***
Март. Съёмки финала 4 сезона «Импровизации». Дико иронично, что за несколько дней до этого у нас, именно на съёмках, все наладилось. И мне казалось, даже лучше, чем раньше. Временами. Он мог… Час сидеть в телефоне, со своим высунутым языком написывать ей сообщения, помогая выбирать платья, а потом отбросить его и взъерошить мне волосы для сторис. Мог заигрывать даже на самом моторе. Как же меня тогда сбила с толку эта его игра в новостях, где он меня… Лапал. Все, что вы видели на моем лице — полнейшая растерянность, я настолько испугался и вспотел, ведь не знал, что на него нашло, могло ли быть такое задание от Паши и мог ли Шаст так откровенно его исполнять… Я после каждого касания самых разных моих мест думал, что это не записывается и зал с командой просто меня дразнят, что это Пашка затеял… После этой игры был перерыв. Я ещё три минуты вздыхал и пожимал плечами, твердя «что это такое было?»***
А потом наступил этот день. …Это были самые тяжёлые 4 мотора за всю историю Импровизации для меня. В зале сегодня была она. Сегодня Антон решил познакомить свою девушку с нами. Официально. У меня с утра ужасно болела голова. И болела она сильнее, когда Шаст просто проходил мимо, видя, как я пью таблетки в гримерке. Когда он улыбался в телефон, не замечая, что мы к нему обращаемся. Когда я слышал, как парни смеются, не понимая, над чем, но догадываясь, что это связано с ней… Антон все время выделывался, скакал, как заведённый. Я знал, что он дурачится специально, перед ней. Производит впечатление. Тогда я впервые посмотрел на «себя» со стороны. Какой же я был дурак, когда вел себя точно так же, пытаясь привлечь внимание Шастуна. Влюбленный, смешной, жалкий, глупый дурак… Я не узнавал его. Он был в прострации. Совершенно окрылён своим чувством, что она рядом, смотрит на него восторженными глазками, восхищается, улыбается с первых рядов. И порой он заигрывался за кадром, не видя моего состояния… Я пытался ему подыграть, чтобы обратить на себя внимание и угомонить, но это был просто неуправляемый возбуждённый щенок. Которому в перерыве пришла идея лупануть меня реквизитом именно по голове. Думая, что это будет забавно… — Арс, чо, больно? А-арс… Я просто отвернулся. — Чо, больно? Снял шлем и мотнул головой, не оборачиваясь. Слыша, как смеётся зал. И она. Надо мной. Да. Это было ужасно больно.***
На вечеринке после съёмок Антон представил Иру команде. Она оказалась действительно очень милой девушкой, любезной, с искренней улыбкой и сверкающими глазами. Тем больнее было для меня сознавать, что Антон на самом деле в прекрасных отношениях и у них все хорошо. Значит, у меня окончательно никаких шансов… А ещё она была из Воронежа… В тот день все было очень тепло, по-уютному, все весело проводили время. Но не я. Ребята пели песни, пили алкоголь… А я стоял в стороне со своим стаканчиком, не притрагиваясь. Лишний, унылый, объект редких глупых неуместных шуток. Голый старый никому не нужный кот. Все, конечно, заметили, что со мной что-то не так. Но думали, что это снова какой-то образ… Иру со всеми познакомили. Она отлично влилась. И под конец уже пела «Яхта, парус» вместе с нашими звукарями, постановщиками, креативщиками и гримерами. Сегодня здесь было много друзей Антона. Знающих эту девочку ближе и дольше нас. Нам с Серёгой не особо зашёл их Воронежский молодежный вайб. Он тогда и увел меня оттуда… Чего никто особо и не заметил. Что ж. Мы не хотели портить вечеринку ребятам. Где-то в глубине души, через рваные раны я чувствовал радость за Антона. Там он смеялся, улыбался. Ему было хорошо. И я понимал, что это надолго. Он не заметил, что я ушел через пять минут. Через десять. И до конца той вечеринки. Мы потерялись окончательно.***
Поздний вечер. Мы у Сереги дома. Попили, наконец-то, чай. Он предложил выйти в прямой эфир, чтобы отвлечься. Где обычно фанаты писали нам слова поддержки и восторженные отзывы о шоу. Я чувствовал, что мой друг, настоящий, понимает, почему я сегодня такой. И ничего мне не говоря, не задавая лишних вопросов, он сам банил всех, кто упоминал в чате Антона… Читал любой бред и вопросы лишь бы заморочить мне голову и увести ход мыслей от сегодняшнего знакомства с той милой девочкой в черном свитере… Мы наткнулись на Журавля через совместную прямую трансляцию. Они с Дроном уже были хороши, под градусом. Вечеринка давно закончилась. Ребята, наверное, уже все по койкам. Но я знал, что Антоха ложится позже всех, сейчас он ещё наверное где-то с ними… Ладно. Я должен убедиться, что у них там все хорошо и все собираются спать. Тогда, быть может, и я смогу сегодня забыться сном хоть ненадолго. — … Вы вообще самые лучшие из «Импровизации», правда, — добрый на голубом глазу Димка Журавлев сыпал нам комплименты по ту сторону экрана. — Это потому что Антоха спит? — я в последний раз сделал вид, что веселюсь и шучу. Но Журавль как-то странно заусмехался, отмахиваясь от шуточных факов в экран от Андрея. — Антон сегодня ночует в другом отеле… … Это был первый, неожиданный, жёсткий, ударивший меня до жуткой боли в груди, момент, после которого я впервые за долгое время закурил. Матвиенко тогда не сказал мне ни слова. «Что у Арса с настроением?» Он саркастично мутно отвечал на эти вопросы в чате, соглашаясь, что день сегодня выдался странный и какой-то противоречивый… Я молча не показывал лица в кадре полностью и выпускал дым в сторону подальше от Серёжи. Он не любил запах сигарет. А я все равно оставался в эфире. Тереться о наждачку старыми саднящими ранами до крови…***
В ту ночь, когда я остался наедине с собой и своими мыслями, мне не стало лучше… Я постепенно начал понимать, что медленно еду головой. Сережка спал. Окно в моей комнате было распахнуто. И боль в сердце просто убивала. Я выкуривал одну сигарету за другой, представляя себя им… Тянул сильнее, до кашля, до головокружения. И метался по комнате, периодически сжимая волосы на голове и впивая ногти в кожу, проверяя, чувствую ли я ещё хоть что-то. Я понимал, что если сейчас не выскажу то, что меня гложет хотя бы в пустоту… То Сережа на утро станет седым, когда найдет меня. А он же ещё молодой. — Привет, — я сквозь слезы усмехнулся камере телефона перед собой, поставленной на книгу. — Антох, если ты это смотришь, — и сделал ещё одну затяжку, выбирая, сказать ли «ему», что я люблю его или что он разрушил мою жизнь. — то я уже живу где-нибудь в штатах или в Европе. Но «живу» это так… Скорее, существую. А ты, я надеюсь, счастлив со своей второй половиной. Сейчас я не могу тебе этого сказать, потому что ты не рядом… — я криво усмехнулся, проступили предательские суки слезы. — Но я всё равно скажу. Скажу, а потом удалю это… Я… Просто пиздец, как ревную. — мой голос жалобно дрогнул. — Такой, сука, я собственник, больной эгоистичный актеришка гей… — снова некрасиво нахмурился, опустил голову, вспомнив самые жгучие комментарии. — Я ещё не готов делить тебя с кем-то. Не готов к тому, что в твоей жизни появился кто-то. Что-то твое, л и ч н о е. — я откинулся в кресле и надолго вслушался в треск сигарет. Запись все шла. — …Как бы я хотел, чтобы ты всегда улыбался только мне… Мы бы обнимались перед концертами и я бы каждый раз также смотрел на тебя с безумным обожанием… Поправлял бы твою челку… Залезал бы под твои фуфайки, чтобы поцеловать тебя… Кормил бы тебя фруктами не с рук, как она… А со своих губ. — я снова затянулся как в последний раз, делая себе больно в груди и думая о том, как целовал бы его. Наказывая. Виня, больно, кусая, подавляя, беспощадно. — Но ничего из этого я сделать не могу. Не могу из-за чертовых запретов и своей трусости. …И каждый раз, когда ты с ней, вонзает мне в сердце нож… Мысли о том, что таких отношений у нас никогда не будет… О том, что ты понимаешь, насколько она лучше, чем я… Что ты болтаешь ночи напролет с ней и рассказываешь о самом важном, о том, что тебя тревожит… Что она трогает тебя, там, где я не смею… Видит, какой ты, когда спишь, как ты просыпаешься, чистишь зубы, гладишь на улицах собак… Знай, что я люблю тебя и ненавижу одновременно. Все мое счастье принадлежит тебе. И ты уйдешь из моей жизни вместе с ним.•••
«Я не могу обнять того, кого хочу… Уткнувшись ему в спину, грудью всей вдохнуть… Я не могу кричать, страхуюсь и шучу… Мой, параллельный твоему, несчастлив путь… Мой, параллельный твоему, не ярок мир… Мне даже твоей тени не дано обнять… Мой разрушитель, мой фантом, Мой лекарь, мой факир… Перемотать к началу жизнь и переснять…»