Какая хмурая столица в октябре

      Петя постоянно чувствует себя ненужным.       Он кривит губы в ядной ухмылке, колет глазами, язвит и оскорбляет часто от того, что просто не хочет привязываться. Моменты в которые из головы уходят навязчивые мысли можно пересчитать по пальцам. Петя о них даже не задумывается.       Возможно причиной этому было детство с отцом, где любой твой успех обесценивался, стоило тебе зайти за порог дома. Где мать старательно отворачивалась и прятала глаза, когда Петю очередной раз лупили ремнем. Где почти каждая ночь с десяти по пятнадцать лет начиналась и заканчивалась мыслями о том, что в детдоме было бы лучше, а если бы мать вовремя сделала аборт цены бы ей не было.       Потом Петя подрос и все происходящее стало окупаться деньгами. Но с тех пор в его жизни пропало любое проявление положительных эмоций. От него требовались поджатые губы, серьезный взгляд и ровная спина. Будь идеален. Будь гордостью семьи. Не позорь эту самую семью. Будь, как отец. Глыбой, не умеющей любить. Нет... Петя знал, что отец способен на любовь. Он знал об отцовской любви к матери. Он помнил маленького себя и доброго отца. Нет, не отца. Папу. Помнит их совместные семейные вечера, помнил, как папа рассказывал ему рабочие байки вместо сказок на ночь. Помнил их теплые отношения. Просто со временем это пропало. Просто Петя перестал этого заслуживать. Не заработал. Он недостаточно хорош, чтобы отец его любил.       Став ещё старше Петя наконец-то понял, что от него требуется. Он красивая статуэтка в руках отца. У него будет все, в обмен на брак с хорошенькой девочкой, дочерью коллеги отца; на кучу мелких Хазлëнков, которыми тоже можно будет руководить как угодно; на возможность похвалиться перед людьми красивой картинкой. Пете осталось лишь научиться получать удовольствие от этого всего. От шумных гулянок, ресторанов, дорогих вещей и отношению к своей персоне как к чему-то особенному. И Петя научился. Сделал все как ему было велено. Засунул все свои чувства глубоко в задницу, как и советовал отец. Это оказалось не так уж и сложно. Особенно легко сделать это было под наркотой.       Со временем взгляд Пети Хазина с острого и умного сменился на маслянистый, подернутый дымкой и полный экстаза. Отец не переставал материться, лупить и орать. Мама не переставала отводить взгляд и молчать. Оба не переставали давать Пете деньги и на этом все заканчивалось. Сын стал позорищем, но ни одна угроза оставить его с голой жопой не была исполнена.       Все закончилось выходом Горюнова, того пацана из Лобни, о котором Петя только перестал думать. За которого только перестал себя корить. Закончилось, когда Петя пролежал сутки в канализации с пробитой головой. Тогда Пётр сдался, а его отец окончательно опустил руки. Оплата рехаба была последней платой отца за Петю. И не сказать, что Пётр не был этому рад.       Дальше был перевод в Питер. Новый скандал с родителями, после которого Петя окончательно остался без семьи. Просрать можно все что угодно, и он с этим справился просто прекрасно. На пять с плюсом. У Пети Хазина больше не было ни родителей, ни Нины, ничего и никого. У Пети Хазина больше не было семьи. ***       По началу Петя и к Игорю совсем не хотел привязываться. Орал, матерился, старался при каждом удобном моменте напомнить ему, с какой сукой тот связался. Игорь всегда был скуп на эмоции и для Петра это было камнем преткновения. Любой холод в свою сторону воспринимался копанием в себе и ненавистью. Очень долго Игорь не мог понять в чем дело. Спрашивал, выяснял, справлялся с Петиными истериками и долго-долго пытался доказать ему, что он, Петя Хазин, самый дорогой и нужный человек для Грома. Кажется постепенно Пете удавалось сжиться с новой для себя мыслью. С мыслью о том, что он может быть любим. Любим бескорыстно, открыто, честно и глубоко. *** –Петь... Чего завис? –Да не, ниче, дядь. Откисай, - Петя откинулся на спинку стула, поморщившись. Стулья в отделе явно купил Сатана. Иначе нельзя было объяснить их дикое неудобство. –Ты чего хотел-то?       Гром натянул на лицо сложную морду, надвинув на брови козырёк своего картуза. Этакий кирпич-таксист в дебильной кепке. Петя знает, у Игоря есть просьба, но ему стремно, а может стыдно, просить помощи. Типичный Игорь. Боится попросить помощи у человека, с которым всю последнюю неделю проспал в одной кровати. –Игорь, говори уже в чем дело, а то будешь мне тут на ухо пыхтеть как бешеный ёж, – кажется он сказал это слишком громко, но любого Цветкова можно угомонить правильно брошенным взглядом. –Фёдор Иванович попросил... Там... Шкаф перетащить надо, а я один, ну... –Понял, будет.       Шкафы в своей жизни ему еще таскать не приходилось, это точно. В Москве это запросто делали за него. В Питере появился Игорь, запрещающий поднимать что-либо тяжелее чашки. Петя был крепким, сильным и вполне мог сделать все сам, но Грома в такие моменты было не остановить. Приходилось играть роль кисейной барышни.       А тут раз и шкаф. Удивительно. –Бля, Игорь, это не шкаф. Это гардероб королевский, как это сука тащить!? – Петя выбросил сигарету в урну, ошарашенно разглядывая ШКАФ. Смена на работе выдалась и так крайне заëбливой и таскать после неё даже микро-комод было бы тягостным делом. А тут целое произведение мебельного искусства. –Ну как как, Петь. Ручками. Айда взяли.       «Айда взяли» растянулось на полчаса, на тираду Хазина и на чуть не сломанную дверь в квартиру Прокопенко. Елена Ивановна, находящаяся в то время в квартире, поступила как настоящая мудрая женщина. Не мешала и дала людям выполнить свою работу. В обмен на безумно вкусно пахнущий пирог.       Петя не совсем понял как так получилось. Он только что тащил громадный шкаф на пятый этаж, а теперь сидит на тёплой кухне, разморенный чаем и сытным пирогом. –Петя, такие волосы у вас мягкие. Прелесть. И цвет такой приятный. – нежная женская рука оказалась в Петиных волосах. Последний раз его волос так касалась мама. Еле ощутимо, нежно, чуть прочесывая пальцами пшеничные пряди. Последнее касание мамы, напоминающее дом. Последнее касание мамы, перед его отъездом. Последнее касание мамы перед рехабом. Хазин ощутимо дернулся от мыслей, воспоминаний и неожиданной ласки от почти незнакомой Елены Ивановны. –Ой... Прости, пожалуйста. Знаю, многим не нравится, чтобы волосы их трогали. Может тебе еще пирога? –Не, пасиб, Елена Ивановна. Такое все вкусное, но я сейчас лопну.       Раздался мягкий смех, в ответ на неприкрытую лесть. Петя слабо улыбнулся женщине, а Игорь... Игорь просто наслаждался моментом.       Пете ужасно захотелось спать. А еще никогда не уходить из этой кухни. Уложить голову под теплые руки и уснуть.       Квартира Прокопенко пахла... Домом. Не Петиным. Не родительским. Просто домом, уютом, любовью. Петя чувствовал теплую руку Игоря своей, слушал целый рой звуков: музыку, льющуюся из соседней комнаты, гул свистящего чайника, сопение Игоря, который, как огромный кот, валялся рядом с Петей на диване, и мягкий голос тёти Лены, как он давно уже прозвал женщину в своей голове.       Игорь что-то пробубнил на ухо. Петя слабо кивнул, соглашаясь на все, что угодно. Хотелось на ручки, желательно к Игорю, спать, и проснуться здесь же, в тепле и любви.       С тех пор Хазин повадился ходить в гости к Прокопенко. Предлог всегда был один – помощь Елене Ивановне. Итоги всегда разные, с одним постоянством. Заботой, почти материнской нежностью и вкусной едой, которой в этом доме всегда было навалом. Игорь улыбался в усы, шел за Петром следом, рассказывая байки о детстве в доме Фёдора Ивановича.       Петя знал, что Игорь вырос в доме своего начальника. Особо в тему не углублялся, ведь Гром в такие моменты всегда замыкался, но постепенно собирал в голове биографию родного человека. Потому что даже в истории начинающейся с «И вот пошли мы однажды на рыбалку... » было что-то, связанное с Константином Громом, о котором просто так Игорь никогда не говорил, и которого просто так никогда не упоминал.       Сам Игорь быстро понял, что Петя пытается найти в этой квартире, среди родных людей Грома. За время, проведённое с Петей, он изучил его полностью, знал все травмы и внутренние шрамы. Игорь знал, что Петя ищет в этих людях свою семью. Ищет любовь и ласку. И кажется, наконец-то нашел.       Уходя в очередной раз от Прокопенко вместе с Игорем, Петя слушал наставления тёти Лены о шапках, шарфах и регулярных обедах и понял, что он наконец-то нашел свою семью. И пусть семья это была семьёй Игоря, он понял, что сам является её частью. Что здесь он нашел любовь, ласку и заботу, которой у него так давно не было. Петя понял, что он нужен. Окончательно поверил в это, не оглядываясь на прошлую жизнь, не боясь потерять все, что с таким трудом строилось. Он просто попал в дружную семью, пусть и состоявшую из нескольких потерянных людей, не связанных родственными узами. Зато очень любящую каждого своего члена, каким бы он не был. Любящую и ничего не требующую взамен.