***
И вот Александр ждёт Уайта. «Может он забыл?» — Смоллетт переводит взгляд на часы, и видит, что до их встречи ещё полчаса и что он просто торопит время. «Может стоит попытаться расслабиться?» — приходит вдруг в голову капитана светлая мысль. Да он просто немного волнуется, всё же первый дружеский разговор с Вудой за последние годы. Капитан присаживается на деревянный стул и откидывает голову назад, прикрывая при этом глаза, и даже не замечает, как медленно, но верно, погружается в свои воспоминания о былых деньках.***
Капитан видит старый родительский дом, это был небольшой особняк, он не вычурный и выглядел немного бедно, ведь отец Александра никогда не ценил всякие излишества, ни в жизни, ни во внешнем виде дома, а уж тем более, в сыне. Вообще этот человек был очень холодным, что с окружающими, что с семьёй, и при этом особо не участвовал в жизни младшего Смоллетта, но, не смотря на это, он вызывал у будущего капитана лишь одно чувство, и это был: Страх.***
И вот перед глазам фасад дома сменяется кабинетом отца. Александр видит себя. Хоть ему тогда и было около пятнадцати лет, в тот момент он больше походил на маленького дрожащего от страха, нервно переступающего с ноги на ногу, ребёнка. Также он видит и высокую, темную фигуру отца, взирающего на сына, не отводя взгляда, а тот в ответ старался даже не смотреть на родителя. — Александр, — строго начинает мужчина. Его взгляд холодный и будто режущий любого насквозь. — Да, отец? — младший робко поднимает взгляд на родителя. — Скажи мне на милость, тебе так сильно нравится разочаровывать нас с матерью? Вместо ответа лишь отрицательный жест. Мужчина хмурится, но через пару секунд говорит пятнадцатилетнему юноше: — Со следующего месяца ты переводишься на обучение в лицей в городе Манчестер, — на слова родителя мальчишка лишь сжал кулачки и закусил нижнюю губу, лишь бы не заплакать от грусти и обиды. На это черты отца смягчились и он, положа на плечо сына руку, сказал: — Пойми, Александр, я тебе только добра желаю, я строг только потому, что хочу сделать из тебя настоящего человека, а не смазливую свинью, — на эту речь послышалось лишь угуканье.***
И вот воспоминание сменяется с грустного на радостное. Он видит маленькую кухню, старую и обшарпаную от времери. Краска то и дело сыпалась со стен, а пол был холодным, поэтому жильцы всегда были в вязаных носках. Благо хоть и старая, но коза у них имелась. Александр видит как мягкий свет озаряет комнату. Он видит как сидит за столом возле окна и пьет с молодым Уайтом чай. У того Вуды не было шрама, а его волосы блестели и переливались в солнечном свете, напоминая пшеницу, хотя, впрочем, это и сейчас так. Он почувствовал вкус варёной моркови у себя во рту это и неудивительно, ведь они пили морковный чай, у которого был отвратительный вкус (серьёзно, как Вуда его пьет?!), правда сейчас кружка Уайта была в стороне. Тот шокированно смотрел на своего друга. — Ты хочешь сказать, что твой папаш… — тот оборвал слово и, театрально прокашлявшись в кулак, сказал: — То есть, твой отец хочет отправить тебя в какую-то школу за сто миль отсюда?! — в глазах будущего пирата читалось волнение и страх из-за скорого расствания с товарищем. — Ну вообще в лицей, но да, друг мой, ты прав, — сказал молодой Смоллетт, складывая руки на груди, тяжело вздыхая. — Ну нет, знаешь ли! — вдруг Вуда встаёт из-за стола и заявляет: — Я нашу дружбу из-за этого прекращать не намерен! И вообще, я могу тебе писать! Да, именно. От такого заявления будущий капитан рассмеялся. «Да, именно.» Самоуверенность друга его смешила и заставляла улыбаться, впрочем, даже взрослого Смоллетта это заставило издать тихий смешок. А будущий пират недовольно пыхтел, и вот он положил руки на стол, и теперь лицо Уайта находилось всего в паре сантиметрах от лица товарища. От неожиданности на лице сидящего юноши на пару секунд появился алый румянец, что быстро спал, и он с лёгкой улыбкой смотрел в карие глаза Уайта. Которые будто горели от решимости. — Неужто ты мне не веришь? — вдруг спросил Вуда, приподнимая одну бровь и смотря в глаза Смоллетта. — Даже я ещё не знаю, какой именно это лицей, неужели ты будешь писать сразу во все? — с усмешкой в голосе сказал будущий капитан. — Алекс, — вдруг произнес будущий пират, — Если надо будет, я готов писать хоть во все школы мира, лишь бы получить из одного письмо от тебя. Слова Вуды были словно мазь на рану, что заставило сердце что молодого Александра что нынешнего биться быстрее. — Хах, умеешь ты подбодрить, — после слов друга выражение лица Уайта смягчилось, а на лице появилась улыбка. Тот отошел от Смоллетта и уселся на свое место. От нахлынувших приятных чувств юноша и не заметил как сделал глоток морковного чая, на его лице сразу появилась гримасса отвращения, что рассмешило рядом сидящего друга. — Боже правый, ну как ты это пьёшь? — недовольно пробурчал будущий капитан. Нет, он не был из привередливых, но вкус этого чая мало кому придётся по душе. — Ох, знал бы ты, как долго меня этим чаем бабушка поит, когда я болею, аха, — рассмеялся Уайт.***
Из воспоминаний Александра вывел стук в дверь. Он быстро глянул на часы и с усмешкой для себя осознал, что полчаса уже прошли. «Хах, вовремя он», — с улыбкой в голосе произнес капитан, открывая двери гостю. На пороге стоял сам Уайт. На нем не было треуголки, от чего Александр мог отчетливо видеть золотистые волосы. Пират был немного ниже его ростом, а одет был в белую рубашку, черный камзол, кожаный ремень и штаны. И конечно, на нем, как всегда, была его фирменная повязка. Но как только Смоллетт осознал, что слишком долго рассматривает пирата, он отошел назад, молча пропуская гостя. — Рад тебя снова видеть в виде друга, а не врага, Александр, — с доброй улыбкой сказал пират, смотря прямо в голубые глаза джентльмена. — Я тоже рад тебе, — с мягкой улыбкой ответил Смоллетт. Его взгляд казался слегка уставшим, но на удивление мягким, хоть тот явно старался держаться строго.***
Шло время и наши товарищи по морю сами не заметили, как их разговор затянулся на долгие часы, они не заметили, как солнце начало подниматься из пучины морской. Они и не заметили, как смеялись, кажется, ну над обыденными и ничем не примечательными ситуациями из их прошлого. Но вдруг в голове Александра появилась навязчивая мысль: «Я никогда после того дня не видел Вуду без повязки», — да что уж там, он был готов поспорить, что ни один член команды «Воробья» не видел своего капитана без повязки! И желание посмотреть на уже друга без этой чертовой вещи поедало его изнутри, но позволить себе такую просьбу он не мог, будто что-то мешало ему попросить. От чего тот немного сжался и как-то замолчал, и это не осталось незамеченным. — Все в порядке? — слегка наклоняя голову, спросил пират, смотря прямо в глаза моряка. Смоллетт выдохнул, решившись все же попросить. — Я могу снять твою повязку? — в ответ капитан получил молчание, что напрягало его с каждой секундой все больше и больше. Но вдруг пират сказал: — Нет, давай я сам, — и через пару секунд на Уайте больше не было повязки. Теперь Смоллетт мог отчетливо видеть большой шрам Вуды, который тянулся от верхнего века и до середины щеки, и его помутневший правый зрачок. Тот протянул руку к пирату, но коснуться так и не решился. Тогда Уайт сам подошёл и позволил коснуться своего шрама. — Он болит? — осторожно начинает капитан. — Больше нет, но концентрироваться трудно, — с усмешкой в голосе отвечает пират. — Прости, — тихо говорит Смоллетт. На это Вуда молчит, ведь вместо слов он обнимает друга крепко-крепко, боясь потерять вновь. И кажется в их душах что-то загорелось с новой силой.