Я Волма Дэвиль и не знаю, что мне делать, вообще! Со мной часто так бывает: время, вроде, есть, а как им пользоваться, я не знаю!
И вообще: сейчас рано, всего пять утра, и я должен спать. Но Гарри с Бородой своим грохотом с камбуза меня разбудили. Они всегда очень шумные и их тяжело не услышать! Борода ругается на Гарри, смеется над ним, а тот и слова ему не скажет.
Я хотел пойти на камбуз и украсть пару яблок или груш, которые мы достали из той французской посудины, но Гарри меня прогнал. Я бы, конечно, побегал по палубе, попробовал бы поймать чаек, посмотрел на «Испаньолу» и подумал бы: что может быть на этой шхуне? Которая так близко, но одновременно далеко.
Но я не мог из-за Капитана! Нет, он меня не ругал, он меня очень сильно удивил. Объясню: он обычно такой спокойный, весёлый, ни о чем не переживает, а сейчас я его увидел совсем другим. Он был задумчивый и немного грустный, да ещё и ходил из стороны в сторону, будто лев, не знавший, где его добыча и куда идти.
Я никогда не видел его таким!
И почему-то мне показалось, что это не Вуда вовсе, а какой-то странный человек, надевший его внешность как маску, и не знавший, что ему делать.
И после такой встречи с капитаном желание идти на палубу вообще отпало. Вдруг увидит и наругает, ведь это теперь не наш капитан, а совсем другой. Наш бы капитан не стал бы думать о каких-то трудностях, он всегда говорит:
«Трудностей не бывает, бывают лишь ленивые люди!» — да, наш капитан немного философ!
Эх, вот был бы я как наш капитан Уайт! Интересно, я бы тоже, наверное, ценил самые простые вещи и удивлялся тому, «Какой же наш мир всё-таки прекрасный!» и ругался бы я на то, что мир портят богатые? Я бы тоже без страха сражался перед целой командой? И сидел бы я на коленях перед иконами?
Эх, жаль, что я не он, и не знаю какого это: быть капитаном и немного философом. И единственное, что я сейчас мог делать — это валяться в своем гамаке, да думать о всяких пустяках.
Эх, а если бы я был Винсентом? Я бы был таким высоким и мог бы достать все что угодно и весь мир бы мне казался маленьким, а море мне бы было по колено! А корабль казался бы мне, наверное, совсем маленьким? Ничего и никого я бы не боялся, рвался в бой с улыбкой, без страха и слушал бы самых мерзких людей без отвращения, эх!
Только я не Винсент! Ведь я маленький и все кажется мне большим, даже наша козочка, Муська, которую привел Михаил!
Ох, а если бы я был Михаилом? Я тоже бы делал кучу полезных вещей и все умел? И все бы говорили:
«Какие у тебя золотые руки!» — только я не он! И руки у меня не золотые, а обычные!
Эх, как же скучно в гамаке! А гулять я не могу потому, что Вуду боюсь, вдруг он в первые в жизни не в настроении и прогонит меня прочь? Ах, вот бы мне как Рыжая Борода ничего не бояться! Я бы тоже мог акулу победить и в бочке до Англии доплыть, а потом до Франции и обратно. И у меня было бы много историй. А готовил бы я как бог и все бы меня за это любили!
Ах, ну что за чудесная жизнь? Только она не моя!
А если бы я Гарри был? Не Волмой родился бы, а Гарри? Я был бы, наверное, умный, многое знал. Какое это растение: опасное, неопасное? Вкусное, невкусное? Я бы мог стрелять и всегда попадать в цель, ах! И меня бы оставляли за старшего, когда капитана или Асмадея нет.
Эх, но я Волма, а не Гарри.
А был бы я Жанной? Я бы тоже всех лечил и был такой умной и хитрой с большим ожогом.
Знаете, мне всегда нравились разные шрамы и ожоги, мне кажется, они украшают людей.
Но у меня нет шрамов, только уши рваные, и то это незаметно! Да я и лечить не умею. Никакой я не врач, не то что Жанна.
А если я был бы Немым? Я бы тоже, наверное, был ко всему безразличен и ничего бы не было мне интересно, брр! Не хочу им быть. И Асмадеем тоже, ведь тогда я был бы вредный и неприятный и меня никто бы не любил, эх.
А Айнуру все любят, она хорошая! Ах был бы ею, я бы знал обо всех все, я бы будущее видел и я бы, наверное, умел всё и все бы меня любили!
Но я не она. Я не Вуда, не Жанна, не Асмадей, не Немой, не Борода, не Гарри, не Винсент, не Айнура, не Михаил.
Я никто из них, ведь я — Волма Дэвиль!
Я бесполезное и слабое звено команды, так ещё и младший!
***
Я так ещё долго мог бы на гамаке висеть да ждать, когда Гарри придёт и скажет:
«Пора вставать! Работать пора, чего же ты лежишь, Волма, сделай то, сделай это…»
Но я бы был ему рад, ведь мне тут так скучно без дела и я всего лишь лежу на гамаке и думаю на тем, какой я глупый, слабый, маленький и всем мешающий мальчик. И зачем меня капитан забрал с того рынка, да деньги еще потратил на такую обузу как я?
Но больше я так не мог! Встал я, значит, с гамака и сразу почувствовал холодный пол.
«Эх, на палубе, наверное, прохладно и хорошо! И может быть, капитан больше не грустный и ни о чём не переживает», — подумал я. И если капитан больше не грустный, чего это я должен сидеть тут думать и грустить, если можно гулять по палубе, ловить чаек и говорить с капитаном?
Может быть, он со мной спустится в трюм, нам нальют горячего чаю и мы будем его пить, а он мне истории рассказывать? Потом придёт Борода, будет тоже что-то рассказывать, взрослые начнут говорить, а я их слушать!
Эх ради того можно и не побоятся ругани.
И я быстро побежал на палубу, как я все и представлял. Утро, свет, солнышко совсем не греет, так что ещё немного холодно и чайки ещё на палубе ищут пристанище. А я их считаю и пытаюсь поймать.
Всё как я и представил, но чего-то не хватало, а вернее кого-то.
***
Не хватало капитана! Без него мир не такой хороший и утро не теплое и вообще, без него так скучно мне и одиноко.
И вот ищу я его и нахожу: он стоит на палубе, да с тем Смоллеттом говорит! Я когда впервые Смоллетта увидел, сразу понял:
«Это такой капитан, которого я бы не перенёс!» — он был не таким спокойным, как наш. Он был вечно хмурым, ругался, да ещё и плевался на букву «П», и похож он был больше не на капитана, а на индюка!
И не понимал я, почему наш капитан говорит с этим индюком? И подслушал их, к счастью, вовремя:
— Здравствуй, Смоллетт, доброе утро, — помахал ему Вуда. Он был без своей повязки и, кажется, сегодня опять не спал ночью.
— Здравствуй, чего же ты ко мне вечно лезешь да диалог пытаешься завести? — говорил этот индюк, а наш кэп тяжело вздыхал, будто от скуки.
— Послушай Смоллетт, мы два дурака! И ведем себя как два барана на мосту, которые не хотят друг друга пропускать! — наш сложил руки за спину и устало посмотрел на Смоллетта, который отвел взгляд в сторону и не желал на Уайта смотреть. — Давай лучше пока забудем о нашей, хех, вражде и мы Ливси с Жанной, кажись, поссорили! И черт знает, кого ещё поссорим. Давай просто делать вид, что мы не знакомы и то, что мы никогда не ссорились!
А Смоллетт капитану говорит:
— Да уж, Вуда, ты хоть пират, да прав! Нехорошо выходит, лучше забыть о вражде и жить спокойно, пока с мели не сойдем! — сказал он эту небольшую для обычного человека и просто огромную для такого сухого человека как он, фразу. — Мир? — спросил индюк.
— Мир, — ответил наш кэп и выглядели они так, будто с их плеч упали целые горы.
***
Признаться честно, мне тоже казалось, что сейчас держу огромную гору и то, что вот-вот рухну от её веса, но меня за плечо потряс наш капитан и он ласково, словно он мне не капитан вовсе, а отец, сказал:
— Волма, что же ты тут стоишь да мерзнешь? Пошли лучше вместе в камбуз чай пить? — а я как ему откажу? Я начал кивать, не в силах что-либо сказать, а он улыбнулся и мы вместе сначала пошли за его камзолом, который ещё с той ночи лежал у меня на гамаке. Вуда на меня его надел и мы пошли уже наверх, на камбуз.
— Эх! Чего же вам не спится? — сказал Борода, зевая, потрепав меня по голове. А капитан ему говорит:
— А мы ранние пташки, видишь?
— Хах, не поверю я в то, что Волма пташка ранняя, его ведь не разбудить! — крикнул кок и посмеялся тише обычного. А Вуда ему махнул рукой и, тоже зевнув, сказал:
— Эх, полно тебе смеяться, лучше, пожалуй, нам налей чаю. Холодно на палубе с утра! А как только дела сделаешь, к нам садись, поговорим. — Кок на это улыбнуся и дал нам пройти.
Я сел возле капитана и мы начали болтать о том о сём, а потом пришёл Борода, тоже с нами сел, поставил чай и тоже начал болтать.
А я их слушал, а из моей головы вылетели все мысли. Я будто погрузился на дно морское и больше ничто меня не волновало.
