Ходить по небу

Возможно, это началось, когда Алтан не выдержал и, буквально загнав Олега в угол ринга, поцеловал его. Или когда впервые увидел Олега без футболки и самым позорным образом залип, придя в чувство лишь от телефонного звонка. Но на самом деле всё началось, когда Алтан решил собрать небольшую группу наёмников, преданных лично ему, а Вадим сказал, что у него на примете есть отличный парень. «Отличный парень» появился через неделю и выглядел так, будто хотел находиться где угодно, лишь бы не здесь — на фоне буквально сияющего от самодовольства Вадима это было особенно заметно, — а ещё плохо контролировал правую руку и надрывно кашлял практически после каждой через силу произнесённой фразы. — Что за инвалида ты притащил? — Ваше золотейшество, как грубо, вы ведь даже его стряпню ещё не пробовали! — Почувствовав на себе убийственный взгляд, Вадим прекратил балагурить. — Я научил его буквально всему, что знаю, и до травмы он был даже лучше меня. Он не в форме только потому, что вообще не планировал возвращаться в наше болото, но дайте ему немного времени на реабилитацию — не будет человека надёжнее. А с его фантастической чуйкой на опасность… Я бы уже раза три так точно был трупом, если бы не его феноменальное везение. Но теперь, если без шуток, золотейшество, — дайте Поварёшкину приготовить вам борщ, вы потом сестру за него продадите! — Уйди с глаз моих, клоун. И покажи ему тут всё. Под твою ответственность! — Обижаете! Первое время Олега он почти не видел, по словам Вадима, тот приходил в себя и упорно тренировался, но при этом на кухне и правда периодически стала появляться незнакомая и непривычная этому дому еда — и да, безумно вкусная, да, он только что съел целую тарелку, ты счастлив, Вадим? Алтан присмотрелся к новичкам, без заминки уже через неделю выгнал двоих и успокоился, а потом Олег вернулся. Он всё ещё хрипел — неудачная интубация, успел шепнуть вездесущий Вадим, — но уже выглядел как настоящий боец, а не оживший труп. Недолго думая, Алтан вытащил его на ринг, чтобы лично проверить в деле, — в людях, защищавших его спину, он должен был быть уверен полностью. Вадим не соврал. Их стиль боя и правда был чем-то похож, а когда Олег перестал опасаться ненароком причинить боль, то заставил Алтана как следует выложиться. — Неплохо, — расщедрился он на похвалу, а Олег как раз тогда впервые снял при нём футболку. Как бы то ни было, они оказались там, где были сейчас — в постели Алтана, взмокшие и обнажённые. Это не было частой практикой — не то чтобы Вадим не пытался, — но Алтан не мог доверять наёмникам настолько, чтобы дать увидеть себя настолько беззащитным. Но было в Олеге что-то такое… Достаточное, пусть не чтобы полностью пробить броню, но хотя бы дать шанс. В нём сочетались сила и скрытая мягкость, он полностью брал контроль, но в первую очередь заботился о чужом удовольствии, не болтал во время секса, но смотрел так, что все слова отпадали. Это не было отношениями — Алтан даже мысли такой не допускал, как бы ни ехидничал один идиот, застукав их на кухне, когда Алтан не столько ел, сколько смотрел, как Олег готовил, — но всё же иногда он позволял остаться с собой до рассвета, и это, наверное, было большее, что он мог кому-то предложить. Олег разминал ему ноги — к резко наступившим холодам они снова начали неприятно ныть, слабо поддаваясь таблеткам, — и целовал вытатуированные лепестки, согревая кожу горячим дыханием. Сам Олег ужасно мёрз, сменил бадлоны на свитера и не расставался с ними даже в постели, но Алтан не настаивал — обниматься с льдышкой его не прельщало. — Расскажешь? — хрипло спросил Олег, напоследок поцеловав коленку. — А что, слуги разве ещё не донесли? Не то чтобы это было какой-то тайной, — выплюнул Алтан, отдёргивая ногу, но Олег поймал его за щиколотку и снова припал губами. — Не имею привычки доверять слухам. — Плохое качество для телохранителя, — Алтан огрызнулся, но всё же смягчился и отвёл взгляд, разглаживая покрывало. — Помнишь теракт на площади Восстания? Мама… погибла, а я остался вот с этим. Олег окаменел, и Алтан, посмотрев на него снова, замер — он ещё никогда не видел у него такого пустого взгляда. — Ты тоже кого-то там потерял? — Да. Очень важную часть себя, — ещё более сипло, чем обычно, после паузы ответил Олег и вдруг, будто расколдовался, резко подался вперёд и поцеловал как в последний раз. Алтан прекрасно понимал такую реакцию на стресс и подавляемые воспоминания и покорно поддался. Под так и не снятым свитером он нащупал следы от пуль и пообещал себе обязательно спросить в следующий раз — чем бы ни было вызвано такое желание. Утром Олега уже не было — кажется, Алтан отключился, не успев попросить остаться. Но когда он закончил с утренней рутиной и уже был готов ехать на запланированную встречу, в спальню с коротким символическим стуком зашёл Вадим. Хорошенько избитый Вадим. — Да вы не переживайте так за меня, золотейшество, всё за дело, — тут же отреагировал он на вскинутую бровь. — Вы только не велите казнить, велите слово молвить. Несмотря на привычное балагурство, Вадим, очевидно, зубоскалил скорее по привычке, потому что в глазах его отчего-то были печаль и сожаление. — В общем, Поварёшкин… Олег, в смысле, да. Олег уволился. — В смысле уволился? С каким пор мои люди получают расчёт от тебя? — зашипел Алтан и сощурился. — Это он тебя так, да? Что ты сделал? — Тут вопрос не в том, что я сделал, а чего не сделал. Вы же вчера ему про маму вашу рассказали, так ведь? — Вадим выглядел так, будто категорически не хотел говорить дальше, и это было ужасно на него не похоже, так что тревога мгновенно леской оплела сердце. — В общем, вы ведь поняли уже, что Поварёшкин — это так, прозвище. Его зовут Олег Волков. И он был тогда с Разумовским. Алтана затопила волна всепоглощающей ослепительной ярости, так, что на мгновение он не слышал ничего, кроме своего учащённого сердцебиения. Ему казалось, что он был в состоянии снести Вадиму голову голыми руками, безо всякой катаны. — Ты привёл в мой дом террориста, — убийственно ледяным тоном едва слышно произнёс Алтан. — Человека, который убил мою мать. И спокойно смотрел, как я… — Золо… Алтан. Я понимаю, как это выглядит, но Олег — он не такой. Идиот полнейший, конечно, что кинулся тогда за Разумовским, у них там своя история, но мы наёмники, мы делаем то, за что нам платят и что приказывают. Меня, думаю, тоже кто только не проклинает, и за работу на вас с вашим дедушкой в том числе. Вот только Олег ещё и раскаивается. А какую он награду получил, вы и сами видели. Значит, те пять шрамов — тоже подарок от Разумовского. Какая ирония. — Убирайся. Отмени всё на неделю и вели подготовить машину. Тебя видеть не желаю. — Слушаюсь. Мне правда жаль, золотце. Алтан ничем в него не запустил исключительно нечеловеческим усилием воли.

***

В охотничьем домике было по-прежнему тихо и уютно, несмотря на беспорядок. Мама ненавидела охоту, но, по её словам, его отец называл этот домик именно так, а она хранила в сердце даже такие мелочи — как теперь делал он сам. Алтан никого сюда не пускал, а сам давно не мог выбраться и сейчас бросил все силы на уборку — не так приятно, как работа в оранжерее, но тоже отлично прочищало голову. Разве можно быть преданным тем, кому даже не доверял — не доверял же? Можно быть преданным тем, кто даже не знал, что предаёт? Алтан разобрал продукты, которые привёз с собой, попытался сделать что-то похожее на подсмотренное у Олега, предсказуемо провалился, выбросил всё к чёрту и разогрел уже готовое. Вечное убежище впервые не подарило так желанного покоя, ещё и внутренний голос, который с чего-то вдруг стал звучать, как Вадим, усмехнулся — от себя не сбежишь, цветочек. Сквозь разрисованное морозом стекло Алтан долго наблюдал за тем, как сменяли друг друга его охранники, и не мог не думать, куда сбежал Олег. Обратно к проклятому Разумовскому? Мёрзнуть в одиночестве? На третий день он всё же сдался и велел Вадиму забрать его. — Можешь не изображать раскаяние, тебе не идёт, — выплюнул Алтан вместо приветствия, швырнул ему сумку и забрался на заднее сидение. — Ты всё ещё на испытательном сроке. И мне к вечеру нужно полное досье на всех, кого ты тогда набрал. Узнаю, что пропустил хоть день из их жизни, заберу твою. — Как прикажете, золотейшество, — Вадим растянул губы в услужливой улыбке и тут же скривился, лицо его всё ещё представляло собой жалкое зрелище. Алтан невольно почувствовал мрачное удовлетворение. — Я ж не спорю, вы в праве злиться. И вы, и Олег. — Замолкни. — Он ведь, дурак, верный, как собака. Как там было-то: видели, как собака бьющую руку лижет? — Только Маяковского мне не хватало. Я понял, твой дорогой Волков вернулся к Разумовскому. Значит, уберём их обоих. — Ничего вы не поняли, золотце. Думаете, он не знал что ли про ваши планы на дружка бывшего? Знал, конечно. Он же не из-за этого ушёл, а когда понял, что боль вам причинил. Врать бы не смог, раз узнал, и ждать, пока вы сами выгоните, тоже. Вас за эти три дня дважды попытались убить, — Вадим неожиданно сменил тему. — Ребята даже среагировать не успели, нашли в снегу уже трупы. А мне одна птичка на хвосте принесла имена заказчиков, и больше они такой глупости, конечно, не совершат. — Это такой тонкий намёк, что Олег теперь собирается сторожить меня невидимой тенью? — Алтан вскинул бровь, но эта мысль уже не вызвала в нём того гнева, что был бы пару дней назад. И он снова против воли подумал, как же ему должно было быть холодно посреди леса, одному, на вечной вахте. — Да ну куда уж тоньше, золотейшество. Вы б не рубили так с плеча. — Всё ещё могу вместо этого отрубить тебе голову, ты всё равно ей только болтаешь. Вадим демонстративно захлопнул рот и погромче выкрутил радио. Под те вопли, которые он называл музыкой, сложно было нормально разложить всё по полочкам, но всё же, выбираясь из машины, Алтан обронил: — Приведи его. Хочу поговорить.