17 марта.
Каждый год этот день был для меня маленькой депрессией. Кажется, для вас эта дата не нуждается в пояснении. Все по классике как и в тот самый день: я вел себя почти как обычно, улыбался, не подавал виду и работал по графику. Но всегда старался подстроить все так, чтобы максимально отстраняться в эту дату от импрокома и от Шастуна… Но сегодня так получилось, что я… Просто напросто про нее забыл. Раньше я готовился заранее, максимально обеспечивал ограничивание себя от этой темы и соцсетей. Но сейчас наши отношения были на такой стадии, что казалось… Это все в прошлом. Но как на зло сразу же с порога офиса, где у нас сегодня был весьма лайтовый день для всяких фото и «райдерных» вопросов, именно Стас напомнил мне обо всем Пританцовывающий, качающийся и весёлый, в романтическом настроении он вышел мне навстречу из кабинета со своим телефоном, где играла та самая «Яхта, парус». Доброе, блять, утро. Совпадение ли это или он специально? Ещё и в шутку меня в этот вальс захватил, пытаясь заразить настроением. Снял мой рюкзак и повесил на вешалку, мимо которой я прошел в мечтаниях о встрече с Антоном, который наверняка уже здесь. — Здорова, пацаны. Приехали. Мое лицо изменилось просто в считанные секунды. Я тяжело выдохнул, здороваясь со всеми. Основные «все», как я понял, в курилке, а мне пока предстояло перечитать весь наш контент-план на вторую половину года. За эти 15 минут я успел полностью погрузиться в пучину тех воспоминаний. Потом курильщики вернулись, но всех припахали по разным делам, примеркам и планеркам. Следующие 2 часа, что мы работали в офисе за одним столом (да, все же пересеклись) Антон в перерывах замечал мое унылое грустное лицо и пытался расспросить, че со мной не так. — Тя опять куда-то не взяли в твоего «Склифосовского»? — Да не. Пока Стас спорил со звукарями, Шаст тыкал меня в локоть и пытливо смотрел своими зелёными глазами ребенка с уровня дивана, куда он уютно провалился в своем необъятном худаке, а я мостился как барышня на подлокотнике у его плеча со скрещенными руками. Обнимал сам себя. Ведь мы обняться не смогли, встретились, когда в помещении были остальные. И обошлись простым пацанским «здорова» и рукопожатием. Без этого маленько ритуала я всегда чувствовал себя некомфортно и неполноценно. Мне недодали. — А чё так? Арс? …А-арс — М? — Че с лицом? Когда кто-то обращал внимание на то, что мне грустно, мне сразу хотелось врубить свою королеву драмы и играть вообще на полную катушку, как в «Историях». Отмахиваться волосами, смахивать слезы и вздергивать носик. Да, вот такой я, пожалейте меня. Чувствуя по повышающемуся тону нашего креативного, я понял, что наш тихий междусобойчик не прервут. Поэтому хоть и расплывчато, но ответил, поежившись. — Да не знаю, день сам по себе хреновый. — Почему день хреновый? — Антон цеплялся за каждое мое слово, искренне не понимая, что сегодня может быть не так со мной. Хотя это же я. Все уже привыкли. Да и он раньше даже не парился. Но сейчас… Сейчас все иначе. После того поцелуя я словно оставил ему частичку себя... Шастун сегодня действительно какой-то очень компанейский, в офисе были только мы двое, без Сереги и Димы. — Не важно. — театрально ранимо вздохнул я. И понял, что заразил его этим на весь день.***
С рабочими вопросами мы разобрались быстро и осталось ещё много свободного времени. Чтобы не мешать Гороху с Денисом, я решил остаться в офисе и порепетировать свои слова на очередной кастинг, который у меня уже скоро. Антон естественно увязался со мной. Но слушать 10 раз один и тот же текст с разными выражениями ему наскучило ровно через 3 раза, поэтому он попросил рассказать ему о самих создателях короткометражек. Я включил ему интервью режиссера на Ютуб. И, как бывает обычно с малыми детьми, он через рекомендации уже вышел на одно видео, которое видеть не должен был. Я о нем прекрасно знал, но не уследил. Нет, это не незакрытая вкладка с порно, не мои нюдсы, не трансляция со скрытой камеры. Это отрывок из интервью, где этот самый создатель высказыается весьма резко по очень щепетильной теме.. — Мда. — Шаст свернул видео и листнул вниз, где всплыли ещё несколько отрывков. — Ебать, он гомофоб, конечно. — и обратил глаза на меня, расхаживающего по кабинету с текстом. — А это прям сценарист типа или какой-то продюсер? — Режиссер. — осторожно ответил я, опустив голову. Понимая, что сейчас будет. Антон в шоке загуглил фамилию в поиск и открыл Википедию — И ты все равно к ним идёшь сниматься?! — как я и думал, ему не понравился человек, к которому я собираюсь попасть в проект. В глубине души я хотел, чтобы однажды он так меня заревновал, забеспокоился о моем моральном благополучии. — У актера не бывает ничего личного, он все должен держать за рамками съёмочной площадки. — я произнес стандартную заученную речь. — Нам-то об этом известно… — добавил тише, намекая и на нашу профессию и сопутствующие, болезненные именно сейчас, сложности. — Ты настолько хочешь в кино? — он все отговаривал меня. — Не ходи к этим долбоёбам, будут у тебя ещё съёмки. Сериалов на России-1 дохера новых, а в «Следе», вон, в каждой серии кого-то убивают. Я терпеливо промолчал, стоя в отвернутой от него позе. Жалея, что я вообще эту тему завел. Но я не стану увиливать. Этот разговор явно несёт в себе что-то стоящее. Я так чувствовал. — Че, прям большие бабки? — Шаст, да просто нет смысла на них за это обижаться или переубеждать. Это их точка зрения, вот и все. Не более. — Точку зрения надо держать за зубами, если она оскорбляет других людей. — ему с каждой секундой было все противнее об этом говорить. — сто процентов футбол смотрит, зная, что там половина геев. Я все молчал, надеясь, что этот начавшийся спор сам по себе утихнет. Антон тоже убрал руки в карманы толстовки и затряс коленями, а это знак того, что ему некомфортно Мы оба надолго замолчали, каждый думая о своем. Я — выжидая паузу, чтобы сменить тему, а он — все больше разгоняя свое недовольство в голове — Тебе бы не помешало заиметь принципы. А не соглашаться, когда тебя в землю втаптывают. Ещё Пашка в тебе это воспитал. Как же он всё-таки вырос за эти годы. Уже не самый зелёный из нас мальчишка. Не мультик. А целый боевик. — Они не имеют ввиду ничего плохого. — Ой, может тебе уже перестать быть таким податливым? Настолько ты хочешь в телевизор. — Да кто бы говорил, — я улыбнулся, но не хотел его задеть. — ты тоже соглашаешься на многую херню от Стаса и рекламу. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мы с ним спорим. При чем очень пылко и на эмоциях. На эмоциях был Антон. И ведь ему не все равно. Он так бьётся за мою позицию, как не отстаивает себя порой. Наверное… Это что-то да значит. — Хочешь, чтобы я признался открыто? — я заговорил и понял, что начинаю закипать. А к Шастуну меня постоянно тянуло и я естественно опёрся на подлокотники гримёрного кресла, в котором он сидел, наклонившись к нему. — признался в ориентации? — моя вспыльчивость усиливалась в такие моменты потери контроля, я сам себя разогнал и разозлился. — или, может, сразу по грязному белью пойдем? Я должен был сказать им, что у меня никакой личной жизни за этими шутками и гастролями? Или это не их дело? Или, может, рассказать им, что я 6 лет уже на говно извожусь по человеку, с которым не могу быть вместе, как все нормальные люди? Что у меня никогда не будет семьи и брака, я не смогу целоваться в метро на этих чертовых эскалаторах, заживаться в примерочных, за руку гулять по парку, что я вечно буду засыпать один в тишине, которая меня убивает?... Антон все понял и просто замолчал. Но эта ситуация и его слова действительно меня вывели. Я не злился на него. Просто он сейчас говорил как-то самое противное мерзкое общество, которое всегда думает, что все — просто. Пауза продлилась с минуту. Мы оба остыли. — …Арс, ну прости, блин, перегнул, — нахмурился первый Шаст, стесняясь теперь объясняться со мной. — …Я… — парень опустил голову и покрутился в кресле. — …Да я знаю. — безнадежно прикрыл глаза я, возвращаясь ближе к нему. — вот об этом я и говорил. С другой стороны, я порой благодарен Антону за его примитивное мышление простого парня. Он, безусловно, не был глупым, поверхностным, недалёким или нетолерантным. Но он умел указать мне на ту первую реакцию моего окружения, на то, как меня воспримут те, кто меня знает, и те, кто думает, что… Знает. — Понимаешь, мне это чуждо… — но из-за наших с ним отношений Шаст загонялся, что он может все испортить, даже не начав. Сейчас у нас очень шаткое положение. Я окинул его почти сочувствующим взглядом. — Я верю, что никому из нас не чуждо чувство любви. Им наделён каждый. Просто не каждый может ее узнать. За собственными предрассудками… И главное ПОЗВОЛИТЬ себе узнать. — и снова я смог раскрыться благодаря ему. Я благодарен каждой такой ситуации, которая приводила нас к чему-то новому и позволяла поговорить о чем-то важном. Я подошёл поближе и осторожно погладил его по кудрявым волосам. — …Но у тебя явный прогресс. Раз уж ты дал нам шанс попробовать. — легонько убрал челку с его глаз. Но в следующую секунду парень произнес то, что не дало мне спокойно проехать этот «маленький конфликт с полезным уроком». — Да просто этот эксперимент не несёт ничего серьезного, Арс. Ты сам это понимаешь. Только не это. Ты не думаешь так. Я попытался скрыть черноту в лице, но получилось только выдать страх и беспомощность. Он вдруг заговорил очень серьезно и нервно. — … Ты хотел этой интрижки, окей, тебя… возбуждает вся эта история, окей, и я захотел попробовать что-то новое. — Почему ты думаешь, что все, что между нами — для меня эксперимент? Я перебил. Идя на прямое столкновение. Я буду отстаивать своё честное мнение в этом контексте всегда, особенно перед ним. — Да потому что я не верю, блять, в нормальные отношения в шоу-бизнесе! Их не существует! — когда Антон так эмоционально и раздражённо недовольно повысил голос, я оцепенел. За все годы он делал это лишь несколько раз. — Это все ненастоящее, это все для образа, для телека! Тем более, что наши отношения это уже и так якобы давно известный всем фанатам мейнстрим, всего, блять, нашего фандома, Арс! Если ты заигрался в это и втянул меня, зная, что я как дурак, блять, иду за тобой куда угодно и доверяю тебе, то я так не хочу! Я специально не перебивал, позволяя ему вылить все, весь негатив, что засел внутри. Сказать все скрытое и умолчанное, что он об этом думает. Потому что я хотел честности. — Я не хочу делать это фансервисом ещё и внутри. Мы уже сами ведемся за этим. Прооравшись, Антон как всегда закрылся, занервничал, затряс коленом и опустил глаза в пол. Думая, что ещё сказать. Или сколько мы после этого будем в ссоре. И правильно ли он сделал, что сказал правду, но так меня обидел. И насколько это действительно его правда. А не простой страх и сомнения. Я развернулся и отошёл в сторону, обдумать, что мне ответить на это. — Хочешь сказать, что вся наша дружба это фансервис? — мой голос предательски истончился, словно я сильно затянулся самой ядовитой сигаретой. Мне было больно спрашивать у него это всерьез. У меня заблестели глаза. И я сейчас не играл. Хотя часто делал это раньше в таких ситуациях. — … Ну почему дружба... — Шаст. Мы жили все вместе, когда только начинали. Я был с вами на съёмках, когда родилась Кьяра. Я проходил через развод, когда нам отклонили все три пилота и когда мы делали продакшн первого сезона. Мы были рядом трое суток в отеле, когда половина команды и ты подхватили грипп в первом туре. Я ездил на радио в 5 утра после бессонных ночей с тобой, ездил сюда каждую ночь, чтобы проводить время с вами, потому что здесь был ты и я ловил каждую возможность, чтобы провести рядом с тобой хотя бы какое-то время. Это по-твоему фансервис? — Ладно, все, прости, ну, — Антон скрестил руки и нахмурился, виня теперь себя ещё больше. Да, он совершенно так не думал, просто утрировал страхи. Почувствовал, что может вылить это на меня так гиперболизированно, чтобы с той же убедительностью услышать слова поддержки и клятвы о том, что все между нами из большой-большой любви. В целом. — Я не могу… Просто уложить это в своей голове, слишком много, — Шаст беспомощно глянул в сторону. Он очень устал держать в себе эти неоднозначные мысли и сомнения. — много дерьма этого вокруг нас. И вообще в этой теме. — а потом посмотрел на меня таким жалобным, сочувствующим, извиняющимся взглядом темных зелёных глаз. Которые я просто сумасшедше, до одури любил. Я присел на подлокотник дивана рядом с ним и положил руку на его плечо в большой толстовке, поглаживая и выслушивая, не смотря в лицо, чтобы не давить. — Я просто запутался, пиздец… — и эта терапия помогала — Шасту очень хотелось выговориться обо всем, и его понесло. — Кому верить, во что верить, все диктуют, что нам делать, чего не говорить, как говорить… Я уже не знаю, где я и чё я хочу, где то настоящее. Я долго молчал, формулируя мысли. Сейчас я мог очень легко его задеть или же очень сильно повлиять на его веру во что-то настоящее даже в сфере шоу-бизнеса. Это тот период, когда мне хотелось быть рядом постоянно и не отпустить его мысли в ложный путь. Чтобы он не накрутил себя. И не допустил роковой ошибки Но одно я знал точно. Шаст невероятно чувствительный и искренний человек, который видит людей насквозь. Поэтому я хочу и буду с ним честным. Это главное, что я мог ему сейчас дать. Я встал строго перед ним и предложил свою согнутую руку. Он поднял на меня большие блестящие глаза котенка. И сжал искусанные в переживаниях губы. — Шаст. Я обещаю — все, что я делаю по отношению к тебе, это только мое искреннее и честное желание. Без капли лжи. Антон поднялся и согласился на этот договор, слабо и быстро пожав мою ладонь, как мы обычно все по-братски здоровались. После чего я обнял его как своего любимого человека. И на это он ответил охотнее. И привычнее. Я чувствовал, как он буквально выдыхает и успокаивается в моих руках, как дитя, положив мне на плечо свою тяжёлую кудрявую голову. Я неосознанно слегка его закачал, действительно как маленького ребенка. И прикрыл глаза. Наши объятия и общение всегда были особенными. Хоть этого никто и не замечал. — Прости, Арс, — через несколько секунд, во время которых Антон и не думал отстраняться или напрягаться, он что-то забубнил. — я знаю, как тебе было хуёво из-за меня. А я не поддерживал. Я открыл глаза и невольно выдал настороженность и волнение в теле. — Ну я ничего не могу тебе дать, — он нежно погладил меня своими широкими ладошками по спине, говоря так извиняясь и беззащитно. — потому что я беспомощный трус… И друг тоже хуевый. — парень сжал свое запястье другой рукой и повесил эту конструкцию в звенящем металле на уровне моей поясницы. — Не-ет, не говори так, — во мне начал просыпаться какой-то психолог и добрый товарищ, который должен поддерживать всегда и несмотря ни на что. Но тут дело напрямую касалось наших сложных отношений. — Я заигрался в популярность и поставил этот, сука, ну… Этот медийный образ превыше себя настоящего… — Шаст положил подбородок на мое плечо и двигал головой, когда говорил, щекотя меня волосами и согревая своим теплом. — Я временами пиздец как теряю самого себя, я это ебать как чувствую. — Тебе надо отдохнуть. — я расцепил собственный замок из пальцев и скользнул ими по талии Антона, отстранять бережно и медленно. — Сделать перерыв, — мягко и тихо спокойно повторил я, стараясь не смотреть ему в лицо, чтобы снова не сорваться. Для чего-то большего и конкретного он сейчас не готов, ему тяжело. И если я лишу его ещё и друга, то сделаю только хуже. Поэтому я пока побуду в этой роли. Отделю себя от образа того, из-за кого началась вся эта наша «ухабистая дорожка». В этих его словах, сказанных тихо и невнятно в мой свитер на плече, я, кажется, расслышал намеки на то, что связано с Ирой и его прикрытием. Что он знает, каково мне их наблюдать. И что самое главное, я понял, что он поверил в мои чувства. И впредь будет с ними аккуратен. Он начинает доверять мне свою душу…