Я подарю тебе заботу
И покажу, что я не глуп.
Приду хоть в шесть утра в субботу
И принесу с собою суп.
Блондинка с тёплой улыбкой наблюдала за дочерью, которая не могла нарадоваться, разглядывая свою ногу, свободно сгибая и разгибая её. Гипс сняли буквально вчера, и девочка по полной наслаждалась свободой от костылей. Она немного прихрамывала от непривычки первое время, но довольно быстро расходилась и рвалась в бой. Свон была рада, что Хоуп снова вскакивает с кровати и первой мчится умываться, готовясь к учебному дню. Ей ужасно не хватало школы, уроков, живого общения, компании одноклассников. А потому сегодня дочь разбудила Эмму даже раньше сигнала будильника. Журналистка уже какое-то время вставала по утрам без посторонней помощи и не позволяла себе поваляться лишний раз в постели, как делала это в начале учебного года. Блондинка научилась спать чутко, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью комнаты дочери. После того, как девочка попала в больницу, в Свон что-то переменилось. Она поняла, что слишком многое себе позволила, погрузившись в пучину таких новых и неизведанных чувств к брюнетке, что всё остальное словно сдвинулась на задний план, из-за чего Хоуп попала под удар. Этим утром Эмма проснулась от шороха и шарканья домашних тапочек по полу. Открыв глаза, журналистка заметила девочку, на цыпочках крадущуюся в ванную, чтобы не разбудить мать. Хоуп от старания высунула язык и, медленно ступая, осторожно поглядывала на блондинку и кривилась от каждого неудачного шага. Она вскинула бровки домиком, пытаясь разглядеть во мраке силуэт матери, и журналистка словно увидела в дочери своё собственное отражение. Хоуп всё больше перенимала на себя мимику Свон, и материнское сердце трепетало от этого осознания. Как только голубые глаза встретились с зелёными, дочь застыла, немного растерянная и расстроенная, что разбудила Эмму, но, стоило журналистке сонно улыбнуться девочке, та тут же тихо захихикала. Хоуп выпрямилась, понимая, что больше нет смысла притворяться мышкой, и изменила свой маршрут. Она устремилась к матери, и та, откинув одеяло, слегка подвинулась, уступая дочери нагретое местечко. Девочка забралась на кровать к блондинке, обвивая ручками талию Свон, и сама утопая в её руках. Утро Эммы началось с крепких объятий и мягкого перешёптывания, они лежали и болтали о всяких мелочах, пока не прозвенел будильник. Журналистка не поняла, почему они говорили так тихо, ведь в квартире никого, кроме них не было, но почему-то это дарило странный комфорт. Блондинка обнимала Хоуп, перебирая её золотистые пряди, и безвольно улыбалась, слушая её планы на день. Сейчас всё пришло в норму: дочь здорова и ходит в школу, Свон продолжает работать для редакции, а её отношения с Миллс… Они бесспорно изменились, но Эмма чувствовала тепло в улыбке Реджины, когда та смотрела на неё смеющимися карими глазами. Для женщины журналистка осталась хорошим другом, и она каждый день доказывала блондинке, что конфликт между ними исчерпан. Это очень радовало Свон, было так здорово быть честной и открытой, смотреть на брюнетку и не чувствовать себя последней скотиной… Миллс относилась к Эмме, как прежде: заботилась о ней, шутила, проявляла участие и оказывала поддержку всегда, когда журналистке было нужно. Внимательные глаза Реджины всегда улавливали малейшие изменения в поведении блондинки, словно пытаясь считать по выражению лица её мысли или чувства, а успокаивающий голос с мягкой хрипотцой против воли заставлял прислушиваться ко всему, что говорит женщина. Брюнетка старалась быть рядом, но Свон больше не могла воспринимать Миллс просто, как подругу. И это было мучительно! Позже Эмма отвезла дочь в школу, проследила за тем, как та буквально вбежала вверх по ступеням и скрылась в коридоре Сторибрука, будто с её ногой никогда ничего не происходило, как делала это всего месяц назад. Журналистка с волнением смотрела вслед девочке, чувствуя неимоверное облегчение. Всё должно было быть, как раньше, ведь блондинка очень нуждалась в привычном для неё ритме жизни. Так ей лучше всего получалось обманывать себя и думать, что ничего не изменилось. Порой эмоциональные трансформации в сердце игнорировать труднее, чем те изменения, которые замечают глаза. Свон старалась думать только о Хоуп, каждый раз прогоняя навязчивые мысли о Реджине. Эмма изо всех сил старалась общаться с женщиной так, словно ничего не произошло, как брюнетка того и хотела. Но было невозможно не обращать внимание на то, как подскакивало сердце при виде Миллс, как кровь ускорялась в венах при звуке глубокого смеха, на то, как ныли ладони от желания прикоснуться к смуглой коже, пальцами изучая её тепло и бархатистость… Реджина была недосягаема для журналистки в том ключе, о котором блондинка позволяла себе мечтать только тихими ночами, глядя в потолок невидящим взглядом. Женщина предлагала Свон крепкую дружбу, и Эмма каждый день заставляла себя думать, что этого достаточно, что она переболеет, и чувства к брюнетке понемногу исчезнут. Наивная идиотка. Поцелуй… Хоть он и остался без ответа, но изменил для журналистки всё. Она не могла перестать снова и снова воспроизводить в памяти мягкость губ Миллс, аромат её парфюма и эту манящую лёгкость во всём теле от осознания, насколько тёплой и знакомой казалась ей Реджина… Блондинка никогда не теряла голову всего от одного касания губ, а потому была в шоке от собственных эмоций. Она чувствовала парящее воодушевление и леденящий душу страх. Свон старалась выкинуть из головы воспоминание о непозволительной близости с этой женщиной, но память коварная штука. Эмма понимала, что это событие укоренилось в её сознании, въелось в кости, занимая собой всё свободное пространство. Как соль была частью океана, так и чувства журналистки к брюнетке, стали частью её самой. И это было чертовски тяжело. Блондинка отказывалась принимать это. Свон хотела думать, что просто гиперболизирует влияние Миллс на себя, что на самом деле она сама невольно убедила себя в том, что под воздействием обстоятельств чувствует к Реджине нечто большее, выдуманное… Что-то, от чего можно избавиться. И с каждым днём её уверенность в этом таяла на глазах. Эмма помнит, как увидела женщину с «другом» именно в тот день, когда позволила себе пойти на поводу у Руби и отправиться на свидание вслепую, в надежде обмануть собственное сердце. Журналистка не могла больше находиться наедине со своими мыслями. Они все были о брюнетке. Даже, когда блондинка хотела потеряться и сбежать от самой себя, Миллс находила её в самых тёмных закоулках сознания. Любить, оказывается, очень тяжело. Свон не нравилось это чувство, а разъедающий дискомфорт внутри мешал ей мыслить здраво. Она даже попросила подругу подобрать спутницу на вечер внешне очень похожую на Реджину с удивительными карими глазами, с чем фотограф успешно справилась. Ронни действительно внешне обладала чертами её женщины, но на этом всё и заканчивалось. Эмма тогда поняла, что её привлекает в брюнетке не только умопомрачительная внешность, было что-то уникальное в её голосе, улыбке, глубине глаз — что-то, что никто другой заменить не может. Сама журналистка чувствовала себя особенной с Миллс. Ужаснее всего было то, что Реджина в тот вечер отлично проводила время с Локсли, пока блондинка буквально сгорала изнутри от ревности и бессилия. Свон едва сдержалась, чтобы не выбежать из ресторана, когда женщина заметила её присутствие. Брюнетка действительно была повсюду, куда бы Эмма не отправилась. Журналистка даже забыла, как дышать, всего за секунду потерявшись во взгляде удивлённых карих глаз. Миллс выглядела просто чудесно, расслабленно, непринуждённо, хотя и была немного растеряна: для неё их встреча тоже была неожиданностью. Но что-то переменилось в лице Реджины, когда та заметила собеседницу блондинки: взгляд потемнел, губы сжались, а идеальные линии бровей сдвинулись к переносице. Женщина смотрела на Ронни хмуро, холодно, почти враждебно, и Свон была не в состоянии интерпретировать для себя значение этого взгляда. Она не была уверена, что когда-либо вообще видела этот взгляд. Эмма не смогла вынести странное чувство стыда, которое внезапно подкатило к горлу, словно она сделала что-то запретное, придя на ужин с кем-то другим, поэтому отвела взгляд, стараясь понять, почему совесть бьёт тревогу. Ронни действительно из кожи вон лезла, оказывая журналистке знаки внимания, намекая на более интимное продолжение вечера, которое, на самом деле блондинка даже не рассматривала. Свон старалась делать вид, что не слышит подтекст в кокетстве своей новой знакомой, не замечает лёгких и игривых прикосновений, которые, на самом деле не вызывали у неё совершенно никаких эмоций, в продолжении банкета Эмма была не заинтересована. Её затея отвлечься на кого-то другого с треском провалилась. Брюнетка была в её голове каждую чёртову секунду, убивая и уничтожая для журналистки всех остальных. Блондинка притворялась, что не чувствует обжигающего взгляда Миллс на своей спине, притупляя свои чувства алкоголем. Она вливала в себя стакан за стаканом, надеясь, что доведёт себя до беспамятства. Лишь бы не думать, не мечтать, не чувствовать… Свон так и не поговорила с Реджиной о том вечере в ресторане, хотя и плохо помнила, что она делала и говорила после того, как женщина изъявила желание позаботиться о ней и подвезти до дома, не дав Эмме попасть в цепкие руки Ронни. В памяти журналистки присутствовали пробелы, и та не была уверена, что хочет их восстанавливать. Иногда лучше оставаться в неведении. Блондинка не спрашивала подробности их совместной поездки, брюнетка тоже не поднимала эту тему из солидарности, за что Свон была ей безмерно признательна. Однако Эмма не могла отделаться от чувства, что между ними повисла какая-то особенная недосказанность, которая немного давила на горло, затрудняя дыхание. Когда-нибудь журналистка поговорит с Миллс обо всём, но не сейчас. Она не готова была обнажить своё беззащитное сердце для очередного удара. Тем не менее, избегать Реджину блондинка не могла, не только из-за собственной зависимости от компании этой женщины, но и из-за девочки, которая часто становилась инициатором совместного времяпрепровождения с брюнеткой и её сыном. Даже сегодня. Хоуп провела насыщенный день в школе, событиями которого делилась с журналисткой по пути домой после занятий. Оказывается, по дочери Свон скучали многие, даже те, от которого она совсем не ожидала этого: как Мелоди, к примеру. Девочка рассказала, что они проходили на уроках, что ели в столовой на обед, как играла с Генри на переменах. И, когда Эмма поверила, что на этом всё, Хоуп не упустила возможности напомнить о том, что журналистка обещала отвезти её к Миллс этим вечером: Реджина решила приготовить праздничный ужин, чтобы отметить полноправное выздоровление Хоуп. Блондинка не смогла бы забыть, даже если бы захотела. И дело было не только в напоминании дочери, но и в беспокойстве за саму женщину. Свон знала, что брюнетка подхватила лёгкую простуду (поэтому пару дней не появлялась в школе, отправляя мальчика на занятия с водителем); что Миллс даже не поехала в издательство, чтобы остаться дома и постараться придушить потенциальную болезнь в зародыше; что Реджину было бы лучше не беспокоить, но… Женщина не могла отказать себе в удовольствии лицезреть девочку, передвигающуюся на своих двоих, а потому отмела все попытки Эммы настоять на том, чтобы перенести запланированный ужин на другой день. Журналистка не могла сопротивляться строгому и решительному тону брюнетки. Миллс ждала их этим вечером, и блондинка не имела права не явиться. Хоуп переместилась в свою комнату, готовясь к поездке в гости, Лукас, которая заехала к ним по дороге из редакции, выразила желание помочь дочери Свон с нанесением лёгкого макияжа, а сама Эмма стояла на кухне, постоянно поглядывая на стрелки настенных часов, буквально отсчитывая секунду за секундой до встречи с Реджиной. Внутри журналистки бушевал вихрь из противоречивых эмоций и желаний, которые не могли найти себе выход. Её чувства напоминали болезнь, лекарства от которой пока не придумали. — Откуда у нашей девочки такая любовь к косметике? — с лёгкой улыбкой поинтересовалась Руби, присоединяясь к блондинке на кухне и тем самым вырывая ту из задумчивости. — Не замечала за ней такого стремления раньше. Свон поджала губы, избегая взгляда подруги. Она удивлялась, почему почти на каждый вопрос, который ей могут задать, всего один ответ… — Миллс, — Эмма старалась звучать непринуждённо. — Это её влияние. — Оу, — выдохнула фотограф так, словно случайно наступила на мину. — Точно. Лукас осторожно посмотрела на журналистку, её улыбка немного угасла, когда она заметила отстранённость в поведении блондинки. Но как можно было её винить? Руби прекрасно была осведомлена о чувствах Свон к её роковой женщине, поскольку подруга была единственной, с кем Эмма могла поговорить о них. Она отчасти была рада, что журналистка призналась себе в том, что видит в вышеупомянутой брюнетке кого-то особенного для себя, но также и переживала за эмоциональное состояние блондинки. Для неё было в новинку всё то, что сейчас происходит с её сердцем. — Недалёк час, когда Хоуп попросит тебя купить ей красную помаду, — попробовала пошутить фотограф, но Свон даже не улыбнулась, а лишь хмыкнула себе под нос. — Не удивлюсь, — пробормотала Эмма. Она понимала старания Лукас, но не хотела притворяться, что они ей помогают. Она устала делать вид, что всё хорошо. — Как только дочери сняли гипс, она потащила меня в торговый центр, чтобы примерить туфли на каблуке. Руби закусила губу, задумчиво нахмурившись. Она заботливо коснулась плеча журналистки в утешительном жесте, отчего блондинка невольно вздрогнула, буквально заставив себя посмотреть в глаза подруги. Взгляд фотографа выражал искреннее беспокойство и теплоту, в которых Свон так сильно нуждалась. — Ты так и не поговорила с ней, Эмма? — Нет, — честно ответила журналистка, её чувства к Миллс крепли с каждым днём, как бы она ни старалась от них избавиться. — Я не думаю, что могу позволить себе это сейчас по ряду причин. И дело не только в том, что я сама не готова к разговору с Реджиной. Лукас, я… Я не думаю, что вообще мне стоит поднимать вопрос о своих чувствах к ней. У неё и без меня достаточно хлопот: стервозная мать, ужасный муж, развод, страх огорчить сына… Я не стану очередной обузой в списке этой женщины. Она заслуживает быть счастливой по-настоящему хоть раз. — Благородство — неблагодарная вещь, ты же понимаешь? — блондинка не ответила, неопределённо пожав плечами. — Знаешь, эта брюнеточка слишком неоднозначна, — протянула Руби. — Радар внутри меня иногда барахлит рядом с ней. — Что? — нахмурилась Свон. — Рыбак рыбака, — пояснила подруга. — Только с Миллс мой гей-радар работает, когда рядом с ней ошиваешься ты. Ты не можешь отрицать моей волшебной интуиции. Может, у тебя есть шанс? Да ладно, просто попробуй! — Хватит, — закатила глаза Эмма. — Я не верю в сказки. К тому же, мне самой трудно понять, что она значит для меня в полной мере. Ещё труднее понять, что это может значить для неё. — Ты не из тех, кто сдаётся, — покачала головой фотограф. — Только не ты, Свонни. — Не в вопросах отношений. Лукас, я сбегаю от дел сердечных, когда дело пахнет жаренным, — журналистка невольно стала раздражаться. — Да и вообще, Реджине нравятся мужчины. Я не хочу ничего испортить. Ты не хуже меня знаешь, какого это — увиваться за женщиной традиционной ориентации. — Но ты всё ещё не сбежала от неё, — напомнила Руби. Блондинка на мгновение застыла. Слишком многое в её жизни было завязано на брюнетке, её образ и компания стали для Свон чем-то вроде необходимости, ежедневная доза которой пускала сердце вскачь. Но удивительно и то, как легко Эмма принимает факт своих чувств к Миллс. Она уже достаточно давно их испытывает, но лишь после поцелуя стала понимать их природу. Любовь… Удивительно странное и не свойственное её образу жизни слово. Журналистка была удивлена, что вообще способна любить так… Чисто. Эти глаза, забота, мягкость и нежность… Как она могла сбежать от Реджины? Как могла лишить себя этого? — Я не смогу. Не хочу терять её, — покачала головой блондинка. — Только не снова. Я не выдержу. — Но ты же собираешься что-то сделать? — нахмурилась подруга. — Или будешь просто тайно сохнуть по ней? — Собираюсь быть рядом всегда, когда буду нужна ей, — Свон произнесла это автоматически, как заученную мантру, которую постоянно повторяла себе. — Ей как никогда нужна поддержка. Возможно, со временем это пройдёт. — Это не какая-то простуда, Эмма, — тихо добавила фотограф. — Лекарство в аптеке ты не купишь и не сможешь приложить подорожник к разбитому сердцу. — Да знаю я! Знаю. Лукас было тяжело смотреть на журналистку, которая казалась сейчас уязвимой и потерянной, влюблённой и слишком ранимой, нестабильной и заряженной какой-то несвойственной ей энергией (блондинка постоянно чем-то занималась, чтобы отвлечься от собственных переживаний). Руби сильнее сжала плечо Свон, пытаясь поддержать хоть как-то, успокоить. — Эта женщина однозначно в твоём вкусе, верно? — мягко ухмыльнулась Руби. — Приятно знать, что что-то не меняется. Горячая и высокомерная брюнетка, стервозный характер, высокие каблуки… — Миллс куда больше, чем это, — тут же ответила Эмма, её голос дрогнул. — Намного больше. И дело не в её шикарной внешности, а в том, какая она. В том, что я чувствую рядом с ней. Мне тепло, весело, радостно и… Если цена всему этому разбитое сердце — пусть так. Я буду рядом в любом случае. — Хей, — подруга потянула журналистку на себя, и та не сопротивлялась, когда подруга заключила её в объятия. — Ты тоже заслуживаешь быть счастливой, пойми. Разве тебе не будет легче, когда ты перестанешь притворяться и скрывать свои эмоции? Иногда лучше перестать отрицать свои чувства, принять их… Блондинка не могла ответить сразу. Она устало вздохнула, обнимая фотографа в ответ, уткнувшись носом в её густые волосы. Ей хотелось перестать чувствовать волнение, панику, страх хотя бы ненадолго. Свон было приятно вот так стоять в объятиях Лукас, так ей становилось немного легче. — Я не могу рисковать, — пробормотала Эмма. — В том числе из-за дочери. Мои чувства навредят не только этой женщине, но и нашим детям. Я не поступлю так. Мне будет достаточно просто видеть Реджину каждый день, иногда быть причиной её улыбки. О большем я думать пока не смею. — Пока? Звучит так, будто вопреки всему «здравому смыслу» ты на что-то рассчитываешь. — Я не могу рассчитывать, Руби… — Тяжело ожидать чего-то, что ты знаешь, может никогда не произойти, Свонни, — журналистка почувствовала лёгкий поцелуй подруги на своей щеке. — Но ещё тяжелее сдаться и упустить шанс получить то, что ты хочешь. И блондинка не просто хотела, она умирала от желания получить шанс построить с женщиной нечто большее, чем просто дружба, но понимала, что всё это лишь мечты, сказки, которые она сама себе рассказывает одинокими ночами. Она иногда представляла себе какого это: быть с брюнеткой в отношениях, быть её парой, надёжной опорой… Представляла, как будет готовить ей завтрак по утрам и целовать её сонную улыбку. Представляла, как они будут вместе строить будущее… — Я просто непостижимым образом знаю, что люблю её, — прошептала Свон, вдыхая аромат шампуня фотографа. Она никогда не думала, что ей будет так просто произнести это. — Это глупая и наивная любовь, но пока Миллс счастлива, мне этого достаточно. — Френдзона — полный отстой, — пробормотала Лукас, отстранившись от Эммы. Журналистка согласно кивнула и повернулась к плите, без особой надобности ровняя на конфорках небольшую кастрюльку, чтобы чем-то себя занять. Она стала замечать, что в последнее время не может сидеть или стоять без дела, потому что сразу начинала думать о карих глазах и особенном шраме на верхней губе. Блондинка понизила голос, чтобы дочь ненароком случайно не услышала то, что она собиралась сказать: — После того поцелуя что-то изменилось между нами, — при мысли о брюнетке сердце Свон забилось сильнее. — Я не знаю, кто мы друг другу. Мы не совсем друзья, это нечто большее. Что-то, что только я и Реджина можем понять, — Эмма закусила губу, на секунду прикрыв глаза. — Прочувствовать. Я в это верю. И это «что-то» настолько чистое, и прекрасное, что я просто не могу позволить себе разрушить. Я буду для этой женщины той, кем она захочет меня видеть. Лукас понимающе улыбнулась, но в её внимательных глазах журналистка заметила тень печали и сочувствия. Руби страшно переживала за блондинку, за её потенциально разбитое сердце, и Свон это чувствовала. Но она не хотела, чтобы подруга испытывала к ней жалость. Только не она. Эмма впервые испытывала эти чувства, брюнетка всегда и во всём была для журналистки первой, и она выбрала сохранить их в своём сердце. Блондинка заставила себя улыбнуться, всем видом показывая, что разговор на эту тему продолжать не собирается. И фотограф прекрасно поняла намёк. Свон ходила по краю, казалось, ещё чуть-чуть и она сорвётся. Лукас вдруг повела носом и с наигранным удивлением замычала, многозначительно глядя на кастрюльку, словно только что её заметив. Эмма по достоинству оценила этот жест, слабо улыбнувшись. — М-м-м, а чем это так пахнет? — Руби театрально поразилась. — Ты что-то готовишь? — Бульон, — не без гордости сказала Эмма. — Не думала, что ты фанат супов, — нахмурилась подруга. — Это не мне, — ответила журналистка. — Реджине. Хотела сделать хоть что-то, чтобы помочь ей побыстрее поправиться. — Но ты ведь не умеешь готовить, — фотограф с опаской заглянула под крышку кастрюльки. — Хотя пахнет довольно неплохо. — Я тренировалась, — призналась блондинка. Она опустила голову, тихо простонав. — Чувствую себя жалкой. Почему вообще я это делаю? Лукас усмехнулась, покачав головой. Она никогда не видела Свон такой. Эмма действительно сильно изменилась после знакомства с этой исключительной женщиной. — Ты не жалкая. Это отличный дружеский жест, — Руби достала из ящичка со столовыми приборами ложку. — Я могу попробовать? — Конечно. Подруга благодарно кивнула, аккуратно зачерпнув бульон. Она несколько раз подула на ложку прежде, чем отправить её в рот. Лукас застыла, переведя восхищённый взгляд на журналистку, и только потом проглотила. Блондинка не была уверена, радоваться или оскорбляться реакции фотографа. — Вполне неплохо для новичка, — протянула Лукас. — Ещё немного практики и у тебя может получиться. Свон устало вздохнула, не такой реакции она ожидала. Она кивнула Руби, забирая из её рук ложку, чтобы та не слишком увлекалась дегустацией. Подруга рассмеялась, поняв намёк Эммы. — Я тобой горжусь, Свонни! — фотограф поспешила исправить ситуацию, изучая взглядом содержимое кастрюли. — В меру солёный, лёгкий, ничего лишнего. Это из той кулинарной книги, которую ты получила на Рождество от Реджины? — Да. — Вот как, она и вправду пригодилась… — присвистнула Лукас. В её глазах появилась весёлая искорка. — Никогда не думала, что это правда. — Ты про что? — Любовь творит чудеса, — подруга кивнула на кастрюлю, а затем смерила журналистку взглядом. Блондинка по-дружески пихнула подругу в плечо, пряча своё смущение. — Ты приготовила что-то съестное. Обалдеть. Занесу этот день в календарик. — Заткнись, — фыркнула Свон, закатив глаза. Она невольно усмехнулась. — Поверь мне, это произошло не по взмаху волшебной палочки. Фотограф вскинула брови, переведя взгляд на раковину. В ней лежали суповые миски, с десяток ложек, аналогичных той, которую сама Лукас использовала для дегустации бульона, кастрюля побольше и всякая другая мелкая утварь. — Ты готовила несколько часов подряд, чтобы у тебя получилось что-то приличное? — Руби вернула своё внимание Эмме. Многозначительное молчание журналистки послужило ей ответом. — Твоё упорство просто поражает. Ты не спалила квартиру, это успех. Сколько попыток было? Блондинка задумалась. Она стала тренироваться, как только узнала о простуде брюнетки, поскольку понимала, что не могла сидеть сложа руки. Свон хотелось не столько впечатлить Миллс своим поступком, сколько действительно порадовать её. Поэтому она вчера приняла несколько попыток, выливая неудачное варево в унитаз раз за разом, и продолжила совершенствовать свои навыки весь сегодняшний день, пока дочь была в школе. — Три, — скривилась Эмма. — Но я точно убеждена, что готовка — это не моё. Хоуп отведала пару удачных вариантов, посоветовала нарезать овощи помельче и не добавлять перец. — А зачем перец? — удивилась фотограф. — Ну… — журналистка замялась. — Реджина любит острое. — Это не повод добавлять халапеньо во все агрегатные состояния, Свон! — захихикала Лукас. — Боже, ты страшный человек! Блондинка тихо рассмеялась, признавая, что немного увлеклась. Она накрыла крышкой кастрюлю и принялась искать в верхних шкафчиках специальный термос, в который бы она могла перелить бульон, чтобы отвезти его женщине. Свон чувствовала на себе любопытный и восхищённый взгляд Руби, но старательно его игнорировала. Брюнетке будет приятно — это всё, что заботило Эмму, всё, чем она руководствовалась, тратя часы на готовку, а не на написание очередной статьи. Миллс была важнее работы, важнее многого… Журналистка искренне надеялась, что Реджина хотя бы улыбнётся. Блондинка сама улыбнулась своим мыслям, она хотела верить, что женщина отведает хотя бы ложечку бульона, над которым Свон так корпела. Сердце от волнения подпрыгнуло. Готовка доставляла ей больше стресса, чем любая слежка за очередным героем своей статьи. У Эммы давно так не потели ладони. — Это очень мило, — мягко произнесла Руби, наблюдая за журналисткой. — Только ты хоть сама попробуй его прежде, чем переливать в термос. — Но ты же сказала, что съедобно, — нахмурилась блондинка. — Так и есть, — поспешно заверила подруга. — Просто лучше не торопиться. Свон очередной ложкой зачерпнула немного бульона и аккуратно пригубила его с бешенным волнением. Бульон был приятным, ненавязчивым, лёгким… Довольно простым, но ведь так и должно быть? Эмма с сомнением посмотрела на содержимое кастрюли, задумчиво отложив ложку на столешницу. Брюнетке точно такое подойдёт? Журналистка отлично была осведомлена о придирчивости Миллс, особенно, когда дело касалось еды. — Съедобно, — повторила блондинка вердикт фотографа. — Но я не понимаю, достаточно ли этого? — Не переусердствуй, — фыркнула Лукас. — Для того, кто всегда обходил кухню стороной, твоё варево — отличный результат. Свон смерила Руби оценивающим взглядом. Последний комментарий подруги заметно сбил воодушевление Эммы. Фотограф же, кажется, своей оплошности не заметила. Лукас вообще в последнее время прибывала в стране грёз, лишь изредка снимая свои розовые очки. Она была в чёрной выглаженной рубашке, на губах красовался нежно-розовый блеск, тёмные локоны были завиты… Руби выглядела счастливой, улыбчивой, воодушевлённой и по уши влюблённой. У журналистки не было сомнений куда отправится подруга сегодня вечером. Блондинка по-доброму завидовала фотографу, ведь у той был человек, который не только принимал чувства Лукас, но и отвечал на них взаимностью. — Как дела у Астрид? — Свон усмехнулась, когда щёки Руби тут же вспыхнули румянцем. Взгляд подруги стал мягче, мечтательнее. — Тебя просто не узнать после вашего свидания. — У неё всё отлично. Мы сегодня идём в кино, — фотограф закусила губу, пытаясь сдержать рвущуюся наружу улыбку. — И это уже третья наша встреча со Дня Святого Валентина. — Следуешь правилу трёх свиданий? — вскинула брови Эмма. — А ты шустрая. — Нет, конечно! — возмутилась Лукас. — Я не планирую тащить Астрид в постель так быстро. Она жила в семье священника, не богохульствуй. Журналистку откровенно веселил тот факт, что классная руководительница дочери, в которую так сильно влюбилась Руби, не только посещала церковную школу, но и выросла в религиозной семье. Подруга всегда была скорее демоном, нежели ангелом, но какой же мягкой она становилась в этих отношениях… — Однако всё же планируешь это сделать когда-нибудь, — подразнила блондинка. Фотограф многозначительно вскинула брови, оценивая, насколько уместен комментарий Свон и действительно ли она должна что-то на это ответить. Но Эмма смотрела на неё с добрым весельем и надеждой отвлечься от мыслей о Реджине. — Естественно, — сдалась Лукас. — Я же не монашка. Журналистка тихо рассмеялась. Она взяла Руби за руку, тепло сжимая её ладонь. — Я счастлива за тебя. Правда. Только об одном прошу: без ярких подробностей. Не хочу знать лишнее об учительнице нашей девочки. Руби возмущённо фыркнула, теперь от смущения зарделись даже кончики её ушей. Она смерила блондинку взглядом, нервно посмеиваясь. И эта реакция развеселила Свон ещё больше. — Эмма! — шикнула подруга. — За кого ты меня принимаешь? Журналистка пожала плечами, подмигнув фотографу. Она знала, что может спокойно шутить с Лукас, ведь их обеих связывали годы дружбы, они были семьёй, а потому без проблем могли общаться на любые темы. У блондинки никогда не было секретов от Руби, и подруга отвечала ей тем же. — Я правда за вас рада, — искренне улыбнулась Свон. — Спасибо, — фотограф счастливо вздохнула. — Нова просто необыкновенная. И шутки шутками, но я не хочу торопиться. Мне комфортно с ней даже просто молчать, ходить по магазинам, помогать в приюте. Мне кажется, что ко мне там привязался один щенок, жутко похожий на волчонка, планирую его забрать себе. Думаешь стоит? — Это ответственный шаг, Руби, — Эмма не прерывала зрительного контакта с Лукас. — Но я уверена, что ты справишься. Да и Хоуп будет в восторге. — Это точно! — Так что… — протянула журналистка. — Ты поцеловала Астрид на День Святого Валентина, так? — Да, — Руби прижала ладонь к груди. — Сердце до сих пор колотится. Она так смотрела на меня, я просто не могла устоять. — Теперь вы официально пара? Блондинка удивлённо вскинула брови, когда подруга не сразу ответила на её вопрос. Фотограф пожевала нижнюю губу, борясь с очередной волной смущения. — Я не знаю, — помедлив, призналась Лукас. — То есть? — не поняла Свон. — Ну мы официально это не обозначали, — понизила голос Руби. — Мы держимся за руки, было пару поцелуев, — подруга не смогла сдержать восторженный вздох. — Но я не спрашивала её будет ли она моей девушкой. Звучит как-то слишком слащаво, не находишь? И вообще, как это правильно спрашивать? Нужен ли ужин при свечах? Может какой-то особенный ритуал? — Это не шабаш ведьм, — фыркнула Эмма. — Да и не у меня это нужно спрашивать. Однако, не думала, что ты такая трусиха… Хотя, я не лучше. — Раньше у меня таких проблем не было! — попыталась защититься фотограф. — Потому что мне было плевать, что ответят! Но в случае с Астрид всё иначе. Я не знаю, что… — Просто спроси, Господи! — послышался голос Хоуп совсем рядом, от чего журналистка чуть не выронила крышку от кастрюли, а Лукас чертыхнулась от неожиданности. — Стоите и шушукаетесь, мне ведь тоже интересно, — дочь блондинки сложила руки на груди, когда Руби и Свон обернулись на неё. — Стоило оставить вас одних, как сразу всё интересное пропустила. Эмма облегчённо выдохнула. Её дочь не слышала ранее сказанных слов журналистки о чувствах к Реджине, мысленно вознеся молитву всем известным ей Богам и святым. Её сердце чуть из груди не выскочило. Блондинка широко улыбнулась девочке, стараясь успокоить собственное дыхание и поманив её к себе рукой. Хоуп послушно подошла, своими внимательными глазами рассматривая лица Свон и её подруги. Эмма приобняла дочь за плечи, и та тут же прильнула к ней, действуя скорее интуитивно: как котёнок к матери-кошке. — Вы говорили о моей классной руководительнице? — склонила голову на бок девочка. Несмотря на её строгий тон, её глаза искрились весельем. — Я услышала только последнюю часть разговора. — Да, — журналистка многозначительно посмотрела на фотографа. Она очень не хотела, чтобы Хоуп задавала какие-нибудь вопросы и о кареглазой женщине. — Ведь так? — Мгм, — натянуто согласилась Лукас, принимая весь удар на себя. — Да, принцесса, о твоей учительнице. — Ты была с ней на свидании, значит вы вместе, — дочь блондинки нахмурилась. — Или я чего-то не понимаю? Руби растерялась, не зная, как ответить. Она беспомощно посмотрела на Свон, взглядом взывая о помощи. — У взрослых это немного иначе работает, — пояснила Эмма. — Одну и ту же вещь все воспринимают по-разному. — Тогда нужно спросить мисс Нову, правильно? — Хоуп вскинула бровки, журналистка с подругой переглянулись. Дочь смерила фотографа заинтересованным взглядом. — Иногда поговорить — лучшая стратегия. — Ну… — Я так и знала. Хочешь я спрошу вместо тебя? — ухмыльнулась девочка. — Нет! — хором воскликнули Лукас и блондинка, от чего Хоуп немного растерялась. — Родная, — Свон присела на корточки, чтобы лицо дочери было на уровне глаз. — Нельзя вмешиваться. В таких вопросах лучше позволить людям самим решать, как поступить. Руби и Астрид справятся без нашей помощи. Девочка кивнула, а затем тепло улыбнулась. Она положила ладошки на плечи Эммы, полностью сконцентрировавшись на её зелёных глазах. — Вы, взрослые, такие странные, — Хоуп усмехнулась. — Вечно всё усложняете. Да дракона победить проще, чем заставить вас головой подумать. — Ты даже не представляешь насколько ты права, — невольно рассмеялась журналистка, окинув взглядом дочь. — Иногда трудно увидеть лёгкие пути. — Поэтому у вас есть я, — пожала плечами девочка. — Как независимый сторонний наблюдатель. — Спасибо, принцесса, — хохотнула подруга. — Я учту это на будущее. Хоуп была в узких джинсах и фиалковой кофточке с воротником, в вязь которого были вплетены тонкие оранжевые ниточки. Золотистые волосы были завиты и собраны в высокий хвост, а на детском личике лёгкий естественный макияж (фотограф потрудилась на славу) — дочь блондинки выглядела так, будто собралась идти не просто в гости к другу, а на званый вечер в королевский дворец. Красавица. — Нам выходить через десять минут, — Свон сверилась с настенными часами. — Ты уже готова? — А что? Так соскучилась по Реджине? — пошутила девочка, но Эмма невольно напряглась, покосившись на хихикающую Лукас, однако Хоуп это уместно (и, возможно, намеренно) проигнорировала. Журналистка нервно сглотнула. — Да, я готова. Можно взять твои духи? — Конечно, — блондинка чмокнула дочь в кончик носа, и та, весело фыркнув, поморщилась. — Можешь не спрашивать о таком. — Спасибо! — девочка отстранилась от Свон и поспешила к тумбочке, на котором стояли флаконы с парфюмом. — Ты тоже собирайся, мам. Лучше приехать раньше, чем позже. Хватит с нас опозданий. Эмма невольно усмехнулась, но поспешила подняться. Где-то она уже слышала этот повелительный тон. Сердце журналистки гулко отозвалось в груди, посылая в сознание образ брюнетки с ярко-алой помадой, который блондинка поспешила подавить. Она без особой надобности отряхнула свои чёрные джинсы и обтянула своё излюбленное жёлтое худи, распустила волосы, которые до этого носила в пучке, убирая непослушные пряди за уши. Свон пересеклась взглядом с Руби, словно спрашивая её мнения, и та кивнула, весело подмигнув. Эмма закусила губу, ощущая уже знакомую реакцию организма на предвкушение встречи с Миллс: к щекам прилил лёгкий румянец, в глазах появился блеск, градус в крови повысился. Порхание крыльев бабочек защекотали живот — к этому чувству журналистка уже стала привыкать. Она быстро упаковала термос в рюкзак, оглянувшись на входную дверь. Хоуп уже стояла в дверях, натягивая куртку. Она выжидающе смотрела на взрослых, терпеливо переводя взгляд с журналистки на подругу и обратно. Блондинка медленно выдохнула, настраивая себя на предстоящее непринуждённое общение с Реджиной: они друзья, не больше, просто друзья… — Я тогда тоже пойду, — отозвалась фотограф. — Не буду заставлять даму ждать. — Удачи, — улыбнулась Свон. — Не-а, — Лукас сняла с вешалки своё пальто. — Тебе она нужнее, Свонни.***
Дверь гостям открыл Генри. Сын женщины был в лёгких домашних штанах тёмно-зелёного цвета и светлой рубашке. Его всегда взлохмаченная шевелюра была аккуратно уложена заботливой материнской рукой, а на лице играла лучезарная беззаботная улыбка. Мальчик крепко обнял дочь Эммы, а уже потом её саму, и журналистка не смогла отказать себе в удовольствии поцеловать Генри в веснушчатую щёку. Блондинка догадывалась, что сын брюнетки караулил их жёлтый жучок, выжидая, пока Свон с девочкой появятся на подъездной дорожке. — Мама сейчас у себя в кабинете, — счёл нужным пояснить мальчик, галантно помогая Хоуп с верхней одеждой. — Она попросила меня встретить вас. Сказала, что присоединится к нам через пару минут. — Хорошо, — улыбнулась Эмма. — Можно вашу куртку, Эмма? — Конечно, — журналистка поспешно стянула кожанку со своих плеч, чудом не выронив рюкзак, и передала её Генри. — Спасибо, пацан. — Проходите в гостиную, — сын Миллс повесил верхнюю одежду гостей на вешалку. — Я установил «Хогвартс Наследие» на приставку, приготовил новый сценарий для «Подземелья и Драконы», — принялся воодушевлённо рассказывать мальчик. — Гарантирую, вам понравится! Работал над ним несколько недель. И нашёл ту серию «Теории Большого Взрыва», на которой мы в прошлый раз остановились. — А времени у нас на всё хватит? — усмехнулась дочь блондинки. — Конечно! — заверил Генри. — С чего начнём? — С приставки, — Хоуп схватила сына Реджины за руку и уверенно повела его по коридору, чувствуя себя, как дома. — Чур я создаю нашего персонажа. — А я выбираю факультет! — подхватил мальчик, весело улыбаясь. Свон проследила за детьми с лёгкой улыбкой, но не спешила пройти за ними следом. Она сняла кроссовки, аккуратно расположив их рядом с остальной обувью, и ещё раз посмотрелась в зеркало, висящее в коридоре: поправила причёску, мизинцем вытерла туш в уголках глаз, потёрла ладонями щёки, чтобы добавить немного румянца бледным щекам. Эмма тяжело вздохнула. Каждая встреча с этой женщиной для неё — это как идти на экзамен неподготовленной: без понятия, с чем столкнёшься. Журналистка прошла мимо кухни, аккуратно ступая по дорогому полу. Она почувствовала приятный аромат домашней еды, желудок предательски заныл от предвкушения кулинарных творений хозяйки дома. Брюнетка доводила до идеала всё, к чему прикасалась: уборка, готовка, издательство, воспитание сына… Точно ли у Миллс есть место в сердце и для блондинки? Будет ли их дружба идеальной? Свон невольно сжала лямки рюкзака. Она справится. Должна это сделать, чтобы не потерять Реджину. Эмма прошла дальше по коридору, подходя к гостиной, как вдруг остановилась возле стены, увешанной фотографиями. Журналистка достаточно часто рассматривала снимки женщины, чтобы заметить неожиданное пополнение среди них. Её сердце замерло, а зелёные глаза уцепились за серебристую рамку с кадром, который выбил весь воздух из лёгких журналистки. Их совместное Рождество… Эта была та же фотография, которую блондинка хранила возле своей кровати. Как давно брюнетка повесила её сюда? По венам разлилось приятное тепло, уголки тонких губ дрогнули в тронутой улыбке. Свон подняла руку и бережно провела пальцами по ободку рамки с фотографией, пытаясь понять, почему бабочки внутри неё пришли в такой восторг. — Эмма, — послышался спокойный голос откуда-то сбоку. Журналистка отдёрнула руку от фоторамки, словно обжёгшись, и резко обернулась в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Блондинка задержала дыхание. Миллс стояла почти на самой нижней ступеньке, едва касаясь изящной рукой перила, и внимательно наблюдала за Свон глубокими глазами. Сердце подскочило в груди от того, насколько естественно всё внутри Эммы реагировало на Реджину. Эмма медленно скользнула взглядом по телу женщины почти не задумываясь и не пытаясь скрывать своего восхищения. Брюнетка слишком легко читала её эмоции. На аккуратных ступнях Миллс красовались домашние лодочки, а стройные ноги обтягивала тёмно-синяя ткань брючных штанов, с ними контрастировала лёгкая белоснежная блузка, верхние пуговицы которой были расстёгнуты, открывая жаждущим зелёным глазам вид на смуглую шею и заострённые ключицы (журналистка с трудом оторвала от них взгляд), весь образ Реджины завершал тёмно-серый кардиган крупной вязки. Волосы женщины были распущены и аккуратно уложены, чёрные пряди почти сияли, отражая тёплый свет от светильников, падали на лоб и обрамляли лишённое изъянов лицо. Блондинка проглотила ком в горле, сконцентрировавшись на лице брюнетки. Она была… Прекрасна. Миллс даже болела красиво: на щеках розовый румянец от небольшой температуры, кончик носа немного покраснел, тёплые карие глаза блестели, пухлые губы с кровавой красной помадой слегка приоткрыты, вдыхая и выдыхая воздух из лёгких. Свон вспомнила, как участилось дыхание Реджины, когда они остались наедине в полумраке квартиры Эммы. Журналистка не могла выкинуть из головы образ такой заботливой и внимательной женщины, руки которой дарили невероятно нежные прикосновения, пока пальцы скользили по коже, лаская и обжигая. Она помнила, как эти удивительные по мягкости губы находились так близко, чувствовала тёплое дыхание брюнетки на своём лице, жар чёрных глаз, блестящих в темноте… Миллс могла быть такой разной, но всегда удивительно завораживающей. — Привет, — выдохнула блондинка, осипшим от эмоций голосом. Реджина встретилась глазами со Свон и вдруг мягко улыбнулась, протяжным вздохом выдавая свою усталость. Она мягко и бесшумно спустилась с лестницы, а затем медленно и почти осторожно подошла к Эмме, оценивая её взглядом. Словно сытый хищник, не желающий спугнуть свою добычу. Женщина задумчиво склонила голову на бок, продолжая улыбаться. — Привет. С тобой всё хорошо? — Это мне стоит спрашивать подобное, — журналистка храбро поддерживала с брюнеткой зрительный контакт. — Как ты себя чувствуешь? — Намного лучше, — заверила Миллс, и блондинка не могла не поверить ей. — Пью лекарства и литры чая с лимоном, не переживай. Просто организм быстро устаёт, — фыркнула Реджина с лёгким раздражением. — Не могу нормально работать. — Выглядишь ты отлично, — Свон не успела себя остановить. — Для болеющей. Женщина насмешливо вскинула брови, тихо рассмеявшись, когда Эмма закатила глаза на собственные слова. Смех брюнетки пробежался по венам журналистки табуном мурашек. Она стояла так близко, позволяя блондинке глубоко вдыхать аромат своего парфюма, и эта разница в росте творила с сознанием Свон удивительные и пугающие вещи. — Я имела ввиду, что ты всегда выглядишь великолепно, — пробормотала Эмма, не в силах оторвать взгляда от карамельных искорок в глазах напротив. — Даже во время болезни. — Я тебя поняла, — Миллс заправила одну прядь за ухо, покосившись на фоторамку. — Спасибо. Извини, я не уточнила могу ли повесить наш снимок на стену. — Нет-нет! Всё отлично, не спрашивай о таком, — заверила журналистка. — Мне приятно. Да и снимок удачный. Я и сама распечатала эту фотографию, она стоит… — Я знаю, — заметно тише произнесла Реджина, прервав блондинку. — Я её видела у тебя… Тем вечером. Сердце пропустило удар. Свон заметно занервничала, представав себе выражение лица женщины в тот момент. Это всего лишь фотография, но Эмма чувствовала, что этот снимок был важен для них обеих. — Видела, — повторила журналистка, невольно опустив глаза на алые губы брюнетки, но затем поспешно отводя из в сторону. — Хорошо. Миллс поджала губы, тоже немного смутившись. Реджина немного менялась в лице, когда в беседах всплывали события того вечера. Она прятала взгляд и старательно переводила разговор на какую-нибудь нейтральную тему. И блондинка не была уверена, что чувствует на этот счёт. — Послушай, я… — начала Свон, но женщина не позволила ей договорить. — Вы с Хоуп голодные? — брюнетка дала Эмме понять, что лучше не начинать копаться в этом. — Ужин готов, осталось только накрыть на стол. Журналистку посетила странная мысль, будто Миллс сама боится незакрытой темы их сближения. Для неё это в новинку. Реджина не готова, блондинка тоже, хотя безумно этого желает. Свон догадывалась по какой причине они обе всё игнорируют — дело в опасении потерять друг друга из-за недопонимания. Друзья. Они хорошие друзья. Ничего больше… — Голодная, как волк, — Эмма решила не настаивать на продолжении предыдущей темы и натянуто улыбнулась, стараясь не думать о волнении, которое так привычно вспыхивало рядом с женщиной. — Я помогу накрыть на стол, пусть ребята пока поиграют немного. — Буду благодарна, дорогая, — согласно кивнула брюнетка, неторопливо направляясь в сторону кухни. С простудой движения Миллс приобрели особенную сонливую плавность, но не утратили своей утончённости. — Хорошо добрались? — Да, — Эмма, не задумываясь, последовала следом за Реджиной, нервно сжимая лямки рюкзака, впиваясь в твёрдую ткань пальцами. — Я читала твою последнюю статью, — в голосе женщины журналистка услышала улыбку. — Ты здорово пишешь. — Спасибо, — блондинка почувствовала, как кровь прилила к щекам от лёгкого и ненавязчивого комплимента брюнетки. Свон знала, что у неё есть способности, но почему-то одобрение Миллс было для неё самой важной оценкой. — Не задумывалась о литературной карьере? — Предлагаешь свои услуги? — Возможно, — Реджина оглянулась на Свон через плечо, игриво вскинув брови. — А потянешь сотрудничество со мной? — Однозначно, — пробормотала Эмма, и что-то в её выражении лица заставило женщину тихо рассмеяться. — Кстати, у меня есть для тебя кое-что, — тихо добавила журналистка, заинтересовав брюнетку своим очевидным смятением. — Можешь рассматривать это, как взятку для потенциального сотрудничества. — Для меня? — казалось, будто Миллс была действительно удивлена. — Не нужно ничего, правда. — Нужно, — блондинка нагнала Реджину всего в пару шагов, когда та вошла на кухню. — Я очень старалась, организовывая всё это. Правда, надеюсь, что ты не сразу откажешься… — Старалась? — женщина смерила Свон взглядом, и та смущённо кивнула. Брюнетка поджала губы. Она прошла к умывальнику, чтобы сполоснуть руки прежде, чем притронуться к заготовленным блюдам. Она молча поглядывала на Эмму, не торопя её со своим «сюрпризом», но явно выжидая от неё каких-то действий. Журналистка закусила губу, перехватывая рюкзак поудобнее и на весу доставая из него большой и увесистый термос. Миллс, заинтересовавшись, вытерла руки полотенцем, изучая взглядом содержимое рук блондинки. Лицо Реджины выражало искреннее непонимание и любопытство, когда Свон молча протянула ей термос, не в силах сделать шаг в её сторону. Женщина приняла сюрприз из рук Эммы, горячей рукой коснувшись пальцев журналистки: разряд пронзил всё тело блондинки. Свон сдержанно выдохнула, она не может продолжать так реагировать на любой контакт с брюнеткой! Она не подросток! — Термос? — Миллс взвесила свою находку в руках, а затем подняла на Эмму взгляд. — Что в нём, Эмма? — Бульон, — осторожно произнесла журналистка. — Рецепты «для чайников» из подаренной тобой поваренной книги на самом деле не такие уж простые, но с её помощью у меня стало получаться что-то более…съедобное, нежели обычно. Реджина удивлённо моргнула, продолжая крутить в руках термос, будто никогда его раньше не видела. Она ухмыльнулась своим мыслям, о которых блондинка просто мечтала узнать, а затем подняла на Свон тёмный взгляд. В её удивительных глазах плясали черти, заставляя всё внутри Эммы задрожать от волнения. Женщина открыла крышку термоса и поднесла ободок к носу, вдыхая лёгкий аромат содержимого. На пухлых губах появилась ухмылка, но брюнетка так и не решалась попробовать преподнесённый для неё «дар». — Этот точно съедобный, честное слово, — заверила журналистка, когда молчание затянулось. Миллс насмешливо прищурилась, не скрывая своих подозрения. — Хоуп лично продегустировала. — Вот как, — весёлые карие глаза охотились за каждым движением блондинки. — Зачем ты озадачилась готовкой бульона? — Для тебя, — честно ответила Свон. — Я знала, что покупать лекарства — это лишнее, но чувствовала, что должна хоть как-то позаботиться о тебе. Я волновалась о твоём здоровье. Реджина не произнесла ни слова, а просто продолжала изучать лицо Эммы. От этого проникновенного взгляда каждый орган в теле журналистки завибрировал и задрожал, пока сердце нервно сжималось. Неужели так будет всегда? Неужели блондинка обречена всегда испытывать эту дрожь в теле и душе каждый раз, когда эта женщина на неё посмотрит? — Спасибо, — тихо произнесла брюнетка. — Это очень мило с твоей стороны. Этот шёпот проник под кожу и поцеловал каждую клеточку тела Свон, волна тепла ударила прямо в голову, и Эмма невольно сделала небольшой шаг назад. Неужели Миллс не видит, что происходит с журналисткой каждый раз, когда та так по-особенному смотрит на неё? Когда говорит с ней так? Блондинка шумно выдохнула, нервно потирая ладони. Она стала нервно жевать губу, оглядывая уже хорошо знакомую ей кухню. Улыбка Реджины стала мягче и теплее, и женщинка аккуратно поставила термос на стол. Она взглядом указала Свон на заранее заготовленную стопку тарелок из тёмного стекла, и Эмма поспешила исполнить молчаливую просьбу. Схватив посуду, журналистка, ещё раз смущённо улыбнувшись, поспешила накрыть на стол. В пару заходов блондинка помогла брюнетке расставить тарелки, столовые приборы и приготовленные Миллс шедевры, намеренно забирая у Реджины всё самое тяжёлое, чтобы не слишком напрягать её. Женщина на удивление даже не сопротивлялась, лишь закатывала глаза с небольшим раздражением. Это казалось Свон просто очаровательным. Как и всё, что делала Реджина. Брюнетка снова постаралась на славу: на столе красовались запечённая рыба с картофелем, овощной салат, пирожки с яблочной начинкой, пару графинов с лимонадом и свежевыжатый апельсиновый сок. У Эммы глаза разбегались от обилия красок на столе, а живот уже начинал напоминать о голоде. Журналистка каждый раз тяжело сглатывала слюну, как только проходила мимо еды, в выжидании, когда Миллс наконец скажет, что можно начинать. В какой-то момент блондинка почувствовала себя пчелой, которая летает вокруг цветка выжидая, когда же наконец можно будет опробовать его нектар. Реджина появилась в дверях с небольшой глубокой тарелкой, аккуратно обхватывая утончёнными пальцами её края. С тарелки поднимался небольшой пар, знакомый запах коснулся носа Свон, проникая в лёгкие, и та застыла. Бульон… Женщина подогрела себе на ужин бульон. Она действительно собиралась его есть? Эмма боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть брюнетку и не заставить её передумать, но Миллс казалась невозмутимой и спокойной. Журналистка не смогла сдержать счастливую улыбку, на что Реджина лишь сдержанно ухмыльнулась. Она знала причину самодовольства блондинки, но не стала этому противиться. Женщина царственно прошествовала к столу, опустив тарелку на белоснежную скатерть, тем самым обозначив своё место. Она посмотрела на детей, которые уже стояли возле Свон, переминаясь с ноги на ногу, тепло улыбнулась им и лёгким кивком головы пригласила их присоединиться к столу. Эмма заняла стул напротив брюнетки, не в силах отказать себе в удовольствии понаблюдать за тем, как Миллс будет есть бульон. Хоуп села рядом с журналисткой, а Генри занял своё место по левую руку своей матери, напротив дочери блондинки. Свон наполнила тарелку едой, но так и не притронулась к ней, поскольку не могла оторвать взгляда от Реджины. Женщина в свою очередь, не обращая внимания на Эмму, помогла ребятам с их порциями, а затем взяла в руки ложку, обратив свой интерес на содержимое своей тарелки. Карие глаза искрились любопытством, пока брюнетка перемешивала ложкой бульон, а на пухлых губах была едва заметная улыбка. Журналистка откровенно залюбовалась Миллс. Реджина выглядела куда более хрупкой из-за простуды, но эта несвойственная слабость почему-то привлекала блондинку. Женщина не старалась держать маску, её плечи были расслаблены, хотя осанка оставалась всё ещё по-королевски ровной, внимание немного рассеянным. Но это была настоящая брюнетка, такая расслабленная, спокойная, удивительно прекрасная. Миллс зачерпнула ложку бульона и поднесла её к губам, но затем застыла, встретившись взглядом со Свон, которая так и не притронулась к своей еде. Эмма нервно сглотнула, когда Реджина вопросительно вскинула брови. Карие глаза изучили тарелку журналистки, насмешливо наблюдая за тем, как вилка блондинки снова и снова перекатывает картошку из одной стороны тарелки в другую, а затем вернули своё внимание лицу Свон. — Ты же голодна, — женщина усмехнулась. — Почему же не ешь? — Прости, — Эмма часто заморгала, заставляя себя прекратить пялиться на брюнетку. Влюблённая идиотка. Журналистка наколола на вилку картофелину и щедрый кусочек рыбы, а затем отправила всю добычу в рот. Блондинка не смогла сдержать стон наслаждения, когда вкусовые рецепторы буквально запели оду еде, созданной руками Миллс. — Боже. Это противозаконно вкусно. Я готова тебя похитить и запереть у себя на кухне, лишь бы только всегда есть то, что ты готовишь. Реджина тихо рассмеялась от комментария Свон. Карие глаза затягивали Эмму всё глубже в свои омуты, а хрипловатый смех ласкал слух. Журналистка понимала, что со стороны выглядит ужасно глупо, жадно впитывая глазами образ женщины, наслаждаясь её голосом, любуясь каждым взмахом густых ресниц, но блондинка не могла больше притворяться. — Приму за комплимент, — брюнетка посмотрела на детей, ложка с бульоном всё ещё находилась у её рта. — Я старалась для Хоуп. Нужно же было отпраздновать её выздоровление. — Вы великолепны, — дочь Свон благодарно улыбнулась. — Спасибо. Это лучше любого фастфуда, готова дать руку на отсечение. Миллс и Эмма переглянулись, умиляясь искреннему восторгу девочки, который журналистка прекрасно понимала. Блондинка усмехнулась несвойственному Хоуп выражению в её словарном запасе, дочь часто поражала Свон своим лексиконом. Однако, больше на ночь позволять ей смотреть «Пиратов Карибского Моря» она не станет. Эмма не переживёт, если девочка попросит Руби одолжить ей корсет. — Мама почти не выходила из кухни, — поделился сын Реджины. — Она даже разрешила мне ей помочь. — Правда? — усмехнулась журналистка, посмотрев на мальчика. — И как же, пацан? — Я мыл овощи и чистил картошку, — Генри действительно был горд собой. Его лицо озарила весёлая усмешка, казалось, будто даже веснушки на его лице стали ярче. Женщина усмехнулась. — И ни разу не порезался. — Спасибо за помощь, дорогой, — в тоне брюнетки чувствовалась нежность и всепоглощающая любовь к сыну. — У тебя прекрасно получилось. Мальчик важно выпрямился на стуле и кивнул, с широкой улыбкой впитывая похвалу Миллс, как цветок впитывает в себя солнечный свет, чтобы расти. — Меня ты так не хвалила, — фыркнула блондинка с притворной обидой. — Хотя я тоже помогала тебе на кухне пару раз, Реджина. Женщина стрельнула взглядом в Свон, и Эмма не смогла сдержать ребячливой улыбки, когда в карих глазах вспыхнул весёлый огонёк. Брюнетка напустила на себя серьёзный вид, хотя взгляд по-прежнему смеялся. Миллс склонила голову на бок, несколько чёрных прядей упало на лицо… — Тебе не девять лет, Эмма, — Миллс понизила голос, в нём появилась лёгкая хрипотца. — Или я ошибаюсь? — Я ребёнок в душе, — пожала плечами журналистка. — Лишь в душе? — выгнула бровь Реджина. Сейчас блондинка чувствовала себя мышкой перед сытой кошкой. От взгляда этой женщины Свон бросило в жар, по коже пробежали мурашки. Эмма промолчала, чем лишь больше развеселила брюнетку. Миллс медленно и почти лениво изучала глазами журналистку. Блондинка на физическом уровне ощущала, как взгляд Реджины скользнул по лицу вниз, оставляя после себя пылающий след на бледной коже, перешёл на шею, руки, затем вернулся обратно к лицу, ненадолго задержавшись на губах. Что-то новое и тёплое читалось в этих удивительных глазах, во всяком случае, Свон хотелось в это верить. Эмма смутилась, но стоически выдержала зрительный контакт с женщиной. Брюнетка наконец медленно поднесла ложку бульона ко рту, пухлые губы коснулись столового серебра, и Миллс осторожно отпила, сделав небольшой глоток. Сердце журналистки металось в разные стороны, выбивая себе путь наружу из грудной клетки. Реджина опустила взгляд, длинные ресницы почти полностью скрыли насыщенность тьмы во взгляде женщины, но блондинка видела, что уголки губ брюнетки дрогнули в улыбке. Когда Миллс подняла на Свон взгляд, Эмме показалось, что Реджина действительно восхищена. Она зачерпнула ещё ложку бульона, поражённо вскинула брови и усмехнулась. — Я не думала, что ты действительно воспользуешься кулинарной книгой, Эмма. Это… Вкусно. — Вы сами приготовили? — оживился Генри. — Ну… — протянула журналистка, переглянувшись с Хоуп, но дочь лишь пожала плечами. — Кстати об этом… — Дай попробовать, мам, — сын женщины не дал блондинке договорить и потянулся к брюнетке, чтобы перехватить следующую ложечку. — Ого! А ведь очень даже вкусно. — А ты переживала, — шепнула дочь блондинке. — Оба же в восторге. Свон нервно закусила губу, переведя взгляд на Миллсов, которые по очереди дегустировали бульон. Мальчик что-то весело шепнул Реджине, и та с усмешкой посмотрела на Эмму, встречаясь с ней взглядом. Журналистка тут же выпрямилась, как солдат в армии, когда женщина обратилась к ней. — Это впервые, когда ты кормишь меня ужином, не так ли? — в голосе брюнетки отсутствовала насмешка. — Спасибо. Мне кажется, что это первый раз, когда кто-либо вообще готовил для меня с момента… — Миллс себя одёрнула, осторожно посмотрев на детей. — За очень долгое время. — А как же повара в ресторанах? — не понял Генри. — Они же готовят для своих клиентов. — Это другое, — покачала головой Хоуп, опередив взрослых. — Приятнее получать подобную заботу от близкого человека, а не от каких-то людей в белых кителях. Близкие не требуют ничего взамен, а просто хотят сделать тебе приятно, — на этих словах блондинка осторожно посмотрела на женщину, но та с улыбкой слушала дочь Свон. — И не прося чаевых, кстати. — Но вы с Эммой часто пользуетесь доставкой, — вскинул брови сын брюнетки. — Почему тогда не готовите вместе? Миллс усмехнулась, наблюдая за спором детей, медленно и изящно поедая бульон. Журналистка не была уверена, что кто-либо ещё мог так же грациозно подносить ложку ко рту. Реджина спокойно ужинала, наслаждаясь компанией и своим «блюдом». — Я исключение из правил, пацан, — покачала головой Свон. — Поверь мне, Хоуп сильно рисковала, дегустируя всё, что я пыталась сделать. Я не могу мучать дочь своей стряпнёй каждый день. Я немного ещё наберусь практики, а дальше посмотрим. Пока всё моё варево отнюдь не шедевры кулинарии. — То кисло, то солёно, то остро, — принялась перечислять девочка. — Никогда не угадаешь, что будет в следующий раз. Женщина опустила подбородок на ладонь, опираясь на стол локтем. Она переводила взгляд с Хоуп на Эмму, и обратно, искренне наслаждаясь их компанией. Её чёрные волосы в приглушённом свете ламп отдавали глянцевым блеском, румянец на щеках казался ещё ярче, а тёмные глаза и вовсе ярко блестели… Брюнетка иногда чихала, прикрывая ладонью рот, и намеренно отодвигалась подальше от детей, чтобы их не заразить. Но те, наоборот, липли к Миллс и та не могла им сопротивляться. Реджина не скрывала, что ей приятна компания журналистки в неменьшей степени. Она так спокойно общалась с блондинкой, так легко подшучивала, так тепло улыбалась… Женщина казалась Свон такой естественной, даже беззащитной, пробуждая в ней желание оберегать покой брюнетки любой ценой. — Звучит весело, — зажёгся интересом мальчик, когда Хоуп в подробностях описала на что похожа готовка Эммы на самом деле. Журналистка настолько залюбовалась Миллс, что пропустила мимо ушей почти весь разговор. — А можно мне тоже поучаствовать, когда вы захотите что-нибудь приготовить? — Да, — блондинка вопросительно уставилась на Реджину. — Если твоя мама не будет против. — Не против, — покачала головой женщина. — Мы можем придумать что-нибудь вместе. Я имею в виду, вместе что-нибудь приготовить, вчетвером. Свон выронила кусочек картошки, так и не донеся его до рта. Что? Она ослышалась? Зелёные глаза смотрели в тёмно-карие, пока непослушное сердце нашёптывало сознанию Эммы непрошенные мысли. Она знала, как ревностно брюнетка относится к готовке, но сейчас она сама предлагает журналистке что-то совсем для себя не свойственное. Почему? Миллс ей настолько доверяет? — Ты доверишь мне готовку? — голос блондинки охрип. — На четверть, — поправила Реджина. — Кое-что поручу Хоуп и Генри. — Правда? — не поверила дочь Свон. — Конечно, мы же не чужие люди. Кому ещё я могу довериться, если не вам? — женщина тихо чихнула в подтверждение своих слов. — Прошу прощения. Не чужие люди. Близкие подруги. Почти семья. Эмма сильнее сжала вилку в пальцах. Этого будет достаточно. — Будь здорова, — тихо прошептала журналистка, неловко опустив взгляд в свою тарелку. — Спасибо, — брюнетка вернулась к еде, аккуратно промокнув нос салфеткой. — Надеюсь, бульон поможет мне быстрее встать на ноги. — Конечно, я три курицы извела, пока пыталась его приготовить, — пробормотала Свон, но Миллс её услышала. — И только на последней попытке получилось что-то более-менее съедобное. Реджина замерла с ложкой у рта, её брови дёрнулись к переносице, пока она задумчиво смотрела вс вою тарелку. Она снова попробовала бульон, медленно смакуя его, а затем в искреннем недоумении прищурилась. — Но бульон говяжий, Эмма. Свон застыла. Она медленно подняла глаза на женщину, уронила взгляд на её тарелку, а затем беспомощно уставилась на Хоуп. Дочь ободряюще кивнула, тихо посмеивалась. — Так я не договорила, — призналась Эмма с тяжёлым вздохом. Она нервно улыбнулась, чувствуя, как румянец заливает лицо. — Куриный бульон у меня получился более-менее сносным, но ты бы его в жизни есть не стала, — с каждым сказанным словом брюнетка становилась всё более удивлённой. — Поэтому этот бульон мне пришлось купить в ресторанчике неподалёку. Журналистка поджала губы, несмело встречаясь взглядом с Миллс. Реджина некоторое время переваривала информацию, глазами прожигая блондинку насквозь, отчего та сильно занервничала. А затем… Реджина рассмеялась. Весело и громко, заставляя всё внутри живота Свон взорваться фейерверком. Женщина прикрыла кончиками пальцев рот, откинувшись на спинку стула, её плечи легко содрогались от смеха, а в уголках глаз появились слезинки. — Спасибо, что побеспокоилась обо мне, — искренне ответила брюнетка. — Ты действительно хорошо меня знаешь. Но, когда-нибудь, я бы всё-таки хотела попробовать то, что приготовишь ты, Эмма. Когда-нибудь… Журналистка улыбнулась, её взгляд магнитом притягивался к пухлым губам Миллс, на которых торжествовала весёлая улыбка, обнажая белоснежные зубы. Когда-нибудь блондинка сделает для Реджины даже больше, если та попросит.***
После ужина, Свон поспешила помочь женщине убрать со стола, запрещая той сильно напрягаться, и брюнетка лишь с любопытством наблюдала за Эммой, когда та выхватывала у неё из рук тарелки за тарелкой. Журналистка довольно слаженно работала с Миллс, пока дети отправились в гостиную немного поиграть. Реджина и блондинка почти не разговаривали, только переглядывались в уютной для обеих тишине. Свон вызвалась помыть посуду, пока женщина убирала остатки еды в холодильник. Иногда Эмма чувствовала на себе скользящие взгляды брюнетки, но всегда, стоило той только обернуться на Миллс, та тут же отворачивалась, непринуждённо продолжая заниматься своими делами. Но даже так… Журналистка чувствовала себя очень счастливой рядом с Реджиной, особенно, когда всё внимание женщины было сконцентрировано на ней. — Какой попкорн будешь? — спросила брюнетка, неожиданно для блондинки выуживая из верхнего ящика небольшие картонные коробочки. — Я не знала, какой вы с Хоуп предпочитаете, поэтому взяла несколько вариантов? — Ты же не ешь попкорн, — растерялась Свон. — Почему ты его купила? — По той же причине, почему ты озадачилась бульоном, Эмма, — пожала плечами Миллс. — Хотела сделать приятно. Я достаточно времени провела в твоей компании, чтобы понять, что ты не смотришь телевизор без этой гадости, так что… — многозначительно протянула Реджина, вызывая трепет в сердце журналистки, и, подойдя к блондинке поближе, разложила перед ней на столешнице свою добычу. — Какой предпочитаешь? Свон с огромным усилием прогоняла из головы мысли о том, насколько близко эта женщина к ней стоит, пока её лёгкие жадно вдыхали до боли родной аромат её парфюма. Брюнетка так спокойно и естественно вела себя с Эммой, словно между ними никогда не было неловкостей, не было неудачного поцелуя, оставшегося без ответа, не было пьяных разговоров накануне Дня Святого Валентина… Чувства к Миллс с каждой секундой росли в душе журналистки, пуская корни в самое сердце, расцветая в каждой клеточке её тела. Блондинке казалось, что в её положении влюбиться сильнее просто невозможно, но Реджина такими мелкими поступками каждый раз доказывала обратное, показывая свою заботу и внимание к Свон. — Солёный для меня, — Эмма откашлялась. — И с сыром для Хоуп, пожалуйста. — Хорошо, — женщина взяла коробочки с выбранными вкусами. — Можешь спросить у Генри, какой он будет, если не сложно? — Да, сейчас. Журналистка почти бегом бросилась в гостиную, попутно вытирая вспотевшие от волнения руки о ткань джинсов. Блондинка нашла ребят сидящих на диване и изучающих новый сценарий к игре «Подземелье и Драконы». На телевизоре горела заставка «Теории Большого Взрыва», сам ситком стоял на паузе. Дети одновременно обратили внимание на появившуюся в дверном проёме Свон, удивлённо переглянувшись. — Ребят, мы сейчас будем готовить попкорн. Хоуп, тебе выбрала с сыром, как ты любишь, — дочь благодарно кивнула матери. — А вот какой ты хочешь, Генри? — Карамельный, пожалуйста. — Хорошо, сейчас всё будет готово! — Эмма уже собиралась вернуться обратно, как взгляд остановился на небольшом журнальном столике. Лёгкие сжались. Букет. Огромный букет тёмно-бардовых лилий, наверняка собранный на заказ опытным флористом, стоял на самом видном месте в гостиной, а значит, брюнетка им точно любовалась. Журналистка переменилась в лице, всё её веселье и непринуждённость как рукой сняло, кровь застыла в венах. Подсознательно блондинка уже догадывалась от кого цветы, но зелёные глаза всё равно прожигали бедую записку на твёрдом картоне, торчащем из листвы, в надежде, что это не тот, о ком она думает. Букет точно не от Грэма, Миллс бы его не сохранила. А значит, цветы подарил другой человек, кто-то важный для Реджины. Свон была бы рада, если бы они были даже от Августа Бута, но… Эмма, не отдавая отчёта своим действиям и не обращая внимание на удивлённых резкой переменой в её настроении детей, быстрым шагом подошла к столику, выхватив из листвы записку. Журналистка проследила взглядом каждую буковку, выведенную аккуратным и немного размашистым мужским почерком. Чёрные чернила буквально блестели на белоснежной бумаге, отдавая вспышками ревности в сознании блондинки. Снова это ужасное колющее чувство, которое каждую секунду медленно вводит по иголке в сердце Свон. «Поправляйся, Реджина. Прости, что не приехал лично. С меня ужин в нашем любимом месте». И снизу подпись: «Робин». Эмма невольно сжала свободную руку в кулак, борясь с желанием разорвать записку в клочья. Идеальная иллюзия, навеянная непринуждённым совместным вечером, разбилась на мелкие осколки, оставляя журналистку наедине со своими внутренними переживаниями. Блондинка ощутила себя на гладиаторской арене, пытающейся справиться со своими чудовищами голыми руками. Ревность. Да, Свон успела познакомиться с этим чувством, но пока не представляла, как с ним справляться. Эмма понимала, что она не имеет права ревновать эту женщину, не имеет права рассчитывать на что-то, ведь брюнетка никогда не давала ей надежду на более близкие отношения, чем у них есть сейчас, не имеет права вот так вторгаться в личную жизнь Миллс! Но почему же так больно? Почему ревность грызёт её изнутри и точит свои клыки об её кости? Почему журналистка не может себя контролировать? Её больное воображение подкинуло картинки счастливой семейной жизни Реджины с Робином. У них есть «их место», а это уже кое-что, да значит! Представила, как женщина невзначай похвастается обручальным кольцом, как пригласит блондинку на свадьбу, как постепенно отдалится… Как в счастливые моменты будет улыбаться не ей и держать чужую руку в мгновения грусти… Лёгкие Свон в панике сжались. Полюбив брюнетку, она вырыла для своего сердца яму и наполнила её кольями. Эмма дрожащей от сдерживаемых эмоций рукой вернула лист обратно в листву, резко отдёрнув от него пальцы. Журналистка нервно потёрла ладони и попятилась в сторону двери, стараясь контролировать своё дыхание. Она должна была понимать, что безответная любовь — это тяжело, но всё равно продолжала пытать себя этими чувствами. В её сознании всплыл образ Робина Локсли — довольно симпатичного мужчины с хорошими манерами. Блондинка помнила его взгляды в адрес Миллс, помнила, что и сама Реджина довольно комфортно себя чувствовала рядом с ним, тепло о нём отзываясь. Их связывали годы дружбы, с этим соперничать Свон просто не могла. — Мам? — обеспокоилась Хоуп. — Ты чего? — Не обращай внимание, — как можно более естественно произнесла Эмма. — Всё отлично. Всё так, как должно быть. — Точно, — подключился Генри. — Вы побледнели. — Мне просто нужно на воздух, — отмахнулась журналистка. — Просмотр можете начинать без меня. Я чуть позже присоединюсь. — Мам, — уже мягче позвала дочь, её красивые голубые глаза встретились с зелёными. Блондинка остановилась, понимая, что не сможет соврать девочке. Что-то подсказывало Свон, что Хоуп догадывается, что между Эммой и брюнеткой что-то есть. По крайней мере со стороны своей матери. Но сейчас не время говорить дочери об этом. Не сейчас. Она не может. Журналистка натянуто улыбнулась детям и поспешила на кухню. Женщина уже приготовила первую миску попкорна и занялась второй, она не сразу заметила появление блондинки, продолжая хозяйничать, тихо мыча под нос мотив какой-то мелодии. Брюнетка тихо чихнула, раздражённо выдохнув, и тут же промокнула покрасневший нос салфеткой. Такая милая и домашняя… — Карамельный, — Свон сама не узнала свой каркающий голос. — Генри хочет карамельный. Миллс тут же обернулась на Эмму, словно почувствовав, что в ней что-то изменилось лишь по натянутому тону. Реджина нахмурилась, смерив журналистку взглядом, остановившись на потухших глазах. Она отложила в сторону миску и попкорн, на красивом лице блондинка прочла беспокойство и озадаченность. — Всё в порядке? — Да, — Свон спрятала руки за спину, чтобы женщина не видела, как она впивается ногтями в ладони, чтобы привести себя в чувства. — Всё нормально. Я выйду подышать, если ты не против? Детям сказала начинать без меня. — Эмма, — брюнетка сделала шаг навстречу журналистки, но та заставила себя отступить назад. Она не выдержит, если Миллс будет так смотреть на неё, если будет стоять на расстоянии вытянутой руки… Блондинка опасалась, что она не сможет сдержаться и притянет её к себе ещё ближе, в тщетном желании утонуть и раствориться в Реджине, чтобы успокоить сердце. Женщина замерла, удивлённая реакцией Свон, но больше подойти не пыталась. — Что с тобой? — Голова закружилась, — пробормотала Эмма, она не могла посмотреть на брюнетку. — Не беспокойся. Дай мне несколько минут подумать и прийти в порядок, хорошо? Миллс помрачнела, но молча кивнула. Журналистка вымученно ухмыльнулась и, схватив куртку, выскочила на крыльцо, жадно вдыхая прохладный воздух. Она продела руки в рукава, а затем, сделав пару шагов, присела на верхнюю ступеньку крыльца, дыша через рот. Блондинка упёрлась локтями в колени и прижала ладони к щекам. Прикрыв глаза, Свон принялась считать удары собственного сердца. Она ведёт себя глупо, незрело, безответственно. Эмма не знала, что делать со своими чувствами, но просто игнорировать их было невозможно, уж точно не к Реджине. Женщина знает её, чувствует и улавливает настроение, словно видит насквозь всё, что журналистка прячет даже от самой себя. Но почему же тогда она не видит тех чувств, что блондинка хранит в своём сердце? — Я в полной заднице, — в слух прокомментировала Свон. — Идиотка. Тупица! Эмма покачала головой, шумно выдохнув. Уставшими глазами она обвела безлюдную улочку. В некоторых домах горел свет, в окнах были видны порхающие силуэты людей, откуда-то доносилась музыка. Журналистка внезапно позавидовала этим незнакомцам, которые, уставшие после работы, целуют своих супругов в щёку, обнимают детей, а затем идут ужинать в кругу семьи. Обычной и среднестатистической семьи, понятие о которой у блондинки было совсем поверхностное. Пожалуй, она хотела бы иметь нечто подобное здесь, с брюнеткой… Свон замерла, услышав, как за спиной открылась и закрылась дверь. Она не хотела пошевелиться или оглянуться, всё её тело завибрировало, как только нос уловил запах дорогого парфюма. Миллс бесшумно подошла к Эмме и опустилась с ней рядом на ступеньку, достаточно близко, чтобы журналистка почувствовала исходящее от Реджины тепло. Женщина поставила два пустых бокала на ступеньку пониже, туда же опустила открытую бутылку красного вина. Блондинка вскинула брови, осторожно покосившись на брюнетку. Миллс казалась абсолютно невозмутимой. Она спокойно встретила взгляд Свон и демонстративно расправила тёплый плед, который до этого несла подмышкой. Ни сказав ни слова, Реджина накинула один край на себя, а вторым накрыла плечи Эммы, тем самым прижимаясь к журналистке почти вплотную. Блондинка инстинктивно поправила ткань пледа поудобнее и замерла, глядя в тёплые глаза женщины. Брюнетка не отстранилась, продолжая сидеть со Свон плечо к плечу, и продолжала заботливо изучать её покрасневшее лицо. Эмма чувствовала себя банальным подростком, который просто не в состоянии себя контролировать рядом с объектом своего воздыхания. — Не хватало, чтобы ещё и ты простудилась, Эмма, — тихо произнесла Миллс, в её тёмных глазах вспыхнул огонёк веселья. — Или это твой коварный план, чтобы я тоже отплатила тебе бульоном? Журналистка просто не верила своим глазам. Она не понимала, что Реджина сейчас делает? Почему она вышла за ней следом? Зачем это вино и этот плед? Женщина так спокойно сейчас шутила без обиды и укора. Неужели она не может перестать быть идеальной хоть раз? Блондинка поджала губы, не сводя взгляда с любимого уставшего лица. Брюнетка простыла, это она нуждается в заботе и уходе, а не Свон. Но именно Миллс (вымотанная своим состоянием и заботами) пришла проведать Эмму, которая просто ужасно незрелая в проявлении своих чувств особа. Журналистка впервые сталкивалась с подобными чувствами: гремучая смесь из ревности и беспочвенного собственничества комбинировалась с наивной нежностью, заботой и потребностью в человеке. Блондинка ощущала себя сломанной часовой бомбой, которая может в любой момент детонировать. А теперь ко всему этому примешался и стыд за то, что Свон почти вынудила Реджину проследовать за ней в своём состоянии. — Тебе не стоит здесь находиться, — Эмма потянулась к краю пледа женщины, сильнее запахивая его. Её пальцы на секунду соприкоснулись с тонкими запястьями брюнетки. Разряд пробежал по телу, взгляд Миллс впился в лицо журналистки. — Ты можешь ухудшить свою простуду, Реджина. — Тебе тоже не стоит находиться на улице, — пожала плечами женщина, её губы изогнулись в улыбке. — И всё же сейчас мы обе здесь. Блондинка, сильнее укутав брюнетку, невольно осознала, что почти приобнимает Миллс в попытках спрятать её от вечерней прохлады. Сердце забилось быстрее, от того, что Реджина не пытается оттолкнуть её, а наоборот словно выжидает следующих слов и действий со стороны Свон. Наблюдает, изучает, анализирует… Эмма судорожно выдохнула. Миллс была прекрасна. Вечерние огни находили своё отражение в её глубоких тёмных глазах, выбившиеся волосы в своей исключительной эстетике падали на смуглое лицо, совершенный во всех смыслах шрам на верхней губе так и манил журналистку попробовать его на вкус… Каждый раз, когда блондинка смотрела на губы Реджины, она вспоминала вкус поцелуя и те эмоции, которые он вызвал в душе Свон. Эмма вздрогнула и поспешно отвела взгляд, немного отстранившись. Но недостаточно сильно, поэтому по-прежнему касалась бока женщины. Она будет брать только то, что брюнетка позволяет ей брать, не больше. — Дети сказали, что ты расстроилась из-за цветов, — осторожно произнесла Миллс, изучая профиль журналистки, поскольку сама блондинка отказывалась восстанавливать их зрительный контакт. — Но я не уверена, что поняла их правильно. — Букет очень красивый, — Свон закусила губу, посмотрев на свои руки и нервно потирая пальцами ладони. — Прости, мне не стоило читать записку. Да и в целом как-то на него реагировать, не знаю, почему так получилось. — В записке нет никакой тайны, — покачала головой Реджина. — Хотя, признаться, я бы оценила, если бы ты сначала спросила меня, Эмма. А не убегала. Журналистка нервно фыркнула. Легче сказать, чем сделать. Она осторожно покосилась на женщину, пытаясь понять её эмоции по спокойному взгляду. — Ты злишься? — Нет, — немного помолчав ответила брюнетка. — Просто не понимаю твоей реакции. Да и своей тоже, если быть честной. — Твоей реакции? — тут же уцепилась за фразу блондинка. — Что это значит? Миллс нахмурилась, собираясь сказать что-то, но, как оказалось, слов она найти не смогла. Реджина протяжно выдохнула и покачала головой, пожимая плечами. Женщина посмотрела на ночное небо, немного более тесно прильнув к Свон, и каждый орган внутри Эммы с восторгом встретил это прикосновение. — Я не знаю, — тихо ответила брюнетка таким тоном, что не было сомнений по поводу правдивости этих слов. — Я просто осознаю, что немного иначе воспринимаю всё, что касается тебя. Но ты тоже ведёшь себя странно, и я вообще тебя не понимаю. — Я… — журналистка вздохнула. — Я просто беспокоюсь о тебе. У тебя столько проблем из-за Грэма, а тут ещё и Локсли, — Миллс удивилось небрежности, с которой блондинка говорила о её друге. — Ты и Робин… Вы пара? — Что? — поразилась Реджина. — Почему ты так решила? — Ну, цветы, — Свон неопределённо взмахнула рукой. — Ваше свидание. — Это было не свидание, — закатила глаза женщина. — Мы просто старые друзья. Я говорила тебе об этом! — брюнетка раздражённо фыркнула. — Но Локсли тебе нравится, ведь так? — Почему тебя это так беспокоит, Эмма? — Меня не беспокоит! — поспешила оправдаться журналистка. — Хорошо, — строго сказала Миллс. — Тогда закроем эту тему. — Ладно. Обе хмуро уставились друг на друга, но было что-то особенное в их зрительном контакте, что-то что затронуло сердца обеих. Прошла секунда, затем ещё одна, и непроизвольные улыбки поселились на их лицах. Реджина первая по-дружески пихнула блондинку в плечо и… Свон расстаяла, встретив её яркий взгляд. Женщина пришла сюда к ней. Она беспокоилась именно о ней! Как Эмма вообще может быть недовольной? Брюнетка немного наклонилась, подхватывая бутылку вина, и наполнила бокалы бардовой жидкостью. Она протянула один бокал журналистке, но та не спешила его принимать, любуясь тем, как красиво длинные тонкие пальцы обхватывают дорогой хрусталь. — Нет, спасибо. Я за рулём, — покачала головой блондинка. — В другой раз. — Не говори глупости, Эмма, — Миллс буквально всучила в руки Свон бокал. — Никуда вы сегодня не поедите. Оставайтесь ночевать тут. Гостевая спальня в вашем распоряжении, я уже всё приготовила. — Но… — Нет, — покачала головой Реджина. — Не хочу ничего слышать. Вы с Хоуп останетесь тут на ночь, и это не обсуждается, Эмма. Женщина была серьёзна, и, вопреки здравому смыслу, журналистка не хотела с ней спорить. Блондинка поудобнее перехватила хрустальную ножку, едва заметно кивнув. Брюнетка подняла свой бокал и соединила его с бокалом Свон в весёлом звоне. Она выжидающе вскинула брови и медленно поднесла бокал к губам, делая небольшой глоток. Тёмные глаза не отрывались от Эммы и следили за каждым её движением и вздохом, когда та повторила действие Миллс. Сладковато-терпкий напиток коснулся языка и двинулся дальше, согревая горло. — Спасибо, Реджина, — наконец произнесла журналистка. — За гостеприимство. — Мне самой приятно. Назовём это попыткой вернуть должок. — Да ладно, в итоге бульон-то приготовила не я. — Но ты старалась, а это самое главное, — пожала плечами женщина, а затем весело фыркнула. — Ты правда пыталась добавить в него перец? — Как ты…? — Хоуп, — прервала брюнетка с весёлой улыбкой. — Она мне шепнула. — Ну конечно, — усмехнулась блондинка. — Мне кажется, что моя дочь играет на твоей стороне. — Мы просто отлично понимаем друг друга, — подмигнула Миллс. — Вот как, — рассмеялась Свон без тени обиды на девочку. Она сделала ещё один глоток вина, постепенно ощущая, что начинает согреваться не только от близости Реджины и тёплого пледа, но и изнутри. — Я могу завтра отвезти детей в школу, если ты не против. Думаю, Генри будет рад. — На жёлтом тазике? — Хей, — шикнула Эмма. — Моя малышка может обидеться на тебя. Доедем без происшествий. Ты накормишь нас завтраком, — на этом утверждении женщина усмехнулась наглости журналистки. — А я подкину ребят до Сторибрука. Ты же не собираешься завтра в офис? — До конца недели буду дома, — брюнетка снова чихнула. — И да, я не против, если ты возьмёшь на себя детей. Спасибо, Эмма, правда. — Ты можешь на меня положиться в любом вопросе, — ответила блондинка. — Кроме готовки. Тут нужны уже уточнения. — Знаю, — Миллс сделала аккуратный глоток вина. — Я рада, что вы с Хоуп приехали сюда. — С Хоуп спорить было бесполезно, ей невозможно отказать во встрече с тобой и Генри, — хмыкнула Свон. — Но это не единственная причина. Я тоже хотела увидеть тебя. Очень. — Взаимно, Эмма. Журналистка прикрыла глаза всего на мгновение сконцентрировавшись в тех местах, где их тела соприкасаются: плечи и колени почти горели. Приятная атмосфера разговора сильно расслабляла. Она бы хотела полностью остановить время на этом моменте: наедине с Реджиной, под ночным полотном, у всех на виду и в тот же время будучи полностью скрытыми от внимания окружающих. Женщина задумчиво посмотрела на свой бокал, вертя его в руках, словно неизвестную ей до этого момента вещицу. Блондинке нравилось, что брюнетка могла поговорить с ней о чём угодно, она была счастлива, что Миллс воспринимает её как человека, достойного доверия, как подругу, с которой можно комфортно помолчать… — Эмма, — нарушила молчание Реджина. — У тебя есть планы на 8 марта? — Особых планов нет. Обычно на Женский День мы с Хоуп включаем Чудо-Женщину или Лару Крофт, едим что-нибудь вкусненькое или заходим в центр города, — призналась Свон. — Зависит от ситуации. — Не хотите с Хоуп провести этот праздник со мной? — тише спросила женщина. — Ну, не совсем со мной. Ещё с Кэтрин и детьми… — брюнетка немного смутилась. — У нас с Кэт есть традиция: устраивать какую-нибудь развлекательную программу на 8 марта, в прошлом году устраивала я, в этом году очередь Кэтрин. Обычно мы на пол дня зависаем где-нибудь с детьми, стараемся не повторяться, чтобы было веселее. Ну, что скажешь? Можешь пригласить Руби составить нам компанию, — на последних словах уже Миллс не выдержала удивлённого взгляда Эммы. — Ты думаешь, это будет хорошая идея — пригласить меня на мероприятие, которое устраивает Нолан? — неуверенно спросила журналистка. — Кэт хорошо к тебе относится, — заверила Реджина. — Только ей не говори, что я это сказала. — Ни за что, — усмехнулась блондинка, наслаждаясь смущением женщины. — Я хочу отпраздновать Женский День с тобой и Кэтрин. Думаю, что и Руби не будет против. Хотя, всё зависит от её планов личного характера. — Я переговорю с Кэтрин и попрошу её выслать тебе детали по почте, — к брюнетке вернулся хорошо знакомый Свон деловой тон. — Если будут вопросы, смело обращайся ко мне. — Боже, как всё официально. — Конечно, — Миллс намеренно проигнорировала насмешку Эммы. — В прошлом году я замучалась, организовывая нам программу в аквапарке. — Эх, жаль я не видела тебя в купальнике, — печально вздохнула журналистка, за что получала лёгкий шлепок по колену. — Оставьте свои фантазии при себе, мисс Свон! Блондинка рассмеялась, делая щедрый глоток вина из бокала. Держать фантазии о Реджине в голове? Сложно. А не думать о женщине в купальнике на завязочках — ещё труднее. Стараться не думать о капельках воды, сбегающих по смуглой коже по тонкой шее и ключицам, которые в итоге прячутся в ложбинке под тканью купальника — невозможно. Но то, как брюнетка легко подразнивает Свон по поводу её ориентации — чертовски воодушевляет. — Что, даже цвет бикини не подскажешь? — Нет. — Вот чёрт, — присвистнула Эмма. — А то, что это было бикини ты отрицать не будешь? Миллс хитро посмотрела на журналистку, сражая на повал своей кошачьей улыбкой, и пожала плечами, словно речь шла о чём-то привычном и обыденном для обеих. Блондинку бросило в жар, когда Реджина неосознанно склонила голову на бок, очаровательно чихнув в плечо Свон. Женщина была так близко, что Эмма могла различить в богатом ансамбле её парфюма ягодные нотки шампуня, исходящих от этих шелковистых волос. — Прости, — брюнетка достала салфетку из кармана и беззвучно вытерла нос. — Ничего, — мягко улыбнулась журналистка. — На самом деле я тоже хотела извиниться перед тобой. — За что? — Миллс осторожно подняла на блондинку взгляд, смочив губы вином. — За последний месяц, я думаю, — нервно прокомментировала Свон. Эмма не могла быть более конкретной, но она увидела по лицу Реджины, что женщина поняла, о чём идёт речь. Брюнетка тихо выдохнула, всего на секунду опустив взгляд на губы журналистки, тем самым практически выбивая воздух из лёгких блондинки. — Я вела себя по-детски неправильно, и до сих пор продолжаю это делать. Возможно, мне понадобится чуть больше времени, чтобы открыто поговорить с тобой о своём поведении. — В этом нет необходимости, — Миллс немного напряглась. — Это не так, Реджина, — Свон осторожно опустила свободную руку на колено женщины, морально готовая к тому, что брюнетка моментально отпихнёт Эмму от себя или скинет её ладонь, но Миллс лишь задержала дыхание, вперив потемневший взгляд на руку журналистки. — Ты очень дорога мне, Реджина, поэтому я и веду себя, как полнейшая идиотка. Я редко настолько привязываюсь к людям, — блондинка несильно сжала пальцами колено женщины. — Я очень легко отпускаю людей, ещё с раннего детства я особо не привязывалась ни к кому. Детский Дом быстро привил мне эту манеру поведения, — на этих словах брюнетка вздрогнула и шокировано посмотрела на Свон. — Ты… — Миллс развернулась корпусом к Эмме, чтобы было удобнее смотреть ей в глаза. Целая буря эмоций танцевала в заботливом взгляде. — Ты сирота? — Я попала в систему, когда мне ещё и года не было, — кивнула журналистка, подтверждая слова Реджины. — Когда я сказала тебе, что у меня есть только Хоуп… Я именно это и имела ввиду. — Это ужасно, — выдохнула женщина и, стушевавшись, поспешила добавить. — Я не… — вздохнула брюнетка, её ладонь накрыла руку блондинки, которая всё ещё ласково сжимала колено Миллс. Реджина, казалось, сделала это инстинктивно, и сама ещё не заметила этого. Это так приятно успокаивало и дарило чувство защищённости. — Я и не догадывалась, что ты была… одна. Я даже не рассматривала такой вариант, Эмма. — Ты и не должна была, Реджина. Мне не нужно никакое особое отношение. Ты всегда ставила меня на место, жёстко и безжалостно, но именно это мне в тебе понравилось изначально, — покачала головой Свон. — Просто я хотела сказать, что никогда не подпускала к себе кого-то настолько близко, как подпустила тебя. — Как и я, — женщина внимательно вглядывалась в глаза Эмме. Журналистка улыбнулась и кивнула. Она не держала зла на брюнетку, как и обиду. Миллс уже давно для неё не Злая Королева и не главная ведьма Сторибрука. Она просто женщина со своей тяжёлой судьбой, которую блондинка полюбила всем сердцем вопреки собственной воле. — У меня есть определённые проблемы с доверием. Система заставила меня быстро повзрослеть в определённых вопросах, вынудив общаться с людьми. В то же время именно из-за Детского Дома я навсегда останусь ребёнком, которому трудно открыться, — тихо произнесла Свон, но она знала, что Реджина её поймёт. — Поэтому я именно такая, какая есть. Немного эмоциональная, шутливая, но при этом невероятно очаровательная. — В этом списке скромности нет, как я вижу, — рассмеялась брюнетка. Журналистке никогда не было настолько комфортно говорить с кем-то о своём прошлом. — Ты была в системе до своего совершеннолетия, Эмма? — Да, — кивнула блондинка. — Потом пошла учиться. Ты сама знаешь куда. В принципе, почти сразу после выпуска из Детдома я встретила Руби, и она стала моим первым исключением. Первой, к кому я не побоялась привязаться. Она моя лучшая подруга, почти сестра, — Свон усмехнулась. — Ради неё я способна на всё. Вторым таким человеком для меня стала Хоуп. Когда я забеременела, я поняла, что у меня появился шанс создать свою семью. Хотя я никогда об этом не просила. Правда, я всему училась на ходу. Я понятия не имела какой должна быть мать, поэтому относилась к Хоуп, возможно, не совсем правильно, но так, как хотела бы, чтобы относились ко мне. И дочь… Она сознательнее меня. Эта девочка… Я до сих пор не верю, что воспитала её, ведь Хоуп умнее меня, светлее, лучше. Забавно, что именно моя дочь позволяет мне побыть ребёнком, иногда примеряя на себя роль взрослого. — Она замечательная девочка, — тепло произнесла Миллс. — И на самом деле она очень многое взяла от тебя. Вы с ней похожи больше, чем ты думаешь. — Это отличный комплимент, — улыбнулась Эмма. — Спасибо. Реджина мягко улыбнулась и кивнула, карие глаза смотрели проникновенно, нежно и ласково, успокаивая и даря тепло. — Так у меня появилась семья, которую я должна была оберегать. Я не подпускала к себе и к дочери никого, кто мог лишь ненадолго задержаться в наших жизнях. Поэтому я так легко отпустила Киллиана сначала, и тяжело сживалась с его возвращением, поскольку знала, что он так или иначе уйдёт, исчезнет… И Хоуп испытает на себе всю боль от осознания, что тебя добровольно была брошена родителем, что что-то другое оказалось важнее, — журналистка запнулась, а женщина недовольно сжала челюсти при упоминании Джонса. — Поэтому я влюблялась, но лишь ненадолго, пока не появлялся риск настоящих и глубоких чувств. Мне это было не нужно. Я считала, что у меня уже есть всё, о чём ещё я могу мечтать? — блондинка взволнованно облизнула пересохшие губы. — А потом в моей жизни появились вы с Генри. Признаться, я считала тебя ужасной, что в принципе было взаимно, — брюнетка криво ухмыльнулась. — Но с каждым днём я узнавала тебя всё больше и больше, я привязалась к Генри. Я чертовски люблю этого пацана, скажу тебе по секрету, — эмоционально заявила Свон, и Миллс тихо рассмеялась, продолжая покусывать нижнюю губу острыми зубами. — Я привязалась к тебе, настолько незаметно и естественно, что это кажется правильным. Ты особенная для меня, — Эмма проглотила ком в горле, когда Реджина резко сжала её руку пальцами. — Ты приняла меня, всю, и я не представляю, чем я тебя заслужила. Я просто хочу быть рядом, защищать, веселить, вдохновлять! Я хочу быть рядом с тобой и Генри всегда, когда мне будет это позволено. — Эмма… — Нет, дай я закончу, — журналистка понизила голос до шёпота. — Я не знаю, как описать то, что я чувствую рядом с тобой, но именно поэтому я веду себя, как последняя дура. Я ревностно защищаю всех и каждого, даже от тех, кого не знаю. Поэтому если я обидела тебя как-то… — блондинка помотала головой. — Нет, не так. За все мои поступки, которые привели тебя к дискомфорту, я прошу прощения. — Эмма. — Я хочу всегда быть рядом, Реджина. Я… — Свон сокрушённо покачала головой. — Ты моя подруга, и я хочу, чтобы мы и дальше доверяли друг другу, — Эмма опустила взгляд на их руки. — Поэтому я больше не доставлю тебе проблем, обещаю. Уж точно не своим поведением. Вы с Генри — часть моей жизни, которую я не смогу так просто стереть. И не хочу. Женщина не знала, что сказать. Она растерянно смотрела в глаза журналистке, но встретила в них не ответы на свои вопросы, а отражение собственных мыслей. Её ладонь всё ещё крепкой хваткой накрывала руку блондинки, и та продолжала получать удовольствие от этого интимного момента, пока он всё ещё длился. Глаза брюнетки были широко распахнуты, взгляд бегал по лицу Свон в лёгкой панике, но Эмма молчала, любуясь красотой длинных ресниц, изящных бровей, линией челюсти… Слова журналистки прозвучали почти как признание, но это было всё, что смогла выдавить из себя блондинка. Миллс была растеряна (трудно представить, что было бы с Реджиной, если бы Свон сразу вывалила на неё всё), но тем не менее, она не пыталась отстраниться от Эммы, отшутиться или сбежать. Женщина словно сама не верила в то, что услышала. Брюнетка снова чихнула, и журналистка, скинув со своих плеч край пледа, уже полностью заботливо укутала им Миллс. Реджина не шевелилась, когда блондинка придвинулась ближе и осторожно забрала у неё уже почти опустевший бокал, а затем принялась растирать её плечи ладонями через ткань пледа, осторожными и ласковыми движениями. — Пойдём внутрь, — Свон позволила себе сжать плечи женщины. — Согреем тебя. — Мне не холодно, — автоматом ответила брюнетка, всё ещё пытаясь что-то разглядеть на лице Эммы. — Пойдём, — настойчиво повторила журналистка и нехотя отпустила Миллс, понимая, что той может быть дискомфортно. — Мы весь ситком пропустим. А он стоит твоего внимания, Реджина. Блондинка опрокинула в себя остатки вина из обоих бокалов по очереди, аккуратно взяв их уже пустыми в одну руку, а открытую бутылку вина передала женщине, которая машинально прижала её к груди, всё ещё шокировано глядя на Свон. Эмма, подарив брюнетке беззаботную улыбку, ребячливую и почти детскую, к которой Миллс уже привыкла, поднялась на ноги и протянула ей руку, чтобы помочь подняться. Реджина осторожно посмотрела на протянутую ладонь, терзаясь сомнениями, но в итоге позволила прохладным пальцам журналистки сомкнуться на тёплой коже своего запястья. Блондинка аккуратно потянула женщину вверх, и брюнетка поднялась следом. Сейчас их глаза были на одном уровне из-за разницы в одну ступеньку — Свон стояла чуть ниже Миллс. — Спасибо, что поделилась со мной этим, Эмма, — тьма глаз Реджины больше не казалась такой поглощающей, скорее тёплой, как кружка горячего шоколада. Журналистка промолчала, продолжая смотреть в глаза женщине, остро чувствуя жар её ладони в своих пальцах. Брюнетка медленно выпустила руку блондинки и отвела глаза в сторону, неожиданно смутившись своих мыслей. Она резко повернулась и направилась к двери, бросив Свон через плечо: — У тебя всё ещё ужасно холодные руки, — Миллс открыла дверь и исчезла в коридоре, не ожидая от Эммы ответа. Журналистка понимающе усмехнулась. Она последовала за Реджиной, повесила свою куртку к остальной верхней одежде, а затем поспешно отнесла бокалы на кухню. Сполоснув их, блондинка направилась в гостиную, где и нашла женщину в компании детей. Ребята смеялись и обсуждали происходящее на экране, в то время как брюнетка сидела на диване, по-дамски поджав под себя ноги, погрузившись в задумчивость. Миллс разместилась таким образом, чтобы предоставить Свон решать, куда той лучше сесть: слева или справа от неё — при любом раскладе, Реджина оказалась бы у неё под боком, и осознание заставило душу журналистки затрепетать. Поведение женщины вызвало у блондинки невольную улыбку. Она подошла к брюнетке и заняла место по правую руку от неё, поймав на себе тёмный взгляд. Брюнетка тут же переключилась на «Теорию Большого Взрыва», словно невзначай подтолкнув Свон миску с солёным попкорном. Они провели чудесный вечер, смеясь со сцен на экране, пародируя персонажей и от души веселясь. Эмма наслаждалась теплотой тела Миллс, вслушивалась в её глубокий смех, любовалась статным профилем, когда та не видит… Если журналистке позволено вот так проводить с Реджиной время, она со всем справится, ведь этими вечерами внимание женщины принадлежит только ей и детям. Пару серий спустя блондинка почувствовала, как брюнетка сонно опустила голову на плечо Свон. Эмма осторожно повернула голову, щекой касаясь тёплого лба Миллс, и улыбнулась. Глаза Реджины были закрыты, дыхание стало медленным и глубоким, женщина провалилась в сон, устав за день. Журналистка посмотрела на детей, убедившись, что те полностью поглощены просмотром ситкома, а затем осмелилась всего на мгновение прикоснуться губами к чёрному шёлку волос брюнетки.