And so long to devotion

— Это уже третий проект, где вы работаете вместе, — голос интервьюера звучит на задворках разума Уена, пока он изо всех сил старается держать взгляд на лице мужчины, а не чуть правее. Хонджун, по обыкновению, сложился пополам, сидя на стуле, из-за чего невозможно глубокий вырез его свободной шелковой кофты опустился буквально до самого пупка, дав Уену самое тяжелое испытание за всю его недолгую жизнь. Уен кивает, делая вид, что вовлечен в разговор. К счастью, Хонджун отвечает быстрее, но это означает, что Уен должен повернуть голову в его сторону. — Да, меня упросили позвать Уена, когда мистер Чен узнал о нашей дружбе, — говорит Хонджун со смешком. Сразу же он распрямляется, но оставляет ноги закинутыми одна на другую, откидывается на спинку стула, поправляет «воротник». Уену открывается прекрасный вид на маленький торчащий сосок. Кажется, из него сейчас выйдет три стакана айс американо, которые он выпил за время съемок. Или же он раздробит себе зубы от того, как сильно сжимает их, сдерживая желание впиться в нежную кожу. У интервьюера такое выражение лица, что кулаки чешутся его ударить. Уен предчувствует, куда заведет эта ветка вопросов; все интервью сводятся к одному с тех самых пор, как он стал работать с Хонджуном. Судя по тому, как Хонджун натянуто улыбается, ему тоже совсем не хочется отвечать на вопросы, связанные с их отношениями. — Просто дружба? Помада Хонджуна отвратительна на вкус, несмотря на то, что ее почти не осталось на его высохших губах. Уену намазали другой оттенок той же линейки, и он был как-то выносимее, хотя Уен все равно стер помаду сразу по окончании съемок, нанес бальзам, который нравится не только ему, но и Хонджуну. Хонджун успевает съесть его раньше, чем он впитывается. Неприятный осадок от ужасного интервью остается снаружи пентхаусного номера, официально забронированного для одного Хонджуна. Однако в нем так много места, что Уен проводит здесь все свободное время. Ему не хочется лишний раз выходить на улицу: они в ненавистном ему шумном и грязном Нью-Йорке, на который приятно смотреть только с высоты, особенно на Центральный парк. Сейчас зима, значит, слякоть и мелкий мокрый снег, вечные тучи. Уен всегда начинает скучать по Лос-Анджелесу, как приземляется в Ньюйарк Либерти. К счастью, в пентхаусе свой теплый микроклимат. Через толстовку добраться до заветной груди намного сложнее, чем если бы Хонджун до сих пор был одет в ту соблазнительную кофту, поэтому Уен ноет в поцелуе, нетерпеливо тянет подол, жирно намекая, что нужно снять одежду. Хонджун очень хорош в понимании намеков: вместе с толстовкой он снимает сразу и футболку, оголяя торс. Если спросить Уена, жадный ли он, то он незамедлительно даст утвердительный ответ. Ему всегда мало, он обязан владеть всем, до чего может дотянуться, ни за что не отпускать то, что попало ему в руки. Ким Хонджун тоже считается. Его накаченные груди считаются отдельно, правая и левая, так что это уже трое. Каждый раз, когда Уен хватает их, он благодарит Вселенную за то, что та дала ему большие ладони. Соски под его замерзшими пальцами сразу же сморщиваются, твердеют небольшими бусинами, и Уен, несмотря на неудобство делать это стоя, приникает ртом к левому соску, облизывает его, не переставая катать между фалангами указательного и среднего пальцев. Хонджун дышит глубже, его грудь двигается с такой амплитудой, что Уену приходится то гнаться за ней, то отводить голову назад. Пару раз он сталкивается губами с собственными пальцами, смеется с этого, а Хонджун в ответ хватает его за затылок, прижимает к себе, из-за чего у Уена нос врезается в грудь и перекрывается доступ к кислороду. Он изворачивается, как может, но Хонджуна это явно не удовлетворяет, потому что он отодвигается от Уена, заставляет отпустить. — Кровать, — говорит Хонджун на выдохе. Уен повинуется, идет к кровати, по пути стаскивая с себя всю нижнюю часть одежды. Свитшот он не успевает снять — Хонджун валит его спиной на мягкий матрас, в котором Уен буквально утопает, забирается сверху, ложится на Уена, раздвигая его ноги коленом. Начинает он с крепкой хватки зацементированных гелями и лаками волос Уена, спускается ниже, на шею, гладит ее, согревая, хотя его ладонь ненамного теплее, но Уен все равно отзывается на ласки; свитшот определенно уже испорчен предэякулятом. Решив побыть врединой, Хонджун целится разом на обе самые чувствительные части тела Уена: приникает губами к шее, прямо под кадыком, усердно насасывая засос, одновременно ныряет рукой под свитшот, ловко обходит стоящий член, оглаживает плоский живот кончиками пальцев, отчего Уен выгибается, а потом вжимается задом в кровать, испускает страдальческий стон, будучи еле способным выдержать атаку. Ему приходится приподняться, чтобы Хонджун подтянул свитшот повыше и добрался до самых ключиц. Правда, совсем слегка погладив ключицы, Хонджун уводит ладонь, резко хватает Уена за сосок, выкручивает его до такой степени, какая нравится Уену. Больно, но не слишком, больше по ощущениям похожее на саднение с мелкими электрическими вспышками, пронзающими тело, от которых становится все жарче. Уен мычит в полный голос, закусив губу, что нисколько не заглушает издаваемые им звуки. Хонджун приподнимается, мажет губами по подбородку Уена, промахиваясь, все-таки дотягивается и целует его, хоть Уену и приходится немного повернуть голову в сторону, чтобы их рты соединились. Он знает, что это условно запретное правило — целоваться с открытыми глазами, но ничего не может с собой поделать. Ему хочется иметь как можно больше воспоминаний о Хонджуне, видеть его в разных ситуациях, фантазировать о всяком, пока они порознь, что случается довольно часто из-за их профессии. На ум снова приходит сегодняшнее интервью. Сейчас Хонджун вроде бы такой же, каким был пару часов назад, но весь растрепанный, с развалившейся челкой, которая была убрана вбок для фотосессии, с тенями, смазавшимися от того, как сильно он тер чесавшиеся глаза, пока они ехали до отеля, с мелкими прыщами, проглядывающими неровностями под слоями тонального крема и пудры. От него пахнет элитными духами и потом — Уену совершенно не мерзко, наоборот, его заводит реалистичность Хонджуна, находящегося в его руках. Не вылизанная до идеала заманчивая обложка, каким он совсем скоро окажется на полках магазинов, а настоящий человек, и его даже можно потрогать. Вспомнившийся вопрос про дружбу заставляет Уена улыбнуться в поцелуй. В ответ Хонджун хмурится, открывает глаза, смотрит на Уена осуждающе, что он портит всю атмосферу. — Что смешного? — спрашивает он, стараясь продолжить поцелуй. Уен хихикает, но не отвечает. Вместо этого он обнимает Хонджуна за шею, игриво ведет рукой по плечу ниже, пролезает между их телами и хватает за грудь, мнет ее, шумно вдыхая, потому что в данный момент он как никогда счастлив быть в такой близости к совершенству. Хонджун принимает такой ответ. Подвинувшись, чтобы Уену было проще трогать его, он протягивает колено вдоль внутренней стороны бедра Уена — ощущения соприкосновения эпилированной кожи и грубой ткани штанов максимально странные, Уен весь дрожит от них. Когда Хонджун берет его член, Уену приходится спрятать лицо в сгибе шеи и плеча Хонджуна, чтобы хоть как-то выдержать. Дышать тяжело из-за того, как жарко от свитшота и собственных выдохов в чужую кожу. Он кусает Хонджуна за плечо, толкается в давно согревшуюся сухую ладонь. Все останавливается слишком резко. Уен, увлекшийся собственным возбуждением, не сразу понимает, что Хонджуна нет рядом, и даже успевает испугаться, не в силах сориентироваться в пространстве. Хонджун возвращается спустя несколько секунд, усердно нажимая на дозатор новой бутылочки смазки. Через несколько нажатий смазка все же вылетает из носика дозатора, чуть не попадая мимо ладони Хонджуна на кровать, но ей не хватает всего пары сантиметров, и вместо этого она оказывается у него на кончиках пальцев. Наклонив бутылочку ближе к ладони, Хонджун еще пару раз давит на дозатор, растопыривает пальцы, смотрит в притворном отвращении, как смазка растягивается между ними. Прежде, чем Уен успевает начать жаловаться, что он уже не может терпеть, Хонджун пролезает между его ног, упирается мокрыми пальцами в промежность, спускается ниже, засовывает сразу два пальца. Они занимались сексом сегодня с утра, но Уену все равно приходится сделать глубокий вдох просто потому, что к ощущениям никогда не получается привыкнуть до конца: слишком много контрастов. Хонджун больше размазывает смазку, чем действительно растягивает Уена, особо не церемонится, быстро добивая до четырех вставленных пальцев. Когда он заканчивает и вытаскивает пальцы, Уен переворачивается на живот, подминая под себя одну из многочисленных подушек. Он даже успевает поправить сбившийся край свитшота, неприятно скатавшийся под ним, пока Хонджун расстегивает штаны. Боли совсем нет, только не очень приятное тянущее чувство, от которого Хонджун пытается избавить Уена, поглаживая по бокам. Уен не настолько хрупкий, он может выдержать дискомфорт, поэтому подгоняет Хонджуна, двигаясь бедрами навстречу. Хонджун не поддается на провокации, медленно входит до конца, останавливается на минуту. Как только Уен поднимает голову, чтобы повозмущаться, Хонджун грубо хватает его за затылок, вжимает лицом в матрас и вытрахивает всю душу, совершенно не сдерживаясь. Его размашистые толчки двигают тело Уена все выше на кровати, пока он макушкой не упирается в подушку, и если бы кровать не была подиумом, твердо стоящим на полу, то Хонджун точно бы оставил на стене следы от бьющегося изголовья. Вместо этого Уен метит простынь своей слюной, не в силах закрыть рот. Кажется, что еще чуть-чуть, и у него что-нибудь сломается. Ладонь Хонджуна больше не лежит на его затылке, теперь она давит ему между лопаток, отчего в грудине создается щемящее чувство, на которое Уену наплевать — оно не такое уж невыносимое, чтобы вообще концентрироваться на нем. Его разум в целом ни на чем не может сосредоточиться, но это и не нужно; сейчас за него делают всю работу. Хонджун никак не хочет замедлиться. От зверского ритма Уен не чувствует все свое тело, чуть не упускает момент, как кончает, настолько потерянный в реальности. У него кружится голова, пока он отходит от оргазма. Хонджун лежит перед ним все так же в штанах, дрочит, смотрит на него пронзительным взглядом, от которого у Уена скручивает кишки. Моргнув, Уен словно пропускает кадр, потому что Хонджун уже кончает, закатив глаза, прямо на простынь. Его сперма долетает до бедра Уена. — Мы очень хорошие друзья, не так ли? — посмеиваясь, спрашивает Уен. Разомлевший Хонджун слабо шлепает его по голой заднице, оставляя ладонь лежать на гладкой коже.