миллс открыла колпачок маркера и сконцентрировалась на Хоуп, которая с понимающей улыбкой наблюдала за Реджиной и своей матерью. Женщина вопросительно вскинула брови, но дочь блондинки только пожала плечами и невинно захлопала длинными ресницами. Брюнетка с подозрением прищурилась, но улыбка девочки стала только шире. Хоуп была похожа на лукавого лисёнка с этим ярким блеском в глазах. Вся в мать. Миллс принялась рисовать, аккуратно выводя линии по шероховатой поверхности гипса. Её движения были неторопливыми, аккуратными, тщательно продуманными — Реджина контролировала ситуацию и была спокойна, увлёкшись процессом. Даже Генри немного наклонился, чтобы наблюдать за матерью, и вот женщина уже чувствовала на себе две пары любопытных детских глаз. Брюнетка постаралась спрятать улыбку, когда почувствовала, как диван рядом с ней прогнулся, и кисло-сладкий аромат цитруса проник в лёгкие. Свон. Эмма сместилась поближе к Миллс, чтобы наблюдать за процессом из-за её плеча. Запах журналистки без препятствий проникал в чувства Реджины, скользнул внутрь её лёгких, как шёлк. Женщина почувствовала, как по спине пробежали мурашки. — Тот самый лягушонок, — хохотнула блондинка, и брюнетка непроизвольно повела плечом в её сторону, на мгновение встретившись со Свон взглядом. Миллс усмехнулась, и зелёные глаза сверкнули, золото дико закружилось во взгляде Эммы от хрипловатых ноток в смешке Реджины. — Точно! — рассмеялся сын женщины. — Примерно такого же я видел у тебя на щеке в развлекательном центре. — Поразительная детализация, — Хоуп согнулась, чтобы лучше рассмотреть рисунок. — Как здорово! Я же говорила, что лягушки — это мило. И вам она была к лицу! — Вероятно, это правда, — хмыкнула брюнетка. — Нам надо наведаться туда снова! — загорелся Генри. — Когда Хоуп поправится. — Хочешь взять реванш? — дочь журналистки усмехнулась. — Я так просто не сдамся. — Я тоже! — заверил мальчик, бросив взгляд на Миллс. — Уверен, что и мама захочет присоединиться к нам за автоматами. — Тогда нам нужно жетонов побольше, — рассмеялась девочка. — Да, но она отточила навыки игры в «Pacman», — похвастался Генри. — Поэтому, думаю, много тратиться не придётся. — Правда? — заинтересовалась блондинка, шутливо пихнув плечом Реджину в руку. — Это как же? — Она на телефоне иногда играет, когда ей скучно, — пожал плечами Генри, даже не осознавая какое оружие вручил Свон для шуток над женщиной. Брюнетка покраснела, старательно отводя глаза в сторону, но она буквально чувствовала насмешливую улыбку на губах Эммы. Миллс драматично вздохнула. Тихий смешок сорвался с тонких губ. — И как давно она играет? — протянула блондинка. — Установила себе на телефон на следующий день после посещения центра и… — Генри, — шикнула на сына Реджина. — Не преувеличивай. Мальчик удивлённо вскинул брови, переглянувшись с Хоуп. Он немного смутился, а дочь Свон откровенно веселилась с ситуации. — Это что, был секрет? — спросил Генри. Женщина не видела ничего зазорного в своём занятии, которое уже вполне могла назвать новым хобби, но не хотела доставлять Эмме столько удовольствия, признавая это. Журналистка выглядела слишком довольной собой. — Очевидно, что уже нет, — брюнетка осмелилась поднять взгляд на блондинку, которая старательно прикусывала губу, чтобы не смеяться. — Без комментариев, Свон? Неужели? — В другой раз, — благоразумно ответила Эмма. — Пока Хоуп частично в твоих руках — я не могу рисковать. Миллс фыркнула, и журналистка звонко рассмеялась, а за ней и дети. Губы Реджины тоже дрогнули в улыбке. Блондинка снова подпихнула женщину плечом в руку, но на этот раз не отстранилась, словно проверяя, как брюнетка отнесётся к такому физическому контакту. Миллс нравилось ощущения тепла, исходящее от тела Свон, нравились те чувства, что окутывали её подобно мягкому пуховому одеялу, Реджина улыбнулась Эмме. — Мам, ты закончила? — спросил Генри женщину, кивнув на рисунок лягушонка. — Я думаю над последним штрихом, — брюнетка с трудом оторвала взгляд от глаз журналистки, чтобы снова сконцентрироваться на рисунке. — Не уверена, что нужно добавить. Блондинка усмехнулась, и Миллс вопросительно оглянулась на неё из-за плеча. Свон достала из коробочки жёлтый маркер, покрутила его в руках и с озорной полуулыбкой передала его Реджине. Женщина опустила взгляд на маркер, а затем медленно вернула своё внимание Эмме, вопросительно выгнув бровь. Брюнетка невольно засмотрелась на золотистые вкрапления в зелёной радужке, чувствуя, что в любой момент может оказаться у них в плену. Миллс удивилась этой неожиданной мысли и тут часто заморгала. — Кажется, нашему Ква-ролевскому лягушонку не хватает короны, что думаешь? — подмигнула журналистка. Реджина усмехнулась, кивнув. Она аккуратно приняла маркер и вернулась к своему занятию. Женщина склонилась над ногой девочки, вырисовывая последнюю деталь, услышав довольный смешок дочери блондинки. От старания брюнетка поджала губы, силясь думать только о рисунке, хотя всё внимание Миллс было сконцентрировано в том месте, где плечо Свон соприкасалось с её боком. — Мама всегда помогала мне со школьными проектами, — произнёс мальчик с толикой хвастовства. Реджине всегда льстило, когда Генри хвалил её старания перед другими. Она ухмыльнулась, кинув быстрый взгляд на сына. — Всё, за что она берётся, выходит невероятно. — Так вот почему у тебя такие отличные оценки, — пробурчала девочка. — А я-то думала… Хоуп театрально сокрушённо покачала головой, будто бы разочаровавшись в Генри, но сделала это так по-доброму, что обижаться Генри на неё просто не мог. — Я сам проекты делаю! Рисую их! — поспешил разубедить Генри. — Ты же видела! — Да шучу я! — закатила глаза Хоуп. — Сам, молодец! Дочь Эммы словила взгляд женщины и весело подмигнула ей, улыбка брюнетки стала шире. Закончив со своим занятием, Миллс ещё раз придирчиво осмотрела своего лягушонка на наличие изъянов, но в итоге удовлетворённо кивнула. — Готово. — Всё-таки я теперь понимаю, что ты имел ввиду, — протянула девочка. — Очень красиво. Вы рисуете хорошо, потому что умеете краситься? — Не льсти ей, — усмехнулась журналистка. — Зазнается ещё. — Так ты против меня, Свон? — прищурилась Реджина, она из последних сил сопротивлялась улыбке. Блондинка вскинула брови. Глаза внимательно изучили лицо женщины, словно проверяя правильно ли она растолковала шутливый подтекст во фразе брюнетки, уголок тонких губ Свон приподнялся в весёлой усмешке. — Никогда. Одного этого слова сказанного со всей серьёзностью было достаточно, чтобы в груди Миллс вспыхнул тёплый огонь. Реджина уверенно смотрела в глаза Эммы и хотела уже было сказать, что верит ей, но журналистка, вздрогнув от каких-то своих мыслей, первой прервала зрительный контакт. Она потянулась к пульту, включая телевизор, а женщина убрала маркер, всё ещё осторожно посматривая на блондинку. — Так, ребята, начинаем с первого сезона? — Да! — хором воскликнули дети. — Отлично, — Свон легко подхватила их энтузиазм. Она нашла самый первый пилотный выпуск «Теории Большого Взрыва» и, включив его, многозначительно пододвинула сладости и закуски поближе к ребятам. — Налетайте. Брюнетка почувствовала, как дочь Эммы слабо дёрнула её за рукав, и вопросительно обернулась на девочку. Хоуп доверительно улыбнулась Миллс, сверкнув очаровательными ямочками, слегка наклоняясь к Реджине, и женщина, поддавшись порыву, скопировала действие дочери журналистки. — Я рада, что вы с мамой помирились, — шепнула девочка, но так, чтобы только брюнетка её расслышала. — Спасибо. — За что? — Миллс искренне удивилась. — Я рада находиться в вашей компании, за это благодарить не нужно. — Когда вы рядом, Реджина, мама хотя бы иногда задумывается о себе, а это ей полезно, — пожала плечами Хоуп. — Поэтому нужно. Дочь блондинки весело подмигнула и, отстранившись от женщины, убрала ногу с коленей брюнетки, выравниваясь на диване. Девочка ещё какое-то время полюбовалась рисунком Миллс, но вскоре любимый сериал полностью завладел её вниманием. Реджина завороженно смотрела на девочку, будучи полностью сражённой её детской проницательностью. Как многое дети понимают, но не говорят родителям? Как много понимает её сын? Дети смеялись, уплетая снеки и запивая их лимонадом, комментируя поведения главных героев и делали свои предположения, что значит тот или иной профессиональный сленг двух учёных на экране. Женщина и сама не заметила, как стала вслушиваться в слова персонажей, местами улыбаясь, местами от души недоумевая. Ничего особенного, казалось бы, но… Брюнетка прекрасно проводила время, глядя простой незамысловатый ситком, что не делала, наверное, никогда в своей жизни. Во всяком случае, Миллс такого не припомнит. Она редко смотрела фильмы, просто не было времени, но когда выдавался такой момент, то отдавала предпочтение мультикам, которые могла бы посмотреть вместе с сыном. Особенно ей нравились серии: «Как Приручить Дракона», «Лило и Стич» и несколько из более старых классических мультфильмов-сказок. Ситком стал для Реджины приятным открытием, как и многое другое, что советовала ей Свон в качестве досуга. Расслабляющий, лёгкий и смешной! В стиле Эммы. Женщина невольно скользнула взглядом по книжной полке журналистки, на которой, помимо любимых девочкой работ Августа Бута, стали появляться и те книги, которые читала исключительно блондинка. И все они были теми, которые брюнетка хоть раз, но упоминала во время разговора. Свон читала то, что советовала брюнетка, она прислушивалась к её мнению, хоть никогда не акцентировала на этом внимания, и последней было очень приятно осознавать это. Эмма разбавляла жизнь Миллс, привносила что-то новое, но и сама Реджина точно так же влияла на журналистку. Женщина видела, как они обе подвергались этим простым изменениям: блондинка училась контролировать некоторые аспекты своего быта, а брюнетка, наоборот, старалась отпускать ситуации, расслабляться, находить время на то, чтобы просто быть собой. Миллс кинула незаметный взгляд на Свон, отметив, какой довольной та выглядит, сидя рядом с Реджиной и уплетая с ребятами попкорн: такая естественная картина. Женщина подавила улыбку, возвращая внимание экрану. Брюнетке раньше нравилось быть одной, она научилась проводить время наедине с собой, когда рядом не было сына или близких друзей. Миллс не стремилась к чьей-либо ещё компании, ведь это сулило очередное притворство, от которого она порядком уставала. Но именно так она и поняла, что Эмма другая, особенная. Потому что Реджина хотела оказаться в компании журналистки больше, чем остаться в собственной. — «Это моё место», — послышалась небрежная фраза, сказанная нейтральным тоном. И почему-то она зацепила женщину. Брюнетка нахмурилась, глядя на тощего высокого молодого человека — Шелдона Купера, стоящего напротив старого потрёпанного дивана. Воспоминание яркой вспышкой осенило Миллс, она резко выпрямилась, не веря самой себе. — «Шелдон Купер в юбке», — медленно повторила Реджина, растягивая каждый слог, и посмотрела на блондинку. Свон едва сдерживала улыбку. — Ты же так меня назвала в нашу вторую встречу, Эмма? — Да, довольно точная цитата, — кивнула журналистка. Она точно не случайно выбрала это телешоу! — Ты меня сравнила с ним? — женщина кивком головы указала на экран. — Всё верно, — невозмутимо подтвердила блондинка. — У вас с ним много общего. Вы оба: фанаты контроля и правил, не любите, когда что-то идёт вопреки вашим ожиданиям, — Свон принялась загибать пальцы, и дети захихикали, глядя на потрясённое выражение лица брюнетки. — Любишь списки, бумажную работу и… — закончить Эмма не успела, когда Миллс не сильно пихнула журналистку в плечо. Блондинка рассмеялась, вскинув руки для защиты. — Прости-прости! Я же шучу. Хотя, Шелдон тоже шуток не понимает. — Свон! Эмма показала, что закрывает рот на молнию, но озорная и хитрая улыбка не сходила с её лица. Реджина фыркнула, закатив глаза, она уставилась на экран, едва заметно улыбнувшись. Беззаботное веселье журналистки пробежало по телу женщины. — Почему вы не едите? — поинтересовалась Хоуп у брюнетки. — Я такое не ем, — покачала головой Миллс, придирчиво окинув содержимое стола. Дочь блондинки удивлённо вскинула брови, словно бы смутившись. — Мам! — девочка посмотрела на мать, выразительно вскинув брови. — Гостеприимство и вежливость, помнишь? — Ох, точно! — спохватилась Свон, а затем вежливо улыбнулась Реджине. — Хочешь чаю? Прости, что не предложила раньше. — Всё нормально, — кивнула женщина, потешаясь с Хоуп и Эммы. — С удовольствием выпью чашечку. Журналистка тут же поднялась с дивана и направилась на кухню, иногда поглядывая на экран телевизора. Брюнетка проводила взглядом блондинку, а затем поднялась следом, присоединяясь к Свон на кухне. Эмма, заметив Миллс, вопросительно посмотрела на неё, но Реджина просто пожала плечами, облокачиваясь на столешницу, и наблюдая за журналисткой. Блондинка, смирившись с молчанием женщины, достала кружку из шкафчика над раковиной, на белой керамической поверхности которой красовалась фиолетовая надпись: «Лучшая мама», и брюнетка усмехнулась. Свон налила воды в чайник и включила его. — Тебе какой? — Эмма обернулась к Миллс, демонстрируя пять коробок разных сортов чая и с разными ароматизаторами. — С персиком, пожалуйста, — Реджина лёгким движением руки указала на нужную упаковку. — Это любимый чай Хоуп, — хмыкнула журналистка, выуживая из коробки чайный пакетик. — Он сладковатый, поэтому девочка пьёт его без сахара. Тебе, я полагаю, так же? Женщина кивнула. Ей нравилось, когда блондинка делилась с ней такими простыми фактами из их с Хоуп жизни. Брюнетка посмотрела на детей, которые снова не обращали на матерей внимание, поглощая сладкое и звонко хихикая. То, как гармонично смотрелись Хоуп и Генри, грело душу Миллс, даря приятное ощущение покоя. Свон повернулась лицом к Реджине, присев на край столешницы напротив неё. Она скрестила руки на груди, склонив голову на бок и стала откровенно и внимательно изучать профиль женщины. Брюнетка с каждым днём всё острее чувствовала взгляд Эммы, который аккуратно касался её кожи, щекотал, почти ласкал. Миллс посмотрела на журналистку, но та не отвела от Реджины взгляд, а лишь шире улыбнулась. — Что? — Просто рада, что ты здесь, — пожала плечами блондинка. — Мне не хватало всего этого, — Свон указала на пространство между собой и женщиной. — Не хватало нас. Нас. Что-то вспыхнуло в животе брюнетки и растеклось горячей волной по венам от этого слова. — Я тоже рада, что я здесь, — Миллс усмехнулась. — Я скучала по Хоуп. — Только по ней? — фыркнула Эмма без тени обиды. — Ну и по тебе немного, — прищурилась Реджина с ноткой игривости. — Это куда больше, чем то, на что я могла рассчитывать, — кивнула журналистка, усмехнувшись. Чайник звуковым сигналом оповестил, что вода вскипела, достигнув нужной температуры. Блондинка, оттолкнувшись от столешницы, обернулась и тут же залила пакетик чая кипятком. Женщина обогнула столешницу и подошла к Свон, почти неслышно, но она знала, что Эмма почувствовала её. Журналистка осторожно повернулась к брюнетке и аккуратно передала ей горячую кружку. Миллс приняла напиток, почувствовав, как прохладные пальцы блондинки ненадолго встретились с её, и благодарно улыбнулась. Свон опустила взгляд на губы Реджины, скопировав их движение. Женщина не торопилась возвращаться к детям, как и Эмма. Они стояли на расстоянии менее метра друг от друга, просто наслаждаясь близостью и глядя друг другу в глаза. Брюнетка была уверена, что только журналистка смотрела на неё так мягко и бережно, словно боялась разбить Миллс даже взглядом. Реджина неловко прокашлялась. Она пригубила горячий чай, позволив напитку согреть горло, приятно обжигая язык. — Как Хоуп себя чувствует после отъезда Киллиана? — спросила женщина. — Ты говорила, что он так и не появился, чтобы лично извиниться перед дочерью. Блондинка немного помрачнела, устало вздохнув. Свон рассказала брюнетке о музыканте: о том, как он пытался уговорить Эмму подпустить его к девочке, чтобы попросить прощение за свою оплошность, и, когда Хоуп дала такой шанс… Просто не явился. Дочь журналистки ждала его появления, но не оказалась удивлённой тому, что Джонс снова разочаровал её и блондинку. Она никак не отреагировала, не выдала своей обиды, а лишь сама старалась успокоить Свон, которая готова была рвать и метать. Эмма писала Киллиану, звонила, но он не отважился поднять трубку. Музыкант оказался занят сборами в аэропорт, его музыкальная группа в очередной раз оказалась важнее, чем девочка, которую он знал «всего ничего». Джонс отважился включить телефон только перед самым отлётом и написать журналистке сообщение, содержащее в себе всего одно слово: «Прости». Миллс очень сожалела, что не успела ничего предпринять, чтобы защитить Хоуп от этого недо-родителя. Будь её воля, «Весёлого Роджера» бы уже не существовало. Однако, Реджина соврала бы, если сказала, что не рада тому, что отец девочки покинул город. Блондинка словно стала спокойнее от этого факта. — Она держится, — кивнула Свон. — Дочь не говорит о Киллиане, не вспоминает о том, как он был в городе и проводил с нами время, словно он вообще не появлялся в её жизни. — Думаешь, что не стоит переживать? — женщина оглянулась на девочку. — Я всегда буду переживать, — покачала головой Эмма. — Я знаю, что Хоуп больно. — Материнское чутьё? — Она спрятала подаренную им укулеле под кровать, задвинув к самой стене. Мне кажется, она не хочет, чтобы что-то напоминало бы ей о том, что она оказалась не важной для родного отца. Хотя, он никогда им не был. Это больно укололо в самое сердце. Журналистка знала, о чём говорила? — Твоя дочь скажет, если что-то случится, — брюнетка была уверена в своих словах. — И ты будешь рядом, чтобы помочь. — Я знаю, — блондинка посмотрела на девочку, в её глазах Миллс увидела боль, будто Свон лучше всех понимала, что могла чувствовать Хоуп. — Я не хотела, чтобы дочь когда-нибудь пришлось пройти через это. Не хотела, чтобы она узнала каково это, когда от тебя отказываются. — Джонс не был частью вашей семьи, — возразила Реджина, коснувшись одной рукой плеча Эммы, чувствуя, как журналистка расслабляется под прикосновением. — Семья девочки это ты, Руби и Грейс. Никто из вас не сможет от неё отказаться. Она ведь чудесный ребёнок. Блондинка улыбнулась, встречаясь взглядом с женщиной. Она кивнула, судорожно выдохнув, стараясь отпустить неприятное наваждение. — Ты права. — Конечно, права, — брюнетка подмигнула. — Иначе бы я давно забрала Хоуп себе на попечение. — Ну уж нет, она моя! — Свон рассмеялась, и от её смеха Миллс стало легче. Реджина почувствовала, как Эмма немного придвинулась ближе, но сама не отпрянула. Женщина снова сделала глоток чая, не прерывая зрительного контакта с журналисткой, скользнув второй рукой вниз по руке блондинки, ощущая шёлк её кожи под пальцами. Зелёные глаза Свон поглотили внимательные карие. Эмма неловко коснулась руки брюнетки, не дав ей завершить касание и на мгновение удержав смуглое запястье в своей ладони. Кончики длинных пальцев журналистки невесомо пробежались по коже, аккуратно и нежно, словно сочиняя серенаду новых ощущений в сердце Миллс. Реджина задержала дыхание, не в силах проанализировать собственную реакцию на блондинку. — Спасибо, — тихо поблагодарила Свон, и женщина на секунду потерялась. Шёпот Эммы проник прямо в её сердце, отправляя разум в хаотичное падение эмоций. — За то, что дала мне шанс. — Мы ведь друзья, — выдохнула брюнетка, но что-то ей подсказывало, что это совсем не то, что она хотела и должна была сказать. — Как я могла поступить иначе? Журналистка промолчала, поджав губы. Её взгляд стал отстранённым, даже далёким. Секунду спустя прикосновения пальцев блондинки прекратилось, она выпустила руку Миллс, и Реджина почувствовала странную пустоту и холод. Свон закусила нижнюю губу, задумчиво нахмурившись от слов женщины. Они её как-то задели? — Над чем сейчас работаешь? — брюнетка решила перевести тему, делая отчаянный глоток чая. Не важно сколько бы она его не пила, горлу не хватало влаги. — Оу, — Эмма неловко покосилась на свою кровать, поверх плеча Миллс, где лежали наброски для следующей статьи. — Я пишу о дизайнере Де Виль, знаешь её? — Лично не знакома, — покачала головой Реджина. Она поразилась насколько спокойно стала воспринимать тот факт, что перед ней журналистка. Женщина не понимала, почему раньше так категорично была настроена против блондинки, ведь это всё та же Свон, которая всегда защищала её, а не угрожала. — Что с Круэллой? — У меня есть доказательства, что последнюю свою коллекцию она создала не сама, — неловко ответила журналистка, всё ещё опасаясь, как брюнетка к этому отнесётся. Но блондинка обещала быть честной и отвечать на любые вопросы, которые Миллс могла задать о ней, или же о её работе. — Она набрала несколько молодых дизайнеров, которые теперь выпускают свои работы под её именем. Я хочу показать, что она не права, поступая так. Реджина хмыкнула. Она тоже не любила, когда чужой труд присваивал себе кто-то ещё, только по причине статуса и громкого имени. Стремление Свон проливать свет на те проблемы, куда бы никто не посмотрел, в нынешних обстоятельствах впечатляло. — Могу дать тебе ознакомиться со статьёй прежде, чем отправить её редактору. — Ты не обязана это делать, Эмма, — покачала головой женщина. — Я могу прочесть в день публикации статьи, как и все. — Но ты не «все», — возразила журналистка. — Не для меня. Сердце брюнетки подскочило, а затем забилось в ускоренном ритме. Блондинка потупила взгляд, внезапно заинтересовавшись полом, словно никогда до этого его не видела. Румянец залил щёки Свон, а правая рука нервно барабанила пальцами по поверхности столешницы рядом с запястьем Миллс. — А почему ты стала журналисткой? — вдруг спросила Реджина, отставив чашку чая в сторону. — И почему ты выбрала раздел сплетен? — Это не сплетни, — тут же поправила Эмма. Она тяжело вздохнула, будто уже сотню раз объясняла это другим людям, до женщины. — Я пишу правду. Конечно, теперь я понимаю, что не вся правда должна увидеть свет, но раньше меня это мало волновало. Я видела только тех людей, которые облажались в чём-то, но никогда не думала, как мои статьи могут затронуть их семьи. Теперь я стараюсь быть осмотрительнее. — Хорошо, не сплетни, — кивнула брюнетка. — Почему журналистика, Эмма? Журналистка немного нахмурилась. Миллс понимала, что блондинке дискомфортно говорить с ней о своей профессии, но она хотела знать. Реджина испытывала странную потребность познакомиться с ранее неизведанными сторонами жизни Свон, чтобы лучше понимать её, видеть всё, что скрывает за собой взгляд изумрудных глаз. — Я всегда хотела обращать внимание людей на проблемы, которые они привыкли игнорировать, — Эмма сдалась. — Правда, я больше интересовалась чем-то глобальным, природой, катаклизмами, загрязнением, которое вредят не только людям, но и животным, проблемой детский домов… Мне всегда казалось, что, если я привлеку внимание общества к правильным вопросам, мир сможет измениться к лучшему. — Но ты пишешь совсем другое, — нахмурилась женщина. — Почему? — Статьи о глобальном потеплении пользовались меньшим спросом, чем скандалы, — честно ответила журналистка. — А я стала молодой матерью-одиночкой, которая нуждалась в деньгах. Поэтому стала писать то, что на тот момент было выгодно с материальной точки зрения. Мои статьи нравились читателям, нравились журналам, в которых я работала, понравились «Hearttorner», так я и оказалась втянута в болото сплетен и скандалов. Выбраться из него оказалось труднее, чем я думала. — Но сейчас ты можешь писать, что хочешь, разве нет? — брюнетка вскинула брови. — Нет, — покачала головой блондинка. — Мои колонки слишком ценны для журнала, чтобы позволять мне сменить направление. Я пробовала, показывала альтернативные статьи, но в итоге, все они так и остались лежать стопкой на рабочем столе. «Сейчас не время» и «Читатели хотят видеть другое» — вот, что я слышала. А потом просто перестала пытаться. — Это не справедливо, Свон. — Жизнь в целом не справедлива, — кивнула Эмма. — Ты знаешь это так же хорошо, как и я, Миллс. Я долгое время училась выживать, а потом и жить. Я перестала бороться с тем, на что не могу никак повлиять. У меня слишком много других забот. Реджина не могла не согласиться. Она ещё раз задумчиво посмотрела на записи журналистки, взвешивая сказанные ею слова. Пояснения блондинки дали возможность лучше понять её. Свон хотела сделать мир лучше? Как же самонадеянно, наивно, но смело. Женщина никогда не смотрела в этом направлении, она просто работала над тем, чтобы не сделать его хуже. Эмма — полная её противоположность, но настолько ей необходимая, дополняющая. — А с Голдом? Какая у тебя история с ним? — брюнетка понизила голос, чтобы дети не расслышали вопроса. Миллс посмотрела на журналистку, заметив, как та вдруг заметно занервничала. Блондинка больше не пыталась скрыть своих эмоций, но ей всё ещё было тяжело говорить о своих проблемах. — Ты же читала статью, там всё расписано. — Я не про статью, Свон, — терпеливо, но мягко сказала Реджина. — Как вы дошли до этого? Ты правда его шантажировала, Эмма? Журналистка вздрогнула, но нехотя кивнула. Было видно, что ей неловко и стыдно за свой поступок, но было что-то ещё в немного затравленном взгляде блондинки. Женщина доверительно сделала шаг вперёд, не отрываясь от глаз Свон, чтобы показать, что она готовы выслушать и принять. — Эмма, всё хорошо, ты можешь мне рассказать, помнишь? — Никаких тайн, — тихо ответила журналистка. Она зажмурилась, собираясь с мыслями. — Да, я написала статью, но не пошла с ней к редактору журнала. Я поняла, что Руперт может предложить Хоуп, чего никогда не было у меня — будущее. Лига Плюща открывает множество дорог, и сама я не смогла бы себе позволить отправить дочь в школу подобного уровня. У меня есть счёт, куда я регулярно перевожу сбережения на университет девочки, но так делают почти все в этой стране. Ты же понимаешь, что я могу положиться только на себя, — блондинка закусила губу. — После Сторибрука Хоуп может заняться чем захочет, у неё не будет ограничений. Об этом я думала, когда решилась на шантаж. Я пришла к Голду и просто протянула ему собранный материал, который он тщательно изучил. Он сразу согласился на сделку. Не думал, просто согласился и сделал мне очень выгодное предложение. Брюнетка спокойно кивнула. У неё сложилось впечатление, что Свон никогда до этого не прибегала к шантажу, это был её первый опыт, и, как выяснилось, не самый удачный. Эмма была не тем человеком, который на это мог быть способен, она была другой, светлой, обладала редкой чистотой и добротой, к которой Миллс так сильно тянулась. Журналистка пыталась видеть в людях только правду, допуская тот факт, что перед ней может стоять, как самый лучший, так и самый худший человек. И блондинка определённо была той, кто смог проникнуть под барьер Реджины, проскользнуть в её сознание, занимая своё место, будто специально ей отведённое, разрушить её, казалось бы, надёжную защиту и проникнуть глубже. — Я понимаю, — честно произнесла женщина. — Я не знаю, через что тебе пришлось пройти. Но не исключаю вероятность, что, возможно, я поступила бы так же. — Сомневаюсь, — Свон нахмурилась. — Я не лицемерна, чтобы утверждать обратное, — напомнила брюнетка. — Но я избалована. У меня всегда было всё, что я хотела. Я могла заплатить за любую вещь или же услугу, если бы мне это было нужно. С тобой всё иначе, ты с самого начала всего добивалась сама. Поэтому я не могу осуждать тебя за то, что ты думала о будущем своего ребёнка и за то, какими способами пыталась обеспечить Хоуп хорошее будущее. Ты другая, Эмма. И это мне в тебе нравится больше всего. Взгляд журналистки усилился, на губах мелькнула улыбка, но она тут же потухла. Блондинка взяла Миллс за руку и потянула на себя, сама отходя на пару шагов назад, уводя Реджину подальше от ребят. Женщина не сопротивлялась, хотя была удивлена странным напором Свон. Карие глаза метнулись к зелёным, и Эмма тяжело вздохнула, собираясь с силами. — Главные условия нашей с Голдом сделки были просты: моя дочь поступает в Сторибрук, а статья никогда не выходит в свет. Теперь сделка нарушена, её больше нет, — журналистка сглотнула ком в горле, её голос надломился. — Думаю, ты понимаешь, что это значит. Брюнетка застыла. Слова медленно впитывались в сознание Миллс, но она отказывалась принимать очевидное. Чёрт, как же она сразу об этом не подумала?! Всё внутри Реджины застыло, похолодели даже кончики пальцев, когда осознание ударило молотом. Она почувствовала, как неприятная правда пронзает её сердце подобно лезвию. — Статья была опубликована, а это значит, что девочка будет исключена. Женщина вцепилась пальцами в столешницу, пытаясь унять дрожь, которая о буяла всё тело. Будто речь шла о её собственном ребёнке, волна беспокойства и раздражения пробежала по телу. Рёбра были слишком тугими, чтобы вместить в себя непослушное биение дикого сердца. — Да. — Когда? — выдавила брюнетка, её горло сузилось, а дыхание застряло в груди. — К концу февраля, как только нога Хоуп заживёт, — тихо ответила блондинка, она поникла. — Когда я узнала, что ждёт мою дочь, я… Я поняла, что подвела её. Я никогда не думала, что почувствую себя настолько бесполезной. Моя жизнь рушилась, но я могла винить в этом только себя. Поэтому первая мысль была сбежать: переехать и начать всё сначала. — Переехать?! — Миллс почувствовала, будто ей влепили пощёчину. Она вздрогнула. Что-то внутри Реджины переклинило. Она почувствовала в груди огонь, который заставлял кровь в жилах кипеть. Переехать — значить оставить её и Генри позади? Начать заново без них? Женщина начала злиться. Она не могла даже подумать о таком, не после того, через что они пошли. Брюнетка вцепилась в края футболки Свон, будто Эмма могла раствориться в воздухе в любой момент. Журналистка посмотрела на руки Миллс, которые подрагивали от сдерживаемых эмоций. В её зелёных глазах вспыхнуло осознание веса собственных слов, и она мягко накрыла их своими ладонями. — Это было до того, как ты позволила мне объясниться! Прости, я… Я потерпела фиаско со статьёй, меня подставили, использовав «Hearttorner» как оружие. Голд ясно выразился, что выгонит девочку за дверь школы, как только она восстановит своё здоровье. А ещё… Ты, — блондинка закусила губу. — Я думала, что потеряла тебя, потеряла Генри, и от этого мне было ужасно больно. Я понимала, что не смогу находиться с тобой в одном городе без возможности снова поговорить с тобой, покидать с Генри мяч, или просто выпить кофе в каком-нибудь кафе, пока дети будут уплетать мороженое. Но ты простила меня. И я просто рассматриваю варианты о переводе Хоуп в другую школу. Реджина не сводила горящего взгляда со Свон. Зелёные глаза переместились на её рот, когда женщина увлажнила пересохшие губы языком. Каждая клеточка в её теле покалывала от признания Эммы. Журналистка отступила на шаг от брюнетки, выпуская её руки, и сжала переносицу между большим и указательным пальцем, сильно зажмурившись, словно справляясь с внезапной головной болью. — Я пока не говорила дочери об исключении из Сторибрука, — добавила блондинка. — Отчасти из-за Киллиана, потому что она всё ещё не отошла от ситуации с ним, а отчасти из-за того, что пока не нашла подходящую школу. Я хочу сначала всё подготовить прежде, чем сообщить девочке о переводе. — Почему ты мне ничего не сказала? — вопрос, сорвавшийся с губ Миллс прорезал густой воздух между ними, как лезвие: острый, уверенный и глубокий. Свон вздрогнула и виновато опустила взгляд. — Потому что это мои проблемы, — тихо произнесла Эмма. — Не справедливо приплетать тебя, не сейчас. У тебя и без меня проблем навалом. — Свон! — Я справлюсь, — заверила журналистка, нервно закусывая губу. — Я же говорила, что просить о помощи не сложно, — сквозь стиснутые зубы выдохнула Реджина. — Но ты такая упрямая! — Я думала, что тебе это, наоборот, нравится, — напомнила блондинка, неловко пытаясь свести всё к шутке. Женщина пригвоздила Свон взглядом к полу. В ней бурлили эмоции, сильные и необузданные, на грани облегчения и сильного раздражения. Брюнетка подошла на шаг к Эмме, которая как будто сжалась под силой взгляда карих глаз, и открыла рот, чтобы прошипеть журналистке тщательно обдуманную тираду, но Миллс прервал весёлый вопрос Хоуп, нарушивший напряжённую тишину между матерями. — Вы скоро? Всё интересное пропустите, — Реджина оглянулась на дочь блондинки, внутри неё всё сжалось от мысли, что она могла больше никогда не увидеть девочку. — Да, сейчас, — женщина покосилась на кружку чая, что стояла на краю столешницы. Сейчас она бы не отказалась от чего-нибудь покрепче. Брюнетка строго посмотрела на притихшую Свон. — Разговор не окончен, Эмма. — Прости, — искренне прошептала журналистка, Миллс не сомневалась, что блондинка сожалеет о многом. — Я отвечу на все твои вопросы. Обещаю, Реджина. — Никогда не пытайся со всем справиться одна, — прошептала женщина прежде, чем направиться в сторону детей. Она чувствовала на себе взгляд Свон, но не хотела оборачиваться. Брюнетка села на диван и уставилась в экран, хотя её мысли уже были за пределами квартиры Эммы.***
Миллс точно знала, что должна была сделать. Она уверенно нажимала на педаль газа, глядя на сына через зеркало заднего вида. Мальчик слушал музыку в наушниках, листая комикс, который позаимствовал у Хоуп. Генри был счастлив, он всегда был таким после визитов к журналистке и её дочери. Реджина сдержанно выдохнула, сжимая руками руль. Сердце билось в груди, но женщина старалась держать самообладание. Взгляд блондинки, их последняя беседа и прикосновения преследовали брюнетку. Она не могла объяснить, что с ней происходит, потому что те чувства, что она испытывала, были ей не знакомы. Однако Миллс точно понимала, что не позволит Свон уехать, не позволит отдалиться. Возможно, это было довольно эгоистично, ведь Реджине было больно во время их конфликта, но не столько от обиды, сколько от того, что сама не подпускала к себе Эмму. Каждый раз, когда женщина видела журналистку, она чувствовала дрожь в каждой клеточке тела, когда хотела подойти, но не могла. Но сейчас, когда брюнетка воссоединилась с блондинкой, она, кажется, снова дышит полной грудью, смеётся, а сердце не пытается сломать рёбра изнутри. Миллс стала зависима от этого чувства спокойствия и безмятежности. И это чувство она хотела защитить. Реджина редко подпускала к себе кого-то, чтобы успеть привязаться, однако, если такое происходило, женщина не умела отпускать. А она однозначно привязалась к Свон, полюбила белокурую девочку всем сердцем, да и сын брюнетки сильно привязался к Эмме и Хоуп. Что-то собственническое просыпалось в Миллс, когда она думала о журналистке и её дочери. Но с этим она пока разбираться не хотела. Реджина завернула на парковку, проезжая мимо массивных характерных ворот. Их стены отбросили тени на страницы комиксов, и мальчик удивлённо осмотрелся. Он вопросительно вскинул брови, снимая наушники, и придвинулся ближе к водительскому сидению. Генри коснулся плеча матери, и женщина слегка повернула к нему голову, улыбаясь через отражение заднего вида. — Мам, что ты забыла в Сторибруке? — нахмурился сын брюнетки. — Почему мы вернулись в школу? У тебя собрание? — Нет, — покачала головой Миллс. — Просто появилось неотложное дело. Это ненадолго, правда. — Ладно, — мальчик всё ещё недоумевал, но не спорил с матерью, когда дело касалось школы. — Мне пойти с тобой? Реджина задумчиво прищурилась, заезжая на свой парковочный лот, хотя территория стоянки была пуста, за исключением одного чёрного внедорожника. Женщина соблюдала даже такие формальности, возможно, Хоуп и блондинка правы, брюнетка — фанат контроля. Миллс заглушила мотор и достала ключ из зажигания, она пожевала нижнюю губу, взвешивая варианты. Нет, если она возьмёт Генри с собой, то определённо тот начнёт волноваться от того, что Реджина собиралась сделать. Она не была готова отвечать на его вопросы. — Я скоро вернусь, — женщина оглянулась на сына и тепло ему улыбнулась. — Можешь посидеть здесь? — Конечно, — кивнул мальчик, отвечая на улыбку матери. — Если наш неожиданный визит в Сторибрук не из-за меня. В последний раз, когда ты приезжала сюда не запланировано — вы с Эммой наорали друг на друга. — Нет, — брюнетка усмехнулась и коснулась щеки Генри. — Поверь мне, если меня вызовут в школу из-за тебя, ты первый об этом узнаешь. Сын рассмеялся, прильнув к прикосновению Миллс. Он не боялся гнева матери, поскольку ни разу до этого не был наказан Реджиной, она никогда серьёзно не повышала на мальчика голос, поэтому Генри вырос с полным доверием к женщине. Сын брюнетки был добрым, мягким и чутким ребёнком, поэтому она так его и берегла. Однако, в этом были свои минусы: мальчик был немного разбаловал материнским вниманием и не умел справляться со стрессовыми ситуациями (подавленность от взрывов Грэма тому отличный пример). — Я подожду, — пообещал Генри. — Спасибо, — Миллс поцеловала сына в щёку. — Дай мне минут десять-пятнадцать. Если что звони, хорошо? — Конечно, мам, — послушно кивнул мальчик. — Люблю тебя. — И я тебя, Генри, — Реджина отстранилась от сына и отстегнула ремень безопасности. Женщина вышла из машины, аккуратно закрыв за собой дверцу Мерседеса. Она помахала мальчику через стекло и, гордо выпрямив спину, пошла в сторону главного входа Сторибрука. Она ещё раз посмотрела на одинокий внедорожник, стоявший на другом конце стоянки, не испытав укола совести. Брюнетка знала чего хотела, знала, как это получить, и жалость в этом вопросе в планы не входила. Поднявшись вверх по ступеням крыльца, Миллс рывком открыла двери школы, погружаясь во тьму коридора. Иногда, чтобы получить желаемое, приходилось переступать через свои же принципы, быть уверенной и беспощадной, быть похожей на мать. Реджина знала, что Кора — не хороший человек, но, всё-таки, пару полезных уроков от неё женщина усвоила. Брюнетка шла по слабоосвещённому коридору, стук каблуков отражался от бетонных стен и эхом разносился по школе, словно удары гонга оповещали о визите королевы. Подымаясь по лестнице вверх, она скользила пальцами по каменным перилам: гордая осанка, вскинутый подбородок и холодный взгляд. Миллс сейчас находилась в своём королевстве, пусть на условном троне сидел другой человек. Реджина двинулась дальше, её тёмные, почти чёрные во мраке глаза выцепили нужную дверь, из-под щели которой был виден слабый свет. Директор в своём кабинете. Женщина знала, почему он не спешил домой — Белль уехала, забрав с собой Бэйлфаера, сына Голда, а значит — Руперта никто не ждал. Он мог прятаться в стенах Сторибрука от всех людей, но от собственных мыслей и проблем скрыться невозможно. Сейчас директор был лёгкой добычей, был уязвим, и брюнетка точно знала, что он достаточно эмоционально истощён, чтобы принять то, что Миллс готова была ему предложить — выгодную сделку. В прочем, согласие Голда всего лишь формальность, от Руперта зависело лишь то, по какому пути дальше пойдёт Реджина: простому и быстрому, или сложному, но плачевному для директора Сторибрука. И женщине было не так уж и важно, что выберет Голд. Брюнетка остановилась у самой двери и, взявшись за ручку, не стуча, потянула дверь на себя. Тёмные глаза тут же нашли удивлённого её вторжением Руперта, скрючившегося над письменным столом. На нём была бордовая рубашка, расстёгнутая на верхнюю пуговицу, классический платок, который обычно директор носил под воротником, сейчас безвольно лежал на краю стола, седеющие волосы были растрёпаны… Голд пару раз моргнул, позволяя уставшим глазам сконцентрироваться на Миллс, и выпрямился. Его лицо застыло, преображаясь в безэмоциональную маску, чтобы скрыть свои истинные эмоции от Реджины, Руперт вздохнул. Он не привык видеть женщину в своём кабинете таким образом. Это был первый раз, когда брюнетка решила воспользоваться своим положением. — Реджина, не ожидал тебя увидеть здесь в такой час, — директор постарался улыбнуться, его золотая коронка заблестела в свете настольной лампы. — Чем обязан такому неожиданному визиту? Миллс проигнорировала напускную вежливость и очевидную ложь, поскольку знала, что она уж точно в числе последних, кого бы хотел сейчас видеть Голд. Реджина смотрела на Руперта и видела совершенно потерянного, сломленного и уставшего от жизни человека, который пытался храбриться, играя отведённую для него роль директора Сторибрука. Женщина, возможно, добьётся желаемого даже быстрее, чем рассчитывала. — Отставим любезности, Голд, — голос брюнетки был ровным, холодным и бескомпромиссным. — Есть разговор. Руперт выровнялся, откинувшись на спинку своего кресла. Он не мог возражать. Только не ей. Директор несколько мгновений вглядывался в лицо женщины, но, так ничего и не прочитав на её лице, жестом пригласил брюнетку присесть, не сводя с неё тяжёлого взгляда. — Я вас слушаю, миссис Миллс. Главный урок, который она усвоила от Коры заключался в простой аксиоме: истинную власть не выставляют на показ, доказывая, что она у тебя есть. Её проявляют в моменты необходимости. Королевы всегда прячутся за спинами пешек на шахматной доске. Реджина уколола Голда ухмылкой, и тот невольно вздрогнул под тяжестью взгляда женщины.