***
— Кто вообще этот «Артон» придумал? Как-то раз мы сидели в гримерке, Антон читал очередные надоедливые комменты под новым выпуском «Импровизации». И я впервые услышал, как об этом отзывается он сам. Настороженно и непонимающе. — Люди, для которых «химия» бывает только через постель … — вздохнул я иронично, надеясь, что хотя бы с ним могу говорить откровенно. И он меня поймет. Меня тоже это не радовало и оскорбляло. Но я все ещё опасался намекать и стеснялся признаться ему, что между нами действительно нечто большее, с моей стороны точно и только растет. Но неосознанно я иногда действительно терял контроль над взглядами и своими словами. Мне это буквально показывали на экране. В душе я очень боялся, что Шаст настолько разозлится от всего этого, что однажды очень сильно ранит меня, осуждая все эти эдиты, фанфики и арты. Он не замечал все те мои взгляды, был глух к моим завуалированным высказываниям и слеп к посланиям в хештегах… — Нахуя писать, что мы ебемся все вчетвером через раз!.. — Шаст раздражался, но вроде как больше считал это забавным и просто глупым, наивным, странным. Чем злился и обижался, принимая на свой личный счёт. У меня оставалась надежда.***
Фанфики. Сразу хочу обозначить, что не буду высказывать свою позицию на личный счёт каждого автора и работы. Я говорю об этом как о явлении в рамках шипперства. С одной стороны, я иногда действительно зачитывался этими историями и любовался подборками наших моментов перед сном, а с другой — каждый раз проклинал их, когда они попадали в эпицентр обсуждений внутри нашей команды. Естественно в негативном и насмешливом ключе. Конечно, половина из них — так называемые «au», что означает «альтернативную реальность», где я в фантазиях молодых авторов школьный учитель, а Антон — ученик. Иногда под соусом лагеря, соседства, университета и тд. И в основном сюжет состоял лишь из действа, которым занимались наши половые органы и тела в отношении друг друга… Такое меня нереально смущало. Но запретный плод иногда влек особенно сильно… Признаюсь. Я читал. Но лишь несколько случайных. Процентов 70 работ несут именно порнушный смысл (которого по сути нет). Но иногда люди пишут и подмечают чертовски точные и правдивые вещи. Очень красиво. Читая некоторые произведения, я порой знакомился с самим собой ближе, чем когда подолгу рассматривал старые фото и пересматривал выпуски Импры… Возвращаясь опять же к восприятию Антона — ему в большинстве своем завуалированным языком рассказывал об этой теме Стас, просил, чтобы Шаст пресекал все это и уходил от неудобных ситуаций по поводу шипперства. Он уходил, но делал это через шутки, а иногда — вообще подыгрывал, думая, что это совершенно невинно и смешно. Эта тема актуальна, не шутить про нас в коллективе было непросто, особенно когда и Паша, и Сережа, и Поз подхватили это очень легко и гармонично вписывали в юмор на съёмках. Вскоре все проекты и журналисты взяли себе за традицию обязательно упомянуть «Артон» или поддеть наше тесное взаимодействие. Ненавижу. К тому же, в моменте Антон никогда не замечал «опасных» касаний, двусмысленных фраз, поз и ситуаций между нами. Он просто не видел всех этих нарезок и не «читал» себя со стороны. Все эти фанфики, конечно, по сути своей красивое либо отвратительное изнасилование реальности авторским мировоззрением. Эта «культура» меня тайно и необратимо развратила. Я частенько стал этим грешить, визуализируя свои мечты перед сном. Читая «Шастун прикоснулся к Арсу с трепетом и любовью», я невольно задумывался «А, может, и правда он прикасается ко мне с трепетом и любовью»?.. Я настолько привык к его тактильности во время смеха, что любые действия, которые сопровождали его детский и милейший хохот, я почти не замечал. Но вот в остальном… Я чувствовал кожей каждое касание. — …Просто не будем ничего комментировать по этому поводу официально. Я любой вопрос могу увести в нужное мне русло, — я вернул в голос строгость, чтобы, наконец, четко выразить свою позицию. Чтобы Шаст услышал и запомнил ее. И ориентировался на это решение. Он хорошо знал, как я не люблю, когда затрагивают что-то личное, кого бы оно ни касалось. — Они все равно будут писать и спрашивать, Арс… — Отшучивайся… — я хотел, чтобы он меня услышал. Но внутри понимал, что мои чувства совершенно не взаимны. Я сглотнул тяжёлый ком, который заставил меня сутулиться. И нервно потирать щиколотки, натягивая носки. Отсюда и зародилась эта привычка… По короткой всегда видно, что я нервничаю. Что я загнан в тупик. — …Я сказал Стасу, что не хочу лишний раз слышать, как наши отношения внутри обсуждают посторонние, и чтобы не было на интервью больше таких тем. Пиар ход пиар ходом, но делать рейтинг на личном… Это, скажем так, не красиво. Пока моя скрытная позиция исправно «работала на интригу». Стас любил так говорить. Мы замолчали. … Шаст действительно тогда испугался и решил, что лучше ничего не говорить. Задумался ли он, почему? И что все это не беспочвенно? Раньше в то, что я, возможно, гей, он искренне не верил…***
Я понял, что нужно вести себя сдержаннее. Начался новый сезон шоу. Паша стал все чаще делать акцент на том, что я красавчик, самый сексуальный, любимец женщин, весь такой герой-любовник. Я отлично вжился в новый телевизионный образ. И начал меняться и за кадром. Гости подыгрывали. Прекрасному полу я очень нравился. А ещё я заметил, что Антон начал следить за этим моим новым амплуа с интересом. Надеясь ли убедиться, что я гетеро? Думаю, такой я нравился ему больше и был более понятен, близок. Нормален. Дима однажды проговорился мне, что Шаст тогда думал, что у меня появилась женщина. Поэтому я так захохлился. Я не задумался в тот момент, что Антон начал тайно интересоваться моим статусом… Но со временем и с каждым новым предупреждением Стаса «поменьше взаимодействий» я становился все больше зависим от Шастуна. Так я устроен. Запретный и недоступный плод для меня становися самой заветной целью. Я рвался в шокеры и мышеловки только вместе с ним. Я не называл правильные буквы, терпя удары либо обходя их, чтобы сценки длились дольше. Я играл женщин в паре с ним-мужчиной, прекрасно скрывая свое притяжение к нему за ролью. Я настолько прокачался в импровизации в своих целях — чтобы проворачивать любые события в сторону нашего взаимодействия, что быстро вырос как профессионал и догнал КВН-овскую часть команды. Тем круче я чувствовал себя, когда отточил мастерство обмана журналистов, этих глупых молодых девочек-интервьюеров. Я играл с ними как лис и мне это начинало нравиться. И каждый вечер я думал о Нём так, что мне потом требовался холодный душ… Иной раз я едва мог сдержать себя, чтобы не погладить его по волосам, колену или спине — так хотелось это сделать, когда он говорил о чем-то… Но как правило, это происходило на камеру. Паша, кстати, жёстко мне подыгрывал. Его «шипперство», как бы я его не ненавидел все это время, почему-то ощущалось теплым, семейным, милым. Он же точно часть нашей семьи. Взглядами мы с Антоном научились говорить многое. Общаться. Создали свой язык. А как моя фантазия разыгрывалась, каждый раз по-особенному интерпретируя каждый из них… Придавая им «вторые значения». Будто бы он зовёт меня к себе на колени. Говорит, что устал и с удовольствием отдохнул бы на моей груди. И просит «Ну давай же, поцелуй меня…» Благо, запретить мне мечтать не мог никто. И почва для этого была. И я уже давно нагрешил на отдельное место в адском котле… Мои любимые образы Антона. Со временем концепция шоу немного изменилась. У нас появились яркие декорации и переодеваться мы стали чаще. Официант, подросток, офицер времён Отечественной войны, молодой полицейский… Не тот строгий орущий следователь, которого он играл на съёмках, нет. Мне нравился мальчик в форме копа, который словно только что вышел из самого горячего видео для взрослых… А водолазки… А эти его сумасшедшие длинные ноги, взгляд с которых я не сводил на интервью MTV. Загорелые, стройные, с лоснящейся кожей… А видели его в кожаных/узких штанах? Это зрелище надо просто запретить…***
Концерты. Эта атмосфера… Когда в коридорах сплошная шумная суета, все толпятся перед входом, готовятся, проверяют паспорта, крю проверяют оборудование, наш звук, одежду, а в зале стоит шум — зрители собираются, двери ломятся от количества посетителей… И в один момент весь гул стихает, свет выключается, остаются гореть только мягкие приглушëнные огни на сцене, от лучей которых видно каждую пылинку в воздухе. И вот раздаются долгожданные аплодисменты, взрывается музыка, и мы выбегаем на сцену. На одном из концертов однажды мне стало плохо. Не знаю, от волнения ли, хотя это была уже середина игр и все шло хорошо. Возможно, от давления, переутомления, недосыпа… У меня все поплыло перед глазами. И тогда мы взаимодействовали с ним. …Когда все начиналось и концерты у нас проходили в турах один за другим, происходило много всяких новых непредвиденных ситуаций и казусов, которые легко можно исправить на съёмках или убрать на монтаже. Здесь же — ты перед зрителем и все должно быть учтено. Сотни глаз следят за каждым твоим шагом. Бывало всякое. У нас садились или ломались микрофоны, отстегивалась и отклеивалась аппаратура, выпадали батарейки из аккумуляторов, путались провода… И тогда Стас придумал определенную систему знаков и жестов, которыми мы могли незаметно сообщить что-либо со сцены ему, Оксане, Андрею или друг другу. Вот друг для друга мы все четверо придумали что-то своё. Как нам удобнее, что нам ближе. С Шастом у нас был особый сигнал. И в тот раз он меня тоже понял, хоть и не сразу. И отлично среагировал. Во время игры «Следователь» он завернул сцену так, что мой персонаж мог гармонично уйти за кулисы. И сам Антон тогда ушел со сцены следом, понимая, что я просто теряю равновесие. Эти подталкивания и забавная агрессия его персонажа тогда были не случайны. Он просто отвлекал внимание публики и пытался поддержать меня, если я вдруг упаду в обморок. Я держался изо всех сил. Стас тогда мгновенно сориентировался и перехватил ход концерта, оправдав наше исчезновение смешным финалом истории. И никто тогда ничего не заметил. Я помню этот момент очень хорошо. Что-то наше личное, близкое, особенное. Что не поймет ни Позов, ни Шеминов, ни Матвиенко…