***
Сатору разлепил глаза. Несмотря на общую ломоту в теле и боль, которую прежде не чувствовал так сильно, он мог описать свое состояние как удовлетворительное. Он пошевелил рукой и почувствовал мягкость плюшевого пледа. Он удивленно моргнул и чуть приподнял голову. Его укрыли? Здесь кто-то был? Он привстал на локтях, рассматривая белое небо и хлопья снежинок за окном. «Который час? Она проснулась?» — только успел подумать Годжо и сесть на диване. Он посмотрел вниз, и его глаза расширились. Возле дивана, прямо на ковре, спала Утахиме. Годжо изумленно и аккуратно поднялся, сел на корточки рядом со спящим телом, разглядывая ее. «Вот же… Здесь не особо жарко, знаешь ли, семпай», — легкая ухмылка тронула его губы, а затем стала сползать. Точеные колени украшали гематомы и ссадины умопомрачительных цветов. И, хоть сам он выглядел не лучше, чернота и синева ее синяков очень его впечатлила. Его белая футболка сидела на ней мешком. «Курьер еще не приезжал?» — подумалось ему. Он заказал два комплекта одежды, ему базовый и ей… тоже, но на свой вкус. Так как его куртка пришла в абсолютную негодность, он сразу заказал другую. Его одежда пришла раньше, а вот ее до сих пор не было. Когда Сатору принес Утахиме в номер, предварительно толкнув ногой дверь так сильно, чтобы успела зайти и отельная медсестра с врачом, он подумал, что ее нужно будет переодеть. И, пока медики осматривали девушку, он заказал с телефона Утахиме комплекты одежды. Курьер приехал в течение часа. Врач бубнел себе под нос о том, что «обычно при авариях люди едут в больницу», обрабатывал раны Сатору, а медсестра делала тугую перевязку руки. Медсестра, пряча глаза и то и дело смотря на безымянный палец Сатору, робко поинтересовалась, когда закончила, а врач стал писать на листке порядок лечения для него и Утахиме: «Г-господин, вам нежелательно напрягать руку… Мн-мне помочь переодеть Вашу жену?» — узнала она. Сатору сам хотел попросить об этом, поэтому с радостью согласился, предлагая, если нужно, позвать кого-нибудь из работников отеля на помощь. Врач дописал назначения, еще раз все рассказал Годжо, пока медсестра в спальне переодевала Иори. Сатору пытался энергично кивать, а потом наотрез отказался ехать в больницу, когда доктор спросил об этом в очередной раз. Медики ушли, Сатору аккуратно принял душ, стараясь не намочить бинты, надел штаны и отправился к коробке с лекарствами в спальню. Утахиме спала так тихо, что он несколько секунд прислушивался к дыханию, чтобы убедиться, что все в порядке. Он выпил обезболивающие таблетки и издалека осмотрел Иори. Медсестра укрыла ее до подбородка, поэтому он лишь смотрел на глубокие мешки под глазами. Он запретил себе думать до завтрашнего утра. Усталость, до этого игнорируемая им, так сильно ударила в голову, что присевший на секунду Сатору в беспамятстве упал на диван. Ему ничего не снилось. Он был рад хотя бы этому. По воспоминаниям он точно убедился, что оставлял ее в кровати. Сатору скользнул взглядом по телу Утахиме. Ее ладони были стесаны, на костяшках правой руки расцвели глубокие ранки, но дольше всего он смотрел на след от пальцев вокруг запястья девушки. «Это я?» — болезненная догадка осела в голове отвратительным налетом. Годжо вспомнил, как на стройке уцепился за нее и потянул к зданию. Ядовитая горечь кольнула его в желудок. Он хотел коснуться кожи, как будто собирался убрать следы собственных пальцев, но остановился, ошарашенно таращась на шею Иори. Из-за плеча ее голова немного свисала, глубоко оголяя изгиб шеи. Длинные темные волосы густыми волнами лежали на ковре, несколькими прядями прикрывая лицо. «Это… что за хрень?» — думал Сатору. Он опустил одно колено и придвинулся ближе, чтобы лучше было видно. Длинная белая полоса с мелкими поперечными швами делила тонкую шею практически пополам. «Когда это было? Я не видел этого в отчетах. Кто это сделал? Почему она не говорила?» — рой вопросов закрутился в голове Годжо, удивление и недоумение уступали место внезапной тихой злости. Судя по шраму, это произошло около года назад. Этого совершенно точно не было в отчетах. Ее чуть не убили. Ее чуть не убили, а никто не знал об этом? Сатору в ярости поднялся, зачем-то еще раз жадно оглядывая ее. Больше нет? Чего еще он не знает? Кто-то должен знать точно. «Ну конечно. Раз шею зашивали, значит, этот блядский старикашка точно знал», — его кулак хрустнул. Затем он снова опустился на корточки, остужая внезапный пыл. Она мирно спала. Порез был таким ровным, что Сатору еле отогнал от себя мысли о хирургическом вмешательстве. Что это было за оружие? Он успокаивался, наблюдая за мирно колотящейся синей венкой возле линии челюсти. Все было в порядке, но мысль о внезапной возможной смерти девушки заставила его внутренности похолодеть. На всякий случай он осмотрел еще раз более внимательно каждый видимый сантиметр тела. «Это она принесла плед», — вяло подумал Годжо. — А ты проблемная, — тихо произнес он. «Чего стоишь, болван?» — внезапная мысль подогнала его. Он так и не понял, сколько Утахиме уже лежит на полу, поэтому аккуратно просунул руку под синюшными коленями, группируя их. Она даже не отреагировала. Сатору бережно сложил ее руки на живот и просунул вторую руку под лопатки. Ее голова откинулась, волосы свесились. Сейчас они казались ему еще длиннее. Годжо медленно поднялся, ощущая саднящую боль в руке. Он поморщился, удобнее перехватывая Утахиме, и понес в спальню. Одеяло лежало на полу, что немного удивило Сатору. Он считал Иори довольно педантичной, но потом подумал, что неплохо было бы сделать скидку на ее состояние. Утахиме сквозь сон почувствовала, что часть ее спины и область под коленями согреваются. Она сонно вздохнула, но пока не смогла разлепить глаза. Сознание возвращалось медленно. Ее несут?.. «Что происходит? Где я?» — мысли тяжело ворочались в голове. Она почувствовала, как спина коснулась мягкой постели. Годжо придерживал Утахиме за заднюю поверхность шеи, второй рукой поправляя подушку. Сатору замер, когда заметил, как снизу на его подбородок смотрят мутные желтые радужки. Он увидел, ей потребовалась секунда, чтобы сфокусировать зрение на его глазах. Ее глаза расширились, а рот открылся в сумасшедшем негодовании. Утахиме сама не поняла, как силы в руку вернулись так быстро. Годжо тоже этого не понял, когда Иори с размахом прописала ему пощечину. От неожиданности он плюхнулся к ее ногам, ошарашенно и раздраженно придерживаясь за заднюю стенку кровати. — Ты что делаешь, больная?! — заверещал парень. — Совсем дура? На людей уже кидаешься? — Это ты что делаешь, маньяк?! — Утахиме — насколько возможно — быстро поднялась на локтях и поджала колени. Ее глаза смотрели так грозно, что Годжо в момент развеселился. — Не смей прикасаться ко мне, полудурок! — завопила еще сильнее она и кинула подушку прямо Сатору в голову. Он легко поймал ее и кинул обратно ей. — Ой-ой, какая неженка! — хоть его лицо и выглядело раздраженным, ему было смешно. — Чтоб ты знала, я уже как минимум несколько раз прикасался! Утахиме ошалело округлила глаза. — Что ты сказал?! — Ага, да! О! А вот еще раз! — Сатору злобно захохотал и внезапно схватился за щиколотку девушки. Она так грязно выругалась, что Сатору просто взорвался смехом, закрывая глаза. Утахиме со всей силы ударила Годжо второй ногой прямо в грудину. От боли Годжо поперхнулся и съехал спиной на кровать. Она явно целилась прямо в синяк. Он схватился за ушибленное место и откашлялся. — Мне… вовсе и не больно, — тяжело бормотал Годжо, болезненно морщась. — Неужели? — прошипела Утахиме, оглядываясь в поисках чего-то, что можно в него кинуть. — А по-моему, мне чертовски повезло, что твоя бесконечность глючит. — Ты… — призрачный укол боли на момент пронзил глазные яблоки парня, — ты все равно не покалечишь меня, — он усиленно тер грудину, одним глазом смотря на злую девушку. — Ты же слабачка. Утахиме лишь на секунду изменилась в лице, но через мгновение, вооружившись второй подушкой, накинулась на Сатору. Годжо снова не ожидал такого резкого перепада. Иори уселась ему на живот и прижала подушку к белесой голове. Тот забарахтался ногами и руками, что-то замычал и попытался сбросить ее с себя. — А ну повтори это, засранец! А?! Что-то я тебя не слышу! — Утахиме кричала и наваливалась на подушку сильнее. Сатору было ненормально весело. Он махал ногами и цеплялся руками то за локти, то за предплечья Иори. — Я сейчас так выбью из тебя все дерьмо, что Сукуна покажется тебе детсадовцем! Сатору под подушкой кашлял и смеялся одновременно, чем еще больше злил Утахиме. Вдруг в дверь громко постучали, и Утахиме, рефлекторно пригнувшись, услышала голос девушки: по-видимому, администратора. — Господа, прошу прощения, надеюсь, вы чувствуете себя лучше. Господин Годжо, для Вас и Вашей жены курьер доставил посылку. Она будет здесь, — почему голос девушки показался Утахиме смущенным? Это потому, что они орут? Утахиме, все еще держа руки на подушке, запоздало подумала и замерла. «Жене?!» — она резко убрала подушку от лица Сатору, который от неожиданности даже вздрогнул и театрально глубоко вздохнул, будто был без воздуха долгое время. Она снова что есть мочи зарядила Годжо уже по второй щеке. — Ау! Да сейчас за что?! — Жене?! Какой еще жене, ты паскудный засранец?! Я тебя спрашиваю! — Утахиме снова замахнулась, но Годжо ловко схватил ее за руки и с силой оттянул от своей головы. — Угомонись, бешеная! Что мне нужно было еще сказать, чтобы они не задавали лишних вопросов? — возмущенно спросил Годжо. Утахиме от ярости даже покраснела, она задергала руками, чтобы снова атаковать, но Годжо оказался куда сильнее. — Почему ты не сказал, что я твоя сестра? Или просто… просто… да кто угодно! — Во-первых, мы с тобой вообще не похожи! — рассудительно начал он. — А во-вторых, я об этом не подумал. — Вот это как раз неудивительно! Она еще около пяти минут разгоряченно отчитывала его, иногда дергая руками в злой надежде освободиться. Годжо покорно молчал и странно ухмылялся. Очевидно, до него раньше занятой руганью Утахиме дошло, как неожиданно они сейчас смотрятся. Иори орала и ругалась, обещая при малейшем случае надрать ему зад, а Сатору снова гадал, всегда ли ее глаза были такими большими. «Точно, это янтарь такой», — мысль пронеслась так быстро, что Годжо даже не понял. Он не помнил, видел ли он когда-нибудь косметику на ее лице. Хотя, может, и видел. Сейчас она выглядела так естественно, что он думал, видимо, раньше она всегда ходила с косметикой, потому что он не замечал очевидного очарования ее натуральности. Ее губы были еле розовыми, красивой формы. Они всегда такими были? Он непозволительно долго сверлил взглядом небольшую ранку на губе, ткань вокруг нее совсем немного опухла, делая весь контур чуть объемнее и ярче. «Вчера этого не было». Он помнил, что все девушки, что у него были, всегда по утрам надевали его вещи. Они смотрелись даже чересчур сексуально, провокационно намекая на повторение ночи. И технически Утахиме выглядела сейчас так же, как и они. Лишь белье и его футболка, распущенные волосы и голые подтянутые ноги. Но она была абсолютно не описываемой как «сексуальная» или «горячая». По крайней мере, обычным мужчиной. Но сейчас почти физически он ощущал, как собственное тело может отреагировать на нее. Она была злой и дикой, так громко и грязно злилась на него. Ее кожа не была надушенной и фарфоровой. Все ее тело покрывали отметины битв, шрамы, ссадины, синяки и давно зажившие ушибы из-за изнурительных тренировок. Ее волосы — да, такие же длинные, но совсем не такие мягкие и идеально уложенные даже утром, как у других. Они были спутанными и жесткими, тяжелыми и крепкими. Ворот его футболки для ее комплекции оказался излишне широким. Шрам довольно сильно выделялся на коже. Но сейчас она, видимо, забыла о нем. Виднеющиеся ключицы были такими острыми, что Сатору мимолетно захотелось коснуться их и очертить каждую хрупкую косточку. Годжо уделял много времени своим физическим данным и довольно часто тренировался, поэтому вес Утахиме показался ему таким легким. Сильно его голову путали мысли о горячих бедрах, что сейчас грели живот. Он не представлял, как она выглядит без этой футболки, рьяно отгоняя от себя эти мысли. Она снова дернула руками, и он снова усилил хватку. Ее ладони были худыми и маленькими. В его руке могли поместиться две ее. Секо когда-то рассказывала, что в детстве, помимо танцев, Утахиме еще и играла на фортепиано. «С такими-то руками?.. На каком, лилипутском?» Утахиме затихла, заметив наконец, как пристально наблюдает за ней Сатору. Она недоуменно моргнула, обмякнув. Они смотрели друг другу в глаза несколько долгих мгновений. Сатору заметил много лет назад, что Утахиме совсем не тушуется под его взглядом, как практически все, кого он знал. Из его друзей лишь Гето, Секо и Нанами без трепета смотрели ему в глаза. И Утахиме, хоть он всегда и думал, что она сломается быстрее всех. Стоит признать, что, хоть они и учились вместе долгое время и проводили достаточно времени в компании, он был не так близок с ней, как с Гето и Секо. Поэтому многое об Утахиме стал узнавать, уже когда она уехала в Киото, а еще больше, когда Гето не стало. Он желал перестать думать о смертях, своей ответственности и одиночестве, которое по умолчанию досталось ему вместе со всеми техниками. Конечно, он и раньше замечал, что Утахиме привлекательная. Но это все было каким-то детским. Сатору было скучно, а провоцировать Иори было как выпивать энергетик, он никогда не думал о ней больше десяти минут. Сатору перестал улыбаться, а злость Утахиме внезапно испарилась, уступая место пунцовому смущению. Иори как будто поперхнулась воздухом и, мазнув желтым взглядом по прессу Годжо, порывисто дернула рукой. Парень отпустил ее ладони и еще внимательнее стал наблюдать, как она метается взглядом то к одной руке, то к стенке кровати. Он следил как кот за ласточкой, опуская руки и намеренно легко касаясь указательным пальцем кожи ее бедра. Он садистски прищурил глаза, когда почувствовал, как она легко вздрогнула на нем от этого движения. Годжо кожей чувствовал, как ее бедра бьет дрожь. Утахиме не могла больше находиться в таком положении ни секунды и думала, как быстро сменить позицию, наступить пяткой ему на лицо, а потом вытолкать пинками из спальни. Она хотела чуть приподняться на ногах, но ошеломленно осознала, что бедра затекли и она упадет прямо на него. Сатору чувствовал ненормальное упоение. Если бы он не боялся спугнуть момент, то подрыгал бы ногами от восторга. Как же весело ему было наблюдать за ней! Голова будто перезагружалась. Парень понял, что их перепалки переросли из подростковых и невинных во взрослые странные игры. Ему хотелось дразнить ее по-другому, не просто дергая за хвостики и ставя подножки. А также понимал, что теперь она не будет просто огрызаться, а вдарит ему при любом моменте. Это нравилось ему. — Что такое, семпай? Трясет? — Сатору впервые задал ей вопрос голосом, который использовал в других ситуациях. — Я сейчас оторву твою белобрысую башку, — злостное шипение странно смотрелось с алыми щеками, а вот глаза горели ярким гневным огнем. Годжо чуть не закусил губу от восторга. Он хотел белесо улыбнуться, но замер даже неожиданно для себя. Утахиме положила ладони ему на грудь, чуть надавливая и наклоняясь вперед, будто хотела что-то сделать, будто ей нужно было срочно сократить расстояние между их лицами. Волосы тяжелыми локонами сползли с ее плеч на живот Сатору. Она перекинула ногу, поднялась с него и встала, закутываясь в одеяло. Он лежал, ощущая легкое разочарование. — Который уже час? — Утахиме не смотрела на него, усиленно делая вид, что расправляет складки на одеяле. — Нужно приниматься за работу. — Почти одиннадцать утра, — голос Сатору немного хрипел, но он быстро прочистил горло и приподнялся на локтях. — Что будем делать? — Сейчас я пойду в душ, ты соберешь свои вещи и полетишь в Токио, а я придумаю план и разузнаю об этом проклятье. Сатору хмыкнул. — Ты такая умная, Утахиме. Жаль, что только умом его не победить. — Мое задание заключается не в этом, — раздраженно проговорила она, — хотя… возможно, я уже его провалила. Сатору не понял. Разве приоритетом не было достать его из ямы? — На самом деле хотелось бы больше подробностей, — как бы между прочим оповестил Годжо, не забыв сделать театрально обиженный тон. Утахиме проигнорировала его и засеменила в ванную комнату. — Эй! Сатору услышал, как хлопнула дверь.***
Единственным, что помогло Утахиме успокоить дыхание и пульс, была одноразовая зубная щетка и паста в герметичном пластиковом футляре. Годжо выбрал отличный отель. Она оставила одеяло за дверью, а сама в ужасе присела на корточки, приложив ладонь ко лбу. «Это что еще такое было?! Что за выходки такие?» Она легонько хлопнула себя по лбу. Боже, как же это странно! Почему они оказались в такой ситуации? «Как можно было заснуть на полу? Ты что, совсем дура? Или собака?» — ругала себя Иори, одергивая футболку. Да как же это странно! Она в футболке Годжо. Почему этот идиот не оставил ее в своей одежде? «Хорошо хоть в своих трусах, — невесело усмехнулась она и снова хлопнула себя по лбу. — Ты идиотка, он вообще не должен был видеть тебя такой!» — А что я могла? Я ведь была в отключке, это было не мое решение, — уговаривала себя Утахиме одними губами. Ну конечно. Стала бы она раздеваться перед ним. Да не в этой жизни. Она скинула футболку и трусы и встала под горячие струи. Практически не добавила холодной воды, желая быстрее вернуть ясность сознания. Отельное мыло и шампунь оказались довольно вкусно пахнущими, поэтому девушка с наслаждением массировала голову и намыливала тело, смывая с себя события минувших суток. Порезы и ссадины неприятно зудели, но Иори упрямо не обращала внимания на это. Ее рука смывала пену, проводя по волосам и шее. И тут Утахиме замерла и в ужасе открыла глаза. Мыло попало на слизистую, и она, зашипев, присела. Горячие капли бились о спину, но девушка их не чувствовала. Шрам. «Черт тебя дери! Он видел?» Нет, не видел. Стал бы он рассматривать ее. Не видел, конечно. «Он же огромный! Конечно, видел!» — она в задумчивости сжала шею пальцами. Но ведь, если бы он заметил, то сразу бы спросил. Да?.. «Все равно. Нужно как-то… как-то закрыть его», — Утахиме спешно посмотрела на столик рядом с дверью. В ее арсенале лишь трусы и футболка. Может, здесь есть какой-то бинт?.. «Ты дура? Тогда он тем более спросит!» — Утахиме поднялась. Мыльная пена сошла, и теперь она просто стояла под водой. Иори думала, что Сатору не слышал ее команду на стройке. Она сказала ее тихо. Но почему-то… почему-то не была уверена в этом до конца. Сразу после того, как псина растворилась, ее глаза перестали видеть, звуки затихли, и больше она ничего не помнила. Если Сатору не слышал команды, значит, и задавать вопросов об этом не станет. Но как объяснить ему шрам, если он его все-таки заметил?.. Девушка вышла из душа, быстро кутаясь в банное полотенце. Она прошла к зеркалу, ненавистно глядя на футболку, открыла все шкафчики, пересмотрела все, что было. Ничего полезного для прикрытия. Утахиме тихо выругалась под нос. Иори достала расческу и фен. Помимо разборок со шрамом, ей еще очень нужно было масло для волос. Оно помогало ей расчесываться, но эта проблема уже была не такой важной. Острым слухом через шум фена она услышала, как хлопнула входная дверь и веселый голос Сатору пропел: — Семпа-а-ай! — Утахиме нажала на кнопку выключения. — Я тут кое-что принес. Думаю, ты оценишь. — Отвали, дурак! Я занята. — Ты уверена? Если ты так не хочешь, то, конечно, я оставлю себе на память, — по звуку Годжо, видимо, говорил прямо в дверную щель. — Хотя, может быть, ты просто хочешь снова походить передо мной в одних трусиках. Мне, кстати, нравятся твои спортив… Утахиме распахнула дверь, страстно желая заехать ей Сатору по носу. Он ожидал этого, поэтому уклонился и застыл с яркой улыбкой, мужественно не отрывая взгляда от ее разъяренных янтарных глаз, хотя готов был отдать пару сотен йен, чтобы хорошенько осмотреть ее в полотенце. Годжо протянул ей знакомый белый пакет, только чуть более объемный, чем остальные. Утахиме выхватила его и с грохотом закрыла дверь. Он лишь ухмыльнулся. — Кстати, семпай, — снова мерзко пропел Годжо в дверную щель, — твой любимый кохай принес еще один пакетик. Там все твои скучные вещи. Утахиме в изумлении снова хотела открыть дверь, но одернула себя, всего лишь застыв в сантиметре от входной ручки. — Как?.. Как ты это сделал? Это же частная собственность. — Наверное, потому что я волшебник. И самый лучший мужчина в твоей жизни, — Иори закатила глаза. Наверняка успел найти домушника. «Мы не должны больше появляться в том отеле. Хоть и дурак, но все сделал первоклассно, — недовольно думала девушка. — Сомневаюсь, что во всем Миядзаки теперь этот недомерок сможет нас найти». Иори подняла пакет на уровень глаз. Он был наполнен доверху. Каждая вещь была замотала в белую тишью. «Это… зачем?» Она осмотрела его со всех сторон и аккуратно достала первый сверток. Сатору прислонился плечом о косяк и внимательно слушал, как она разворачивает бумагу. Первой была теплая черная толстовка. Она была чуть больше по размеру, чем Утахиме носила обычно, но такой вариант ей понравился даже больше. Второй были такие же черные спортивные штаны. Дальше длинная бежевая кашемировая юбка, белая водолазка с высоким воротом, голубой шелковый шейный платок. Утахиме с удивлением изучала вещи, но, когда внимательно осмотрела платок, печальная догадка посетила ее голову. Платок был чистой прихотью Годжо. Шрам он увидел значительно позже, но сейчас вспомнив о нем, хотел узнать, станет ли Утахиме прикрывать перед ним горло. Годжо услышал, как шелест прекратился, и произнес спокойно и серьезно: — Я разозлился, когда увидел его. Утахиме замерла, тревожно слушая. — Сначала на тебя за то, что молчала. Потом на Гакуганджи, потому что этот старикашка наверняка знал об этом. Потом снова на тебя, потому что никто бы не знал, что ты могла умереть… Но потом… Я подумал, что на это наверняка могла быть причина и ты молчала не просто так, — он замедлился, давая Утахиме время. — Я уважаю твои решения, Утахиме. Но хочу попросить тебя об одном. Иори тихо дотронулась до двери. Теперь их разделяли лишь пара коротких сантиметров, но глухая бездна, когда-то разросшаяся после ухода Гето Сугуру, была все такой же огромной. — Помни, что нас осталось лишь трое. Да. Спасенные жизни студентов, бывшего учителя и новых друзей много значили для них обоих. Но Сатору говорил о них. Он, Секо и Утахиме. Все, кто остались. Одна тупая боль, что останется с ними навечно. Воспоминания о временах, когда они были подростками и учились все вместе, согревали в холодные моменты и убивали осознанием того, что как раньше уже не будет никогда. Хайбара и Нанами до сих пор снятся им обоим в самых ярких снах. Они все были друзьями, но неразрывные родственные души были у всех разными. И все исчезло. Сатору потерял Сугуру, Секо потеряла их обоих, а Утахиме потеряла всех. Годжо всегда четко обозначал свою и Гето исключительность. Они были неразлучны. Сугуру был единственным, кто понимал ношу Сатору. Единственным, кто знал, как сильно желаемая всеми сила была им ненавистна. Всем хотелось одного и того же. Счастья, любви и спокойствия. Но это было невозможно для них. Сатору вынужден был отказаться от своего будущего в пользу других. «Это все будто не мое», — когда-то давно сказал Сугуру, и Сатору точно понял, о чем он говорит. В глубине души, далеко за пределами воспитанной исключительности, ненормальной любви к сражениям и навязанного долга, Годжо знал, что обычная жизнь очень бы ему подошла. Он бы хотел просто наслаждаться жизнью, не хоронить друзей, учить студентов, воспитывать ребенка и любить женщину. Но чем сильнее он становился, тем больше под удар попадали дорогие ему люди. Поэтому он оставил эту затею, грея в себе лишь воспоминания о времени, когда все они были живы и счастливы. Утахиме, в отличие от Годжо, могла выбирать, кем быть и как жить. Могло показаться, что выбор очевиден. Жить обычную человеческую жизнь было бы куда лучше, чем думать о смерти, каждый раз переступая барьер. Но Утахиме никогда не выбирала легких путей. Она родилась лишь с одной техникой своей семьи, которая крайне редко применялась в бою. Отец и мать были разочарованы ей с рождения. Ее старший брат был любим и восхваляем. Он имел куда больше техник и силы, чем младшая сестра. В кругах знакомых о способностях девочки стали говорить, что приводило родителей в бешенство. Когда Утахиме исполнилось тринадцать, они сослали ее в интернат. Спустя несколько лет отец узнал, что упрямая дочь не пожелала перестать быть бельмом на глазу консервативной семьи, а упрямо тренировалась и экспериментировала со своей проклятой энергией. Тогда он научил ее лишь одной вещи, которую в итоге Утахиме доработала сама. С раннего детства все твердили ей о бесполезности и никчемности. И много лет она тренировалась, чтобы семья воспринимала ее как равную. Как настоящего мага. Но с годами Утахиме поняла, что не может больше биться в навеки закрытую перед ней дверь. В пятнадцать Иори осознала, что друзей у нее нет. Она долго переживала об этом, пока не попала в Токийский университет. Там она обрела людей, которые делали ее жизнь не похожей на вечное соревнование. Но, когда умер Хайбара, Годжо и Гето провалили задание, все стало рушиться. Она осознала, что у всех были крепкие связи, лучшие друзья. Даже Секо была больше привязана к Годжо и Гето. Утахиме видела это так ясно, но по обыкновению не хотела отступать. Со временем она стала видеть, что тянется к друзьям только она одна. Поэтому приняла решение уехать в Киото. Там в одиночестве она находила себя в работе, все чаще и чаще думая о жизни, которая у нее могла бы быть, прими она решение быть обычной. Может, ее собственная семья получилась бы отличной. Утахиме бы сделала для этого все. Однако ей повезло. Секо появилась на горизонте, когда они вдвоем так нуждались друг в друге. Утахиме была искренне благодарна. Она очень любила ее и не простила бы себе, если бы что-то случилось. Но, помимо всего случившегося, воспоминания о временах, когда все они были вместе, помогали ей не сворачивать с пути. Утахиме помолчала. Годжо тоже. — Я всегда помню об этом. Но силы и битвы не всем даются так легко. Годжо понял ее. Он решил, что она вправе решать, кому и когда рассказывать о себе. От мыслей его снова отвлек шелест бумаги. Он так хотел посмотреть на ее реакцию. Иори достала следующие два свертка. Белая майка чуть меньшего размера, чем футболка Годжо, была с широким воротом, чтобы одно или два плеча были оголены. До появления шрама она часто носила такие вещи летом. В последнем свертке была атласная пижама, рубашка и штаны. Глубокий синий цвет и белые тесемки на манжетах смотрелись очень стильно и дорого. Она никогда не носила подобных вещей. — С… — Утахиме прочистила горло и чуть увереннее сказала: — Спасибо. — Это тебе спасибо. — За что? — недоуменно моргнула девушка, глядя на дверь. — Ты не дала сумасшедшей псине сожрать Сильнейшего. А, точно. Утахиме услышала, как Годжо ушел от двери. Она думала, что теперь сможет прикрыть шею платком или воротом водолазки, но потом подумала, что в этом больше нет смысла. Годжо видел все и не задает вопросов об этом. Практически все. Годжо запивал водой назначенные таблетки. Он радостно отметил, что при ранениях, обезболивающие действительно помогают. Под утро рука разболелась дико. Он помнил слова врача о том, что «Ваша жена должна будет сделать Вам перевязку». Сатору морально готовился к этой просьбе, но решил отложить на потом, кое-как поменяв повязку сам. «Сила фармацевтики, однако, впечатляет», — хмыкнул он и повернулся на звук открывшейся двери. Утахиме надела белую майку с широким воротом и черные спортивные штаны. Ее волосы были чуть влажными, а глаза почему-то смотрели куда угодно, только не на него. Майка свисала, оголив одно плечо. Красиво очерченные ключицы и чуть вьющиеся темные волосы приковали к себе его взгляд. Она выглядела так просто, и вдруг Сатору понял, что никогда не видел ее в домашней одежде. Такой спокойной и смущенной одновременно. Он поджал губы, скрывая улыбку, когда заметил, что она никак не прикрыла шрам. Доверилась ему? Или просто отпустила ситуацию?.. В руках Утахиме держала пакет, она наклонилась поставить его на пол. Сатору проследил за этим движением и не успел отогнать от себя мысль, что из-под майки не выглядывает никаких лямок. Он поспешно словил ее взгляд и, засунув руки в карманы, широко улыбнулся. — Может, сходим пообедать?***
Утахиме гневно поставила чашку на подставку, чуть не поперхнувшись. — Да ладно тебе, Утахиме! Я, наоборот, помог. — Это мое задание! Я сама должна отчитаться о том, что случилось! Уже все провалилось, олух! Я должна была просто собрать информацию и узнать, что с тобой, — якисобу поставили перед ней только сейчас, но она будто не обратила внимания, хоть и была голодна. — Ну нашла бы ты меня и что? Оставила бы там, такого красивого, высокого и сексуального, такого… меня помирать в холоде и темноте? — Сатору жевал стейк, запихивая в рот куски больше и больше. — К тому ше Яга был рат ушлышать, што с тобой фсе ф порятке. — Хватит говорить с набитым ртом, бестолочь! — вспыхнула Иори и больно ткнула его носком ботинка в колено. — Ты в общественном месте! Сатору закатил глаза и стал жевать мясо медленней, наслаждаясь вкусом. — Я правда не понимаю, почему ты бесишься. Неужели ты смогла бы променять меня на похвалу за безукоризненное выполнение инструкций? — Годжо, — раздраженно процедила девушка, — если бы можно было, я бы обменяла тебя на хот-дог. Сатору скорчил обиженную гримасу, пережевывая очередную порцию еды. — И я не хочу, чтобы меня хвалили, ясно? — грозно выпалила она. Сатору недоверчиво приподнял брови, жуя. Утахиме выдохнула, переводя тему. — Меня послали сюда не просто так, — Годжо сразу подобрался и проглотил еду. Утахиме не собиралась говорить о своих новых способностях, но все остальное — да. — В списке, который отправил твой похититель, было сказано… — Иори осеклась, глядя на то, как внимательно слушает Годжо. — В общем, только меня могли направить. Я, просто собирающая информацию и не влезающая в бой, — гарантия того, что ты останешься жив. Сатору громко захохотал, привлекая внимание других посетителей. Утахиме нахмурилась. — Ты серьезно? — он взбодрился от смеха. — Он на полном серьезе сказал, что убьет меня? Ахахаха! — Ты, очевидно, не понимаешь масштаб, верно? — лицо Утахиме стало спокойным. Годжо вытер слезы смеха в уголках глаз. Утахиме схватилась за ладонь Годжо, нарочито больно царапнув кожу ногтями. Сатору напряженно уставился на нее. Она не шутила. — Где твоя бесконечность, Годжо? — голос понизил регистр, она говорила почти шепотом, пристально смотря в голубую пустоту его глаз. — Почему ты весь избит? Где твоя обратная техника? Где твоя проклятая энергия? Сатору как завороженный тревожно смотрел в глаза девушки. Вдруг он почувствовал укол боли в глазах. Он наклонил голову, часто моргая и хмурясь. Утахиме отпустила руку и обеспокоенно присмотрелась. Годжо дотронулся пальцами до лба и почувствовал тошноту. Он удивленно понял, что за прошедшее время в отеле не думал о своей силе ни одной секунды. Будто ему было запрещено думать об этом. — Ты… не помнишь? — спросила Утахиме осторожно. — Я помню, — он выглядел так, будто его ударили по затылку, — я… не могу думать о ней. — Не… не можешь думать? — Утахиме даже привстала на стуле. Сатору зацепился пальцами за край столешницы, часто моргая. Он побледнел, Утахиме спешно налила ему воды из графина. — С какого момента ты перестал думать о своей технике? — ее голос слышался ему будто из воды, он поднял глаза, мысли тащились в голове болезненно, он пытался думать о своей бесконечности, но не выходило. Лишь сильнее боль давила на глаза. — В… яме, — это все, что он мог выдавить из себя. Утахиме была обеспокоена не на шутку. «Это функция, заложенная в завесу? Значит, заклинатель таким образом обезопасил себя в случае, если Годжо все же сможет выбраться. Такой эффект, проклятье-псина, огромная яма… Он явно очень не хотел упускать его. Если эффект завесы сработал, значит, он либо смог коснуться Годжо до этого, либо его техника настолько изощренная, что бесконечность не играет для него никакой роли…» — голова работала как заведенная. Она подсела чуть ближе к Сатору и взяла за руку, привлекая внимание. — Годжо, — Сатору сфокусировался на ней, — послушай. Ты чувствуешь боль в голове или только в глазах? — Глаза. «Я выжму его до конца. Даже глаз не останется, ха-ха! Даже гла-а-аз». «Он предполагал, что Годжо выберется. И теперь, если он продолжит думать о бесконечности, его глаза выжгут сами себя!» — Утахиме в ужасе посмотрела на парня. Он тер глаза, белки глаз были красными. — Годжо, слушай! Годжо! — Что? Что? Не ори. Иори убрала его руки от глаз, всматриваясь в них сильнее. «Плохо. Очень-очень плохо». — Ты… ты помнишь какое-нибудь стихотворение? — она сбивчиво думала, как быстро отвлечь его. В голове возникла только мысль о хокку , которые она учила в начальной школе и в интернате. — Чего? — он шипел, смотря на нее одним прищуренным глазом. — Ты что, двинулась? — Помнишь или нет, ну?! — Э… Ну надо подумать. — Думай, вспоминай! Давай быстрее! — Ты решила именно сейчас устроить вечер поэзии? Девушка раздраженно ударила его в больное плечо. — Делай, что я говорю, кретин! Или хочешь без глаз остаться? — Ау! Ладно-ладно. Сатору задумался на пару мгновений, болезненно закрывая глаза. Они горели и будто купались в горячем песке. — Я помню только английские. Мне подарили сборник, когда я был в Уэльсе пару лет назад. — Давай рассказывай! — Но я не помню все! — Рассказывай что помнишь! — Утахиме снова зарядила ему, только уже по ноге. Сатору хмуро замолчал. — Life, believe, is not a dream So dark as sages say; Oft a little morning rain Foretells a pleasant day. Sometimes there are clouds of gloom, But these are transient all; If the shower will make the roses bloom, Oh, why lament its fall? Rapidly, merrily, Life’s sunny hours flit by, Gratefully, cheerily, Enjoy them as they fly! What though Death at times steps in And calls our best away? What though sorrow seems to win, O’er hope, a heavy sway? Yet Hope again elastic springs, Unconquered, though she fell; Still buoyant are her golden wings, Still strong to bear us well. Manfully, fearlessly, The day of trial bear, For gloriously, victoriously, Can courage quell despair. Девушка была поражена. Годжо рассказал наизусть целое стихотворение, ни разу не запнувшись. Он был последним человеком, который мог увлекаться чем-то подобным, по мнению Иори. Утахиме поняла не все, но была ошеломлена безупречным английским Годжо. Он рассказывал с закрытыми глазами, тяжело хмурясь. Годжо не открывал их из-за сильного жжения, но, пока вспоминал и рассказывал, понял, что напряжение понемногу стало уходить. Глаза слезились. На этот раз Иори аккуратно тронула его за место недавнего удара. — Еще. — Twinkle, twinkle, little star, How I wonder what you are! Up above the world so high, Like a diamond in the sky. Утахиме даже улыбнулась уголком губ. То, с каким серьезным выражением Сатору рассказал отрывок из детской песни, немного умилило. — Ладно, хватит с тебя. Сатору осторожно открыл глаза и медленно поморгал. Иори сидела рядом, внимательно разглядывая его. Мелкие красные прожилки в розовых белках вокруг ставшей белой радужки сильно обеспокоили девушку, но, видимо, опасность миновала. «Значит, думать о его силе могу только я», — невесело заключила она. — Годжо, — сказала она как ни в чем не бывало и села на свое место обратно, — твои глаза все еще видят всю проклятую энергию? — Да. — Сейчас чувствуешь что-нибудь? — Уже ничего. Что, если он у меня в голове? — вдруг серьезно спросил он. Утахиме опешила. «Паразит». Это прозвище было в отчетах. Оставаться в теле другого мог только Кендзяку, но он мертв. Тем более на Годжо нет никаких отметин. — Я думаю… Я думаю, это что-то вроде установки. Как гипноз. Годжо внимательно смотрел на Утахиме, забыв про еду. Он чувствовал примерно то, что она описала. — На самом деле, Утахиме, — серьезно начал он, — я хочу знать все данные по этому делу. — Да… Я расскажу, но сперва ты должен рассказать, что случилось с тобой. — Ешь. Я отлучусь ненадолго. Годжо встал с места, грузно опираясь на руки, и скрылся в уборной. Утахиме проследила за ним и посмотрела на свою тарелку.***
Холодная вода обычно помогала. Сатору несколько раз плеснул ею на лицо, тщательно промывая глаза. Ему хотелось достать их и прополоскать под проточной струей. «Я убью тебя», — ярость медленными тяжелыми шагами застилала его сознание. Годжо сильно сжал пальцами керамическую раковину. Он не совсем понял, что именно стекает со щек: вода или слезы из воспаленных глаз. «Я убью тебя», — гнев застекленел в отражении. Злость клокотала в его горле, хотелось разнести пещеры, в которых он затерялся на несколько дней. Неужели существует проклятье, способное обездвижить его? Если и так, то оно абсолютно тупое, если оставило его в живых. Оно могло отрезать голову Годжо, пока он был в отключке. Так просто. Сукуна, Сильнейший маг в истории, использовал весь свой арсенал, практически убил его. Годжо использовал весь свой, ответил на каждую чудовищную атаку Двуликого. Своей мощью они практически стерли с лица земли Синдзюку, ни один маг или проклятье из когда-либо живущих не смогли бы победить признанного теперь уже всеми Сильнейшего мага в мире. Но этот… эта дрянь всего лишь заманила Годжо в ловушку. Он даже не понял этого. Он не увидел опасности. Не заметил подвоха. Так просто. Как он посмел?.. Не только напасть на Сатору Годжо, но еще и имел наглость контролировать его? Страх часто предостерегал горделивые проклятья от нападения на Годжо за его высказывания. Слава шла далеко впереди него. А этот… У него будто и страха нет. Или же… какой инстинкт для разумного проклятья может быть сильнее страха? «Я убью тебя». Убью тебя. Сатору несколько минут бродил по закоулкам своего разума. Как только он приближался к любому упоминанию своих способностей, глаза будто начинали пульсировать. Он вспомнил детскую считалочку. К тому моменту, как Годжо, насухо вытерев лицо, вышел из уборной, понял абсолютно точно. Это не само проклятье теперь царствует в его голове, это лишь техника, которая заставляет самого Сатору так реагировать на свою силу. Гипноз? «Утахиме была права», — он ухмыльнулся, неспешно шагая вдоль столиков. Иори сидела к нему спиной. Пустая тарелка из-под якисобы пыталась соревноваться с пятью тарелками из-под еды Годжо. Сатору остановился в паре метров и проверил карманы на наличие очков. Ничего. Молодая официантка подбежала к столику и, торопливо кланяясь, стала убирать посуду. — Еще два чая, пожалуйста. Один с сахаром, — донеслось до Годжо, и он подождал еще, пока официантка уйдет. — У-у-та-хи-и-ме, — негромко пропел Годжо, низко наклоняясь к уху Иори. Она рефлекторно подняла плечи и отмахнулась, как от мухи. — Не зови меня так. У тебя что, колики? Где ты ходишь? Сатору сел и быстро заговорил, замечая, как Иори сканирует его поврежденные глаза. — Тебе случайно никто подозрительный в отеле Нитинана не попадался? Утахиме озадаченно моргнула. — Подозрительный? Наверное… нет. — Ладно, — Сатору улыбнулся по обыкновению своей немного придурковатой, по мнению Утахиме, улыбкой, — итак… Девушка сложила руки на столешнице и внимательно посмотрела на парня. — Я думаю, это был кто-то из гражданских. — В смысле? — Очень сомневаюсь, что пропустил хоть одно проклятье в отеле. Значит, все случилось так, чтобы я ничего не заподозрил. Давай, Утахиме, говори сама. Ты же видишь, я не могу говорить о своих способностях. — Ты имеешь в виду, что кто-то из гражданских коснулся тебя и тем самым стал… типа «переносчиком» этого «паразита»? — Обожаю, когда ты внимательно читаешь отчеты, — проворковал Годжо, Утахиме закатила глаза. — Да. Потому что я, — он подбирал слова и мысли так, чтобы обмануть самого себя, — я отключаю свою… — Заносчивость? — Харизму, — настоял парень, — когда не вижу опасности и нахожусь с обычными людьми. Утахиме закатила глаза. — Ты чувствовал… атмосферу в отеле? — Годжо легко кивнул, понимая замены ее слов. — Нет, но Яга рассказал об этом. Ты изложила это в отчете. Я думаю, ее установили для возможных магов. Ты упомянула о списке. Может быть, это было для случая неповиновения, если бы отправили не тебя все-таки, а кого-то из списка. — Так вот, я предполагаю, что кто-то из гражданских коснулся меня, передал эту фигню мне в голову, и потом я хорошенько прилег отдохнуть. — Как-то уж слишком много уровней защиты… Но постой, — остановила его Утахиме, легонько хлопнув пальцами по столу, — ты помнишь день, как так получилось? — Да. Я несколько дней общался с пострадавшими магами и искал зацепки. Потом меня уведомили, что полиция префектуры занимается делом пропавших детей. Детектив утверждал, что ничего связующего, кроме того, что пострадавшие родители со своими отпрысками ходили на горячие источники в Миядзаки, нет. В этом году зима для них снежная, это большая редкость. — Звучит не особо критично. — Вот только дети этих людей до сих пор не найдены, — мрачно сказал Сатору. Утахиме напряглась и спросила одними губами: — Что? — Я не успел изложить это в отчете, сразу, как узнал, поехал к храму Удо-дзингу. Хотел быстро придушить эту тварь и вернуться искать детей. Но пропал сам. — Зачем ему дети?.. — Утахиме выглядела сконфуженной и напуганной. — Я не знаю, но это дети, скорее всего, имеют какое-то количество проклятой энергии. — Думаешь, он забрал их, надеясь, что сможет выкачивать из них ее? — У детей очень маленькие запасы, не думаю, что это бы ему помогло. Но думаю, они живы. Утахиме подавила вздох облегчения. — Хоть он и делает это все. Он не силен в бою, почему тогда получил особый ранг? — Потому что его еще никто не смог обнаружить. Он будто невидимка, будто не имеет постоянного носителя, а если и имеет, то никто не помнит или не знает об этом, — Годжо скрестил пальцы и положил на них подбородок. Утахиме сильнее нахмурилась: «Понятно. Его нельзя изгнать, потому что нельзя найти». — Что случилось, когда ты приехал к храму? — В главной пещере духов не было, я обошел все вокруг и обнаружил еще четыре. В трех из них было несколько проклятий. Как только я зашел в восточную, атмосфера, — Годжо сделал акцент на этом слове, — активировалась. Меня будто ударили по голове, я почувствовал, что моя… — Заносчивость. — Харизма! стала иметь конец. Поток прекратился. Атмосфера считала оставшееся количество и стало пожирать ее. Я успел кинуть силы на поддержание головы, а потом отключился. — Ты был без сознания или?.. — Я спал. Только… сны были реальными и нереальными одновременно. — Что ты видел? — Это уже не так важно, — заключил Годжо. — Скорее всего, я просто упал внутрь. Даже выбежать не успел. Очень быстрый ублюдок оказывается. — Учитывая, что бесконечность не работала, тебе повезло, что ты не сломал шею. Спустя секунду, как Утахиме это сказала, Годжо дернулся и закрыл глаза. — О боже, прости, — Иори испуганно поднялась и снова села рядом. Сатору часто моргал и хмурился. — Это я отвлекся… Но я хотел кое-что попробовать с тобой, Утахиме, — красные глаза в упор посмотрели на девушку. Она подавила порыв отсесть от него. Сглотнула, практически не дыша. Годжо продолжил без тени улыбки: — Я хочу, чтобы ты изгнала технику из моей головы так же, как изгнала проклятье-охотника.