Время внутри

Драко шел по какому-то странному помещению идеально белого цвета и судорожно пытался разглядеть впереди себя хоть что-то помимо гнетущей пустоты. Но все его старания были до противного тщетны, потому что ему так и не удавалось распознать границы того места, в котором он непонятно каким образом оказался. Создавалось ощущение, что он шел прямиком по воздуху, потому что оттенки стен и пола ни капли не отличались друг от друга, и лишь шум собственных шагов все еще говорил о том, что под ногами было что-то твердое. Воздух казался слишком спертым, и каждое его движение по напрочь пересохшей носоглотке Малфоя царапало слизистую и вынуждало периодически откашливаться, чтобы во рту появилось хоть немного слюны. Драко то и дело скользил языком по искусанным почти в кровь губам, морщась, когда их начинало щипать, и сжимал ладони в кулаки, прислушиваясь к мерному стуку своего сердца. Он ждал, что в итоге перед ним кто-то появится, но чем дальше Малфою удавалось зайти, тем больше его разумом овладевала мысль, что это было какое-то очередное наказание Ордена за его поведение. Только в этот раз оно было гораздо изощреннее, чем пытка одиночеством. Ему хотелось, чтобы Грейнджер снова пришла. Хотелось услышать звук ее дыхания и постепенно приближающиеся шаги. Уловить почти неслышный скрип матраца, который слегка прогибался под весом ее тела, и тихий шорох, что Драко смог в итоге идентифицировать как мантию, шелестящую в ее тонких пальцах. Но шли дни, и ему так и не удалось получить желаемого. Малфой чувствовал, как вина и гнев тесно переплетались где-то прямиком в горле, закрывая для него доступ к кислороду и связным мыслям. И он никак не мог понять, какая именно эмоция преобладала в его сердце. Каждый раз, когда он понимал, что в комнате появлялся посторонний, Драко едва не сходил с ума от желания порвать его на мелкие части. Да, к собственному удивлению, он почти перестал реагировать постепенно нарастающей в теле паникой на чужие, так отвратительно мерзко свистящие в голове голоса. Но это все еще не умаляло его потребности причинить их обладателям боль. Забить. Растерзать. Уничтожить. Словно это именно они виноваты в его вынужденном одиночестве, ведь знали наверняка, по какой причине Грейнджер больше не приходила. Он старался не думать о том, что сам вынудил ее уйти, но это воспоминание, будто червь, выедало плоть, заставляя вновь и вновь прокручивать в голове тот день, когда Драко вновь обрек себя на изоляцию. — Привет. Малфой растерянно замер, смотря на возникшую словно ниоткуда прямо перед собой причину его терзаний. Он жадно разглядывал ее, будто видел впервые, и никак не мог уловить, по какой причине его постепенно начинала терзать мысль, что что-то не так. На Грейнджер было надето больше похожее на балахон странное ярко-желтое одеяние, которое полностью скрывало ее фигуру и даже кисти рук. Она стояла, глядя Драко прямо в глаза, а на ее лице сияла такая теплая улыбка, что он на миг застыл, с удивлением наблюдая за такой новой для себя картиной. Видел ли он вообще когда-либо Грейнджер такой? Скорее всего, нет, потому что последний отпечатавшийся в голове Малфоя ее образ был слишком густо испачкан в крови и сожалениях. — Что происходит? — Драко нахмурился, с подозрением всматриваясь в ее лицо. — Где мы? Это очередная попытка сломить меня? Тогда передай своим дружкам… — Ты помнишь, что сделал? — Грейнджер, продолжая улыбаться, вывела из-за спины маленькую темноволосую девочку с двумя хвостиками на макушке, также одетую в желтый балахон. — С ней. Малфой шумно сглотнул, надеясь, что по нему незаметно, насколько сильно он нервничал. Внешность ребенка была отчего-то до ужаса ему знакома, и он тут же вспомнил свое видение с Пожирателями смерти, что вспыхнуло под его веками в момент панической атаки. Детский смех. Серебряные маски. Пустота. Салазар. Что он сделал? Что он с ней сделал? — Я… — заикаясь, начал он и шатко шагнул назад. — Я не помню. Блядь, Грейнджер, — Драко облизал пересохшие губы и крепко зажмурился от боли в висках, услышав странный шум, будто кто-то внутри его черепной коробки ударил в гонг. — Как я могу вспомнить? Как? Внезапно Грейнджер оказалась стоящей к нему почти вплотную и, взяв лицо Драко в ладони, посмотрела ему прямо в глаза. Он тут же почувствовал, как по его телу прошел мощный разряд электрического тока, который буквально вынудил замершее вместе с ним от изумления сердце колотиться так быстро, словно оно планировало как минимум пробить ребра. Стало значительно теплее, и, мимолетно заглянув за спину Грейнджер, Малфой неожиданно сумел рассмотреть вдалеке смазанные очертания огромного старинного маяка, на самой верхушке которого виднелась тонкая, практически неразличимая полоска света. Такого же оттенка, как одежда на Грейнджер и девочке рядом с ней. — Тебе просто нужно проснуться, Драко. Он резко распахнул веки и почти обрадовался свалившейся откуда-то сверху привычной, спасительной темноте. Драко сухо сглотнул и попробовал пошевелиться, но онемевшие от долгого сна конечности отозвались частым покалыванием глубоко под кожей. Слишком сильным, чтобы считаться чем-то обычным. На какой-то момент Малфою даже показалось, что в его тело кто-то постепенно вонзал тысячи мелких кинжалов — настолько характер боли был интенсивным. Но он быстро отбросил от себя эти мысли, наконец окончательно проснувшись. — Привет. Веки Драко едва заметно дрогнули, когда он услышал тихий голос с левой стороны от себя, но целенаправленно даже не повернулся. Грейнджер пришла, как он того желал, но отчего-то этот факт прошелся неторопливо нарастающим раздражением где-то за грудной клеткой. На себя. На нее. На такую ничем не объяснимую нужду в ее присутствии. На то, что она не появлялась так долго, что ему начали сниться странные сны с ее участием. Это. Слишком. Сильно. Раздражало. — Не поздороваешься? — шепотом напомнила о себе Грейнджер, и Драко усмехнулся. — Что такое? — Что происходит? — Малфой резко сел в постели, поворачиваясь на голос. — Почему я все еще здесь? — Потому что ты должен дать нам информацию о Пожирателях смерти. — И это все? — Да, а ты хочешь чего-то еще? Горло саднило от желания откашляться, но Драко стойко проглатывал этот порыв, а медленно заползающая в воздух тишина с каждой секундой становилась все более нужной. Словно если бы не эта напряженная пауза, то он сказал бы куда больше того, что на самом деле выворачивало его мысли наизнанку. Малфой слишком четко ощущал на себе последствия этих действий, позволяя разуму углубиться все больше в происходящее. Самоанализ всегда был одной из его сильных сторон, и сейчас это выходило для Драко боком, ведь он излишне концентрировался на том, что говорила Грейнджер, сопоставляя ее слова со своей реакцией на них. И его совсем не радовал итог, потому что Малфой считывал сомнение, сквозящее во фразах Грейнджер. Такое же липкое, как и тишина над ними. — Я хочу все вспомнить и убраться отсюда, — отрезал Драко, откидываясь спиной на стену позади себя. — Больше меня ничего не интересует. — Тогда я не понимаю причины твоего недовольства, — хмыкнула Грейнджер. — В конце концов… — Блядь. Малфой резко поднялся на ноги и, преодолевая головокружение от столь стремительного подъема, в три шага оказался рядом с Грейнджер, вслепую находя ее шею ладонью. Он довольно ощутимо сжал нежную кожу, чувствуя, как под пальцами быстро бился чужой пульс, и шумно выдохнул через нос, теряя и без того жалкие остатки самообладания. Грейнджер, как и обычно, сидела за его обеденным столом, и Драко пришлось наклониться к ней почти вплотную, чтобы приблизиться к ее лицу своим. Ему было до безумия жаль, что он не мог ее видеть, но кипящий в венах гнев тихо шептал, что это сейчас совсем неважно. Достаточно быть в этом моменте. — Где твой Орден, Грейнджер? — прошептал Драко, скользнув языком по пересохшим губам. — Почему никто не приходит к тебе на помощь? — А ты и правда надеешься таким образом проверить моих друзей на прочность? — усмехнулась она в ответ, и Малфой уловил едва заметную дрожь в ее голосе, которая ни капли не была похожа на страх. — Думаешь, своими детскими выходками сможешь добиться чего-то большего, чем мои визиты? — Я хочу правды! — Тогда вспомни ее, Малфой! Просто вспомни! Голос Грейнджер звенел в ушах подобно сирене, и Драко едва держался, чтобы не зажать их руками в попытке спрятаться. Бессилие слишком настойчиво облизывало кожу, вновь и вновь подводя Малфоя к неутешительной мысли, что Грейнджер права. Судя по тому, что она не испугалась его грубости, Орден все это время был где-то рядом и, конечно же, попросту не мог не подстраховать свою Золотую девочку, а значит, что они и правда бросили все на самотек, решив дождаться, пока Драко сам принесет им всю необходимую информацию. Видимо, их вполне устраивало текущее положение дел. И никто из них даже не планировал делать что-то еще, чтобы помочь ему вспомнить. В конце концов, они всегда могли рассчитывать на то, что его отец или мать попросят обмен. А они обязательно попросят. Малфой не сомневался. — Я пытался, — прошептал он куда-то в пустоту, кривясь от отвратительно четкого отчаяния в собственном голосе. — Но я не понимаю, в какую сторону мне стоит двигаться. Везде слишком темно. Драко вздрогнул, когда ощутил едва заметное прикосновение чужой ладони к щеке, и шумно сглотнул. Грейнджер явно приподнялась, оказываясь почти на одном уровне с ним — так, что Малфой мог уловить движение ее дыхания на своих губах. И он боялся пошевелиться, не желая спугнуть это странное, но отчего-то до зубовного скрежета необходимое действие. — Я покажу. Как только с губ Грейнджер сорвался последний слог, Драко почувствовал холод чужой волшебной палочки у виска и услышал шепот заклинания, который от волнения ему так и не удалось идентифицировать. В ту же секунду все вокруг мелко задрожало, словно от небольшого землетрясения, и Малфой задержал дыхание, отчаянно прислушиваясь к каждому шороху рядом с собой. До него урывками долетали звуки осыпающихся стен и грохот ломающейся мебели, но он был уверен, что всего этого на самом деле не происходило. Все то, что Драко прямо сейчас слышал, являлось лишь результатом выворачивания его памяти наизнанку, пока Грейнджер плутала по закоулкам его разума и стучалась в каждую закрытую дверь, пытаясь показать ему его собственные воспоминания. Вспышка. Малфой зажмурился, внезапно ощутив на сетчатке яркий свет, и быстро поморгал, привыкая к освещению и смакуя возможность видеть. Это было так непривычно, что глаза будто обжигало раскаленной лавой, но, несмотря на это, Драко жадно разглядывал окружающую обстановку, наслаждаясь каждой секундой своего вернувшегося зрения. Он осмотрелся вокруг, пытаясь понять, где именно находился, но все казалось совсем незнакомым. Светлые стены, выполненные в теплых песочных оттенках, удачно гармонировали со шторами на большом приоткрытом окне, откуда доносился легкий ветерок, колышущий атласную ткань. Помещение было довольно просторным, но оттого не менее уютным, потому что Драко не почувствовал никакого дискомфорта. Скорее наоборот. Он словно был дома. Малфой шумно сглотнул, увидев самого себя, лежащего в постели под объемным белоснежным одеялом, и, не выдержав, подошел чуть ближе, чтобы иметь возможность рассмотреть каждую деталь. Его двойник крепко спал, подложив руку под голову, и на его лице царили спокойствие и полная беззаботность. На какой-то момент Драко испытал укол зависти прямо в сердце, глядя на свою точную копию, потому что он сам уже и не помнил, когда в последний раз мог себе позволить нечто подобное. Жизнь в одном доме с Темным Лордом научила его приспосабливаться абсолютно ко всему, но он все еще не мог спокойно спать, слушая крики пленных в темницах, которые доходили даже до его крыла. Малфой твердо запрещал себе думать о том, что делали с несчастными, раз они кричали настолько громко, но просто отгородиться от этого полностью никогда не мог. Ведь Волдеморт запрещал ставить Заглушающие заклинания, желая, чтобы все его приспешники знали, что их может ждать за неповиновение. — Драко! Драко! Малфой вздрогнул, услышав за дверью взволнованный голос матери, и резко развернулся, двинувшись в ее сторону. Сердце в груди то и дело сбивалось с устоявшегося ритма, но он старался не обращать на это внимания, целиком и полностью сосредоточенный на происходящем. Ему никак не удавалось ухватиться за какую-то мысль, так навязчиво зудящую в голове, которая казалась Драко почему-то очень и очень важной, и это выводило его из себя. Он не понимал, что именно пыталась сейчас сказать ему Грейнджер, но еще больше его волновал вопрос, как именно она могла получить такие важные воспоминания. Такие личные воспоминания. — Мама? — его двойник сонно потянулся и откинул одеяло, садясь в постели. — Что случилось? — Тебе пора, — Нарцисса опустилась рядом с ним на матрац, и Малфой заметил, как у того Драко вытянулось лицо. Больше на нем невозможно было прочесть ни капли того спокойствия, что так сильно выделялось еще пару минут назад. Сейчас Малфой видел в нем панику. Чистую. Ничем не разбавленную панику. И внезапно ощутил, как кто-то невидимый словно сжал его собственное горло холодными, отвратительно липкими пальцами, так щедро передав все эмоции, что пропускал через себя его двойник. Драко слишком четко почувствовал чужой страх. Будто прекрасно знал, каким насыщенным он должен быть именно в этот момент. — Хорошо, — твердо сказал другой Драко. — Я сейчас… Изображение вдруг резко задергалось, будто от помех телевизионной антенны, а звук стал постепенно затухать, и разобрать хоть какие-то слова было попросту невозможно. Драко отчаянно вглядывался в шевелящиеся губы своего двойника, надеясь понять, что именно он говорил, но так и не сумел ничего вычленить. Лишь белый шум, который внезапно словно заполонил его разум, буквально выталкивая Малфоя обратно. В темноту. Он все еще тяжело дышал, дрожа всем телом от такого резкого возвращения в реальность, и дернулся, когда ощутил теплую ладонь Грейнджер на своем плече. К горлу настойчиво подкатывала тошнота, и Драко лишь надеялся, что все-таки сможет удержать содержимое желудка на месте, хоть это и было практически нереально, учитывая все то, что он только что пережил. — Ты в порядке? — участливо спросила Грейнджер, продолжая касаться его плеча. — Тебе нужно выпить воды. — Покажи мне еще, — сбивающимся голосом прохрипел Малфой, облизав пересохшие губы. — Покажи мне. — Это не очень разумное решение. Тебе нужно отдохнуть. — Покажи. Мне. Еще, — уже тверже процедил он в ответ и закашлялся. Голова кружилась, а в горле словно царапали слизистую острыми камнями — настолько тяжело было даже дышать, но он будто не замечал никакого дискомфорта. Все это казалось совсем неважным, потому что Драко знал, что был уже рядом. К чему-то такому, что абсолютно точно сможет пролить свет на то, чем он жил в последнее время. Потому что по какой-то совершенно невероятной причине увиденное пару минут назад подвергло сомнению все, во что он когда-либо верил. Грейнджер молчала еще примерно пару секунд, будто что-то тщательно обдумывая, а затем, опустив ладони на его щеки, наконец еле слышно прошептала, послав по позвоночнику Драко дрожь предвкушения: — Тогда держись крепче. Малфой отчего-то даже не дернулся от прикосновения чужих губ к своим и, опустив веки, слегка приоткрыл рот, отвечая на поцелуй. Грейнджер пахла розами, и ему до безумия захотелось впитать этот аромат в свою одежду, чтобы, лежа в холодной постели, жадно ловить его уже затухающие нотки. Он не мог никак объяснить эту странную и совершенно ничем не подпитываемую необходимость, но уверенно шел ей навстречу, чувствуя, как сердце в груди периодически замирало от предвкушения. Поцелуй углубился, и Драко шумно выдохнул через нос, когда Грейнджер провела кончиком языка по его небу. Ладони горели от желания коснуться ее, и он осторожно, словно боясь оттолкнуть, опустил их на тут же прильнувшее к нему совсем близко пышущее огнем тело. Хрупкое. Горячее. И до безумия соблазнительное. Малфой вслепую вел кончиками пальцев по одежде Грейнджер, безжалостно сминая тонкую ткань ее рубашки, и внезапно резко потянул на себя, вынудив подняться со стула. Он аккуратно наклонился вперед, нащупывая свободной рукой край стола за спиной Грейнджер, и усадил ее на столешницу, становясь прямиком между ее раздвинутых бедер. Драко почти задыхался от слишком острых ощущений, что бурлили по всему телу, сосредотачиваясь где-то в районе паха, и покорно позволял им контролировать каждое свое движение. Разрешал себе делать все то, что не представлял даже в самых сумасшедших мыслях. В самых глубоких и потаенных снах. Сейчас это словно была совсем другая реальность. Совершенно иная жизнь. Он не мог видеть лица Грейнджер и потому следил за ее эмоциями только по звукам. И то, что срывалось с ее губ, явно говорило о том, что она хотела происходящего. Ее стоны были греховными, тягучими, как карамель на солнце. И отпечатывались с обратной стороны легких Малфоя, вынуждая продолжать касаться ее тела снова и снова. Лишь бы выбить из ее горла еще один восхитительно пошлый задушенный всхлип, когда Драко вел кончиком языка по ее коже, слизывая желание. Эгоистично запирая его глубоко внутри себя, чтобы оно принадлежало только ему одному. Его ладони жадно сжимали ягодицы Грейнджер, подтягивая ее ближе к краю стола, и, когда ее промежность оказалась прижатой вплотную к члену Малфоя, он сдавленно застонал куда-то в сгиб ее шеи. Контроль остался далеко за пределами комнаты вместе с привычной мантией Пожирателя смерти, и сейчас в воздухе стоял лишь восхитительно густой запах возбуждения. И желание утолить друг в друге все то, что так никогда и не позволит спокойно спать по ночам. Никогда больше не отпустит. Драко резко дернул полы рубашки Грейнджер в стороны, не обращая внимания на то, как оторванные пуговицы с глухим стуком покатились по полу, и сдвинул вниз чашечки ее лифа, обнажая грудь. Кожа Грейнджер мягкая и нежная. Малфой чувствовал под пальцами ее мурашки, и это окончательно сносило крышу, когда он с трепетом впитал в себя, насколько она может быть отзывчивой. Он опустился с поцелуями ниже и обхватил губами сосок, лаская его самым кончиком языка, чуть прикусывая зубами. То, как Грейнджер задрожала в его руках, заставило его крепче зажмуриться, чтобы хоть немного ослабить хватку на ее шее. Блядь. Драко так сильно хотел ее, что от этого сводило живот и перехватывало дыхание. Было страшно за совершенно безумную реакцию организма на ее близость, но Малфой почти этого не понимал. Все, что сейчас владело его вниманием, было сосредоточено где-то в месте смыкания губ Грейнджер, которые он до этого целовал так жадно, словно от этого зависела вся его жизнь. Драко тихонько усмехнулся, когда она резко оттолкнула его от себя и, спрыгнув со стола, вжикнула молнией на джинсах. Послышался глухой шорох снимаемой одежды, и через секунду Малфой вздрогнул от прикосновения к своему животу. Грейнджер настойчиво потянула его к себе за пояс брюк, и Драко шумно выдохнул, когда понял, что теперь она сидела перед ним на столе полностью обнаженная. Он тут же скользнул ладонью между ее ног, огладив внутреннюю часть бедра, и застонал с ней в унисон, наконец коснувшись влажной промежности. Грейнджер безумно горячая и влажная. И он почти сошел с ума от одной лишь мысли, как может быть хорошо внутри нее. Желание ударило в затылок с новой силой, и он медленно ввел в нее средний палец, с силой закусив щеку изнутри. От ее стонов дрожали колени, а от ощущения рваного дыхания на коже хотелось до хруста сжать челюсть, что Малфой и сделал, чтобы сконцентрироваться. Ему до одури нужно войти в нее, но он призвал на помощь весь свой самоконтроль, чтобы мягко скользнуть по влажному клитору, подмечая, как стоны Грейнджер начали становиться громче. Драко добавил еще один палец и стал двигать ими чуть быстрее, не забывая ласкать языком ее грудь, а когда Грейнджер наконец кончила, вошел в нее членом, зажмуриваясь. Отголоски ее оргазма мягко прошлись по Малфою небольшими сокращениями мышц, и он облизал пересохшие губы, делая толчок. Ладони машинально нашли ее бедра, сжимая их до тихого стона с искусанных губ Грейнджер. Еще одно движение, и рот Драко приоткрылся, а голова запрокинулась. В Грейнджер слишком хорошо, чтобы это было правдой. Он смаковал каждое прикосновение мягких, шелковых стенок, обнимающих его член так идеально, что дыхание тут же сорвалось до жадных, совершенно диких глотков воздуха. Драко неосознанно ускорился, переместив руки на тонкую талию Грейнджер, и крепче сжал нежную кожу. Ее фигура хрупкая, и он без труда обхватил ее так, что почти соприкоснулся своими большими пальцами на ее животе. Идеально. Стоны Грейнджер разбивались о его тело и таяли где-то под потолком, а Малфой терялся в пространстве и времени. Под закрытыми веками плескались какие-то невнятные картинки, и ему пришлось открыть глаза, чтобы остановить головокружение. И внезапно для себя Драко понял, что тьма, окружающая его непозволительно много времени, внезапно начала рассеиваться. Он видел, как Грейнджер закусывала губы, встречая каждый его толчок. Видел, как подпрыгивала ее грудь от слишком интенсивных движений. Видел собственные руки на ее теле. Видел, как исчезал в ней его член. И это было лучше, чем Драко мог себе представить. Он смотрел на нее. Жадно впитывал каждый изгиб стройного тела и старался пересчитать родинки на ее коже. Почему-то Драко казалось, что это очень важно — запомнить ее. Потому что он боялся, что в какой-то момент темнота вновь заберет его и все происходящее вновь затеряется где-то в его снах. Словно этого никогда и не было. А он безумно хотел помнить. Каждую секунду. Ускорившись, Малфой шумно выдохнул, когда встретился взглядом с Грейнджер, которая, округлив губы в непрекращающихся стонах, заглядывала словно куда-то прямиком ему в душу. Он едва устоял на ногах, когда она с громким всхлипом испытала еще один оргазм, восхитительно сжав внутри себя его член, что моментально подтолкнуло Драко к его собственному удовольствию. И в ту самую секунду, когда он кончил на внутреннюю часть ее бедра, Грейнджер приподнялась, обхватив руками его шею, и тихо, до мурашек на коже, шепнула ему на ухо: — Смотри.