Наверное это мой рай, но скорее мой ад

      Моему шоку не было предела, когда я услышала его имя.       Но разве такое бывает? Ведь всё, что я читала — это сказки, придуманные для детей.       Не успела я и слова сказать, как на меня накинули мешок и кинули в что-то, похожее на клетку. Сколько бы я не пыталась, мешок снять не получалось, так как руки были связаны у меня за спиной. Было холодно и страшно, где-то вдалеке постоянно завывал ветер, просачиваясь через прутья, давая мне замерзнуть. Рядом со мной постоянно слышались шаги, но никто даже не удосужился выпустить меня, или хотя бы ответить на вопросы.       Сколько я просидела там? Я сама не знаю. Казалось, время течёт очень медленно, а из-за мешка на голове не было видно, день сейчас, или же ночь. Постоянно находилась в страхе и дёргалась от каждого малейшего звука, пока этот страх не засел так глубоко, что стало трудно дышать. Лёгкие сдавливало, слезы сами по себе стекали по щекам, согревая хоть малейшую частичку моего тела. Паника захлестнула меня и находиться в этой клетке становилось чем-то невозможным, слишком страшно и одиноко.       Невольно вспомнила Бэя, хотя с самого заточения клялась не вспоминать его, чтобы не потерять доли рассудка. Но я сдалась. Ведь он уже наверное вернулся в Лондон и ищет меня там, поднимает на уши всех знакомых, которых у нас не так уж и много. Тоскует по мне также, как я сейчас по нему. От осознания этого хотелось выть.       Я забыла, когда последний раз ела или хотя бы пила. Желудок уже не урчал, как в первые дни, похоже он смирился с тем, что мы тут умрем. Горло давно уже пересохло и любое слово давалось с трудом.       Если бы меня сейчас отпустили, я не смогла бы даже встать, всё тело онемело от того, что я постоянно сижу, не давая хоть чуть-чуть размяться. Руки наверное давно уже отказали от этой ужасно неудобной позы. Но меня не отпускали, и похоже не собирались.       «Видимо решили заморить голодом. Ну зато я познала, что значит мучительная смерть...» — казалось, за это время я похудела на килограмм пятнадцать точно.       Дни шли. Я научилась определять по ветру, какое сейчас время суток.       По ходьбе вокруг меня — или же снизу, как казалось мне? — мне казалось, что меня подвесили на дерево, потому что всё чётче я ощущала и слышала шаги внизу. Но от этого становилось не легче, никто меня не выпускал.       Я пыталась не сдаваться, пыталась держаться из-за всех сил, но в последние дни у меня это не выходило.       В последний день у меня кружилась голова, тошнило так, что хотелось вырвать все внутренности. Болела голова настолько сильно, будто в неё вбивали что-то большое и острое. В глазах скакали блики и темнело. В ушах звенело так, что не слышно было ни ветра, ничего.       И в конечном итоге я просто заснула как показалось мне тогда.

***

      Очнулась я от того, что на меня вылили ледяную воду. Вся одежда на мне в секунду намокла, а волосы неприятно начали липнуть к лицу. И всё также лежа на земле, мне было трудно повернуться и посмотреть, кто это сделал, не говоря о том, чтобы встать.       Не слыша ничего, кроме своего сердцебиения, и не имея сил открыть глаза, я просто надеялась на скорую смерть.       — Ну нет, ты не умрешь, — голос прозвучал глухо, как будто человек находился в сотни милях от меня.       Но мне не дали умереть спокойно, подняв меня на руки и ставя на ноги, кто-то крепко держал меня за плечи, до скрежета мокрой одежды на мне. Когда меня встряхнули, я всё же смогла разглядеть парня передо мной.       Светлые волосы свисали чуть на глаза, в которых бушевало море. Негустые брови, но очень красивые и пышные ресницы. Нос был большим и острым, а лицо худым, с тонкой верхней губой и чуть припухлой нижней. На лице виднелись острые скулы и раздвоенный подбородок.       — Ты должна поесть, — это взгляд пронизывал меня, казалось, он заглядывает в самую голову, узнавая, всё ли со мной хорошо, и почему же я до сих пор молчу.       И я молчала дальше, не в силах что-либо сказать или сделать. Меня аккуратно усадили на то самое огромное бревно и поставили чашку с ароматным жаренным мясом.       Съев всего лишь один кусочек, я попросту не смогла остановиться, умяв целую тарелку за несколько секунд. Желудок болезненно свело и я кое-как нашла в себе силы подавить ком в горле.       — Как тебя зовут? — всё это время парень сидел и наблюдал за мной с милой улыбкой, пока я пыталась опустошить тарелку. Когда я доела, он будто бы кивнул своим мыслям.       — Феликс, — забрав посуду, он ушёл, оставив меня сидеть на поляне.       К моему удивлению, на улице было очень жарко, солнце испепелило всю влагу с моей одежды, которая была уже изрядно потрёпанной и грязной. Странно, что не было такой погоды, когда я сидела в клетке.       Мои руки были свободны, и я дала себе нотку смелости встать и немного размяться. Ходя по лагерю и разглядывая всё, я заметила, что у них есть импровизированная маленькая кухня, с целой кучей тарелок сделанных из скорлупы кокоса. Увидела огромную бочку, наполненную водой, и сразу припала к ней.       Выпив пару кружек вкусной и с нотками сластинки воды, мне в тысячу раз стало легче.       Ещё немного оглядевшись, заметила, что шалаши у ребят вовсе без окон и дверей, а только есть стены и крыша. Для комфортной жизни у них только весит гамак и подушка, сделанная из Монстеры Пертузы, хорошее и красивое растение, которого тут целая куча.       Проходя дальше, я заметила стеллаж, на котором висели их орудия. Я невольно начала трогать лезвия меча. Оно было таким притягательно необычным. Настолько острым, что можно было чуть задеть и сразу порезаться. Снизу заметила лежащие лук и стрелы с тёмными наконечниками, будто обмазанные чем-то, а также парочку арбалетов, лежащих рядом.       — Осваиваешься? — развернулась, но я не увидела его, хотя вся поляна была на ладони. Пыталась вглядеться в глубь леса, но не видела ничего.       — Ты должна мыслить и смотреть не поверхностно, а глубже, — спрыгнув с лианы появился он. Он, от которого я чуть не умерла в этой клетке. Который стоит сейчас и улыбается во все тридцать два, обнажая опять же свои белоснежные клыки.       Где был мой мозг, когда я, развернувшись, резко схватила меч и побежала на этого монстра? Я прижала его к толстому дереву, подставляя лезвие меча под его горло, чтобы не было ни малейшего шанса выбраться целым.       Он же только сначала хмурил брови, после удивленно выпучил глаза, а сейчас стоит и в открытую пялиться на меня, чуть вытягивая шею, чтобы не порезаться.       Он не боится. Знает ведь, что я не смогу его убить, как бы ни хотела.       — Я впечатлён, — в секунду лианы возникают с дерева и, припечатывая к нему уже меня, а парень нависает сверху. Смотрит грозно. — Не смей никогда так делать, иначе я просто убью тебя, — отходит подальше, но не отпускает.       — Так убей же! — кричу я. Нет сил такое терпеть. Нет сил жить, подобно зверушке или рабу.       Но он лишь смеётся заливистым мальчишеским смехом.        — Пока что ты мне нужна, — собирается уходить, бросив меня привязанной к дереву. Пытаюсь выбраться, но лианы сильнее сдавливают всё тело до невозможности вздохнуть, окутывают ноги и руки, с каждым моим движением придавливая всё плотнее к дереву.       — Да ты жалкий монстр! — крикнула, не подумав о последствиях. Сразу жалею, что горло не пересохло до этого окончательно, и замолкаю так же резко, как он с ножом появляется у моего лица.       Проводит аккуратно кончиком лезвия по щеке, спускаясь ниже к ключицам. Аккуратно, еле задевая кожу, не оставляя на ней и следа. Страх завладевает моим телом, из глаз начинают градом идти слезы.       — Это ты тут жалкая зверушка. Ты посмотри, как боишься меня… — смотрит так проникающе и жестко, держит рукой за подбородок. — Я бы хотел смотреть вечно на твой страх, но не на слезы. Я не-на-ви-жу, когда кто-то плачет, — это слово он выплёвывает с такой желчью, что мне становиться ещё страшнее.       В миг лианы освобождают моё тело, и я вижу, как в моё лицо летит ладошка, обдавая звонкой пощёчиной. Я падаю, не в силах удержаться на ногах от сильного удара. Щеку в этот же момент обжигает огнём, слезы скапливаются в глазах, желая выйти поскорей, а я сижу и молюсь, чтобы меня прикончили, и я избавилась от этого.       — Не смей больше плакать при мне, — зелёный дым охватывает его тело и он исчезает.       Я закрываю лицо руками и начинаю рыдать. Мне нужна помощь, поддержка моего любимого Бея, который не дал бы меня в обиду.       — Я найду способ убить тебя, Питер Пэн! — выкрикиваю, произнеся имя с особой яростью и желанием в глазах.       Собравшись с силами, я встаю и начинаю бежать без разбора. Бежать туда, куда глядят глаза. Постоянно спотыкаясь и получая листьями от тропических растений по лицу, я всё же добегаю до огромной горы.       — Пик мертвеца, — когда читала книжку, видела её, выглядит так же, как на картинке.       Подумала, что будет лучше, если я на неё залезу и спрячусь там.       Лезть было тяжело, ноги постоянно скатывались вниз по скользкому грунту, рукам вовсе не было за что зацепиться. Но вскоре, приложив большие усилий, я оказалась наверху, тут же чуть не угодив в куст мор-шиповника.       Тут-то частичка пазла сложилась, и было понятно, что именно этим они и пропитывают свои орудия.       В голове наметился план, как убить Питера Пэна, но осуществить его было страшно, да и в случае промаха меня просто убьют.       Но мы же, девочки, не сдаёмся, и я начала искать подходящую палку, чтобы подточить её под копье. В школе на ОБЖ таких уроков не было, но я справилась почти удачно, оставалось добыть сок из этого куста.       К нему было невозможно подойти или сорвать его, так как колючие шипы торчали ото всюду. Пару раз чуть не порезавшись, получилось сбить маленький кусочек, и из него же сразу просочился чёрный, как смола, сок, которым я обмазала всё остриё моего копья.       — Что ты задумала? — вышел откуда не возьмись Феликс, грозно направляясь на меня. — Тебе дали шанс жить, а ты готовишь оружие. Но против кого? — секунда размышлений, замечаю, как поднимаются его брови, и в тот час оказываюсь прижатой к холодной горе.       Моё копье улетает куда-то в кусты, и я теряю надежду на спасение.       — Ты очень милая, Кира, — произносит моё имя с долей нежности.       — Но как ты… — не успеваю сказать, как тут же меня перебивают:       — Все давно знают, как тебя звать, — берёт за подбородок, как тот монстр, но намного нежнее и аккуратнее, будто бы боясь навредить мне.       — Отпусти меня, пожалуйста, я хочу домой, — голос предательски дрожит, и вот-вот нахлынут слезы, которые я пыталась сдержать.       — Ты всё равно не сможешь отсюда уйти, пока не разрешит тебе Пэн, — осматривает лицо, заглядывает в глаза, спускаясь все ниже к губам. — Ты очень красивая девушка, я не хочу тебе навредить, — отпускает меня и ждёт, ждёт, убегу ли я, но мне и не хотелось. Почему-то чувствовалось, что ему-то я могу доверять, с ним становилось спокойнее и не так одиноко.       — Тогда я его убью, — говорю злобно и ловлю вопросительный взгляд. Все эти черты лица совершенно не схожи с его действиями. Лицо грубое, а действия нежные и аккуратные. Берёт за руку, смотря прямо в глаза, гладит подушечками пальцев мою кисть.       — Его невозможно убить… Многие пытались       — Тогда я... Я... — вот только сказать было нечего.       — Тогда ты успокоишься и будешь его слушаться.       — Нет! — откидываю руку и отхожу куда подальше, пятясь как каракатица назад.       — Поверь, — вздыхает, и на его лице проглядывает беспокойство. Но беспокойство за кого? Не за меня же. С чего ему за меня переживать? — Он будет снисходителен, если ты побыстрее подчинишься ему.       Диалог был закончен, я не хотела становится рабыней и подчиняться указом какого-то психа в смешных ботинках с острыми носками.       Я хотела вернуться домой.       Феликс же нежно берёт меня за руку, только сейчас замечаю, какая она у него тёплая и мягкая. Его улыбка не останется незамеченной, когда я начинаю брести за ним.       — Всё, Кира, идём домой.       — Это место не будет моим домом никогда.       Я пыталась отогнать тревогу и страх, подходя всё ближе к лагерю, но с каждым шагом закрадывались ощущения того, что сейчас меня убьют.       Феликс замечал мои волнения и по-доброму гладил мою руку, убеждая в том, что Питер меня не тронет.       Вот только зайдя в лагерь я сразу же поймала убийственный взгляд на себе, поймала надвигающуюся волну боли, которая сейчас будет.       — Стой, — отодвинув меня назад, Феликс перегородил путь Пэну, а тот лишь удивленно вскинул брови. — Не наказывай Киру, я же привел её обратно.       Вот только Феликса никто не послушал. Он взял его за грудки, смотря пронизывающем до костей взглядом, и откуда не возьмись у Пэна появился маленький ножик в руке, которым в сию же секунду он полоснул по лицу моего защитника.       Я закричала что есть мочи, Феликс упал на колени, держась за щеку рукой, через которую просачивались капельки крови, смотря на Пэна больше с подчинением в глазах, чем с злобой и обидой.       — Я тут король, ты должен слушать и повиноваться только мне, — губы Пэна вытянулись в тонкую струю, а глаза смотрели на стоящего на коленях парня. — Не становись жалким, не привыкай и не жалей эту игрушку, — вытягивает руку и подает Феликсу, который в тот же момент принимает её, встаёт, уходя прочь, бросая на меня виноватый взгляд.       — Теперь ты, — обращается уже ко мне, смотря так же по злобному. — Как ты посмела убегать? — с каждым словом приближался ко мне, пока путей для обхода не осталось, пока я не впечаталась в дерево позади себя.       — Прости, пожалуйста, — взмаливаю я, а голос предательски дрожит. Ком подступает к горлу, и я из-за всех сил держусь, чтобы не заплакать.       — Повтори, — смотрит на меня снизу вверх, и я практически всем телом ощущаю его могущество передо мной, ощущаю, как он может раздавить меня в любой момент, как букашку.       И я подчиняюсь:       — Пожалуйста можно без наказания, — говорю, смотря себе под ноги. Хоть бы он не увидел маленькую слезинку, скатывающуюся с моей щеки. Но он видит и всё чувствует.       Поднимает мой подбородок, заглядывая мне в глаза, смотрит внимательно, изучая.       Слезы уже нет сил сдерживать, начинаю плакать всё сильнее и сильнее, смотрю в его тёмные, как болото, глаза, которые поглощают меня.       Наши лица на непозволительно близком расстоянии, носы соприкасаются. Я смотрю в его глаза, утопая в них. Не стыдясь, разглядываю его лицо, каждую морщинку, каждую родинку, чуть вздернутый нос.       Губами обдаëм жаром друг друга. Смотрит пронзительно в глаза, и я будто в них тону. Тону в этом бесконечно глубоком болоте, путаясь с водорослями и захлебываясь тиной. Я ненавижу его. Ненавижу настолько, что при любой удобной ситуации его убью.       Пэн приближается всё ближе, держа меня за подбородок, не давая повернуть голову, а я накручиваю все возможные исходы событий, но не этот…       Он целует.       Целует грубо и больно, прокусывая губу до крови, сминает их, рыча в поцелуй.       Рука его опускается на шею, сначала нежно, после крепче сжимает. Держусь из последних сил, чтобы не схватиться за его лицо, притягивая всё ближе ко мне, пытаюсь сохранить последние капельки самолюбия, но не выходит…       Хриплый предательский стон вылетает из моей груди, который я сдерживала из последних сил.       Питер издает утробный рык, впиваясь всё сильнее, создавая напор, которому сложно противостоять.       Поцелуй становиться более влажным. Посасывает язык и губы, отстраняется, смотрит в глаза, а после опять припадает к губам. Проникает языком ко мне в рот, вычерчивает узоры, его рука плавно с шеи спускается всё ниже, сжимает мою талию, подтягивая к себе, чтобы стать ближе, прижимаясь совсем в плотную. Чувствую вздымающуюся грудь и частое дыхание, чувствую его желание, которое упирается мне в бедро.       Желание того, чего он от меня никогда не получит.       Жарко. Невозможно дышать. Понимаю, что ещё чуть-чуть, и не смогу остановиться, но приходиться. Перестаю отвечать на поцелуй. Он очерчивает языком верхние зубы и причмокивая отстраняется от меня.       Дышит размеренно, будто бы и не было поцелуя, будто бы мы не задыхались минуту назад.       — Вот теперь ты не плачешь, — смотря на меня ещё несколько секунд, исчезает в зелёном дыме.       — Чертов Питер Пэн!