***
— …прекрати меня перебивать! Я забуду, что хотела сказать. Помолчи! — Помимо детей! Меня беспокоит конечная цель. Паразит разумен, и он сказал, что придет за кем-то. Он обращался к «старику»… Мне показалось, что Гакуганджи вел себя странно. Может ли быть, что они как-то связаны?.. Сатору скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу. — И если бы именно ты являлся целью паразита, то, думаю, защита была бы куда лучше, — она говорила будто сама с собой, водя ручкой по записям в блокноте. — Если предположить, что цель паразита не Сильнейший, а некий «старик», предположительно Гакуганджи, то… зачем было похищать тебя?.. И он будто затаился, я не уверена… Утахиме осеклась и моргнула, посмотрев на Годжо. — Чего молчишь? — угрюмость вернулась к ней. Сегодня Годжо был в очках, и она не смогла увидеть выражение его глаз, но он казался задумчивым. — Ты же велела, — напомнил парень. — Я велела не говорить фигню! — вспыхнула она, ударив блокнотом по столешнице. Сатору выдохнул, будто собираясь с мыслями, и посмотрел в окно. Аномалии с погодой случались во всех регионах Японии. За несколько часов в Миядзаки потеплело настолько, что тонкий слой снега на дорогах растаял, крупная капель заколотила с крыш. Годжо и Иори решили не брать верхнюю одежду, надев теплые толстовки. Хоть он и не любил зиму, вернувшееся тепло подкинуло Сатору новое чувство вины. Он думал, в праве ли скрывать подробности деяний Гакуганджи от близкой подчиненной. — Ты что-то знаешь, — строго нахмурилась девушка. — Нет, — Годжо колебался. — Это не вопрос, — Утахиме наклонилась вперед, опираясь локтем о свое колено. — Ты знаешь что-то! — Ответь на вопрос, — Годжо сел ровно, с нажимом смотря на нее. Утахиме не дернулась. — Ты не можешь скрывать от меня что-то касаемо дела. — Да, ты права. Но я все равно прошу тебя ответить. Девушка сузила глаза и медленно выпрямилась. — Хорошо. — Дело №23, — начал он, фиксируя каждую тень ее эмоций. — Что можешь рассказать об этом? Утахиме вопрос застал врасплох. Она старалась сохранить лицо, но не успела сдержать промелькнувшую панику. — Это договор между мной и Гакуганджи, — сухим голосом ответила Иори. Как много он уже может знать?.. Магический договор предусматривал обязательное соблюдение одного условия. В ее случае нельзя было распространять суть объектам договора: Итадори Юджи и Масамичи Яга. Теоретически Иори могла говорить об этом с другими магами, но если бы они проболтались Итадори и директору Яга, то последствия все равно настигли бы ее. Поэтому она молчала. Когда Годжо задал вопрос, тяжелый ком застрял у нее в груди. Что, если Гакуганджи рассказал ему все? Она сомневалась, что Гакуганджи хоть на толику доверяет Годжо, чтобы трепаться о таком деле, подставляя и ее, и себя. А если Гакуганджи по каким-то другим причинам все выдал Годжо? «Можно ли доверить ему это?» — Гакуганджи кое-что сделал для меня, и я теперь связана с ним. Ты ведь знаешь это. — Знаю, — согласился он, — но я хочу знать подробности. Утахиме сглотнула, держа лицо суровым. — Он согласился помочь мне при условии, что мои способности полностью будут зависеть от его жизни. — Он предполагал, что ты можешь его убить? — Не знаю мотивов, но он четко дал понять, на каких условиях выполнит мою просьбу. Годжо понимал, что для Гакуганджи трудно было бы найти человека более преданного, чем Утахиме. Но в случае, если предстоит выбирать между ее близкими и Гакуганджи, она выберет не его. Вряд ли он ждал от нее подвоха, но на всякий случай решил обезопасить себя, учитывая, как близко они работают, и в дополнение шантажировать ее при необходимости. Сатору не мог придумать, что именно попросила у него Утахиме. И то, что она не говорит, огорчало его. — Ты не можешь сказать точно, что попросила? Утахиме отрицательно помотала головой. — Твои способности полностью зависят от его жизни?.. Девушка медленно кивнула. Сатору помрачнел. Смирилась ли она с тем, что техники, тренированные с таким усердием, не будут иметь для нее никакого смысла в обозримом будущем? Она ведь понимает, что Гакуганджи не молод и ему осталось совсем недолго. «Ты отдала свою силу ему… Зачем? Насколько важен этот обмен?» — он не чувствовал жалости к ней, он восхищался ее самоотверженностью. Однако Годжо все же в должной мере не осознавал, насколько она не смирилась с будущей обычной жизнью. Она столько всего вложила в то, чтобы быть магом, а потом сама согласилась остаться без сил. Утахиме корила себя, что страшится ответственности. Но ни на секунду не пожалела, что Итадори и Яга остались живыми. Помимо этого, Иори желала Гакуганджи долгой жизни, хоть и ненавидела его. Теперь Годжо боялся, что она будет раздавлена тем, что ее силы находятся в руках чудовища. Но он рассказал ей все. Иори несколько минут не могла прийти в себя. Она смотрела перед собой и не могла вымолвить ни слова. Тишина, прерываемая лишь шумом поезда, давила на Годжо. — Нам нужно спасти детей, — глухо сказала она после паузы. — Гакуганджи ответит за свои преступления. — Натравим на него его же сына? — серьезно спросил парень. — Нет. Нужно изгнать его. Его прошлое не дает ему права совершать подобное. Пусть он и человек. — Он был человеком, — сталь блеснула в голосе Сатору, Утахиме кивнула. — Но я все еще не понимаю, — добавила она, — почему паразит сначала нацелился на тебя. — Потому что я Сильнейший. Утахиме не услышала привычного высокомерия в голосе, только усталость. — Я обязан защищать всех. Старикашка полагал, что я не буду задавать лишних вопросов и просто выбью все дерьмо из его сыночка. Поэтому, чтобы совершить акт отмщения, паразит должен был обезвредить меня. Иори затихла, снова прогоняя все новые детали в голове. Камень с сердца Годжо упал. Она теперь знает все. Он был восхищен ее стойкостью.***
Большие ореховые глаза Аоки явно передались от отца. Мужчина строго смотрел на гостей с портрета из своей комнаты с поминальным алтарем. Мальчик очень сильно походил чертами на мать, но вот глаза выдавали в нем отцовский характер. Он сидел молча, лишь вполуха слушая разговор матери и девушки со шрамом на лице. Она представилась как Иори Утахиме и показалась строгой. Помимо внушительного шрама на лице, Аоки сильно заинтересовали заживающие сбитые костяшки тонких изящных рук. Еле заметный розовый рубец на верхней губе вынудил еще раз осмотреть Иори Утахиме. Она была очень красивой, как его учительница в школе. Длинные волосы, куда более темные, чем у мамы, были аккуратно закреплены сзади на какой-то зажим. Большие глаза в обрамлении длинных темных ресниц светились теплым медовым цветом. Она внимательно слушала рассказ мамы, делала записи в своей толстой книжке и изредка поглядывала на него. Аоки чувствовал густое покалывание в щеках, когда улавливал, как девушка улыбается ему одними глазами. Удивительно, но шрам, показавшийся ему таким страшным в первые секунды вместе со спокойным выражением лица, оказался довольно незаметным в свечении ее красоты. Она теперь казалась ему доброй и мягкой, даже одежда была такая. Мама носила такие же вещи и называла их «кашемировыми». Голос девушки был невысоким и гладким. Спокойным и завораживающим. Аоки застенчиво улыбнулся, когда она снова посмотрела на него. Рядом с девушкой сидел парень втрое больше, чем она сама. Его имени мальчик не запомнил. Аоки прежде не встречал таких странных мужиков. Торчащие белые волосы он раньше видел только в аниме и в журналах. Довольно нейтральное выражение лица мужчины вызывало в мальчике раздражение. Очень уж нахально он сидел, по сравнению с Иори Утахиме. Закинул ногу на ногу, руки скрестил, даже не потрудился снять очки, ведь он в помещении, где солнца явно нет. Из-под непроницаемых стекол на него пристально смотрели жуткие голубые глаза. Сначала мальчик подумал, что он понтуется, пока не споткнулся взглядом о его взгляд. График обзывательств переменил вектор с «придурка», «пломбира-попугая» до «белобрысого психа». Хотя мальчик видел, что эта странная парочка настроена на диалог, он чувствовал себя некомфортно от взгляда этого парня. Годжо не сводил внимательного взгляда с ребенка. Сейчас были каникулы, поэтому им удалось застать его дома в будний день. В целом он не особо отличался от своих сверстников: такой же щуплый, чуть высоковатый, темноволосый и сутулый. Сатору был приятно удивлен, когда заметил, что мальчик смотрит прямо ему в глаза и даже не пытается отвернуться. Его голубизна не пугала его, может быть, отталкивала, как и многих, но не пугала. Скорее он смотрел с любопытством и подмечал какие-то детали. Парень практически видел, как мысли жужжат в голове этого десятилетнего мальчика. Аоки разглядел его с головы до ног, молчаливо хмыкнул и стал изучать Утахиме. Годжо сразу увидел проклятую энергию, о которой они рассуждали с Иори по дороге к дому Ивата. Она действительно была выше, чем у других детей, и существенно сильнее. Сомнений в том, что мальчик видит духов и своей энергией притягивает их к себе, не осталось. Сатору также явственно обозначил место в солнечном сплетении мальчика, на которое оказывалось воздействие. Проклятая энергия в стандартном состоянии всегда была сосредоточена в животе. У Аоки она была чуть выше, в районе грудины, и волнами уходила к конечностям и голове, это говорило о том, что мальчик уже понял у себя наличие таких сил и, возможно, даже научился что-то с ними делать. Его энергия была оранжевая, она переливалась и ярко горела. Только в месте, где волна должна была переходить в голову, образовалась странная дыра, неровная, будто обглоданная. Энергия обрывалась ровно на месте шеи. Сатору чуть нахмурился, на всякий случай осматривая мальчика на предмет физических увечий, хотя и прошло уже несколько месяцев с похищения. Годжо заметил, что мальчик, зардевшись, таращится на Утахиме. Иори, просидев молча десять минут в поезде, выявила одну догадку и попросила Годжо подавить свою проклятую энергию. Сама она сделала то же самое и стала ждать нужного момента. Госпожа Ивата, очарованная манерами Иори и задумчивым видом Годжо, расслабилась и говорила спокойно. Она рассказывала все в мельчайших деталях, которые, к сожалению, никак не помогали в деле. Утахиме поняла, что Кумико сильно оберегает сына и до сих пор считает его совсем малышом. Как успела заметить Иори, мальчику это сильно не нравилось. Иори задала еще несколько вопросов, чтобы лучше заболтать ее. Женщина, усиленно вспоминая все подробности, рассказывала. Утахиме поймала взгляд Аоки и на этот раз открыто улыбнулась со всем очарованием, на которое была способна. Ребенок густо покраснел до самых ушей и поспешно опустил голову. Утахиме ждала этого: она стала медленно увеличивать свою проклятую энергию. Мальчик еле заметно вздрогнул и замер на несколько минут. Годжо понял, зачем она попросила подавить силу. В поезде Иори хмуро обмолвилась о том, что мальчик очень уж рьяно доказывал следователю о потерянной памяти. И стоит отдать должное мальцу: не выдал ни одной детали. «Он понял, насколько опасен паразит. Может, побоялся, что может навредить матери?» — сказала Утахиме, выходя из вагона. Сатору немного повернул голову в ее сторону. Утахиме не отвлекалась ни на секунду, внимательно слушала Кумико, делала записи. Он чувствовал поток энергии рядом, такой легкий и воздушный, будто паутинка на ветру. Сатору удивился про себя. Так тонко. Годжо, привыкший пользоваться своей силой в большом количестве, не стал высвобождать ее. «Она хочет, чтобы мальчик убедился, что мы связаны с реальными обстоятельствами дела… и сам пошел на контакт?.. Вот же ведьма», — Годжо ухмыльнулся, мазнув взглядом по сосредоточенному профилю девушки. Спустя пару минут Аоки посмотрел на Утахиме. Он сидел будто гипсовый: его спина выровнялась от напряжения, руки сжались в кулаки. Иори посмотрела на него в ответ нарочито дольше, чем следовало, и обратилась к матери, перебивая поток слов: — Госпожа Ивата, прошу прощения, — женщина осеклась и внимательно посмотрела на Иори. — Я знаю, Вы сильно переживаете, но можем ли мы переговорить с Вашим сыном наедине? Былое дружелюбие выветрилось с лица Кумико, оставив испуганное замешательство. Ее серые глаза заметались из стороны в сторону. — Ваш сын будет в полной безопасности, — подключился Годжо, обращая на себя внимание женщины. Утахиме снова мимолетно поймала взгляд мальчика. Он выглядел чуть напуганным, но в секунду выражение его лица стало решительным. — Мама, — позвал Аоки, легко потянув ее за локоть, — все хорошо. Кумико судорожно схватилась за его ладонь и предупредительно посмотрела на Годжо. — В полной безопасности. Сатору кивнул, Утахиме молчала. — Могу я хотя бы остаться зд… — Мама, пожалуйста, — с нажимом сказал мальчик, — можешь пока позвонить тете? Сказать, что я завтра не поеду с ней в город. Женщина мешкалась еще несколько мгновений, с надеждой смотря на сына. Но потом порывисто выдохнула и встала. — Х-хорошо. Я рядом, если что. — Спасибо Вам, — Утахиме легко склонила голову, провожая Кумико за дверь. Когда они остались втроем, Аоки снова сжал кулаки в готовности. — Она зря думает, что ты еще слишком маленький, чтобы постоять за себя, — спокойно начала Утахиме, возвращая взгляд ребенку. Годжо снова ухмыльнулся, видя, как Аоки изменился в лице. Иори будто надавила сразу на больное, сразу раскрыла тайну, сразу поймала, чтобы он не успел закрыться. Мальчик сглотнул, завороженно следя за ней. — Вы… Вы это делаете? — спросил он осторожно. — Делаю что? Аоки неразборчиво помаячил рукой в воздухе, не находя слов. — Я… не думал, что кто-то поймет… Я не рассказывал им… — Почему? — спросил Годжо и словил чуть грубый взгляд мальчика. Видимо, он хотел общаться только с Утахиме. — Мама сильно переживает, — твердо ответил он, но смотря на Иори. — А меня могли бы забрать в психушку. Взгляд девушки смягчился, и она снова улыбнулась. — Я здесь, чтобы разобраться. И тебя уж точно больше никто не заберет. Аоки не мог отвести глаз от ее доброй улыбки, а потом сузил глаза, подозрительно глянув на Годжо. — А… этот? Сатору поперхнулся в негодовании. — Этот? — изумленно повторила Утахиме и насмешливо продолжила: — Этот — охранник. Сатору покраснел от злости. Мальчик выглядел довольным. — Утахиме! — грозно и обиженно прорычал Годжо. Она отмахнулась. «Он ее по имени зовет?..» — растерянно подумал мальчик и снова обратил внимание на то, как они выглядят. Они были будто мозаикой. Недостающий элемент в одном обязательно был в другом, сильная противоположность работала как идентичность. Их волосы — светлые и темные. Глаза абсолютно противоположные по цвету, но сочетающиеся идеально. Она низкая, он высокий. Даже одежда: ее черная толстовка, его — белая, ее бежевая юбка, его — черные джинсы. Только шелковый платок на ее шее в цвет его глаз насторожил сильнее. «А если она замужем за этим психом?» — брезгливо подумал Аоки. Он посмотрел на их безымянные пальцы. Колец нет. Его мама носила кольцо, даже оставшись вдовой. Значит, они не женаты. — Заткнись, — цыкнула она на Годжо и снова обратилась к мальчику: — Аоки. Я правильно поняла, что ты можешь рассказать, что произошло на самом деле? Мальчик упрямо поджал губы. — Кто вы такие? — Ну мы явно не сумасшедшие… — начала Иори. — Мы маги, — резко перебил Сатору, он чуть наклонился к мальчику, подмигнув из-под стекол очков. — Боишься? — Годжо, — Утахиме насупилась и шикнула угрожающе, стараясь защитить мальчика. — Нет, — Аоки ровно смотрел в глаза Сатору, взгляд был полон решимости. Годжо широко улыбнулся, несколько мгновений сканируя его. — Это правильно, — задорно сказал мужчина, откидываясь на спинку дивана. Утахиме наблюдала с нескрываемым раздражением. — Вы хотите, чтобы я рассказал, что случилось? — с трепетом спросил Аоки. Утахиме включилась сразу же, Годжо сел ровнее. — Мы хотим знать все, что с тобой произошло. — Мы с мамой и дядей были на горячих источниках в центре. Она хотела туда сходить давно, и… и, когда мы пришли, мне стало как-то не по себе, — Аоки старался говорить размеренно и структурно. — Я еще в раздевалке почувствовал… — Кого? — уточнила Утахиме. — Это как… Оно как какой-то монстр. Как женщина, но без лица, — он выглядел напуганным. — Она была под водой. Я испугался, что в женском отделении тоже эта штуковина, я… я не знал, что делать… Я попросил дядю не заходить внутрь и позвать маму через стену, — речь Аоки сбилась, он заговорил быстрее. — Он подумал, что я с ума сошел, наверное. Эта штука сидела внутри, а все купались, и… и никто ничего не видел! Я пытался сказать! Я думал, она их съест. Но она просто сидела! Вода была красной! — Аоки в страхе смотрел то на Утахиме, то на Годжо. Утахиме сочувственно нахмурилась и участливо протянула руку к ладони мальчика. Годжо поднялся с дивана и прошел к стойке за его спиной. — Вода была какой-то кровавой, — Аоки измученно дышал, глядя на сжимающие его руку пальцы девушки. — Я спросил у дяди, он сказал, что все нормально и вода самая обыкновенная! И никто не видел! Никто! А потом он сам вошел в воду, и… и все. Все было нормально, он тоже сидел и звал меня к себе. А я… Я не смог зайти. Потом мы вышли гораздо раньше и ждали маму. Я переживал, ждал, что кто-то закричит. Но потом она вышла, и… и мы пошли домой… А потом… Сатору поставил перед Аоки стакан с водой и уселся рядом с Утахиме. — Пей, — скомандовал Годжо. Мальчик покорно влил в себя воду и отдышался. Утахиме тяжело думала. Ее одолевали тревога и жалость к ребенку. Он все это время держал это в секрете, не мог рассказать ни одной живой душе. Насколько ему было страшно тогда и насколько страшно до сих пор?.. — Ты рассказал маме об этом? — осторожно спросила Иори. — Нет, дядя сказал, что я вел себя странно и в воду не полез, — чуть спокойнее ответил Аоки. — Я хотел, но подумал, что… может, мне самому показалось. — Что было дальше? — Сатору был хмур. Он сидел, нагнувшись ближе к мальчику, локти поставил на колени. — Я шел из школы, мама должна была меня забрать. Я почти завернул на угол, но резко почувствовал, как забыл, зачем иду. Я забыл, где я и что я там делаю… А потом… Я правда ничего не помню. Очнулся в подвале. — Подвале? — переспросил Годжо. Утахиме делала заметки и что-то обводила. — Да, там… были такие типа… клетки… «Бедный мальчик», — сожаление тронуло руки Утахиме мелкой дрожью. И она мельком взглянула на Сатору. Он уже какое-то время смотрел на нее. Они втроем замолчали на пару мгновений. Годжо облизнул губы, подбирая слова. — Ладно, слушай, — обратился он к мальчику, трезво реагируя на невесомое прикосновение пальца Утахиме к его колену: она просила быть мягче. — Я задам тебе несколько вопросов, которые нас интересуют, и если захочешь нам сказать что-то еще, то говори. Утахиме тихо выдохнула, чутко следя за ребенком. Он немного подобрался и с жаром кивнул. — Да! — Ты был в клетке? — Это не как вольер, а как камера для заключенных. Как в фильмах. — Ладно, ты видел еще кого-то? — Там были две девочки и два мальчика. Они младше. Я познакомился с Ханако. Утахиме была восхищена его серьезностью. Он старался. — Ты видел того, кто тебя похитил? — Я… думаю, что да… — Думаешь? — переспросила Иори. — Я не помню, только какие-то отрывки. Это был мужчина, — он нахмурился, вспоминая. — Не помню лица… Еще нас по очереди водили куда-то… Я так плохо помню… — Он… бил вас? — Я этого не помню, но один раз я заметил синяки на шее Ханако. У меня тоже были на лбу. — Он чем-нибудь кормил вас? — Наверное, не помню. Юки говорила, что сильно хотела сладкого. — Ты часто говорил с ней? — Пару раз, я пытался подбадривать ее. Она много плакала. Я достал фантик от конфет и сделал ей бабочку. — Фантик? — не понял Годжо. — Да, среди мусора на коридоре. Обычный зеленый. От леденцов. — Аоки, — позвала Утахиме, — а Ханако спала большую часть времени? — Не знаю, но с ней мне удавалось поговорить больше, чем с ребятами и Юки. — Она?.. — Годжо хотел спросить, но Аоки опередил. — Ханако помогла мне сбежать. Она была как я… — Что значит «как ты»? — вмешалась Иори. — Она… ну… Она тоже могла видеть всю эту фигню, — растерянно проговорил Аоки. — Она была очень сильной! Как-то продырявила мне замок! Наверное, она тоже сбежала! «Он не знает», — мрачная догадка осела в голове Годжо. Вероятно, паразит разозлился из-за этого. Аоки и Ханако были хоть и разного возраста, но равны по силе. Утахиме нервно переключила стержень в ручке. — Ты был хорошо знаком с другими ребятами? Маленькими. Сатору услышал легкую дрожь в ее голосе и прикоснулся коленом к ее колену. То ли из-за невнимания, то ли из-за тревоги Утахиме не отодвинулась. — Я часто был без сознания, под конец мало что помню. Я узнал их имена, иногда мы разговаривали, но они спали большую часть времени. Ну, пока я видел. — Они тоже были сильными? — Не такими, как Ханако. Хотя они почти одного возраста. Я был самым старшим. Мне скоро одиннадцать. Губы Утахиме растянулись, когда она услышала мимолетную гордость в словах Аоки. Даже будучи напуганным, он был решительным и гордым. — Ты помнишь, как сбежал? И где примерно может находиться тот подвал с клетками? — Я плохо помню последние дни. Только помню, как Ханако смогла дотянуться до замка и он треснул. Аоки вытянул руку, имитируя движения девочки. Он схватился за невидимый предмет и чуть потряс его. — Я спросил, как она это сделала. Но она сама не поняла. Она попросила меня найти кого-нибудь, кто смог бы всех забрать оттуда. Я хотел… — его голос дрогнул. — Хотел… достать ее оттуда и всех ребят, но она сказала, что не нужно, потому что плохо себя чувствует. Она плохо выглядела, а ребята спали уже долго. Утахиме кольнуло в сердце, когда она увидела блестящие слезы в его глазах. Он сдерживал их как мог. Годжо молчал. — Я тоже уже чувствовал себя плохо, но точно лучше, чем она. Она еще хотела что-то мне сказать, но отключилась. Когда я выбежал, была ночь. Как я дошел до поля, не помню. Потом очнулся уже в больнице. Подумал, как можно туда вернуться за ней. Но я не мог покинуть больницу из-за тех дурацких трубок, а потом мама сказала, что ее нашли. Я был так рад, надеюсь, мы с ней увидимся, — Аоки всхлипнул, но ни одна слезинка не скатилась по его щеке. Утахиме перестала записывать и просто сочувственно смотрела на Аоки. Годжо поднялся и тенью отошел в сторону. Иори ранило еще больше то, как Аоки отзывался о девочке. Она сильно впечатлила его. Ей было всего шесть лет, но умна она была не по годам. И, судя по всему, очень сильна. Утахиме тяжело было даже разговаривать. Годжо не поворачивался, стоял к ней спиной, напряженно смотря себе под ноги и держа руки в карманах. — Кано и Такуми… И Юки, самая маленькая… Они остались там? Вы не знаете? — Аоки пытливо посмотрел в глаза Утахиме, но не нашел там ответа. Он повернулся к Годжо, его спина говорила сама за себя. — Вы найдете их?.. — тихо спросил Аоки. — Да, — Утахиме и Сатору ответили синхронно, не размышляя ни секунды. — Я хочу помочь! — воскликнул Аоки, вскакивая с дивана. Втянул шею в плечи, когда на его голову опустилась большая тяжелая ладонь мужчины. Мальчик поднял недовольный взгляд. Годжо улыбнулся и потрепал его по волосам, сильно их взъерошивая. — А ты приколист! — Отвали, белобрысый! — мальчик отпрыгнул и зашипел, как змея. Годжо, хоть и сделал обиженно-злобное лицо, про себя удовлетворенно отметил, что Аоки отвлекся. — Ах ты мелкий засранец! Ты что тут, самый сильный?! — Ну явно сильнее тебя! — Это еще почему? — они лаяли друг на друга, пока Утахиме делала последние записи в блокноте. — А у меня есть такая же штука, как у госпожи Иори! А у тебя нет! — выпалил Аоки. Годжо чертыхнулся, ему стало даже весело. Утахиме, не отрываясь от записей, вставила: — Проклятая энергия. — Да! У меня есть проклятая энергия! — крикнул мальчик, а потом, опомнившись, переспросил: — А что это? — Эта «штука», — начала Иори, закрывая блокнот, — которую ты чувствуешь в себе и почувствовал во мне. Как колебания магнитных волн. Аоки понял только примерно. — Она типа невидимая? — Может быть и видимой, — Утахиме раскрыла ладонь и призвала небольшой идеальный шар яркого света. Аоки подпрыгнул от неожиданности и так округлил глаза, что показалось, что они вывалятся. Он осторожно подошел ближе и стал рассматривать шар. Утахиме улыбнулась, поднося руку ближе к нему. — Чувствуешь? Давление. — Д-да. Да! А можно потрогать? — встрепенулся Аоки, блеснув глазами. — Ну попробуй, — Утахиме немного ослабила давление в энергии, чтобы мальчику не оторвало палец, и мазнула взглядом по застывшему Годжо. Сатору улыбался. Утахиме лихо одернула себя, отчетливо увидев в его глазах… нежность? Она хотела дать себе мысленную оплеуху, но застряла глазами на его лице. — Выпендрежница, — одними губами прошептал Сатору. Утахиме почувствовала прилив крови к щекам. Она сильно вздрогнула, когда Аоки дотронулся до пульсирующего шара. Он быстро отдернул палец и весело ахнул. — Ого! Как световой меч! — Да, наверное, — согласилась Утахиме, пряча смущение за улыбкой. Аоки смотрел на нее так, будто увидел самую последнюю модель робота. Иори поднялась как раз в момент, когда в комнату постучали. — Мама, заходи! — весело прокричал Аоки. Кумико вошла и с радостным удивлением выдохнула. — Все в порядке? — Да!***
Годжо попросил разрешения у госпожи Ивата, чтобы можно было иногда звонить ей или ее сыну. Кумико хоть и показала обеспокоенность, но согласилась. Сатору молча слушал, как Утахиме размышляла по пути на станцию. Ее выводы были понятными и логичными. — Прошло уже так много времени… — растерянно обронила Иори сама себе, глядя на проносящиеся мокрые от подтаявшего снега поля. Годжо приоткрыл один глаз. Сегодня он устал сильнее, чем обычно. Воспоминания о выпотрошенной голове Ханако, непролитые слезы из горящих глаз Аоки, его беспокойная мать, легкие пальцы Утахиме, маленькая Юки, толстая исписанная записная книга, выдранная на шее энергия мальчика, собранные волосы Утахиме, два, скорее всего, мертвых мальчика, Дело №23, клетки, леденцы, громкое молчание Утахиме, голубой платок на ее шее, номера телефонов родителей пропавших детей, дух без лица под водой в источниках, тонкая энергия Утахиме, Утахиме, Утахиме… Сатору вымученно выдохнул и снова закрыл глаза.***
— Я заказала тебе поесть, — бросила Иори через плечо. Годжо завис с полотенцем в руках. Утахиме, обложившись бумагами, набирала номер отца Араи Кано. Несмотря на то, что они пришли к какому-то подобию мирного соглашения утром, несвойственная им неловкость все же присутствовала. Утахиме отвечала односложно, почти не пререкалась, лишь вслух обговаривала версии и большую часть времени была задумчивой. Годжо не торопил ее. И сам много думал о деле и детях. Но он не сумел не заметить, как под конец дня Утахиме стала выглядеть более расслабленно. Ему стало куда легче. И, пусть она не простила его и вряд ли сможет сделать это в ближайшее время, она приняла его. Не отмахнулась. Годжо чувствовал, что второй шанс не упустит, что бы ни произошло. Но, даже несмотря на просвет, был уверен, что беспокоиться о том, голоден ли он, — последнее, что она стала бы делать. Но она заказала для него поесть. Годжо улыбнулся. — Так ты… беспокоишься? — Конечно, дети все еще не найдены, — серьезно ответила Иори и приложила телефон к уху, придерживая его плечом и придвигая ближе блокнот и ручку. Гудки шли, она внимательно слушала. Розовые сумерки покидали украшенные огнями улицы. Темный вечер снова пригнал в город снегопад, будто бы давая рождественскому настроению последний шанс. Свет в номере был ярким. Им обоим резало глаза. Утахиме в нетерпении застучала ручкой в такт гудкам по столу. Мама Араи Кано не отвечала. Может, стоило позвонить отцу?.. Годжо взял пульт и убавил свет. Комната погрузилась в полумрак, подсветка под потолком тепло замерцала. Торшер возле круглого стола все еще горел ярко. Длинная тень Иори упала на пол. — Черт, не отвечает, — пробубнила она и отключила телефон. — Так ты, — снова начал Годжо, — беспокоишься? — Да, я же сказала, — без раздражения ответила она. Утахиме согнулась над бумагами, выискивая номер папы Кано. — Утахиме, — не унимался Сатору. Она не подняла головы, и Годжо подошел достаточно близко, чтобы его тень накрыла ее. — Ну что? Отойди, ты загораживаешь, — недовольно сказала Иори, поднимая голову, — свет. Весь пыл остыл в мгновение, когда она увидела, как мерцают его глаза в таком свете. Сатору смотрел на нее так, будто вглядывался в темноту, немного прищурив глаза. Губы были плотно сжаты, он ждал, когда она уже обратит на него внимание. Утахиме медленно выпрямилась, выронив ручку из пальцев. — Я спросил, — снова заговорил Сатору, нарочито всматриваясь в ее медовые глаза, — ты беспокоишься… обо мне? — Я… беспокоюсь обо всех моих друзьях, — во рту пересохло, мысли вдруг пропали, разом ухнув в живот. Она напряженно сосчитала каждый сантиметр, на который приблизился Годжо. — И обо мне? — К-конечно, — пробормотала она. Дошел запах малины и геля для душа. Утахиме пыталась заглушить рокочущее в ушах сердце. Она уже не раз замечала его иррациональный стук, когда Годжо начинал приближаться. Если не брать в расчет вчерашний разговор, то день запомнился еще одним событием. Иори стушевалась от воспоминания о его губах и пальцах. Как она вообще допустила это? И почему она была бы не против повторить? Даже после всего? Она врала, что ей не хотелось этого в лифте. Врала, что не думала об этом потом. Но не врала о том, что не думала, что это может случиться на самом деле. Годжо никогда не нравился ей. Более того! Раздражение так сильно сплелось с его образом, что поднималось в ее груди от одного лишь упоминания. А теперь они целовались. «Напыщенный индюк… Если ты думаешь, что я могу пустить это на самотек… Ты специально устроил это? Перед тем, как начать извиняться? Чтобы я была более благосклонна?» — злые мысли крутились в голове весь день. Она ловко и профессионально петляла в мыслях о Сатору и версиях, но под вечер Годжо снова стал побеждать. Ей стало легче, определенно стало после его слов. Она не любила думать о плохом, поэтому мысленно поставила галочку о том, что этот вопрос можно отодвинуть подальше, если она не хочет свихнуться и изнемогать от обиды до конца своих дней. Искренность рушила любые крепости, и в этот раз ее крепость тоже пала. И после успокоения волна непонимания, смущения, неловкости и желания снова утянула ее. Годжо ждал, держась всего в полуметре. Он чувствовал себя виноватым и сильно хотел исправить это, чтобы Утахиме наконец вела себя с ним как обычно, не чувствуя обиды. Ведь, хоть у них и бывали перепалки, парадоксально, но они умели разговаривать друг с другом. У них были темы для бесед, точки зрения чаще всего не совпадали, поэтому они жарко дискуссировали. — Когда ты стал таким? Ты никогда раньше не извинялся, — затараторила она. — Тебе всегда было все равно на это, что стало теперь?.. — Может, многое можно исправить, признав свою вину? — тускло произнес Годжо. Утахиме с сожалением покачала головой. — Иногда этого недостаточно, Годжо, — ее голос зазвучал мягко, Сатору почувствовал тревогу в сердце. — Но тебе повезло, что я не злопамятная. Утахиме улыбнулась ему самой красивой открытой улыбкой, которую он когда-либо видел. Годжо порывисто выдохнул, отдаленно думая, что ни единого раза за все годы знакомства она не улыбалась именно ему. Его рука дернулась. Обещание, которое он дал себе, заставило его чувствовать себя безвольным глупцом. Желание коснуться ее было невыносимым. Уголки ее губ стали медленно опускаться, уступая место тягучему недоумению. Длинные сильные пальцы парня завороженно и легко зацепили ее подбородок. Девушка окаменела. — Утахиме, — хрипло позвал Годжо и сглотнул вязкий ком, — мне кажется, я заболел. Иори первым делом подумала, что нужно сходить в аптеку, но, когда Сатору сделал полшага к ней и вал мурашек обдал тело, непрошеные воспоминания в который раз атаковали. — Чем я могу помочь? — потребовалась стальная воля, чтобы голос не дрожал. Теплые пальцы на подбородке внезапно стали для нее еще теплее, все окружающие звуки затихли, а гулкий пульс заполнил голову. «Это… мое?.. Так стучит? Или его?» Меньше полуметра между их телами внезапно показались слишком маленьким расстоянием. Болезненно медленно указательный палец Годжо потянулся вниз от ее челюсти по гортани к ключице. Касался ее вдоль, замерев на впалой яремной ямке. — Мне полегчает, если я спрошу тебя кое о чем, — ответил он низким шепотом. Утахиме не могла вдохнуть уже полминуты. «Ты такая дура… Почему не отойдешь?» — вялая мысль подрагивала в голове. Почему она так легко позволяет ему касаться себя? «Ты не хочешь ударить его? — спросила она саму себя и слабо кивнула ему. — Не хочу…» — Этот шрам, — начал он, снова вернувшись пальцами к ее шее, — единственный? — Н-нет, — голубизна казалась такой глубокой, что она не могла даже соврать. Годжо не мог оторвать взгляда от черноты зрачков. — Где?.. — палец не спеша заскользил по коже оголенного плеча, повторяя рисунок синих вен. Утахиме сглотнула и бесшумно втянула воздух. Плечо и рука без ведома хозяйки чутко откликались на уверенное и мягкое прикосновение. Костяшки пальцев провели по чересчур нежной коже от локтя до запястья. Иори молчала. Рука переместилась к верху грудины, он легко надавил там в безмолвном вопросе. Утахиме колебалась и дрожала. Сатору потянул палец вниз. Онемение внизу ее живота напомнило о себе. Годжо сделал маленький шаг вперед и наклонил голову. Запах морозного персика окутал дурманом голову, и он в блаженстве моргнул. Из-за разницы в росте Утахиме, как кукле, пришлось запрокинуть голову, майка съехала со второго плеча, и палец Годжо случайно коснулся горячей кожи груди. Иори подхватила руку Сатору и остановила. Он подумал, что ей не нравится, но спустя секунду она, не разрывая зрительного контакта, дрожащей рукой поставила его палец себе под левую грудь. Брови Годжо дернулись, под тонкой тканью он ощутил глубокую длинную впадинку. Он не знал, как выглядел рубец, но сердце сжалось от представления той боли, которую она пережила. — Больно? — спросил он одними губами. Утахиме посмотрела на них. — Уже нет. Сатору хотелось тронуть ее кожу там. Унять несуществующую боль. Но он не посмел. Он заметил проявляющийся алый румянец на щеках и метнул взгляд к губам. «Умоляю, — его рука скользнула от закрытого тканью шрама на тонкую талию, сантиметр за сантиметром сокращая расстояние, — позволь». Раньше он не стал бы задумываться об этом. Все девушки до нее слишком явно показывали желание быть с ним, Годжо касался и целовал их нетерпеливо, не ждал разрешения, самонадеянно зная, что отказа не будет. На самом деле их и не было. Флирт и секс напоминали ему битву, он укладывал на лопатки любую, показывал, что Сильнейший везде, не готов был потерпеть поражение ни от одной. Его романы не продолжались более нескольких недель, потом становилось скучно. Ему нужен был новый противник, новая девушка, способная разогнать кровь в жилах. Он умел быть нежным и ласковым, когда того требовала тактика. Нанами когда-то обмолвился, что сомневается, что Годжо когда-либо может быть верен хотя бы одной женщине. Сатору и сам понятия не имел, хоть и посмеялся над резкостью Нанами. Сейчас Годжо смотрел в теплые глаза Утахиме, ища ответ. Он хотел залезть к ней в голову и узнать, думает ли она о нем, чего хотела бы от него, как прошел для нее тот странный поцелуй. Хочет ли повторить его на спокойную голову? У Утахиме тряслись поджилки. Она неверно распознала чувство, окрестив его страхом. «Может, это и есть тот самый Стокгольмский синдром?.. Или я с ума сошла?» — она выдавливала из себя злость и подозрения. Потому что привыкла ждать подвоха. Но на сей раз не могла уцепиться ни за что. Ведь стоило признать, Годжо ни разу не подорвал ее доверия в важных делах. Они отлично работали в команде еще со студенческих времен. Но все равно гнала от себя какие-то внезапные желания, связанные с ним. Его требовательные губы и разочарованный вздох отштамповались в памяти так сильно, что тот сквозняком замыкал любые интеллектуальные потуги. — Не могу… — выдавил он и запально накрыл ее губы своими. Рефлекторно она попыталась отстраниться, но потом словно отключилась. Все мысли, роившиеся в его голове, лопнули, как мыльный пузырь, оставив белую тишину. Его рот чуть приоткрылся, и поцелуй получился более смелым. Утахиме удивленно дернулась и чуть приоткрыла рот. Сатору воспользовался этим и скользнул языком внутрь. Иори, сохранившая крупицы самоконтроля, стукнула кулаком по его груди, но Годжо мягко провел пальцами от ее запястья до локтя. Он запрокинул ее локоть наверх, и она сама обняла его. Сердце металось по клетке костей, как пойманная птичка. Кровь шумела в ушах. И ему стало так спокойно и хорошо. Словно бы он сделал то, чего хотел много лет. Иори невесомо провела ногтем линию от его пальцев до запястья. И вихрь мыслей в голове Годжо закрутился с невероятной скоростью. Утахиме обняла могучие плечи и одну руку положила на затылок, сжимая волосы. Волна удовольствия пронеслась медленно от сильной шеи к паху. Когда в дверь постучали, Сатору почувствовал, как гибкое тело дернулось. Он чуть сильнее прижал ее, не давая прервать поцелуй. В дверь снова постучали. Утахиме уперлась ладонями в его грудь. — Они оставят еду на пороге, — нетерпеливо прошептал он ей в губы. Утахиме растерянно оглянулась на дверь. Вот постучали в последний раз, и послышался удаляющийся стук каблуков. Иори выдохнула, поворачиваясь к нему. — Пожалуйста, — негромко попросил он, — еще не все. Утахиме покраснела сильнее и приняла еще один смелый поцелуй. Годжо взял ладонями ее лицо, вжимаясь в нее губами, лаская языком язык. Он будто хотел напиться холодной воды в жаркий день. Чем дольше они целовались, тем меньше в голове Иори оставалось стоп-мыслей. Утахиме стала охотнее отвечать ему. Сатору не сразу понял ее напор. Он чуть замедлился, осознание доходило не сразу. Утахиме закусила его нижнюю губу и совсем немного надавила на грудь. Годжо покорно шагнул назад, наслаждаясь. Он потянул ее за собой, ведя и пытаясь взять ситуацию в свои руки. Они сделали пару шагов назад, пока Сатору не уперся лопатками в стену. Иори хотела отойти на шаг, но Годжо взялся за ее шею широкой ладонью, практически сомкнув пальцы вокруг, и снова поцеловал. Утахиме не ожидала, поэтому чуть не съехала на пол. Сатору подхватил легкое тело, и они поменялись местами. Он придерживал ее одной рукой, а второй опирался о стену возле ее затылка. Мужчина не думал ни о чем. Влажные губы порывисто съехали в изгиб ее шеи. Мокрый язык тонко очертил ключичную мышцу, глаза Утахиме расширились, она со свистом втянула воздух. — Г-годжо… — сипло позвала она, упираясь ладонями в его плечи. Он не отвечал, занятый ею. Утахиме царапнула его плечо, почувствовав, как он втянул кожу возле яремной ямки. — Годжо, стой, — настойчивее отозвалась она. Сатору замер. Девушка, будто окончательно придя в себя, хотела сильно оттолкнуть его, но получилось лишь немного отодвинуть. — Я… — растерянный голос сразу попытался набрать яростный оборот, но получилось это как-то даже по-детски комично. — Я злюсь! Годжо сначала растерялся и осмотрел смущенно-негодующее лицо девушки. Она в оборонительном жесте прижимала ладонь к его груди, видимо, в намерении яростно пнуть. Но он чувствовал, как пальцы ее тряслись. Янтарные глаза никогда не смотрели на него так: смущенно и испуганно. Пытаясь скрыть все эти чувства за бумажной злостью. Ее губы, после поцелуя налитые кровью, все еще были влажными. Смешок вырвался из его легких непроизвольно, отчего Годжо сразу недоуменно нахмурился. Желтые глаза расширились в негодовании, Сатору закусил сразу две губы от смеха. — Ты! Да ты!.. Тебе смешно?! Утахиме отчитывала его. Сатору расхохотался и отпрыгнул на метр. Он почувствовал окутывающее его сердце тепло, вечное лето, несгораемое Солнце. Годжо ненавидел зиму, ненавидел канун Рождества, ненавидел бессилие, накатывающее на него из раза в раз. Но сейчас, проваливаясь в тягучее солнечное свечение, он хотел вдохнуть так глубоко, чтобы закружилась голова. Раскрасневшаяся девушка затопала в спальню, отпихнув смеющегося Сатору вбок. Его немного шатало. Он облизнул губы, и воспоминания о долгом поцелуе снова накрыли. — Утахиме, нам же с тобой уже не по пятнад… — Годжо с большим трудом привел голос в норму, запретив себе гоготать. Но он расхохотался еще больше, когда Иори громко и яростно выкрикнула из спальни: — Спокойной ночи!