Like Sun to the Darkest Days

      Хонджун изо всех сил старается вести себя непринуждённо, чтобы не напугать Уёна ещё больше, и, похоже, у него это неплохо получается: хотя руки Уёна всё ещё дрожат, когда он пользуется палочками, он больше не плачет, а его нерегулярное прерывистое дыхание становится более ровным.       Это даёт Хонджуну шанс получше рассмотреть мальчика. Уён, кажется, замыкается в себе; он ест медленно и продолжает украдкой посматривать на Хонджуна, словно боится, что ему скажут прекратить есть — даже не просто боится, а, скорее, ожидает этого. Он также выглядит слишком сосредоточенным — Хонджун прекрасно понимает, что нож всё ещё находится в пределах досягаемости его правой руки. Другое дело, что Уён использует палочки для еды левой рукой. Хонджун прекрасно понимает, что он просто может быть левшой, как и Чонхо, но что-то в том, как он держит палочки доказывает обратное. Хонджун понимает, что это ещё одна мера предосторожности — держать правую руку свободной на случай, если придётся защищаться.       Следующее, что он замечает, это мешки под глазами Уёна, фиолетовые и глубокие, и, что очень тревожно, это далеко не единственный признак истощения на лице Уёна. — Ты смог поспать сегодня и прошлой ночью? — осторожно спрашивает Хонджун. Уён останавливает палочки на полпути ко рту, кусочек еды падает с них и приземляется обратно в миску. Такое уже случалось несколько раз, но в этот раз он на мгновение задерживает пустой взгляд на посуде. Можно подумать, что Уён отвлёкся, но Хонджуну кажется, что мальчик медлит в поисках правильного ответа. И похоже, он не может найти его. — Достаточно ли удобна кровать? — Хонджун задаёт вопросы, надеясь показать Уёну, что неправильного ответа нет. — Мама Сонхва постоянно жаловалась на кровать. Ранее мы использовали твою комнату как гостевую, и, наверное, стоило прислушаться к ней, тогда у тебя была бы кровать получше. Или матрас. Думаю, ей не нравился именно матрас.       На протяжении всего монолога он сохраняет спокойный и ровный тон. Уён всё ещё не сделал ни малейшего движения, чтобы опустить палочки или взять ещё еды. Он застывает, словно олень в свете фар, его дыхание снова слегка учащается. — Я не знаю, — наконец говорит Уён. Хонджун смотрит на него удивлённо, но изо всех сил старается придать лицу более нейтральное, непринуждённое выражение. — Ты не смог уснуть? — спрашивает Хонджун, стараясь контролировать свой тон. Он помнит, что Чонхо был склонен считывать малейшие изменения в тоне, как только приехал в их дом. Как оказалось, дети очень чувствительны к этому.       Уён отрицательно качает головой и неуверенно отвечает «нет». Похоже, подросток борется с самим собой, стоит ли ему ещё что-то сказать или просто замолчать. Хонджун улыбается ему. — Ты выглядишь немного уставшим. Есть причина, по который ты не можешь заснуть? Я могу чем-нибудь тебе помочь? — предлагает он. Он не ожидает, что из-за его слов Уён напряжётся. — Я не хочу этого, — шепчет мальчик. Хонджун чувствует, что сказал слишком много. Он на минном поле, любой неверный шаг может привести к взрыву, и Хонджун не знает, как это будет выглядеть (а может, и не хочет знать). — Я не сделаю ничего, что могло бы причинить тебе боль или дискомфорт, Уён, — говорит Хонджун без обиняков. Он не знает, какая часть его фразы спровоцировала Уёна, но надеется, что сможет это исправить, — возможно, тебе сейчас трудно в это поверить, но я надеюсь, что со временем я смогу тебе это доказать.       Часть напряжения в теле Уёна как бы покидает его, сменяясь растерянностью. — Я останусь здесь всего на две-четыре недели, — дрожащим голосом произносит он, — вы не можете держать меня здесь дольше, если мисс О найдёт другую семью, вы не можете держать меня здесь.       Хонджун, кажется, говорит совсем не то, что нужно. Дыхание Уёна снова сбивается, и он дёргает правой рукой, чтобы схватить нож. На его лице снова появляется испуганное выражение. — Ах, мисс О уже рассказала тебе о своих планах? — спрашивает Хонджун, хотя ему непривычно называть Чэюн по фамилии — он считает, что это вполне логично, что Уён так к ней обращается, — но не делает паузы, надеясь исправить ситуацию, пока они не вернулись к исходной точке; ему нужно успокоить Уёна, пока паника не вернулась. — Это правда, что она ищет подходящую семью для тебя. Как ты наверное заметил, у нас довольно много народу в доме, и мы не можем дать тебе ложные обещания о том, что ты станешь частью нашей семьи. Я рад, что она рассказала тебе об этом. Ты уже достаточно разочаровался в других семьях. На данный момент наш план таков: ты останешься в нашем доме где-то на месяц, пока Чэ— мисс О ищет тебе новую семью, чтобы ты оказался в безопасном месте. Если ты чувствуешь себя некомфортно у нас — по абсолютно любой причине, — мы попробуем решить эту проблему. Если парни слишком шумные или из-за меня с Сонхва ты чувствуешь себя неуютно или небезопасно, тебе не нужно молчать. Мне бы не хотелось думать, что твоё время, проведённое здесь, наполнено беспокойством из-за одного из нас.       Хонджуну отчаянно хочется добавить, что в зависимости от того, как пройдут следующие несколько недель, есть шанс, что они заберут его к себе навсегда. Судя по этой встрече наедине, а также по чувствам, которыми Сонхва поделился по телефону, он почти уверен, что и он, и его муж уже приняли решение. Желание защитить мальчика от любого возможного вреда велико, и мысль о том, чтобы доверить его безопасность кому-то другому, ужасает. Однако, к сожалению, их чувства — не единственный фактор при принятии этого решения. На карту поставлено гораздо больше, и они должны быть реалистами.       Сказать Уёну о том, что он может стать частью их семьи, может имееть огромные последствия. Во-первых, это просто-напросто может не получиться — либо из-за процесса усыновления, либо из-за разногласий между ним и другими мальчиками, либо из-за любых других причин, которые Хонджун даже не может предположить. Во-вторых, это может оказать непосредственное влияние на поведение и психическое состояние Уёна. Мальчик зафиксирует, что все его поступки будут осуждаться, оцениваться, записываться в список «за» и «против». Хонджун не хочет, чтобы у Уёна возникло ощущение осуждения и долга что-то им доказывать. Вопрос о том, возьмут они его или нет, сейчас полностью зависит от ситуации, и вселять надежды в этого бедного мальчика только для того, чтобы их разрушить, — это не выход, это будет крайне несправедливо.       Его ответ, похоже, немного успокаивает Уёна. Проходит некоторое время, прежде чем мальчик что-то говорит, и Хонджун не давит, он просто продолжает есть свою еду. Против собственной воли он чувствует, как на него снова накатывает усталость. Он пытается подавить зевок, не желая, чтобы Уён увидел. Если в итоге он останется с Уёном до конца ночи — ничего страшного. Он всегда сможет выспаться позже, но если он пропустит важный момент, который поможет Уёну доверять ему чуть больше, он уже никогда не сможет этого вернуть. — Я боюсь спать на кровати, — внезапно говорит Уён. Хонджун удивлённо смотрит на него, и видно, что Уён тоже этого не ожидал. Он выглядит разрывающимся между сожалением, страхом и… возможно, надеждой. Хонджун понимает, что парень делает ставку на то, как он ответит. Рука Уёна всё ещё лежит на рукояти ножа, но он не защищается. Однако предельно ясно, что он готов.       Хонджун думает о том, как ему следует ответить. Первым его рефлексом было бы спросить «почему», но он не уверен, что Уён сейчас справится с таким прямым вопросом. — Хм, — задумчиво произносит он, серьёзно глядя на подростка, — что-то не так с кроватью?       Хонджун видит, как пальцы Уёна дрожат над ножом. — У неё есть прутья, — говорит Уён, и Хонджун надеется, что тот немного прояснит ситуацию, но он этого не делает. Хонджун слегка кивает, подтверждая слова мальчика, и вдруг в голове у него звучит голос Сонхва, разговаривающего с Чэюн по телефону: «Он был привязан к кровати?» и всё становится на свои места. Он шумно выдыхает. — Да, я понимаю, что это может быть проблемой, — снова кивает Хонджун. Он делает всё возможное, чтобы донести до Уёна, что воспринимает его всерьёз, — дай мне подумать, что мы можем сделать прямо сейчас, чтобы это исправить.       Уён двигает правой рукой. Мизинец всё ещё касается рукояти, но он больше не нависает над ней. Он выглядит неуверенно, но менее напуганно. — Тебе следует есть побольше, — подбадривает его Хонджун, откусывая кусочек, и они снова погружаются в комфортную тишину.       Несмотря на то, что Уён продолжает ронять свою еду, он не перекладывает палочки в правую руку; Хонджун не комментирует это, он уверен, что Уён не имеет ни малейшего представления о том, что делать с ножом, если он сочтёт необходимым схватить его снова.       Хонджун думает о том, как решить ситуацию с кроватью Уёна, но ничего не приходит в голову. Единственный вариант, который ему приходит в голову — это вынести из комнаты раму, оставив Уёну матрас, однако он не может сделать это посреди ночи.       Он не хочет, чтобы Уён и дальше обходился без сна: теперь, когда большая часть адреналина, похоже, покинула его тело, парень выглядит словно мертвец на ногах. Он мог бы предложить ему поспать на диване в гостиной, но это открытое пространство с тремя дверями, ни одна из которых не запирается. Вряд ли Уёну это понравится. Может, всё же стоит предложить, чтобы Уён знал, что есть варианты? — Если хочешь, то можешь переночевать сегодня в гостиной. Я позабочусь о том, чтобы утром тебя никто не побеспокоил. Однако двери в гостиной не закрываются.       Уён неодобрительно качает головой. — Всё в порядке, в комнате есть стул, — отвечает он. Хонджун подавляет фырканье. Стул далеко не удобный. Это один из их старых стульев из столовой, от которых они избавились, потому что они были недостаточно удобными, но в гостевой комнате нужен был стул для стола, поэтому они решили использовать один из них. На самом деле никто не пользуется столом в гостевой комнате. Спинка стула деревянная и слишком прямая. Нет никакой гибкости, и никто не сможет спать на таком стуле. — Я думаю, тебе будет удобнее спать на полу, — говорит Хонджун полушутя. — Хорошо, я так и сделаю.       Хонджун давится едой и качает головой: — Это не то, что я имел в виду. Мы организуем для тебя комфортное место для сна. Возможно, придётся подождать ночь, но уже завтра мы вынесем эту кровать из твоей комнаты, — обещает он. Уён в недоумении смотрит на него. — Почему? — недоверчиво спрашивает он. — Потому что тебе нужно поспать, Уён. Я вижу, как ты устал, — отвечает Хонджун мягким голосом. Уён смущённо отводит взгляд, но ничего не говорит в ответ.       Он слегка наклоняет голову то ли от смущения, то ли от поражения. Хонджун не может точно сказать, но, видя сальную голову подростка, ему в голову приходит ещё одна мысль. — Ты смог принять душ с тех пор, как тебя отвезли в больницу?       Уён качает головой и, не поднимая глаз, шепчет: — Я уже давно не мылся как следует.       Хонджун шокирован тоном голоса. Во время их разговора не было ни одного момента, когда Уён звучал бы так расстроенно и уязвимо, как сейчас. Когда тот говорил о боязни спать в кровати, в его голосе, помимо очевидного страха, чувствовался уровень расчёта, но сейчас Уён определённо убит горем из-за того, что не может нормально соблюдать гигиену.       Хонджун видит ярко-красные уши Уёна. Он не знает, что сказать, чтобы не усугубить ситуацию, но хочет, чтобы Уён перестал чувствовать то, что он чувствует прямо сейчас. — Как насчёт того, чтобы принять душ после того как поешь? Или даже принять ванну, чтобы немного расслабиться, — предлагает он. — Можно мне запереть дверь? — спрашивает Уён тихим голосом. — Конечно, — без колебаний подтверждает Хонджун, его не удивляют вопросы, хотя это и разбивает ему сердце. Сонхва и он посетили бесчисленное количество курсов и информационных вечеров, посвященных проблемам приёмных детей, многие из них были посвящены потере и горю, а некоторые — детям, подвергшимся насилию. Последние почти всегда упоминали проблемы с личной жизнью и то, как её отсутствие могло повлиять на ребёнка. — Ты не зайдёшь?       Хонджун видит, сколько мужества требуется Уёну, чтобы задать этот вопрос, хотя его голос остаётся относительно ровным на протяжении всего разговора. — Я не войду, — уверяет Хонджун, — если хочешь, я могу пойти спать, а ты в это время можешь принять душ или ванну. Ты можешь не торопиться, помойся, почисти зубы, приготовься ко сну, а потом просто вернись в свою комнату, когда закончишь. — Что, если ещё кто-то проснётся? — спрашивает Уён. — Хм, я не думаю, что кто-то проснётся, но тебя это беспокоит? — Я не хочу влипать в неприятности. — В этом есть смысл. Но у тебя не будет проблем из-за умывания и чистки зубов. — Остальные не знают, что ты дал мне разрешение. — В этом доме тебе не нужно разрешение, чтобы принять душ. — Не лги.       Хонджун в шоке откидывается на спинку стула. Жёсткий тон Уёна пронзает его сердце легче любого ножа. — Ты продолжаешь лгать, — отчаяние в тоне Уёна заставляет грудь Хонджуна сжаться. — В чём я солгал? — Ты говоришь, что я могу есть всё, что захочу, не спрашивая, и что мне не нужно разрешение, чтобы пользоваться горячей водой, но тогда зачем ты здесь?       Хонджун полностью застигнут врасплох. — Что значит «для чего я здесь»? Я здесь для того, чтобы позаботиться о тебе. Убедиться, что у тебя всё в порядке.       Уён выглядит рассерженным, и Хонджуну приходится заставлять себя не позволять эмоциям брать над собой верх; лучше оставаться нейтральным и не показывать ту боль, которую он испытывает по отношению к мальчику. — Как ты думаешь, для чего я здесь? — с любопытством спрашивает он. Уён, похоже, не ожидал, что его попросят высказать свое мнение по этому вопросу.       Впервые за долгое время Хонджун видит, как тот в панике смотрит на дверь, явно пытаясь прикинуть, сможет ли он убежать. — Если ты хочешь вернуться в свою комнату, я не буду тебя останавливать, — начинает Хонджун, — но если ты можешь придумать ответ, я хотел бы его услышать. Я думаю, у нас с тобой очень разные представления о том, каковы наши роли в этом доме.       Уёну требуется некоторое время, чтобы ответить, и когда он отвечает, Хонджун не может сказать, что удовлетворён: «Я не знаю», выдыхает мальчик. Хонджун кивает, соглашаясь. Он думает, что Уён знает, но давить на него бессмысленно: за прошедший час парень уже раскрылся ему гораздо больше, чем он мог надеяться. — Если тебе будет спокойнее, я останусь в гостиной и посмотрю телевизор на низкой громкости. Если я услышу, что кто-то встал, я объясню ситуацию и ты не попадёшь в беду.       Уён отрывисто кивает. — Отлично. Хочешь ещё чего-нибудь поесть? — спрашивает Хонджун, заметив, что тарелка Уёна пуста. Тот отрицательно качает головой. — Тогда ты примешь душ сейчас?       Кивок. — У тебя есть сменная одежда? Может быть, какая-нибудь пижама? — спрашивает Хонджун. Он задается вопросом, не ходит ли Уён в одной и той же одежде всё время, пока он здесь. Она мешковатая — и он не уверен, что это сделано намеренно, — и не обязательно неудобная, но и не предназначенная для сна. — Я ничего не взял с собой, меня сразу отвезли в больницу, — говорит Уён. — Хорошо, я покажу тебе, где ванная. Я уверен, что у нас есть запасная зубная щётка; ты можешь почистить зубы, пока я схожу за одеждой. Ёсан, наверное, такой же комплекции, как и ты, но если ты предпочитаешь мешковатую одежду, я могу найти тебе что-нибудь из одежды Минги или Юнхо, они превращаются в гигантов прямо на глазах. — Юнхо, — тихо говорит Уён после секундного колебания. Хонджун почти не обращает на это внимания, но когда до него доходит, он не может сдержать улыбку, расплывающуюся на лице. Его сын явно сделал что-то правильное, когда разговаривал с Уёном ранее. — Хороший выбор, я слышал, у Юнхо лучшие джемперы, — говорит он. Плечи Уёна немного расслабляются. — А теперь давай тихо поднимемся, остальным завтра в школу.       Хонджун медленно встаёт, и Уён следует его примеру. Он замечает, что руки подростка снова дрожат, — или всё ещё, он не совсем уверен, — когда тот смотрит на нож. Он вздыхает. — Если это поможет тебе чувствовать себя в безопасности, ты можешь взять его с собой, — говорит он. Трудно сохранять нейтральный тон, потому что, даже если он говорит серьёзно, он не может отрицать, что предпочёл бы, чтобы Уён оставил нож позади. Он не до конца уверен, что тот не поранит себя — также с Сонхва случится припадок, если он узнает, что нож покинул кухню, что в этом доме отчитывается так же строго, как и высокомерие.       Уён долго смотрит на нож, затем на Хонджуна, прежде чем прерывисто вздохнуть. Он берёт нож, а Хонджун сохраняет безразличное выражение лица. Если это поможет мальчику, то всё в порядке.       Он кивает Уёну и делает несколько шагов к двери, ожидая, что мальчик последует за ним. Однако вместо того, чтобы выбрать кратчайший путь, Уён обходит стол и — к большому удивлению и облегчению Хонджуна, — засовывает нож обратно в подставку для ножей.       Когда он поворачивается лицом к Хонджуну, в его глазах отражается сомнение. Мальчик неуверенно разгибает руку, бросает последний взгляд на нож и идёт к Хонджуну уже без него. — Я горжусь тобой, — шепчет Хонджун и направляется в ванную.       Пока Уён чистит зубы, Хонджун проверяет прачечную на предмет одежды Юнхо. Если не найдётся ничего подходящего, что уже высохло, ему придётся пойти в комнату своего сына, но он предпочёл бы не делать этого.       В конце концов, он находит один из гигантских свитеров Юнхо, но ему приходится довольствоваться одной из рубашек Минги и спортивными штанами Сана. Он берёт трусы Ёсана и обещает, что завтра же пойдет за покупками для мальчика.       Поднявшись, он стучит в дверь, как и обещал Уёну ранее, и мальчик нерешительно открывает её. — Я сделал всё, что мог, надеюсь, тебе будет удобно. Тебе помочь с чем-нибудь? Душ уже должен быть настроен правильно, ты можешь легко увеличить или уменьшить температуру, он не вытворяет странных вещей. Если ты всё-таки хочешь принять ванну, не стесняйся, можешь не торопиться. — Хорошо, — отвечает Уен, до сих пор не веря своим глазам. Он с недоверием относится ко всей этой ситуации, но, похоже, на данном этапе он просто не знает, что ещё можно сделать, кроме как плыть по течению. Для Хонджуна это не совсем победа, но это лучше, чем если бы Уён запирался в комнате. — Я буду в гостиной и оставлю дверь открытой, хорошо? Чтобы ты мог найти меня, когда закончишь. Полотенца в шкафу, тёмно-синие, безусловно, самые красивые, так что возьми одно из них.       С последней, обнадёживающей улыбкой Хонджун разворачивается, чтобы спуститься вниз. Он слышит, как закрывается дверь и щёлкает замок, а затем на некоторое время наступает тишина. Он на секунду задерживается на верхней площадке лестницы — на случай, если Уён поймёт, что ему нужно что-то ещё, — а затем спускается.       Оказавшись внизу, он не сразу идёт в гостиную, а направляется в комнату Уёна, надеясь, что сможет что-нибудь сделать с кроватью.       Осмотрев кровать, он не думает, что каркас слишком тяжёлый, но для этого придётся разобрать его, то есть, ему придётся достать инструменты из шкафа, который находится рядом с комнатой Минги и напротив комнаты Юнхо, и тогда он точно разбудит одного из них или обоих.       Между кроватью и столом недостаточно места, чтобы положить матрас, а если бы и было, то это могло быть недостаточно надёжным, учитывая, что всё равно было бы вполне возможно привязать Уёна к раме, даже если бы он был рядом с ней. К сожалению, Хонджуну приходится смириться с тем, что прямо сейчас они ничего не могут сделать, чтобы не разбудить всех в доме.       Он выходит из комнаты побеждённым, направляясь в гостиную и ожидая, когда Уён закончит принимать ванну.