***
Но вдруг я замечаю какую-то темную фигуру, она идет медленно, не спеша. В руках у неё была свечка, но лица не видно! Она медленно прошла вдоль небольшого коридора и поднялась наверх, на палубу. А я дурак помчался за ней! Ведь интересно же, кто же это такой или такая, и что им от нас надо? Может шпионы этого Смоллетта? И вот я иду за темной фигурой, шарахаюсь от каждого шороха, но не догоняю её. И кажется, этой тени совсем нет до меня дела. Хотя почему это ей не должно быть плевать на меня? У неё свои дела: что-то узнать. Эх, вот бы у меня тоже было хотя бы крохотное дело. Пусть оно будет самое маленькое, но оно же будет значить в разы больше, нежели моё безделье?***
Я шёл за неизвестным вплоть до мачты. Там я остановился и начал следить за уходящей фигурой. А фигура дошла до борта и остановилась. Свеча медленно догорала в её руках, но моё воображение разгорелось только сильнее! Вот сейчас кто-то выплывет из моря и фигура достанет какой-нибудь мешок и кинет его «клиенту», а потом этот «клиент» уплывет далеко-далеко и никто его больше не увидит! Или сейчас эта тень будет ожидать соучастника! Но вдруг волна: она бьёт по левому борту. Фигура держит равновесие, а я падаю с глухим грохотом. Фигура разворачивается и я вижу знакомые черты: мягкие и добрые, вижу знакомую одежду, пропахшую воском, морской солью и даже чем-то сладким. Вижу знакомые руки, которые меня раньше брали и качали чтобы я поскорее уснул, хотя и сейчас они иногда так делают. Ещё вижу знакомое лицо, блондинистые волосы, но они не как золото какое-нибудь! А как пшеница и пахнет точно также. И карие глаза, не темные, а светлые, из-за чего мне всегда вспоминается карамель, когда я на них смотрю. Страно это все: «карамельные глаза», надо же такое придумать! Это был Вуда, наш капитан. — Волма? — говорит он своим голосом, как всегда мягко и спокойно, даже спать от этого голоса захотелось. — Ты чего не спишь? И мне так вдруг стыдно стало! Хотя это и понятно, я, понимаете ли, хожу-брожу по палубе ночью, за капитаном слежу. Может я ему мешаю работать или у него тут секрет! А я, извините меня, все порчу. Так ещё эту дурацкую историю себе придумал, тоже мне, Христиан Андерсен! — Да я, капитан, — говорю я капитану, смотря в пол, — Вот, хожу тут. Скучно, не спится. А вы что делаете? — вот чёрт! Ляпнул и не подумал, может у него и вправду какой-то секрет важный, а я, словно надзиратель, допрашиваю его. А кэп лишь усмехнулся да подозвал меня рукой и потрепал по голове, улыбаясь, так что на душе даже спокойнее стало. — Эх, Волма, Волма! Тоже мне не спится, вот, решил на звезды посмотреть, — он перевел взгляд на сияющие точки на небе и засмотрелся на них. Они блестели и сияли, ещё я видел красные, желтые разводы, и синие тоже, словно какой художник разлил краски на свой незаконченый шедевр. — Скажи мне, юнга, знаешь ли, чем наши звёзды отличаются от звёзд городских? — сказал он, повернувшись ко мне, а я встал возле него и задумался, как какой-то профессор. Ведь в чем разница? Звезды они и в Африке звезды, они звезды и там высоко-высоко и в мире где, скажем, есть доктор со щупальцами, который находит свою любрвь в море и они сражаюсться с кем-то. Тьфу ты! Снова не в тот порт зашел. Опять не о том думаю! Не о звездах, а о каких-то врачах с тентаклями, вот дурень я! А капитан увидел, что я идиот и не отвечаю и сказал: — Эх, Волма, ты не знаешь, хотя ты маленький, тебе, наверное, позволено богом что-то не знать. — «Эх! Опять он за своё», — подумал я. Ненавижу когда меня называют самым младшим! Ведь самый маленький — самый глупый, самый, блин, бесполезный, а ведь это никогда не изменится, я так и останусь самым младшим и самым новеньким. Что сейчас, что даже через сто лет, им и останусь! Прям проклятие какое-то! Хотя через сто лет мы все, наверное уже и умрём. И наши тела будут в земле, а её греть будет солнышко. Будет хорошо. Потом там цветы вырастут: желтые, красные, синие, и детвора будет гулять возле наши крестов петь и танцевать. Вот черт, опять! Думал о том, что самый младший, дошёл до своих похорон. Прям жизненный путь. — Ты меня слушаешь или опять о чем-то думаешь? — вдруг спросил капитан. Я аж вздрогнул от неожиданности. Кажется я о нём совсем забыл. Юнга забыл о капитане во время разговора! Подходите, комедия от Волмы, тьфу! — Плостите, капитан, — робко ответил я, почесывая голову. — Я вот соследоточиться не могу, мысли как волны! Одна сменяет длугую и не одна не дает мне покоя и уснуть я не могу не из-за бессонницы, а из-за мыслей, котолые плавают в моей бошке! — я стучу по виску и понимаю, что мои пальцы уже болят от холода. Я шмыгаю носом, понимая, что замерз, а это замечает и капитан. Он даёт мне укрыться в его теплом камзоле и я как кот мурлычу и так хорошо на душе. А он всё говорит и говорит, я уже почти сплю, но замечаю свет в иллюминаторе. Он мягкий, но одинокий и горит из точно такой же одинокой каюты с точно таким же одиноким капитаном. А я своему кэпу говорю: — Вуда, смотли, а тот капитан тоже не спит, как и мы, интелесно, почему? — задаю вопрос и смотрю своими зелеными глазами в чужие карие и, не дожидаясь ответа, продолжаю: — Навелное ему там одиноко! А Вуда отводит взгляд и думает, будто не зная, что и сказать, на заявление семилетнего мальчишки о чужом капитане. — Может он злой, потому с ним водиться никто не хочет? — продолжаю я, словно пытаясь ему что-то доказать, только капитан со мной и не спорил, а лишь молчал как рыба. — Может он на самом деле хочет тепла и уюта, но боится это показать? Может он тоже человек и вдлуг кого-то любит? Но этот его любимый человек далеко-далеко и не может он увидеться с ним. Или поссорились они из-за елунды и тепель он не знает, что и говолить этому человеку? — я словно пытался раскрыть тайную злого капитана как Шерлок Холмс. Но Уайт меня потрепал по голове да взял за руку. — Волма! Не лезь ты в чужую душу, она, может, ранена и болит, — говорит он, будто это я его обидел, но потом наш капитан веселеет и улыбается мне в лицо. — И я не буду и никто не будет соваться в чужое сердце! Лучше давай уж спать ляжем, а то будем как сонные мухи завтра и ничего делать не сможем. А я, а что я? Я не спорил, кто я такой чтобы спорить с капитаном?