Something in the orange tells me we're not done.

Как только наступило утро, Багги тут же проснулся, и начал паниковать. Потому что он умудрился переместиться во времени, даже не собираясь этого делать! Кто-то готов на всё ради чего-то подобного. Черт он знал, что если некоторые люди хотя бы услышат намек на то, что такое возможно, они потратят всю свою жизнь, чтобы достичь этого. Но Багги не был одним из них, были моменты, когда он действительно хотел вернуться и просто продолжать существовать со своим капитаном, Шанксом и командой, но… Он не- он не хотел этого. Какого хрена ему это надо? Его детство прошло в боязни всего на свете, в страхе перед людьми, которых он так чертовски любил, и перед потерей их в пылающей славе Ему больше никогда не хотелось жить так. На самом деле он просто хотел оставаться в отрицании, по возможности вечно, но не смог. Не тогда, когда всё было так очевидно. И уж точно не тогда, когда на горизонте маячили возможные угрозы. Ведь у него была жизнь, которой он гордился, была команда, которой он дорожил и которой доверял, были близкие друзья вне команды, с которыми ему было комфортно. Он уже построил ту жизнь, которую хотел, из всего того блядского кавардака, коим являлось его детство, почему он должен делать это снова? Куда бы он не смотрел, ему было ясно, что он переместился во времени. Это должно быть путешествие во времени: он чувствовал волю каждого вокруг себя. Никто не смог бы подделать личные особенности воли, даже с помощью дьявольского фрукта. И дело было явно не в памяти, по крайней мере, не в том, что кто-то контролировал его воспоминания, потому что если бы это было так, то он не мог бы действовать по своей воле так, как действовал. Если кто-то пытается вмешаться в чужие воспоминания, то существуют правила, которым должны следовать все вовлеченные. Воспоминания отвергали большие изменения и всегда заканчивались изначально запомнившимся финалом. Но Багги ни разу не помнил, как бежал в капитанскую каюту, плакал, словно потерянный ребенок, а капитан паниковал, кричал и случайно перебудил всех остальных членов экипажа из-за всего этого дерьма. И вообще, было только четыре дьявольских фрукта, способных на такую лажу с памятью, и последний раз их видели лет двести назад. Так что такое тоже было невозможно. Кроме того, это был не сон. По очевидным причинам. Всё было слишком реальным. Итак, путешествие во времени. Теперь он был в своем молодом теле, с ещё мягкими руками, такими не похожими на его будущие, неловкими длинными конечностями, слишком большой головой… В незнакомом, забытом теле. Но не это заставляло его глаза заплывать черными точками, не это заставляло его голову кружиться… Ему придется делать всё заново. Он не хотел, он не мог этого сделать… Быть объектом пристального взгляда, война в Эдд Во, если она ещё не случилась, а потом гребаные пираты Белоуса, смерть капитана, Шанкс и все его… всё, и потом гребаная Батерилла и… Это ни хрена не помогает. Он глубоко вздохнул и подумал о том, что Моджи хотел от него, когда он был так чертовски плох. Моджи всегда хорошо справлялся с подобными вещами, всегда знал, как успокоить его и когда позволить ему паниковать. И Моджи всегда останавливал его, когда дыхание становилось странным, когда зрение покрывалось черными точками, а голова начинала кружиться как сумасшедшая. Когда это были плохие новости. Он также всегда говорил считать секунды, когда он дышит: четыре секунды вдох — семь секунд выдох. Что-то связанное с сердечным ритмом или ещё какой-то хренью. Багги никогда не пытался узнать что-то об этом, если не было необходимости. Даже его бесконечное любопытство не проявлялось, когда речь заходила об этой теме. Он предпочитал забывать обо всем, что с этим связано, пока это не случалось снова. Будучи в таком состоянии было больно дышать. Он не знал почему, но дышать, моргать, существовать было тяжело. Но его первый помощник всегда говорил, что это пройдет, как только он успокоится, и Багги всегда, всегда доверял своей команде — той, которую он создал из таких же неудачников, как и он сам. Поэтому он исправил свое дыхание. (Четыре секунды вдох — семь секунд выдох). И начал разбираться с тем, что он сейчас слышит, видит и чувствует. Как и говорил Моджи. Он слышал, как сопит Шанкс, как звучат волны его голоса, когда они сталкиваются с Оро Джексоном, как странно шумит гамак, когда он вертится в нем. Он видел потолок Оро Джексона, край своего гамака и свои ноги. Он чувствовал мелкую тряску корабля, свою рубашку, мокрую от пота, и ощущал холод. Он был с Шанксом, на Оро Джексоне и, вероятно, недалеко от зимнего острова. Всё снова замедлилось. (Его первый помощник действительно был лучшим). (Он надеялся, что тот не будет сильно по нему плакать). Итак, он знал, что находится в прошлом, но самой важной проблемой для него было то, что он не знал, когда. Он сможет с этим работать. Судя по тому, как вел себя Роджер прошлым вечером, Багги мог с уверенностью сказать, что это было до войны на Эдд Во. Если бы это было после, Роджер был бы более привычен к тому, что он приходит к нему, и вел бы себя более… тихо. Теперь он знал, что очнулся в прошлом до того, как случилась война в Эдд Во, но не знал, насколько. С этим тоже можно было разобраться. Всё, что ему нужно было сделать, — это пойти на камбуз и посмотреть на календарь, который висел там у Санбелла. Но это можно будет сделать позже, его конечности были слишком тяжелыми, чтобы вот так просто встать и пойти. Он ненавидел это ощущение, оно слишком отличалось от изнеможения. (Это было больше похоже на кандалы). Отсюда вытекает ещё одна проблема. Он был другим, он был более испорченным и запутавшимся, чем в юности. У него была куча проблем, которые он таскал с собой, он был уже не тем ребенком, каким был тогда. И он даже не знал, сможет ли изображать своё прошлое поведение. Сколько времени пройдет, пока они это тоже заметят? Или если перевернуть вопрос: сколько времени пройдет до того момента, пока Багги больше не сможет всё это принимать? — Багги! Багги! Багги~! Шанкс смотрел на него из своего гамака, как всегда, с раздражающей ухмылкой на лице. Его глаза были полны веселья. Как странно было то, что он не думал, что во внешности Шанкса что-то не так. Даже если он знал, что многое изменилось в его внешности за все эти годы с тех пор, как он видел его таким в последний раз: например, на лице не было трех шрамов, полученных в битве с Тичем, вместо них оно имело детскую припухлость и чуть более длинные волосы, выглядевшие мягкими и красивыми. Как странно, что эта внешность была ему более знакома, более легка для восприятия, чем раньше. Это успокаивало Багги, заставляло его конечности терять свою тяжесть. Настолько, что он забыл о воображаемых кандалах. И этого было достаточно. — Багги! Багги! Багги! Багги попытался бросить на него злобный взгляд, но понял, что ему это не удалось, когда ухмылка Шанкса, казалось, только усилилась. Он действительно пытался его разозлить. Он решил ответить огнем на огонь. Если Шанкс хотел досадить ему, он всегда мог досадить ему в ответ. — Шанкс, Шанкс, Шанкс! — он поднялся со своего гамака и прыгнул на его. Шанкс издал болезненное хрюканье, из гамака донесся какой-то высокий звук, но Багги было на это наплевать. Этот мальчишка начал падать. — Шанкс, Шанкс, Шанкс! — почти закричал Багги прямо в ухо Шанксу. Тот хотел отшвырнуть его и закрыть уши, но Багги удержал его. Он отомстит, несмотря ни на что! Затем Шанкс начал смеяться, и все мысли на мгновение покинули голову Багги. Прошло много времени с тех пор, как он слышал его смех. Но, конечно, конечно-же-блять, Шанкс решил быть мудаком и дать отпор. Руки Шанкса нашли его спину и сжали её, как мячик, и настал черед Багги издать болезненный звук, потому что это было чертовски больно. Однако Багги был настроен решительно и не позволил этому повлиять на его месть. Шанкс хохотал как сумасшедший. Багги, видимо, не очень удавалось раздражать Шанкса. И вскоре тот тоже начал кричать Багги в уши. В них звенело, и он ругался своими самыми красочными ругательствами. Багги также пытался его ударить, но это только ещё больше смешило Шанкса. Но Багги не сдавался и продолжал бить его по случайным местам, всё для того, чтобы удержать ублюдка от гребаных криков. Шанкс только рассмеялся и снова сдавил его, всё ещё крича в перерывах между смехом. Тогда Багги понял— Смех Шанкса был совсем не похож на его будущий смех, в нем не было чрезмерности или ощущения обещания. Это был просто детский смех. Звонкий и счастливый. Это не смех человека, опьяненного до безумия. Это было очень приятно слышать. (̶Э̶т̶о̶ ̶п̶р̶и̶в̶о̶д̶и̶л̶о̶ ̶е̶г̶о̶ ̶в̶ ̶б̶е̶ш̶е̶н̶с̶т̶в̶о̶.) Затем они услышали сердитый голос Рейли: «Если у вас, сопляков, хватает сил кричать, то у вас двоих должно хватить сил и на то, чтобы пойти и отдраить палубу!» Шанкс слегка подпрыгнул на своем месте и успешно добился того, что гамак под ними напрягся ещё больше. Однако и Багги не смог скрыть, что вздрогнул от неожиданного шума. Разгневанный Рейли был настоящей головной болью, и Багги мог лишь позволить своему телу расслабиться от поражения. Он обвел глазами лицо Шанкса, пытаясь заново запомнить его черты, как это было с Роджером. — Это полностью твоя вина. — Нет, это ты виноват! — Шанкс сделал слишком драматическое лицо, а Багги искренне рассмеялся. Шанкс был смешон. Всё ещё хохоча, он отпустил рыжего, и выпрыгнул из многострадального гамака. С Шанксом всё было слишком просто, дразнить и веселиться было естественно. Разговор был естествен. Потому что это был Шанкс, монстр, которого он лелеял. Король, которого он оплакивал. Прямо как и его капитан. Но Рейли и остальные — другое дело. Он почувствовал, как смех застрял у него в горле. Он понимал, что они прознали о его приступе плача. Он ожидал жалостливых взглядов и шепота о том, что он «не годится для пиратской жизни». Он ждал этого и боялся. Но в свои двадцать с небольшим Багги выработал новое правило, или, скорее, логическую причину, чтобы не обращать внимания на монстров, когда он с ними пересекается. Монстры не понимали людей, а люди не понимали монстров. Правило, повод больше не беспокоиться. В детстве Багги не знал этого — он был тогда ещё слишком наивным и не умел находить решения проблем. Но всё изменилось, и Багги выучил урок. Он формировал свое мнение на основе того, что видел и чувствовал, и у него было много лет, чтобы убедиться, что его мнение соответствует действительности, имело оно значение, или нет. Монстры всегда ощущали слишком многое, чтобы замечать иные, более маленькие вещи. Будь то чувства других людей или двоих слабых детей на их попечении. Они просто всегда чувствовали слишком обильно и забывали о том, что другие тоже могут испытывать эмоции. Не всегда, но чаще всего. Единственным исключением был Белоус, когда он был ещё жив и дышал. Когда он ещё был самым сильным, будучи со своими «детьми». Он был отцом, хорошим отцом. Отцом людей, монстров и юных королей. Белоус никогда не был просто королем или монстром. Белоус тоже чувствовал чрезмерно, это можно было заметить по его любви к себе или по внезапному гневу, который он иногда проявлял. (Или когда он смеялся и не удосуживался выслушать ни слова из сказанного другими). Но он был достаточно самоотверженным, чтобы присматриваться, когда дело касалось тех, кто был ему дорог. Он смотрел, видел и понимал. Белоус был единственным монстром, который умел это. (Даже если Багги иногда хотелось, чтобы Роджер тоже был таким). Но Багги всё равно не нравился этот человек — он был намного больше, чем Багги мог выдержать. По крайней мере, если истории Марко, что он рассказывал, пока они оба были пьяны, являлись правдой. И не то чтобы Белоус был идеален, он тоже был напорист и не принимал «нет» в качестве ответа, когда что-то его интересовало. Тем не менее, он всегда выслушивал проблемы остальных и никогда не смеялся над ними, если они соглашались быть одними из его людей. В конечном счете, он отличался от других в чем-то хорошем, но был таким же, как и все короли и императоры, в чем-то плохом. (А ещё он называл Багги смешными именами, когда тот был маленьким, и советовал ему «перестать быть пиратом», если он «так боится». Багги до сих пор на это обижался. Так что и это тоже была причина для такого отношения). Но Багги его уважал. Он был редким явлением. Тем не менее, он посмотрел на Шанкса и позволил их глазам встретиться, возможно, этот король был бы рядом с ним, даже если бы он этого не понимал. Шанкс не был взрослым, он был ребенком. Он не представлял опасности для чувств и свободы Багги. Ещё не полностью коронованный король. — Пойдем, пока Рейли не всыпал нам, идиот. Шанкс всё ещё мог отдавать, без того, чтобы желание запятнало его благосклонность и превратило её в предложение. Не превращая это самыми честными намерениями в долг. Шанкс ещё не был похож на Роджера. Багги протянул к нему руку и приподнял одну бровь. Он терпеливо проигнорировал, как поднялись брови Шанкса, а глаза стали ещё больше от шока. Багги знал, что для его юного я это было не в порядке вещей. Держаться за руки было любимым занятием Шанкса, когда они были ещё детьми. Но теперь он был другим — старая душа, запертая в молодом теле. Он знал, что у него не так много времени, прежде чем он разработает план. Подстраховку, за которую он сможет ухватиться и что-то извлечь из этой странной ситуации. И это, возможно, отвлечет его от Шанкса и их отца. У него не было времени на такие бесполезные вещи, как смущение или гордость. Когда рука Шанкса нашла его собственную, Багги позволил ему отдать унцию своей силы и попытался убедить себя, что в конце концов всё будет хорошо.