Исповедь о настоящем

14 февраля 2021

Съёмки нового сезона «Импровизации». Рабочий процесс, переговоры, беготня и в придачу влог шли полным ходом. Я думаю, вы помните те самые Серегины слова. — Мы последний диалог точно вырежем потом! — Стас отпустил нас всех на перекур и поправить грим. Но во влоге все хотели видеть, конечно же, именно это, поэтому камера уже стала нашим постоянным молчаливым спутником. Я уже не воспринимал Кирилла за человека… — Да че такого-то! — Сережа все разгонялся, сегодня у него было настроение под праздник. Его-то вечером ждала подружка. Здорово, когда рядом есть тот, с кем подобные даты можно отметить должным образом… Антон, Матвиеныч и я зашли в гримёрку. Здесь никого не было, ребята из команды «внешнего вида» затерялись где-то на площадке. Если бы не это, мы бы перестали. Но меня снова переклинило… — Порадовали аудиторию, — неловко прокомментировал разгон я, стараясь не вставать ни на чью сторону. Кирилл отправился переговорить со световиками, почуяв, что пахнет контентом слишком личного рода, а мы настроились на перерыв в своих телефонах, как обычно. Ага, как бы не так… — Да пиздец, очень смешно, Серёж! — возмущался Шастун, все осуждая шутку Матвиенко и «закусывая» своей электронкой. Шутку про мои чувства. — ты же сам таких блокируешь, харе этой хернёй страдать. Только внимание привлекаешь… Но, погодите, что это? Ты что, правда злишься? С каких пор «на меня это не действует», «я-то понятно» и «у меня есть девушка и у нас все хорошо» превратилось в это доминантное и злое «очень смешно». Ты сейчас затыкаешь рот Матвиенко или мне кажется? Ты же поддаешься. Правда ведь? И тебе страшно это осознавать, что с тобой происходит. Что мы так открыто говорим об этом. А ты ещё не готов, ты теряешься, боишься… Ты начинаешь догадываться, что в реальности нравишься мне. — Ну в каждой шутке… есть доля шутки… — я специально его спровоцировал. И только потом подумал, что наверное не стоило сейчас его трогать… Без настроя и тем более при Серёге. Матвиенко забрал свой энергетик, бутерброд и медленно вышел в коридор павильона… Да он сам тогда намекал мне завести тот самый разговор. Хотя бы попробовать. Несмотря на то, что первые его советы были из рода «засоси его, схвати за жопу — если встанет, значит тоже голубой». Обожаю его, но это сейчас явно лишнее. — Арс… — Шаст дождался, пока он выйдет, и жёстко смутился и занервничал, начиная ещё больше трясти коленкой, сидя в кресле. — Мы ведь уже об этом говорили… — неловко и тихо напомнил Антон. Чего же мы так смущаемся? Впервые представил себя с мужчиной? Тебя так впечатлило мое приближение? — Говорили и чего?.. — Зачем поднимать эту тему нам самим, если мы упорно пытаемся ее погасить?! — Ты о Серёге? Это же все равно вырежут, — я перебил его, но приемлимо строго, не грубо, пытаясь придержать на этой теме флер игривости. — А со мной ты можешь поговорить и без камер. Всегда и обо всем. Я ощущал себя отцом, готовым легко и весело рассказать сыну, откуда берутся дети, в игровой форме. Так ему будет проще. Шастун понял, что меня это задело и я пошел в атаку, попутно собирая со стола всякие вкусные мелочи и вытирая руки салфетками. Напряжение между нами накапливалось уже за гораздо более меньший период и требовало все более частых таких разговоров, не всегда приятных и милых, пробуждающих быть честными друг перед другом. — Сейчас…? — Антон снова почувствовал себя неуверенно и будто бы прижатым моей настойчивостью. Конечно, я же как всегда над ним навис в своей доминирующей позе. Я несправедлив с ним в такие моменты. Я далеко не идеальный и не всегда заслуживающий его терпения и доброты человек… Но я просто не могу остановиться. Он сводит меня с ума. — Шаст… Ну а когда, если не сейчас? Боишься — не делай. Можно ведь всю жизнь бояться неудачи или один раз рискнуть и стать счастливым. Так говорил мой отец. Делаешь — не бойся. Я отбросил волнение и осторожность. Сегодня День всех влюбленных. И это мой шанс сказать ему. — Ты для меня… особенный человек, — я будто пытался подготовить его к тому, что озвучу ему тяжёлый роковой диагноз или уволю из Импры. Мягко. И, услышав эту испуганную молчанку Шастуна, понимающего, о чем я, но упорно не желающего самому об этом говорить, я наклонился к парню, оперевшись руками в стол по обе стороны от его плеч. Сейчас Антон не настроен на ответный флирт, как обычно, как тогда — он боится, действительно боится этого разговора. Когда чувствует, что его начинаю я и уже хочу все озвучить. Он начал дергать коленями так, что сам весь закачался в лихорадке нетерпения. Загнанный в ловушку. — Арс, да не надо ничего говорить… Я не мог понять, он говорит мне, что не сто́ит идти на такие серьезности, если они мне тяжело даются, или буквально мяукает о том, что ему очень некомфортно и он вообще не хочет ничего между нами? Я терпеливо опустил голову, выдержав паузу, чтобы Шастун перестал трястись. Я понимаю и принимаю его состояние и отношение к происходящему. Но я тоже не железный и порой даже соображать и банально сниматься не могу из-за мыслей о наших «ни туда, ни сюда». — Это не передается воздушно-капельным путем, если ты не чувствуешь того же, — произнес я словно богач из порнушного фильма. — просто займи уже какую-то позицию, иначе я с этими играми сойду с ума, — я наклонился так близко, что уже угрожающе говорил ему на ухо, глядя на свое дьявольское отражение в зеркале за его плечом. Пора бы мне начать спать по ночам… Порой Шаст немножко меня выводил. Я правда очень легко завожусь, но сейчас передо мной же не 13-тилетка или испуганный Позов в наушниках, который смотрит на меня как на идиота, напрашиваясь на маркер в лицо. Сколько можно бегать… С другой стороны, действительно, блять, нашли время. Посреди рабочего дня, нам ещё несколько моторов вместе кривляться и буквы в слова складывать… Хотя и эти «тупки» могут оказаться по итогу смешными для зрителя. — Да ну, блин, какую сторону… — Антон тяжело вздохнул, не смея поднять глаз. Озадаченный пиздец какой сложной проблемой. Просто сказать, что у него внутри, когда я рядом. Тогда я не понимал, что требовал от Шаста невозможное. Признаться в чувствах, сказать, черные они или белые, вообще сложить в слова то неимоверно сильное, противоречивое и необъятное, что на данный момент было между нами… Я и не подумал о том, каково ему это переживать, если там что-то и было. Я давил на него, заставляя определиться, ответить мне, успокоить меня. Тем самым только отпугивал и заставлял закрываться. Я все ещё оставался сильным эгоистом, но… Я во многом и был им всегда, эта черта — часть меня. Но на самом деле я просто… Ещё тогда не любил его в действительности по-настоящему, так, как необъятно и всеобъемлюще слепо люблю его сейчас. Но, черт возьми, февраль 2021 года. Мы наконец-то. Об этом. Говорим. Серьезно. — Меня все ещё бесят эти шутки, — все же Шаст собрался и выдал мне нечто серьезное и прямо-таки «пацанское» прямо в лицо. Правильно. Я сам виноват. Тороплю события. Я ведь не сексолог, не психотерапевт для него. Но Антон все ещё упорно бежит от себя, ругаясь на то, что над этой нашей кашей и беспомощностью все шутят в самый неподходящий для этого период. Да и вообще — для обсуждения этой темы кем-то кроме нас самих. — Так, может, попробуешь показать им, что тебе не похер? Да-да, старая добрая сучность во мне корни пустила. — Иначе как они узнают, что ты чувствуешь? Антон отвернулся, продолжая нервную тряску ногой, и затянулся своей любимой ашкой с ягодами. Ну а я, решив, что это своего рода вежливое и короткое «иди нахуй, я не готов, я все ещё в детском саду», как всегда положился на собственную харизму и загадочно произнес. — Знаешь что, Шаст? Невозможно узнать что-то, не попробовав хотя бы поинтересоваться… Думаешь, ты своим угрюмым отворотом головы и «меня бесят шутки про нас» легко закроешь эту тему и поставишь точку в наших отношениях, не дав им шанса даже начаться? Ошибаешься.