Любовью дружбу не испортить

      Солнце нещадно слепит глаза, поэтому Олег цепляет очки, которые, если честно, не сильно то и спасают. Кидает осторожный взгляд на пассажирское сиденье: Арина сидит, сгорбившись. Смотрит вперед, кажется, не моргая. Он не трогает её. Понимает, что нужно немного отстраниться, дать побыть в своих мыслях.       Они сворачивают на узкую дорогу, проезжают церковь и останавливаются у шлагбаума. Арина заходит в небольшой контейнер — иначе Олег эту конуру назвать не может, — оставляя его в машине. Мужчина паркуется и выходит из авто. Теплый весенний воздух ласкает лицо своими пальцами.       — Сказали, где-то на северной стороне пятидесятого участка.       — Тогда пойдём.       Берёт за руку, потому что собственным телом чувствует её нервозность. Немного сжимает тонкие пальцы, чтобы она поняла посыл: я рядом. Лёгкая улыбка трогает губы.       Арина храбрится, даже вкидывает в будничный диалог пару шуток. Но Олег видит, что она переживает. Поджимает губы, прикрывает глаза, щипает бедро. Её привычка причинять себе боль Шепсу не нравится, но пока он так и не понял, как это искоренить.       Она всё-таки решилась проведать бабушку. Как и в тот день, когда встретилась с Олегом, Арина проснулась с чётким пониманием: «пора». И вот, спустя несколько часов после пробуждения, они тут, на Ваганьковском кладбище. С ноткой ненависти смотрит на церковь, а в носу тут же свербит фантомный запах ладана, от которого хочется выблевать весь завтрак. Этот запах она ненавидит, а потому старается шагать ближе к другу, чтобы чувствовать привычные свежие ноты его парфюма.       Асфальтированные дорожки чертят ровные квадраты; таблички — явно недавно обновлённые — указывают на участки. Двадцать пятый, тридцать второй, тридцать девятый. Вскоре виднеется нужный номер.       Деревья оккупированы птицами: весело чирикают воробьи, статно следят за редкими посетителями вороны. Сочная листва шелестит, отдаваясь вибрацией по телу. Или же это волнение?       Полчаса блужданий по участку не дает никакой пользы. Арина, к своему стыду, не знает даже, как выглядит памятник и оградка на могилке. Останавливается и садится на корточки около огромного дерева, проводя дрожащими ладонями по лицу. Неужели, не найдут? Ну, не может же ей так не везти.       — Я могу найти, — неуверенный голос сверху заставляет закинуть назад голову. Олег словно читает её мысли.              — Ты же не поисковик, — слетает с губ усмешка. Она не может не шутить, когда переживает.       — И даже не гадалка, — вторит Шепс, опускаясь рядом. — Мы договаривались, что я не буду использовать на тебе свои силы. Но сейчас, если хочешь, могу помочь.       Она кивает неуверенно. Заламывает пальцы, но пристально следит за парнем. Одно дело, когда он магичит на телеэкране, и совсем другое — видеть это вживую. Мурашки появляются неожиданно, когда Олег прикладывает ладонь к земле, прикрыв глаза. Тяжело втягивает свежий воздух, словно принюхивается. Достаёт из кармана куртки какой-то кулон. Вся цепочка похожа на чётки. Наматывает на кисть и встаёт. Арину прошибает несильным разрядом тока.       — Идём, — он двигается, как ищейка, которая взяла след. Ведёт носом, идёт быстро.       Считанные минуты, и Арина замирает, как вкопанная, заметив в десятке метров знакомое лицо, красивые глаза, впивающийся в неё взгляд с памятника. Не может сделать шаг. Просто стоит. Сердце не ускоряет свой бег, а замедляется. Бьется твердо, размеренно. Отбивает об рёбра стаккато. Рвано вдыхает, пытаясь осознать свои чувства. Олег стоит чуть поодаль, приходит в себя.       Подходит медленно. Слушает эмоции. Но их нет. Ни единой.       Прости, прости, прости, — крутится в голове бесконечным потоком.       Арина не знает, за что извиняется. Наверное, за то, что не попрощалась. Не приходила раньше. Что записывала голосовые и отправляла их, зная: никто не ответит. Серая галочка останется навечно висеть в диалоге, который периодически будет пополняться новыми сообщениями. Или за то, что курит.       Она извиняется за всё сразу.       За то, что делает, за то, что не успела сделать раньше — хотя надо было, — и за то, что сделает в будущем.       Прохладные ладони опускаются на предплечье и прижимают к боку. Арина благодарна Олегу, что он с ней, ничего не говорит и не пытается поддержать. Ей этого не нужно. Достаточно его молчаливой поддержки. Большего она не просит.       Обжигающая слеза оставляет след на бледной щеке. Следом стекает вторая. Очки скрывают голубые глаза, что наполнены болью, скорбью и тысячами извинений. Это и к лучшему.       Огромная бабочка опускается на белый мрамор памятника.       А Арина всматривается в автоэпитафию под датами рождения и смерти: «Глаза ведь зеркала души, так почему мои пустые?». Это первые строчки стихотворения, которое она написала после смерти бабушки. Видимо, отец решил увековечить их.       Пытается понять, почему нет того, чего она так боялась. Почему каждый раз, когда она раньше хотя бы на секунду задумывалась о том, чтобы прийти сюда, паника накрывала снежной лавиной. Её бросало то в жар, то в холод. Сейчас же она абсолютно спокойна, держит себя в руках. И выбивает из колеи только непонятное отсутствие… всего?       Не подходит к могиле, не гладит холодящий кожу мрамор. Она просто стоит, не чувствуя тела. Хочет почувствовать скорбь, тоску, печаль. Хоть что-то. Хотя бы маломальский признак наличия эмоций. Копается в себе, анализирует. И понимает, что все бесполезно. Остается только надеяться, что откат не догонит её чуть погодя, спустя пару-тройку часов.       Запоздало вспоминает, что хотела принести бабушке гортензию. Её любимые цветы. Несмотря на то, что с ботаникой у Арины отношения складываются не очень — да что уж говорить, если у нее кактусы все засыхают и чахнут, про это растения она знает все. Что нельзя сажать рядом с деревьями, потому что те забирают слишком много влаги; что гортензия не дружит с луком и чесноком, потому что они выделяют опасные вещества. Знает все о разновидностях и уходе. А ещё, что в Японии гортензия — траурный цветок. Довольно символично. А ещё в ней большая концентрация цианида.       Все эти знания проносятся в голове мгновенным вихрем, от которого слезы текут с удвоенной силой.       Олег по прежнему молчит. Прекрасно ощущает состояние Арины и готовится к тому, что вечером нужно будет попытаться отвлечь её.       — Это не она, — разрушает тишину Романова и спешит объясниться: — ну, точнее, она, но за двадцать лет до смерти. Отец не нашел лучшего варианта. Бабушка никогда не любила фотографироваться. А в последний год, — фраза остается не оконченной.       А через мгновение её прорывает. Арина делится, как сложно было видеть увядающего родного человека. Как словила паническую атаку, увидев бабушку перед операцией: исхудавшую, отекшую и в косынке. Как залилась от безысходности, когда в очередной раз женщина не хотела есть или пить лекарства, когда капризничала. Как ненавидела себя после этого. Как пришла однажды домой, а бабушка сидела на кровати с перекошенным лицом и не отвечала: Арина тогда подумала, что это инсульт. Как слушала предсмертный бред, скатываясь по стенке в соседней комнате. Как кричала на иконы в квартире бабушки, которая до болезни исправно посещала церковные службы, соблюдала пост и молилась. Кричала, потому что не понимала, почему забрали её. Почему мрази, отбирающие чужие жизни, ходят по чертовой земле. А самый светлый и добрый человек должен быть погребен под эту же землю.       Эта исповедь не принесла облегчения. Растревожила старые раны, провела лезвием по затянувшимся шрамам, и с наслаждением смотрела на кровавые жемчужины, гадая, сколько же еще отметин появится на растерзанном сердце.       — Пожалуйста, поехали домой.       Уже умостившись на переднем сидении, Арина зажмуривается, чтобы выкинуть из головы ненужные строки — продолжение автоэпитафии.

Глаза ведь зеркало души, Так почему мои пустые? Крадусь в ночные камыши, Шепчу заклятие на латыни. Прошу, вернись и забери Ту боль и слезы от утраты, Но разум ждет немой зари, Чеканя сердцу прежние стандарты

***       Как и предполагал Олег, регрессия долго не заставила себя ждать. Арина молча проходит в спальню, берёт в руки скетчбук и устраивается на подоконнике. Солнце потихоньку скрывается за тучами, давая меньше света. Потихоньку на стекле начинают появляться маленькие капельки, которые соединяются в длинные дорожки. Погода соответствует настроению. Олег приходит несколько раз: предлагает перекусить, посмотреть что-нибудь. Но получает молчаливый отказ. По итогу просто садится на кровать и решает разгрести рабочий чат.       Рисунок на бумаге понемногу начинает принимать форму, словно таинственное зарождение новой жизни. Кисть двигается то резко, то плавно, оставляет на листе переплетающиеся линии и оживляет прорисовывающееся лицо. Карандаш скульптурирует анфас с донельзя точной резкостью. Очертания портрета заманчиво начинают выбираться из белоснежной бумаге, словно меловидное движение призраков в тумане.       Арина добавляет единственный акцент в чёрно-белый портрет. Глаза выходят цвета ларимара. Мутного оттенка голубой добавляет загадочности. Откидывает скетчбук, словно портрет обжигает своим взглядом.       — Так, всё, собирайся.       — Куда? — Романова не хочет поддаваться апатии, поэтому спрашивает исключительно чтобы понять, как одеваться.       — Покажу тебе одно место. Оденься удобно и тепло. Желательно что-то с капюшоном. И захвати полароид. Не захочешь оставаться — уедем сразу же.       Он выходит из комнаты, не сказав больше ничего. Арина накидывает широкие спортивные штаны и толстовку. Сказал же: удобно. В рюкзак закидывает беспроводную зарядку, шнур, телефон, картриджи и фотоаппарат. Немного подумав, достаёт из сумочки пачку Чапмана с зажигалкой и прячет в боковой карман.       Даже поздним вечером на дороге бесконечный поток машин. Москва никогда не спит. Олег ловко маневрирует между автомобилями, уверенно выходит на обгон, аккуратно притормаживает, когда это нужно. Останавливается на заправке, чтобы взять два кофе и лёгкий перекус в виде батончика для девушки. Его забота всегда дарит тепло.       Арина понимает, что они приближаются к Домодедово, только когда замечает знакомые терминалы. Он решил куда-то улететь с ней? Так паспорт не с собой. Вот только они проезжают мимо. От дождя не осталось уже даже воспоминания, а тут, кажется, его и вовсе не было.       Олег поворачивается на негромкий щелчок. Арина улыбается ему исключительно уголками губ, в глазах всё ещё холодное спокойствие. Непроявившаяся фотография появляется за считанные секунды. Прячет её в бардачок. Посмотрят потом.       Воздух свежий, несколько отрезвляющий. Арина стягивает манжеты до пальцев и захлопывает за собой дверцу. Перед ней темнота леса и линия редких фонарей вдали.       — Решил закопать меня тут? Настолько надоела? — грубо хмыкает, но пресекает себя. Олег-то не виноват в том, что у неё настроения нет.       — Посмотри налево, — снисходительная улыбка в её сторону смущает.       Арина всматривается в небольшую мигающую точку вдали на небе. Присматривается, чтобы понять хоть что-то. Осознание, что это самолёт отдаётся громким стуком в голове. Несколько минут объект приближается с нарастающим гулом. Огромная железная птица движется с невероятной скоростью на них. Вдалеке виднеются выпускающиеся шасси, на крыльях и хвосте коротко мерцают белые вспышки против столкновений, а посадочные огни освещают путь.       Воздушное судно плывёт по небу, поражая своей плавностью и скоростью. Арина мысленно сравнивает его со стрелой, которая неуклонно приближается к своей конечной точке на земле. Ветер, играющий с волной крыльев, изящно трансформирует свою силу, поддерживая самолёт в воздухе. Иллюминаторы светятся изнутри, показывая тени пассажиров, припавших ним.       Волосы треплет воздушный поток, зажигая в Арине искру, которая весь день тлела внутри потухшим угольком. Девушка громко смеётся, когда на уши давит слишком громкий шум винтов. Самолёт проносится над ними. Романова восхищается размерами судна. Мягко, словно пёрышко, оно касается земной поверхности, совершив последний шаг в своем небесном путешествии. Шумовой вихрь, несущийся относительно легкими крыльями, взвивается на мгновение, но вскоре успокаивается, томно опустив голову.       — Олег, — её восклицание теряется в гаме леса и взлётно-посадочной полосы, когда Арина несётся к парню. Она падает в крепкие объятия, — ты просто волшебный. Это классно!       Именно здесь и сейчас Романова понимает, насколько люди сильны и ничтожны одновременно. Ведь сконструировать нечто, что может убить самого создателя этого самого нечто. Люди величественны, но при этом бессильны. И это противоречие пугает, восхищает и вводит в некоторый ступор.       — Всё для тебя, Рин, — он прижимает её к себе, немного приподнимая.       Тучи спускаются чуть ниже, это особо заметно, когда взлетающий самолёт рассекает их огромным размахом крыльев, завивая тёмную вату в вихри. Шепс делает снимок, когда в нескольких метрах над подругой оказывается огромная птица на взлёте. Арина фотографирует их вместе. Музыка на фоне разбавляет периодический шум двигателей и приподнимает настроение ещё на несколько пунктов выше.       Они прикуривают одну сигарету на двоих. Выпускают в воздух сизый дым, наслаждаясь кофейным привкусом на губах. Олег чередует табак с подом, получая двойную порцию никотина. К сожалению, это его пагубная привычка, с которой не получается справиться уже много лет.       Первые капли дождя виднеются в свете стробоскопов сверкающими кристаллами. Арина накидывает на голову капюшон безразмерной толстовки. Тяжесть, возникшая после кладбища, отступает. Анализирует прошедший день и понимает, что это было нужно.       Дождь усиливается, Олег предлагает поехать домой, но девушка отказывается. На секунду запрыгивает в машину, выкручивая ползунок звука практически на максимум. Из колонок льётся бархатистый и завораживающий голос Jony с присущей ему хрипотцой. А Арина отбегает чуть поодаль, начиная кружиться и подпевать.       Шепс ставит телефон на переднюю панель, упирая его в лобовое стекло. Видео будет либо на память, либо на канал. Она притягивает его за руки, позволяя вести в импровизированном танце.       Такой тактильный контакт им обоим по душе. Те тонкие нити, связывающие их, которые другие только ощущали, пару душили. Не давали дышать полной грудью без прикосновений: без уверенной поддержки в прикосновениях; без сонных, неосознанных объятий в совместном сне.       Мелодия сменяется с энергичной на медленную и вкрадчивую. Арина закидывает руки на мужские плечи, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Олег обнимает её за талию, немного ссутулившись: разница в росте, когда девушка не на каблуках, даёт о себе знать. Её ледяной нос касается обнажённой шеи, посылая дрожь по телу. За их химией следит суровый мрачный лес, томно высовывающаяся из-за туч луна и железные птицы, что продолжают периодично взлетать и приземляться.       Сверкнувшая в тучах молния окрашивает их на долю секунды в неестественный розовато-оранжевый свет. Капли барабанят по машине, по земле, омывают распустившиеся листья. Арина закидывает голову назад, подставляя лицо дождливой ласке. Природа начинает своё буйство, посылая резкие порывы ветра.       Над покрытым сумраком небом восстаёт гроза. Мрачные облака, сгущающиеся над горизонтом, словно воинские отряды, готовятся устремиться в атаку, направив свои острия в земные дали. Внезапно очередная молния расчерчивает небосвод, выбравшись из-за тучи. Искрами разбрасывается энергии.       Шум и свист, исходящие от бури, затмевают даже шум самолётов, которые приостанавливают своё движение. Земля дрожит от каждого сокрушительного раската грома. Переливающиеся оттенки серого, которыми окрашивается небо, отражают безумство войны, разгорающейся в недрах природы.       Деревья гнутся под порывами ветра, их листья шелестят, исполняя свою мелодию. Слепящие фосфоресцентные вспышки молний и окрылённое метание дождевых капель создают эффектный свето-тенистый полёт по поверхности земли. Лужи, появляющиеся за несколько минут, бьют ключом, стекая всё быстрее и быстрее, и их голос становится громче и громче, следуя ритму первобытной музыки. Небо трещит и, кажется, даёт разлом при очередном взрыве грома. Олег заставляет Арину сесть в машину, чтобы вернуться домой.       — Ударь молния, если я незабываемо проведу это лето, — громко проговаривает Арина, собирая мокрые волосы в пучок.       Олег посмеивается, когда природа, словно услышав её призыв, отзывается новой вспышкой.       — О да, я так и знала.       — Ты же понимаешь, что это так не работает? — аккуратно выруливает на дорогу, которая должна привести в место назначения. Навигатор показывает, что ехать полтора часа: впереди небольшая пробка.       — Мне всё равно, я верю в сказки, мой друг болтает с мёртвыми, — флегматично отвечает Арина, покручивая резинку на запястье.       — И не поспоришь ведь.       — Правильно, со мной вообще спорить бесполезно.       Она так и продолжает вкидывать рандомные фразы, начинающиеся со слов: «ударь молния, если…» Олег улыбается, поражаясь тому, как детская наивность почитается с рациональным умом и критическим мышлением.       Арина делает ещё одно фото, заявляя, что оставит его себе. Достаёт из бардачка карточку, которую закинула туда несколькими часами ранее. Легко очерчивает его лицо большим пальцем, прикусывая губу. Жар внутри контрастирует с замёрзшими конечностями. Мурашки ползут по коже, сжимая органы. Почему так происходит? Арина ответить не может.       — Спасибо, что ты есть, — шепчет на грани слышимости, но Олег всё слышит. Наощупь находит её ледяную руку и сжимает. Он, на удивление, очень тёплый.       Душ оказывается как никогда кстати, чтобы согреться. Шепс колдует на кухне, потому что батончика за день Арине не хватает, а потому её желудок подаёт недовольные признаки жизни. Салат из свежих овощей с фетой, заправленный соевым и бальзамическим соусами с каплей подсолнечного масла — идеальный ночной перекус.       Они быстро едят и сходятся на том, что спать ни один, ни вторая не хочет. Решение пересмотреть Гарри Поттера приходит обоюдно. Арина суфлёром повторяет заученные с детства фразы, умиляя Олега. Пару раз они даже разыгрывают между собой знакомые диалоги.       — Кстати, Олеж, у меня есть для тебя подарок. Я всё думала, когда преподнести, — начинает Арина, когда Рон и Гарри находят мантию-невидимку. — Хочу сейчас, — хитринка в глазах девушки пугает до чёртиков.       — Меня напрягает твоё выражение лица, — признаётся, внимая каждое движение.       Арина исчезает из гостиной, оставив после себя ароматный шлейф кофе и геля для душа. Стрелки часов ползут к четырём утра, а по окнам до сих пор барабанят капли ливня. Олег ставит на паузу фильм и проверяет телефон. Пишет Саше, что будет завтра к обеду в лучшем случае, так как понимает: они лягут не раньше, чем через час.       — Итак, — начинает девушка, спрятав за спиной большой пакет, который виднеется из-за тонкой фигуры, — пару недель назад я шарилась на маркетплейсе.       — Ой, нет, — тянет мужчина, уже прикидывая, что это может быть.       — Ой, да, — гордо кивает головой, вызывая у Шепса громкий фейспалм. — В общем-то, это тебе. Мерч.       Олега разрывает смех, когда он вытаскивает из пакета семейные трусы, на которых режет глаза аляпистый принт с его лицом. Становится немного неловко. Он смеётся долго, до выступивших слёз. Арина падает на диван, содрогаясь от истерики. Следующий лот — кружка с его изображением и подписью: «Мальчики, не пишите мне, я люблю Олега Шепса». Дальше идут носки: правый с ним, а левый с Сашей.       Смех сопровождает их на протяжении всего анпакинга. Несколько 3д стикеров с его изображением, скрученный в рулон плакат и даже блокнот. Олег добавляет комментарии по поводу каждой вещи. У Арины начинает болеть живот, а Шепсу не хватает воздуха.       — А вот это уже моя собственная разработка, — скромно оповещает девушка, когда он вытягивает чёрную футболку.       «Не поисковик, не гадалка, не младший брат» — написано поочерёдно на спине.       «Олег Шепс» — напечатано спереди.       — В точку, малышка, — отодвигает назад сентиментальность, подкатившую к горлу, и притягивает её к себе.       Удивительно, как человек может чувствовать другого человека, не имея никаких сверхспособностей. Арина способна приколом довести его до состояния переваренной каши: слишкой мягкой и расплывающейся. Именно так он чувствует себя, когда снимает с паузы фильм.