***
Чай дело хорошее. Его пары медленно поднимаются вверх и растворяются в воздухе. Горячий напиток жалит кончик языка, заставляя Серёжу скорчиться, и начать дуть интенсивнее в чашку, что получается плохо. Владимир наблюдает за ребячеством молодого поэта, удивляется, что ведет он себя так по-детски, что не могло не нравится. Ярко-жёлтые солнечные кудри свисали с его лба, падая на прекрасно голубые глаза. Тот поправлял их, проводя рукой и откидывая их назад. Диалог не клеился, поэтому Маяковский решил начать сам, и начал он с вопросов, что бы узнать нового приятеля получше. — Сергей Саныч, какие стихи пишите? В каком направлении? – Есенин подавился от неожиданности вопроса и закашлялся. Подскочив, Владимир тут же оказался позади него, аккуратно постучал по его спине, чтобы кашель прошел. Серёжа поблагодарил. — Извините, – Юноша смутился, и покрылся бледно розовым румянцем. Маяковский сделал жест рукой: «все в порядке», и тогда Есенин продолжил. — я, знаете, увлекаюсь имажинизмом и пишу стихи о природе, о женщинах. Мужчина поставил локти на стол и облокотился головой о подставленные ладони. — Знаете, я тоже поэт, – сказал Владимир, прикрыв глаза, изнеможая от великолепного удивления напротив, тот явно не ожидал и не знал эдакого поэта. Наверное, он шутник, но он не шутил. – футурист, пишу о революции, о любимой женщине, о дамах в моей жизни, о себе любимом. Стихотворения изображаю лесенкой, что довольно удобно и нравится общественности. Соседи уставились друг на друга, хмурясь, и поджимая губы. Никто не был рад таким высказыванием, и хотел явно что-то выразить в сторону другого. Первый пришел в себя Маяковский, он перестал хмуриться, и улыбнулся. Есенин непонимающе глядел на него. — Товарищ Есенин, отставить разногласия, взрослые люди все-таки. Мы разные, и имеем выбор чем нам заниматься и про что и как писать, – он протянул через стол руку для рукопожатия, забыв о правилах этикета, что было для него чрезвычайно. Владимир всегда соблюдал правила, чтобы казаться благоприятным, но ради дружеских отношений решил пожертвовать своим воспитанием. Есенин пожал ему руку в ответ, и смущённо улыбнулся.***
Разговорившись о своих стихах, они переходили на споры, но в ту же секунду они заканчивались, зарождая новые, которые также сходились на нет. Маяковский даже попросился прочитать свои стихотворения. Он выбрал «Про это» и «Облако в штанах», почему именно эти стихотворения крутились на уме, и больше всего хотелось читать именно их. Жаль, так и не начав читать, в дверь позвонили. Есенин напрягся, а Маяковский нахмурился. — Кого там могло принести? – грубо сказал Владимир, закатывая рукава своей белой рубашки выше локтя. Напросив Есенина остаться в комнате, и замолчать, он отправился отворять дверь незнакомому гостю, посетившего его в занятое время. Открыв дверь, за ней оказалась женщина лет тридцати. Красива, ухоженная, и просто великолепная. Она ослепляла своей внешностью кучу мужчин, но он был ослеплен сильнее всех, не видя и закрывая уши и глаза на все выходки этой женщины. На все то, что говорили посторонние люди. Ему было плевать. Она была всем. — Здравствуй, волосик, – начала женщина коварно улыбнувшись.