Локус контроля

5      Теперь вся жизнь Ванцзи полностью подчинилась нуждам его приемного сына. Казалось, что он полностью  растворился в этом нечаянном родительстве, и оставалось надеяться, что это на самом деле приносит ему удовлетворение.      Он взял на себя обязанности наставника, и уже на законных основаниях стал заботиться не только приемном о сыне, но и о его маленькой банде. Дети все как на подбор оказались яркими звёздочками, с живыми характерами и морем эмоций. Неудивительно,  что их семьи поддержали выбор наставника, они лучше всех остальных знали, чего стоит удержать в узде их отпрысков.      Дядя частенько ахал, что Ванцзи нещадно балует их, а Сичень восхищался, было понятно, что эта стайка шумных воробьёв вымотала бы нервы любому старшему наставнику. Однако вот необьяснимое чудо, брата все малолетние сорванцы слушались безоговорочно. Ходили за ним хвостиками, заглядывали в глаза и восторженно ловили каждое слово, вздыхая от счастья. И чутко реагировали даже не на слова, а на приподнятую бровь или вздох.      И даже дядя вынужден был признать успехи Ванцзи на новом поприще. Методы его конечно кардинально отличались от традиционного воспитания адептов, и вызывали немало споров, но результаты впечатляли. Однако в ряде моментов Сичень соглашался с дядей,  Ванцзи был слишком мягок с мальчиками, объяснения предпочитал наказанию, а если уж доходило до них, наказывал всегда со смыслом и никогда не применял физических наказаний, если конечно не считать силовых упражнений, практик единоборств и медитации. Ванцзи никогда не назначал ударов, не ставил на колени, и не позволял никому больше ударить кого-то из своих воспитанников. Оказалось, даже с семьями договорился обойтись без телесных наказаний. Зато хулиганистая малышня в качестве возмездия за проделки не была ограничена чистописанием, и то красила стены, то полола газоны, то выкладывала узоры на дорожках. Да и каллиграфию Ванцзи превратил тренировку, периодически организуя детей переписывать что-то из стойки на руках. Брат оказался весьма изобретателен в выборе методов воздействия.      Сичень однажды увидел самое ужасное для этих детей наказание, когда нашкодившие малыши не просто чувствовали себя виноватыми, но искренне раскаивались, и кто-то даже дрожал подбородком и  всхлипывал от обрушившегося на них горя. И вынужден был согласиться, что никакая порка не произвела бы на детей большего эффекта, чем короткая фраза брата: "Сегодня вечером я вам не читаю" Превратить занятие в награду, это поистине гениальное педагогическое решение!      Но надо признать, что все воспитательные войны сошли на нет за первые полгода. Границы дозволенного были испытаны и расставлены, а жизнь детей была столь насыщенна, что у них попросту не оставалось на шалости ни сил, ни времени. Хотя конечно иногда они все равно успевали разнообразить жизнь клана.      Тот самый старейшина, который защищал Ванцзи на совете, Лань Кан однажды пришёл к Сиченю с просьбой систематизировать и записать методы воспитания, используемые Ханьгуань цзюнем. И разоткоровенничавшись поделился тем, что его правнук был настолько необузданного нрава и дурного поведения, что их семья, измученная неуправляемым и необучаемым малышом, стала подозревать в мальчике какие-то отклонения, возможно нарушения развития, а может даже и душевную болезнь. И уже всерьёз обсуждала возможность связать дар ребёнка и отправить жить за пределы ордена, к родственникам, не обладающим духовными силами. А за последние пару лет  все изменилось, сначала мальчик нашел себе друга, полную противоположность себе. Точнее А-Юань его подобрал и взялся дружить. А потом, когда отец А-Юаня вышел из затвора, правнук начал пропадать в цзинши целыми днями, и быстро стал вполне управляем. Больше не было истерик и безумств, зато он души не чаял в своём новоявленном наставнике, заодно и отце лучшего друга. И менялся на глазах, буквально каждый день. И учился с тем же задором, с каким раньше хулиганил.      Сичень вынужден был согласиться со старейшиной, что идея возглавить безобразия детей и перенаправить их энергию прекрасна так же, как и поощрение уроками. Да и наказания из числа обязательных практик тоже получились великолепно.  И педагогические идеи Ванцзи возможно действительно стоит записать и систематизировать, хоть они и идут вразрез со всей существовавшей ранее воспитательной традицией. Тем более что нашелся добровольный летописец и был рад стараться.      Потекли мирные будни, день за днем, неделя за неделей, год за годом.      Однако, когда Ванцзи, впервые после наказания, спустя почти два года по его завершении, испросил разрешения покинуть Облачные Глубины вместе с детьми, Сичень первым порывом хотел это запретить. А потом мучительно подбирая слова, озвучил свои страхи. И дал разрешение, но с условием, что с ними отправится кто-то из взрослых адептов, способных держать меч. Хотя бы тот же прадед Лань Цзиньи, старший Кан, он не откажется, да ему и в радость будет. И никто ничего не заподозрит.      Ванцзи смотрел на него потрясенно:      - Старший брат, ты думаешь, что я  подвергну детей опасности?      И предложил спарринг. На мечах.      Сичень хотел отказаться! Видеть провал брата он конечно же не желал. И очень боялся снова покалечить. Но под тяжелым взглядом младшего взял меч, и они пошли даже не на задний двор, где обычно тренировался Ванцзи, а на полный народа общий плац.      С той подсмотренной тренировки прошло примерно полтора года, и брат оказывается не прекращал попыток. Конечно в начале, буквально несколько связок, Сичень осторожничал, стараясь не навредить ему, и не унизить слишком явной победой, но быстро забыл осторожность и сражался уже в полную силу. И прилично выложился, чтобы свести бой к ничьей.      Разительно изменилось все, и тактика боя, и стиль фехтования, так или иначе, но брат сумел полностью компенсировать свои новые физические возможности. Сичень старался не думать о том, чего именно это ему стоило, ведь неизменной осталась суть, перед ним был сильный воин, способный постоять за себя и защитить других.      - Прости Ванцзи. Конечно тебе не требуется моё разрешение, ты волен покидать обитель когда сочтешь нужным, и брать с собой любых спутников, - в этот раз Сичень не сомневался, что наконец сказал именно то, что должен был, и посветлевший, тёплый взгляд младшего брата был тому лучшим подтверждением.      И все равно не договорил, повел себя как глава клана, а не как брат, постеснялся высказать свою радость и гордость, и потерял момент, когда можно было попробовать вернуть прежнюю близость. А Ванцзи оказывается ждал этого шага... Он отвел глаза, глубоко поклонился и ушёл.      А дальше начались путешествия. Маленький, но шумный отрядик уходил то на пару дней, а то и на пару недель. Дети возвращались иногда чем-то нагруженные, то собранными травами и семенами, то неизвестно где раздобытыми старыми музыкальными инструментами, которые потом увлечённо изучали и чинили, то стопками своих же зарисовок и записей. Иногда приходили перепачканные и в испорченной одежде. Частенько сильно уставшие и невыспавшиеся. Но неизменно наполненные чистейшим счастьем состоявшегося приключения.      Затем начались письма. То и дело  глава клана Лань получал письма от глав других кланов, все схожего содержания. С просьбой позволить наследнику присоединиться к обучению хотя бы на время выездных сессий. Ванцзи не возражал, и младшая группа постепенно выросла более чем вдвое. Затем пришлось решать вопрос с регулярным очным обучением гостей младшего возраста, выяснилось, что некоторые мальчики мечтали оказаться в Облачных Глубинах и остаться подольше... Неслыханно.  Такое за всю историю Облачных Глубин было впервые.      Сичень вынужден был признаться себе, что в глубине души завидует этим младшим адептам, их безоблачному и счастливому детству, полному тепла и заботы, весёлых приключений и маленьких радостей. У них, благодаря Ванцзи было все то, чего не было у самого Сиченя, была безоговорочная любовь и понимание взрослого, который жил заботой о них, и бескорыстно отдавал все, что имел и даже больше...      Когда у детей начались общие занятия с другими наставниками, Ванцзи стал уходить и один. Всегда и исключительно в одиночку. Неизменно ставил в известность, и затем педантично приносил сухой, вообще ничего не говорящий отчёт о ночной охоте, в которой всё всегда было обыкновенно.      До Облачных Глубин стали доходить слухи о блистательном возвращении в мир благородного Ханьгуань цзюня. Слухи Сичень хорошо умел читать, как и отчёты брата. И это пугало, обдавая смертной тоской. Хотелось уберечь Ванцзи, но запретить эти одинокие вылазки Сичень не мог, хоть формально и имел право. И поговорить так и не решился.      Только хранил приходящие иногда в обитель письма от благодарных спасенных... И пытался прятать от брата приходящие запросы. Хотя бы самые опасные. Именно их тот всегда и брал.      Сичень злился. На себя, на дядю, на старейшин. На Вей Усяня, особенно на Вей Усяня. Он ведь с самого начала видел, что чувства брата взаимны! Это же было очевидно и слепому! Так почему Вей Усянь не ответил?! Им же все условия создали, Сичень так старался! И Вей Усянь ведь не Ванцзи, он живой, открытый, он в конце концов разговаривать умеет, и даже слишком хорошо. Умел. Потому что он мёртвый теперь. И брат полумертвый. Ходит и ищет свою вторую половину смерти, так упорно ищет, что Сичень не сомневался: найдёт. Аккуратный, всегда таким был, и сейчас хорошо все продумал. Ребенка поднял, А-Юань не пропадет теперь, и репутацию сохранит. "Отец погиб на ночной охоте" это ведь не то же самое, что "отец удавился от тоски". Хотя в петлю брат бы не полез, зачем ему какие-то варварские верёвки и неэстетичное повешение, если у него есть Бичень?  И опять же, ночные охоты... Все будет чисто, и возможно даже красиво.      Но боги наконец хоть так смилостивились, и хранили Ванцзи, он даже серьёзных ран не получал. Ран ему  действительно,  и так уже довольно.      Когда дети наконец стали практиковаться в реальных условиях Сичень немного выдохнул, брат раскрылся с ещё одной, весьма неожиданной стороны, оказалось, что он наседка каких поискать, и теперь большая часть его ночных охот проходила в окружении восторженных мальчишек, а количество одиноких вылазок сократилось в разы. Теперь достопочтенный Ханьгуань цзюнь денно и нощно выпасал своих неугомонных подростков в полном опасностей внешнем мире.      И снова Сичень был согласен с дядей, Ванцзи чрезмерно опекал своих подопечных, окружив их такой заботой и беспокоясь об их безопасности столь сильно, что непонятно было, как они вообще при таком подходе научатся самостоятельности. Воспользовавшись правом Главы клана он попробовал попенять брату на чрезмерную заботу, и в ответ получил приглашение возглавить следующую ночную охоту.      Согласился и потерпел сокрушительное фиаско, попросту за шкирку выдернув Сычжуя с пути слабенькой низшей твари, и нарычав на несносного выскочку Цзиньи,  хорошо еще удержался от подзатыльника, но чудом, руки чесались. Подивился выдержке Ванцзи, который позволил детям действовать самостоятельно, и не вмешался, просто смотрел, но в полной готовности отреагировать в любой момент.      Сичень взял свои слова обратно, и более не вмешивался не в свое дело.      Но дети растут быстро, а время летит незаметно и вот уже настал момент  первой самостоятельной охоты для младших. Сичень оттягивал этот момент как мог, понимая, что как только Лань Сычжуй вылетит из гнезда, брата ничем больше будет не удержать.      Первое самостоятельное задание выбирали всей семьёй, редкий, редчайший даже случай, обычно Ванцзи уходил от общих встреч как песок, вроде и не отказывался, но всегда находил повод избежать. Да и дядя сверх необходимого контакты давно уже не инициировал, вот и получалось, что все общение в семье  шло исключительно через А-Юаня, он был трепетно обожаем всеми тремя упрямыми мужчинами.       Поэтому перед первой вылазкой отряда А-Юаня они наконец собрались вместе и втроём изучили задание вдоль и поперёк. Ничто не предвещало в деревне Мо не то что беды, но даже серьёзной опасности. Однако Ванцзи все равно на отдалении последовал за детьми, чтобы не спускать с них глаз ни на минуту... И оказался прав. Деревня Мо была полна опасных сюрпризов, и дошло даже до зова о помощи.      В Облачные Глубины Ванцзи вернулся не один, а с новым расследованием, жутким артефактом и единственным выжившим из семьи Мо. И в очень странном настроении. Сичень уезжал по делам, разминувшись с ним в воротах, и толком не видел возвращения, восстанавливая потом историю по рассказам очевидцев.      Ну хорошо, не по делам, точнее и по делам тоже,  но в основном как всегда просто сбежал к А-Яо... И проворонил брата. Но кто же знал?