Something in the orange tells me we're not done.

Когда он первым делом прыгнул под пулю, он уже не мечтал проснуться. В отличие от Мугивар, у него не было удивительно хорошего медика, и у него не было воли Д., что могла бы сохранить ему жизнь до прибытия обычного доктора, его доктора. Поэтому он был полностью уверен, что должен был умереть, и что его прах окажется в море, которое он так любил. Но он чувствовал свое тело, слышал храп и ощущал ночную прохладу своими костями. Он не понимал. Когда ему надоело задавать вопросы и не находить на них ответов, он открыл глаза и почувствовал, что его тело замирает. В комнате было ещё слишком темно, но Багги мог понять, где находится, лишь по одному взгляду. Слишком много воспоминаний развернулось здесь, чтобы он не смог этого сделать. Его дом, Оро Джексон. Все его уголки он выучил наизусть ещё в детстве, его первое и самое главное сожаление храпело прямо под его гамаком — это был его личный рай? Но всё хорошее, что он сделал, никогда не превзошло бы всего плохого. Он был пиратом, черт возьми! Значит ад? Но Оро Джексон никогда не стал бы адом — ведь Оро Джексон значил для него всё, значил дом, значил- Роджер. От мысли он сел прямо. Посмотрел на другой гамак, увидел, как грудь Шанкса поднимается и опускается при каждом вдохе, и почувствовал, что напрягся ещё больше. Ещё до того, как он умер — потому что он был уверен, что умер, никто не мог и мечтать о подобном в реальности — Шанкс был давно мертв. Он погиб от рук Кида, через несколько лет после того, как Шанкс полностью отрубил ему руку. Потому что, судя по всему, ублюдок по имени Кид умел держать обиду и ради мести готов был на всё, в том числе и на то, чтобы предать доверие Мугивары. Не то чтобы он прожил достаточно долго, чтобы почувствовать удовлетворение от своей мести, первый помощник Шанкса и Мугивара поступили с ним соответствующим образом. Но дело в том, что Шанкс был мертв. Должен был быть мертв. И его — их капитан, тоже должен был быть мертв. Значит ли это, что он тоже был жив, или, может быть, наоборот не жив? Он всё ещё не был уверен в том, что сейчас происходит, но, по крайней мере, мог ли он быть здесь? Багги хотел знать, хотел увидеть. Вся его глубокая усталость на мгновение покинула его при мысли о том, что он снова увидит своего капитана, своего короля, своего отца. (Весь его страх перед ним улетучился на мгновение при мысли о том, что он снова увидит его). Он со всей быстротой, которой не обладал, выбрался из гамака и комнаты, едва успев подумать о встрече с капитаном. Он бежал так, словно за ним следовали тысячи дозорных — тихо и быстро. Натренировался. Проходя все коридоры, заученные им наизусть целую жизнь назад, он чувствовал каждое биение своего сердца и каждый вдох. Его мысли были заняты только тем, что он очень хотел увидеть своего отца. Человека, которого он боялся и любил больше всего на свете. Единственного монстра, к которому он мог приблизиться, не позволяя себе после раскаиваться. Его капитан, король всех монстров и единственная причина, по которой он пережил свое детство. (Он был глубоко травмирован, но остался жив, и всё благодаря ему. И за то, и за другое). Он почти мгновенно оказался у его двери. Его охватил ужас и странное чувство нетерпения. И обычно Багги останавливался перед этой дверью и немного колебался — ведь после многих лет горя по ту сторону мог оказаться капитан, со всей своей улыбкой и успокаивающим голосом. Если бы в его мозгу не повторялось: «нужно увидеть, нужно увидеть, нужно увидеть…», — он бы остановился и подумал именно так. Но не сегодня. Не сегодня, когда он всё ещё не понимал, что именно происходит. Поэтому он постучал в дверь, не останавливаясь и не раздумывая, и весь его ужас и нетерпение уступили место нежной надежде. Как пламя, которое находится всего в секунде от угасания. Но не прошло и минуты, как по ту сторону двери послышались звуки: сонное ворчание и грохот чего-то упавшего. Его сердце билось как сумасшедшее, и он был уверен, что дрожит всем телом, потому что этот голос, этот голос был до боли знаком. Дверь открылась, и Багги почувствовал, как сердце его подводит. Перед ним стоял человек, по которому он плакал, о котором скорбел, — его шляпы и других фирменных атрибутов не было. И Багги был этому рад. Потому что с ними Роджер был отголоском прошлого и будущего, а без них он был просто его отцом. Не то чтобы он называл его так в лицо, но он же мог читать мысли Багги, верно? Да это и не имело значения. Он был мертв — они оба были мертвы. Не то чтобы сейчас это выглядело так. На лице его капитана сначала отразилась растерянность, затем беспокойство, и всё, о чем Багги мог подумать, так это о том, как ему не хватало этого человека. Он всё ещё был высоким, каким он его помнил, всё ещё стоял твердо, как он помнил, его растерянная улыбка всё ещё давала ему ощущение, что всё будет хорошо, как он её помнил. (Он не хотел думать о недостатках, не хотел думать о Войне в Эдд Во, не хотел думать о его реакции на первое убийство Багги, не хотел думать о том, как он бросил их без раздумий — он не хотел думать об этом, пока не будет готов к падению). Он был всё тем же человеком, которого он помнил, и Багги хотелось разрыдаться. Он пытался заново узнать и запомнить всё, что мог, о своем капитане. На его лице появились морщинки от улыбки, на носу — небольшая родинка, волосы были другого оттенка, немного темнее, чем он помнил, и нос тоже был больше, чем в его памяти. Багги постепенно забывал лицо своего капитана и даже не заметил бы этого, не окажись он сейчас перед ним. Багги очень хотелось рыдать, а Роджер пытался ему что-то сказать, Багги видел, как шевелятся его губы, но не мог понять, что он говорит. И всё это ещё больше удручало его, потому что какого черта? Теперь он даже не мог сосредоточиться на словах своего капитана, каким же несостоятельным членом экипажа он был. Когда из его глаз скатилась первая капля слез, Роджер испугался, Багги увидел это на его лице, и, черт возьми, он не заметил этого. Он проверял его температуру, спрашивал что-то, что глухо доносилось до его ушей. (Багги?! Малыш, какого черта? Ты ранен? Что случилось? Что ты сде- Багги?!!! Перестань- перестань плакать!!!). И он выглядел так, будто пытался разбудить весь корабль, крича (Крокус!!! Тащи сюда свою задницу, ублюдок!!! Или Рейли!!! Или кто угодно! Я не гожусь для… для чего бы это ни было!), пока руки Багги вдруг не обхватили его торс, а с губ не сорвалось тихое повторяющееся «капитан», словно он молился. (После этого Роджер быстро перестал кричать, потому что в голосе Багги отчетливо слышалась печаль, и Роджер не знал, почему. Роджер не знал, почему один из его воспитанников плачет так, словно он сломался. А он должен был знать). Не подозревая о хаосе, царившем на корабле, только после того, как капитан поднял его на руки и отнес в свою каюту, Багги впервые после Логтауна отпустил всё. Впервые с тех пор, как его капитан убил себя чужими мечами, и впервые с тех пор, как маленький король, с которым он рос, умолял его о том, чего Багги никогда бы не сделал. Но на этот раз капитан был здесь. Капитан обнимал его и говорил какие-то слова, а он плакал уродливыми слезами — беззвучными, но полными невыносимой печали. Ему предстояло пережить несколько событий, например, то, как он был уверен, что погиб, защищая своего первого помощника, как подобает капитану. Как всё это: Оро Джексон, капитан, Шанкс и ощущение бодрости и целостности от ауры воли других членов экипажа, и как это было невозможно в обычных условиях. Оро Джексон лежал в руинах, когда он видел его в последний раз, капитан умер — он видел это и видел, что это принесло миру, Шанкс тоже умер — маленький глупый Мугивара сам пришел сказать ему это, и при всей своей глупости он не был лжецом, а ощущать волю других было блять невозможно — насколько он слышал, большинство из них были мертвы, но немногие, кто выжил, гнили от печали и горя, и их воля всегда отражала это. Это было невозможно, и Багги нужно было быстро разобраться в происходящем, пока он не позволил себе ещё больше расчувствоваться. Но впервые в жизни Багги стало наплевать на другие вещи, на безопасную рутину. Здесь, в объятиях своего Отца, ничто не имело значения. Багги вцепился в него, как в спасательный круг, и, возможно, так оно и было. Он вспомнил, как делал нечто подобное, когда был ещё ребенком, после той блядской катастрофы, которую принесла война в Эдд Во — проснувшись после кошмара, он оказался в объятиях человека, с которого всё и началось. Он одновременно ненавидел это и любил. Потом Багги пришел в себя, медленно успокоился с помощью двух больших рук, державших его рядом с драгоценными ударами сердца. Всё было слишком реально. Прошло несколько минут, пока капитан не заговорил, и, Господи Боже, Багги соскучился и по его голосу… — Теперь ты в порядке, Багги? — мягкий баритон и добрые руки на его спине. И нет, он определенно не был. Ему всё ещё нужно было разобраться в происходящем, и он был в замешательстве. Запутался до смерти. Сердце капитана билось, он это слышал. А ещё Багги слышал, как храпит Шанкс, и видел, как двигается его грудь при каждом вдохе. И «Оро Джексон» действительно был в идеальном состоянии, а не в руинах, как в прошлый раз, когда Багги видел его. А очнувшись и направив на корабль свою волю наблюдения, он почувствовал других людей — живых, спящих и чертовски довольных всем происходящим. Его мозг работал на пределе возможностей, и безумные теории начали укореняться в нем. Что если он переместился во времени? Действительно ли такое возможно? Если бы это было реальностью, то его недавний срыв показался бы капитану подозрительным. — Извините, что разбудил вас, капитан. Теперь я в порядке, — Роджер поднял одну бровь и посмотрел на него более серьезно, чем раньше. Тело Багги напряглось против его воли, и он мысленно выругался. Багги был хорошим лжецом, годы жизни на улицах и пиратства как бы вынудили его стать таким. Но даже несмотря на это, лгать Роджеру всегда было трудно, особенно когда он был подозрителен. И тут дверь в каюту капитана с лязгом распахнулась. Там стоял Рейли с мечом, на его лице вместо обычной ухмылки было паническое выражение лица. — Роджер! Ты ранен? Что случилось! — а затем он моргнул и просто… посмотрел на них. В этот момент Багги соскочил с коленей капитана и устроился рядом с ним. Всё ещё ближе, чем обычно, но не настолько, чтобы вызвать подозрения в том, что Роджер его утешает. И после взгляд Рейли начал кричать: «я-сыт-этим-по-горло». — Какого черта ты так кричал, если это был всего лишь Багги, идиот! — у него была очень плохая прическа, лицо было красным от гнева. Он выглядел довольно нелепо, и Багги собирался посмеяться над этим, как только перестанет психовать по любому поводу, и у него действительно появится план, и время, которое он сможет позволить себе потерять. — Мы думали, что что-то случилось, когда ты начал орать имя Крокуса, будто подыхаешь! Затем его гнев обратился на Багги, он явно был разочарован: — А я-то думал, что ты умнее, Багги. Ты же тот, у кого есть «здравый смысл», которым ты всегда бахвалишься, какого ху- черта ты позволил этому идиоту кричать посреди ночи, вызывая нашего доктора, когда очевидно, что никто не пострадал? Теперь, когда дверь была открыта, они могли слышать хаос снаружи более отчетливо- (голос Шанкса был самым громким и самым паническим: «Габан, Багги нет! Его здесь нет, и я нигде не могу его найти!», затем последовали громкие проклятия Габана и такие же крики Момора, которые бесстрастный голос Юи прорезал словами: «Не слишком ли драматично?», а потом были ещё голоса...)