Бороться

Она бежит. Убегает от него, себя, прошлого. От того, что как медленная бомба – счёт ведёт, но в один момент дойдёт до нуля. Заполонит в этой пучине боли и страха, что только и правят там. В тех стенах, где когда-то была иллюзия счастья и заботы. Где раньше она находила спасение, где могла жить, а не существовать. Но не сейчас. Единственное, что осталось в таких родных стенах – кровавые подтёки и вечные страдания. И девушка хочет, чтобы они прекратились. Жить хочет, а не ждать конца. Но ведь простого "хочет" мало, не так ли? Если ты чего-то жаждешь – должен действовать, иногда себе же в ущерб. В этом мире надо бороться. Открывает глаза, сквозь пелену замечая, что находится не в своей комнате, не в своей квартире... Где она и что с ней? — первый вопрос, что возникает в голове. Голова раскалывается, а тело будто ватное, даже руку поднять трудно. Слегка голову в сторону поворачивает и видит... какую-то девушку, что уснула, судя по всему, на стуле, пока караулила её. – Юана! — откуда-то голос доносится, а спустя несколько секунд перед ней предстаёт, как она поняла, его обладательница. У этой девушки азиатская внешность, короткая стрижка и тату на лице. – Симпатичная, – подмечает про себя, как слышит, что к ней обращаются. – О, ты очнулась наконец-то? Как себя чувствуешь? — интересуется, пока сидящую на стуле девушку за плечо теребит, — Юлиана, просыпайся блять! Та всё-таки глаза открывает, протирая, видимо, немного не понимая, где сейчас находится и что от неё хотят. – Ну... будто меня переехал танк... — отвечает честно, а потом догадывается, что даже не представилась. — Меня Маша зовут. – Меня Оелана зовут, можно просто Оел, а это... — указывает на вторую, будто Романова не поняла про кого она, — Юлиана. – Тебя, кстати, правда почти переехали. Не танк, конечно, но легковая машина всё-таки врезалась, — подаёт голос только отошедшая ото сна девушка. И тут в голове всплывают картинки. Бежит, что есть силы, стараясь скрыться, потеряться для них. Ноги жутко болят и уже подкашиваются, но она не останавливается, иначе попросту не выживет, вернётся обратно, и кто знает, что будет её ждать там. Выбегает на дорогу, совсем не замечая красного света и машину, что через долю секунды сбивает её с ног. Большего она не помнит. – Да... Я что-то такое припоминаю. А вы... как нашли меня? Почему забрали? Две девицы переглядываются, видно, думают, как поступить, как сказать, но первой голос вновь подаёт Оел: – Думаю, мы не те, кто должны тебе это рассказывать. Сейчас, подожди здесь, — и убегает куда-то. Маша лишь хмыкает. Так сказала, будто она уйти может. Она голову кое-как повернула, а тут... Не хочется думать об этом сейчас. Возращается через пару минут, да и не одна, с ней женщина лет сорока. На вид самая обычная, красивая, с пшеничным цветом волос. Ещё, что можно было примерить – серьезная. Видно, что женщина волевая. – Здравствуйте, — решает первой нарушить тишину младшая, чувствуя всем нутром пристальный, или даже прожигающий взгляд зелёных глаз. – Здравствуй, Мария. Я знаю, что у тебя много вопросов, но на них я отвечу тогда, когда ты будешь чувствовать себя чуточку лучше, — не даёт и слова сказать, самовольно решая всё за двоих. Да ещё и неизвестно откуда имя её знает... И ей на деле такое не нравится, честно говоря, но всё же слушается, потому что и сама понимает – не в состоянии она. – Ты поспи сейчас, наберись сил, а поутру, если тебе станет легче, мы поговорим, — утверждает, направляясь на выход, у самой двери разворачиваясь, — Айыллаана, Юлиана, идёмте. А те послушно выходят. – Натренированные, что-ли? Типо пёсики? — думается кареглазой, от чего она хмыкает. Понимает, что уже устала, хоть и не делала ничего, но слишком много взвалилось на её голову за эти пару часов. Глаза прикрывает в раздумьях, неосознанно проваливаясь в сон.

***

На утро она действительно ощущает себя лучше, будто за ночь её исцелили. Пытается даже встать и... на удивление, получается. Только ноги малость трясутся, но оно и ясно, если с машиной столкнулась. Несмотря на то, что ей удалось встать, она всё ещё отсиживалась в комнате , боясь позвать кого-то. А вдруг спят? Чувство некой беспомощности – худшее, что можно испытывать, пожалуй. И сейчас Маша согласна с подобным высказыванием на все сто. Наконец-то в голову приходит осмотреть комнату, в которой находится. Та очень красивая, можно сказать стильная, в каком-то смысле. Стены молочного оттенка, шкаф приличных размеров, письменный стол, небольшое трюмо, тумба у кровати. Несмотря на это, комнатка выглядела... пустой. Словно сюда никто не заходил до того, как появилась она. Её отвлекает тихий, приглушённый стук, а затем дверь приоткрывают, будто боятся. В комнату заходит невысокая шатенка с короткими кудрявыми волосами. В руках у неё тарелка с, судя по всему, омлетом и чашечкой пока что неизвестного для Романовой напитка. – Привет, — негромко бросает зашедшая и ближе подходит, — меня Кариной звать, а тебя Маша, да? Кивает, следя за тем, как девушка ставит еду с чашкой на прикроватную тумбочку, поворачиваясь к ней. – Надеюсь, ты ешь омлет, — а затем переводит взгляд вновь на тумбу. — Это... травяной чай, ну, он вкусный. И полезный тоже. – Да... спасибо, Карин. Слушай, а эта женщина?... – Маргарита Артуровна? Она сейчас немного... занята, но скоро освободится и придёт к тебе. – Маргарита Артуровна? То есть она не ваша мама? Ну, мне показалось, ибо... – Странно, что мы живём вместе, да? Я бы рассказала, но мне нельзя. Потом, может, узнаешь. Опять не та, опять нельзя. Да что за секта такая? Что происходит? Почему они все вместе живут? Что за табор? Одна сплошная тайна. Карина, видимо, замечает, что вторая в раздумьях находится, и решает не мешать, поэтому лишь кидает: – Если что-то понадобится, можешь просто звать меня, — выходит. Наедине с собой Романовой одновременно хорошо, но и некомфортно. Потому что обычно она всегда одна. Привыкла, поэтому и в порядке всё, но в голову ужасно ударяют флешбеки, самые тяжёлые моменты из прошлого, когда она была одиночкой. И, вспоминая, будто переносится обратно туда, когда была совсем маленькой. Когда ей было страшно и она не понимала, уйти или остаться. Смотрит на тумбочку, где стоит уже остывшая еда , решая всё-таки поесть. Не сказать, что эти люди вызывают какое-то доверие, но желудок таки требует трапезы. Когда доедает, то и из комнаты кое-как выходит. Думается ей, что нужно хоть узнать, где находится. Да и тарелку отнести стоило бы. Насколько вообще правильно разгуливать по чужому дому? Проходит мимо зала, а там какие-то... ещё девушки? Одну из них уже знает – Юлиана, а ещё двух понятия не имеет, как зовут. Те, видимо, тоже её заметили, поворачиваясь. Одна из них не то, что с короткой стрижкой, она в принципе лысая, в кислотно-розовом топе, а вторая с примерно такими же кудрями, как и у Карины, с ничем не примечательной одеждой. Смотрят, переглядываются между собой, пока Юна первой голос подаёт: – Малышка, привет! Ты всё-таки жива и даже ходишь, это та-а-ак круто, — бредово несёт она, — мы тут с девчонками обсуждали... – Калякина, цыц! — дева в топе затыкает, видимо, не желая, чтобы Романова что-то там узнала, — Маша, — обращается к ней, и опять человек знает её имя, да что же это такое? — Сейчас я тебя проведу к Маргарите. И, как поняла кареглазая, не зная рамок личного пространства, хватает её за руку. Второй вновь не нравится, но всё также отмалчивается. Её ведут на нижний этаж, а потом и вовсе на улицу выводят. Они идут около двадцати минут в направлении... гаражей? Заходят в один из них, самый большой. Внутри он как целая приличная квартира. К двери неизвестной проходят, стуча ровно три раза, а после, слыша: «проходите!», они заходят. Комнатка, больше подходящая на кабинет, просторная, с двумя шкафами, тумбами и кучей бумаг как на столе, так и, Маша уверена, в ячейках. Целый архив. Что же там быть может? За столом сидит та самая Артуровна, попивая кофе, глазами водя по какой-то тетради. После переводит взгляд на них, махая второй выйти, а Романовой подойти. Плюхается на стул напротив, рассматривая женщину также, как и она. Молчат около двух минут, будто играя в гляделки, но первой сдаётся Маша, опуская взгляд. – Вы мне расскажете? — Потому что ей действительно важно знать, как она тут оказалась, в подробностях. А ещё, когда у неё будет возможность покинуть это место, вернуться... а куда ей возвращаться? – У меня к тебе есть выгодное предложение. Услуга за услугу, так сказать. Послушаешь? — Буквально прожигает её, обводит пламенем в глазах, а ей и делать нечего, как согласиться выслушать, кивает, — это очень выгодно для тебя, Мария Романова, — не даёт даже спросить о том, откуда знает её, продолжает, — две тысячи третьего года рождения, в городе Самара. Я всё разузнала, и даже больше. Я знаю про него, про них, Маша. Два и так больших омута становятся целыми океанами испуга, что можно прочитать, хоть та и старается вида не подавать. – Я уверена, что у тебя много вопросов, но я и не так могу. Мы и не так можем. – Что вы от меня хотите, блять? — Агрессирует на фоне страха. – Тише. Я не сделаю ничего плохого тебе, мы наоборот, творим добро и правосудие. А ты же любишь справедливость? Я знаю, что любишь, к тебе же относились так, будто ты... не на уровне с ними, так? Младшая мешкается, не понимает ничего, хочет сбежать. Опять. – Что вам нужно? Ответьте. – Мы идём вместе. За справедливость. «Спра́вы», слышала? – Это... подождите, это те самые, которые?... — кивок. Уставшая после учёбы, девушка заваливается домой, падая на кровать. В телефон лезет, думая, чем занять себя можно. Листает ленту новостей, замечая нечто необычное: Сегодня в парке имени Горького, где, напоминаем, проходил концерт в честь дня защитника Отечества , группа людей, прозвавшая себя «Спра́вами» явились в масках и с большими плакатами, в качестве протеста по поводу обесценивания труда женщин на фронте в те года, и патриархального отношения к празднику, который, по их словам, должен быть не только для мужчин. Феминизм или террористический акт? – И что вы хотите от меня? Не боитесь, что сдам? — Пребывая всё ещё в шоковом состоянии, уточняет. – Нет, и я точно знаю, что ты согласишься, потому что дело, которое нам предстоит, не похоже на все те, что были до. Это серьёзно. – Расскажете? – Только если согласишься. Да, возможно, это шантаж, но согласись, странно рассказывать подобное человеку, что не с нами. – Почему именно я? — Вопрос, который её волнует больше всего. – Ты узнаешь об этом чуточку позже, обещаю. Боже, ну почему так много загадок? Почему нельзя просто объяснить? Просто рассказать? А Маша – девушка любопытная. Она не может жить в безызвестности, когда это напрямую касается её. Поэтому... – Ладно, я... я согласна, только если вы прямо сейчас расскажете про дело и про то, как я оказалась тут. – Что же, хорошо. Тебя сбила машина, вернее, ты выбежала на дорогу, и прямо навстречу ехал автомобиль. Он относительно вовремя притормозил. Если бы не сбавил скорость, вероятно, ты была бы мертва. А здесь ты лежала около недели без сознания. – А что насчёт... задания? – Я расскажу, но только после того, как ты познакомишься с... ними. – Ними? – Группой, с которой будешь работать.