***
Сонхва снова оказывается перед дверью Уёна. Он оптимистично — и, конечно, наивно — надеялся, что ему больше не придётся этого делать, но, увы. — Уён, я бы хотел поговорить с тобой, если ты не против, и я бы предпочёл сделать это с глазу на глаз, — говорит он, осторожно постучав. Он даже не пытается потрогать ручку двери. Даже если каким-то чудом Уён не подсунул стул под дверную ручку, он не хочет вторгаться в личное пространство мальчика. — Прости, что был слишком настойчив раньше, у меня не было намерения расстраивать тебя. Дверь не открывается, но, к изумлению Сонхва, Уён отвечает. — Ты злишься на меня? Его голос мягкий и слегка дрожит: Сонхва почти не слышит его из-за закрытой двери. Он печально вздыхает. — Нет, Уён. Я не сержусь на тебя, как и Хонджун. Ты не сделал ничего плохого, это нам не следовало продолжать настаивать. Мы совершили ошибку и надеемся, что ты сможешь простить нас за это. Уён некоторое время ничего не говорит, но Сонхва терпеливо ждёт. Он понимает, что Уёну нужно обдумать ответ. — Ты обещаешь? — Обещаю. — Правда? — На все сто процентов. — Но я должен открыть дверь? — В голосе Уёна звучит скептицизм, и Сонхва не может его винить. — Я хочу поговорить с тобой, — говорит он, не отвечая на вопрос. — Мы уже говорим. Сонхва тихонько хихикает. — Ты прав, и я очень рад этому. Если ты хочешь разговаривать через дверь, то давай так и сделаем, — говорит он. Сонхва хочет видеть лицо Уёна, когда они разговаривают, подбадривать его не только голосом, но и мимикой, чтобы больше сблизиться с Уёном, а также быть в состоянии определить, переходит ли он черту или нет. Однако дело не только в том, чего он хочет, и Уён уже идёт ему навстречу, просто разговаривая с ним. — Мне не нужно открывать дверь? — Тебе необязательно открывать дверь. Мы можем поговорить и так, — заверяет он. Он может только представить, как работают шестерёнки в мозгу Уёна, когда тот обдумывает варианты, выясняет, можно ли доверять Сонхва настолько, чтобы с ним разговаривать. — Ты не рассердишься? — неуверенно спрашивает Уён. — Не рассержусь, — Сонхва с удовольствием ещё с десяток раз уверит мальчика в этом вопросе, если это его успокоит. — Ты просто хочешь поговорить? — Я просто хочу поговорить. — Хорошо, — шепчет Уён, и Сонхва сразу же понимает, что Уён стоит близко к двери, — мы можем поговорить. — Спасибо, Уён, это много для меня значит. Уён не отвечает, но Сонхва слышит удивлённый тихий звук, доносящийся из комнаты. — Хонджун купил тебе одежду, она сейчас в сушилке. Он много чего купил, так что если тебе что-то не понравится, ты не обязан это носить, — теперь Сонхва думает о том, что, наверное, следовало позволить Уёну сначала примерить вещи, прежде чем отправлять их в стирку, теперь они не смогут вернуть ненужные покупки в магазин. Ну да ладно, сейчас уже слишком поздно, и Уёну наверняка подойдёт большинство вещей — Хонджун не выбирал ничего экстравагантного, и бо́льшая часть одежды в любом случае больших размеров. — Ты можешь взглянуть на них, когда они будут сухими, я принесу их тебе. Хонджун также заказал для тебя новую кровать. Её привезут сегодня попозже, и если ты хочешь, мы можем установить её немедленно. Но если ты хочешь остаться в своей комнате, мы сделаем это в другой день. Сонхва понимает, что ему нужно рассказать Уёну о том факте, что завтра придут два офицера полиции, чтобы задать ему вопросы, но подойти к этому вопросу сложно. Он жалеет, что не видит лица Уёна. — Ты купил кровать? — испуганно спрашивает Уён. — Мне достаточно и матраса. — Мы позаботились о том, чтобы у неё был другой тип каркаса, так что тебе не нужно беспокоиться о том, что ты будешь привязан к ней, — мысленно заканчивает Сонхва. — Хонджун прислал мне несколько фотографий. Я могу показать их тебе перед тем, как мы поставим кровать в твоей комнате, и если она тебе не понравится, мы не будем её устанавливать. — Обещаешь? — Да, обещаю. Ещё одна пауза. Сонхва собирается перейти к следующей теме разговора, когда Уён снова задаёт вопрос: — Ты можешь показать мне сейчас? — Сонхва настолько ошеломлён, что ему требуется несколько секунд, чтобы ответить. — Конечно, — говорит он, а затем раздумывает, какой подход выбрать, — хм, а как ты хочешь это сделать? Уён, кажется, тоже думает об этом. — Я не знаю, — отвечает он в конце концов, а затем быстро добавляет, — ничего страшного, мне не нужно видеть это сейчас. Сонхва закрывает глаза. Он не хочет давить на него, если это означает, что Уён отреагирует так же, как и раньше, но ему не хочется оставлять всё как есть. Уен озвучил то, чего он хочет. И это что-то настолько незначительное, что найти решение не так уж и сложно. — Как насчёт того, чтобы я открыл фотографии на своем телефоне и положил его перед дверью? А потом я отойду в сторону. Ты можешь посмотреть фотографии, можешь даже ненадолго взять мой телефон в свою комнату и закрыть дверь, если хочешь. Сонхва надеется, что он снова не перегибает палку. Мысль о том, что он может стать причиной нового стресса для Уёна, невероятно невыносима, и он надеется, что эти ощущения будут появляться как можно реже. Как и во время всего разговора, Уёну требуется некоторое время, чтобы ответить, но когда он это делает, Сонхва облегчённо выдыхает. — Хорошо. — Хорошо, — повторяет Сонхва больше для себя, чем для Уёна. Он быстро открывает чат с Хонджуном, и нажимает на первую фотографию нужной кровати. — Всё готово, есть ещё несколько фотографий этой кровати с разных ракурсов, тебе нужно провести пальцем вправо. Это кровать без изголовья и с выдвижными ящиками, — объясняет он, оставляя телефон прямо перед дверью, так что Уёну придётся лишь слегка приоткрыть её, чтобы взять его. Затем он отходит в сторону и сообщает об этом Уёну. Дверь остаётся закрытой достаточно долго, чтобы Сонхва начал беспокоиться о том, что его телефон заблокируется, но будь он проклят, если озвучит это беспокойство и заставит Уёна почувствовать давление, чтобы открыть дверь, когда мальчик ещё не готов. Впрочем, зря он беспокоился: дверь слегка приоткрывается, и появляется рука, чтобы взять телефон. Уён оставляет дверь приоткрытой, пока смотрит на телефон, и Сонхва хочет немного потанцевать от счастья, но он слишком нервничает, чтобы сделать хоть какое-то движение. — Ты купил это? — снова спрашивает Уён, на этот раз удивлённо. — Да, мы купили, она приедет где-то к девяти. — Для меня? — Мы с Хонджуном не хотим, чтобы ты спал на матрасе на полу. Так будет удобнее. Дверь открывается ещё чуть-чуть, и в проёме появляется Уён, наполовину скрытый дверью, и он в замешательстве смотрит на Сонхва. — Ты купил её, потому что мне не понравилась другая кровать? — спрашивает он. — Да, — просто отвечает Сонхва. — Почему? — Я же говорил тебе, — беззаботно говорит Сонхва, изо всех сил стараясь скрыть тот факт, что его сердце выпрыгивает из груди, — мы хотим, чтобы тебе было комфортно. — И что потом? — продолжает Уён; глаза превратились в тонкие щёлочки и стали жёсткими. Однако ему не удаётся одурачить Сонхва: даже с такого расстояния видно, что он дрожит. — Что ты имеешь в виду? — Какая тебе с этого польза? Что я должен сделать? — Ты ничего не должен делать; ты заслуживаешь кровать, на которой тебе удобно спать. — Почему? Если бы не серьёзность темы и незнание причины вопроса Уёна, Сонхва подумал бы, что разговаривает с малышом. — Потому что ты человек, Уён. Ты заслуживаешь комфорта. Уён, похоже, обдумывает эти слова. — Ты не заставишь меня делать… всякое? — Уён вздрагивает от собственных слов, и Сонхва видит, как тот краснеет от стыда; ему не нравится, что стыдится именно Уён. У мальчика нет причин стыдиться того, что с ним произошло — он не сделал ничего плохого. Прежде чем ответить, он убеждается, что Уён смотрит на него. — Мы не будем заставлять тебя ничего делать. Здесь ты в безопасности, — обещает он. — Тебе необязательно сейчас мне верить, но мы докажем это тебе, Уён. Никто в этом доме не поднимет на тебя руку. Уён какое-то время испытующе смотрит на него, и, видимо, в выражении лица Сонхва есть что-то хорошее, потому что он открывает дверь и протягивает ему телефон. Сонхва делает крошечный шаг вперёд и снова встречается взглядом с Уёном. Мальчик нерешительно кивает, но выглядит решительным, хотя его сильно трясёт. Сонхва старается не торопить события, давая Уёну возможность в любой момент передумать. Однако тот этого не делает, и вскоре Сонхва снова держит свой телефон, находясь на небольшом расстоянии от Уёна. Он снова делает шаг назад, чтобы не заслонять собой Уёна. — Я горжусь тобой, — говорит он с мягкой улыбкой.Часть 10
2 ноября 2023 г. в 13:06
Как только Сонхва пересказывает Хонджуну телефонный разговор с полицейским, тот кипит от ярости. Полиция решительно настроена приехать завтра, и хотя начальник департамента расследований пообещал, что другой офицер будет присутствовать и вести допрос, никаких реальных извинений не последовало. Хонджун задаёт те же вопросы, что и Сонхва — Какого чёрта? Как им быть? Почему так скоро? — и теперь тишина окутывает их до тех пор, пока крики детей не прерывают её.
— Чёрт возьми, что с тобой не так? Просто приди в себя!
Это определённо Ёсан, и, если судить по предыдущим событиям, вероятнее всего он кричит на Сана.
— Мне нужно прийти в себя?! Лучше следи за собой!
Подозрения подтвердились. Хонджун стонет:
— Верно, полиция — не единственная проблема дня.
Далеко не единственная. За сегодня у них произошло больше событий, чем ему хотелось бы думать: они узнали подробности прошлого Уёна, также случились выходка Уёна и ссора Сана, неприятный разговор с полицией, а теперь ещё и вспышка Ёсана. «По крайней мере, я купил одежду и кровать», — самодовольно думает Хонджун. Он хочет спрятать голову в песок, словно страус, и никогда больше не поднимать её.
— Или что? Ты собираешься ударить меня? Это то, что ты собираешься сделать?
— Я разберусь с этим, — говорит Хонджун, поскольку он знает о ситуации больше, чем Сонхва.
Он разнимает Сана и Ёсана, а после отправляет их по комнатам. Сам он идёт следом за Саном в его комнату. Сан раздражённо плюхается на кровать — Хонджун не может не съёжиться от того факта, что тот не принял душ. Даже если тренировка была прервана, он — вонючий подросток, который только что лёг на кровать прямо в спортивной одежде. Это отвратительно — возможно, Сонхва оказал на него большее влияние, чем он предполагал. Он отбрасывает эту мысль — она определённо сейчас не важна.
— Сан, что происходит? — вместо этого спрашивает он, тихо закрывая за собой дверь.
— Ничего, — бормочет Сан в подушку.
— Кажется, что это не так, — говорит Хонджун и чувствует себя заезженной пластинкой: разве он не говорил это и в машине? — Я просто хочу помочь тебе, жучок, я ненавижу, когда ты расстраиваешься.
— Тогда почему ты позволил ещё одному ребёнку поселиться здесь? — спрашивает Сан, и это похоже на удар под дых.
— Что? — он только и может задать вопрос, не имея ни малейшего понятия, что ещё сказать.
— Почему ещё один мальчик? — Сан повторяет громче и поворачивается лицом к Хонджуну, чтобы задать этот вопрос, больше не зарываясь лицом в подушку. Подросток свирепо смотрит на Хонджуна, который на самом деле не знает, что сказать. Уён прибыл менее двух дней назад, Сан ещё даже не встречался с ним. Он недоумевает, как комментарий Дохуна мог вызвать такую бурную реакцию.
— Санни, мы ещё даже не знаем, останется ли он насовсем, — пытается оправдаться Хонджун. Может, Сонхва был прав и они действительно откусили больше, чем могли прожевать. После вчерашней встречи с Уёном прошлой ночью он был уверен, что сделает всё возможное, чтобы тот остался с ними, но теперь, когда он видит реакцию Сана на ситуацию, то уже не так уверен. Они должны ставить своих детей на первое место, и Сан выглядит совершенно опустошённым, каким он не был уже больше года.
— Тогда зачем ты купил ему все эти вещи? — спрашивает Сан. Хонджун смотрит на него с сожалением.
— Потому что у него ничего не было, Сан. У него не было возможности собрать вещи, и какое-то время он не сможет вернуться в свой старый дом за вещами. Ты хочешь, чтобы он носил вашу одежду, пока он здесь? — мягко спрашивает Хонджун. Он видит, что Сан думает над его вопросом.
— Но почему он приехал сюда? — спрашивает мальчик. — Он мог бы пойти куда-нибудь ещё. Мы не единственная семья на планете.
— Хм, — хмыкает Хонджун в знак согласия. Он садится рядом с Саном, который тут же придвигается к нему поближе, — ты прав, есть и другие семьи. И поэтому Чэюн ищет подходящих людей. Но до тех пор он останется здесь.
— Он всё портит, — хнычет Сан, пряча лицо в ладонях.
— Что он портит? — спрашивает Хонджун.
— Ты не сможешь усыновить нас, если он будет здесь, — Сан начинает плакать. Хонджун обнимает его за плечи и притягивает поближе к себе, в итоге голова Сана оказывается у него на плече.
— Почему ты так думаешь, жучок? — шепчет Хонджун. Может быть, им с самого начала следовало сказать «нет» Чэюн. Они не знали, что это причинит так много боли Сану — они даже не думали об этом.
— Юнхо сказал, что новенький останется навсегда, а омма сказал, что если он останется здесь, то это может вызвать проблемы с процессом усыновления.
— Сонхва прав, судья может счесть прибавление в семье недостаточно стабильным условием для того, чтобы мы усыновили тебя и Чонхо, — Хонджун видит, что Сан хочет прервать его, поэтому на мгновение поднимает руку и быстро продолжает, — это одна из главных причин, по которым мы позволим Уёну оставаться всего на две-четыре недели. Заявление Юнхо основывается на том, что ни один ребёнок, принятый в нашу семью, не уходил к другим людям. Однако мы бы никогда не отнеслись к этому решению легкомысленно, и мы учтём всё, когда будем принимать решение. Сонхва уже связался с офисом судьи.
— Омма дал обещание, что вы сделаете всё возможное, чтобы усыновить нас, — смущённо говорит Сан.
— Видишь? Мы бы не стали лгать вам по этому поводу.
— Но что, если всё выйдет из-под контроля?
— Что ты имеешь в виду?
— Вдруг что-то случится и вы больше не сможете нас усыновить?
Хонджун на секунду задумывается.
— Скажи, что, по-твоему, самое худшее, что может случиться? Расскажи о самом ужасном сценарии, который мог бы произойти? — спрашивает он.
— Нам с Чонхо придётся уехать отсюда, нас снова разлучат, и он попадёт в плохую семью, — немедленно отвечает Сан, даже не задумываясь.
— Хорошо. Допустим, по какой-то причине всё идёт наперекосяк, да? Все планы спутались, мы с Сонхва совершили ошибки, как ты и сказал, мы принимали неправильные решения, ну и… судья отказывает в усыновлении, — говорит Хонджун. Сан вцепляется в его рубашку, прижимаясь к Хонджуну, и он явно не в восторге от этой гипотезы,— но почему ты думаешь, что вам придётся уйти? Вы бы по-прежнему находились под нашей опекой, мы как и раньше были бы для вас приёмными родителями. Вам бы не пришлось уезжать. Потом через некоторое время мы могли бы снова подать заявку на усыновление, когда все дела более-менее устряслись и ничто не мешало бы нам в судебном деле.
— Но что если нас заберут?
— Если они посмеют хотя бы намекнуть, что подумывают о том, чтобы забрать у нас тебя и Чонхо, мы привлечём к этому делу десять лучших адвокатов нашей страны. Мы потратим все наши сбережения, чтобы убедиться, что вы останетесь. Но Санни? Они этого не сделают. Я не могу обещать тебе, что усыновление состоится — независимо от того, будет Уён здесь или нет. Я просто не могу дать такого обещания, потому что не я принимаю решение. Я думаю, что всё будет хорошо, мы не дали судье ни единой причины считать, что мы неподходящая семья для вас двоих, но я не могу давать обещаний, когда дело касается таких серьёзных вещей. Само собой разумеется, что ты и Чонхо останетесь здесь. Пока ты хочешь оставаться здесь, ты останешься.
— Прости, аппа, — хрипло шепчет Сан, вся его прежняя агрессия исчезла. Хонджун знает, что Сан может быстро переключаться между эмоциями, и его этим уже не удивить, сегодня он застал его не в самом хорошем расложении духа. Он вздыхает.
— Ты тоже прости нас, жучок.
Сан поднимает голову с плеча Хонджуна и тихо шмыгает носом:
— Почему ты извиняешься, ты же не сделал ничего плохого.
— Я сделал. Сонхва и я, мы оба это сделали. Мы приняли решение взять Уёна на месяц, не посоветовавшись ни с кем из вас. Мы приняли важное решение две ночи назад и наутро поставили вас перед фактом, что в доме появился новый человек, не объяснив вам толком ничего. Вообще-то, мы до сих пор не объяснили вам ничего, и я очень сожалею об этом.
— Мне жаль. Это так сильно меня задело и заставило вести себя неадекватно, — Сан смотрит на свои руки, нервно теребя их.
— Тебе не нужно извиняться за свои чувства, — успокаивает Хонджун, — но это хорошо, что ты извиняешься за свои поступки. В нашем доме мы всегда обсуждаем ваши переживания. Мы с Сонхва всегда готовы выслушать, и мы никогда не будем судить вас за то, что вы чувствуете, и вы пятеро всегда будете нашим приоритетом.
— Что насчёт Уёна?
— Прямо сейчас и в течение нескольких недель, Уён также будет нашим приоритетом, — мягко говорит Хонджун. Он надеется, что это не выведет Сана из себя, но он не может лгать своему сыну, — он через многое прошёл, и ближайшие недели будут для него очень трудными. Мы не можем позволить ему справляться со всем самостоятельно.
— Он тоже жил в плохой приёмной семье? — спрашивает Сан, и Хонджун качает головой.
— Нет, он жил с отцом, — Хонджун не хочет говорить слишком много, потому что это не его история, и он не хочет, чтобы Уён чувствовал себя некомфортно — он также надеется, что другим никогда не придётся столкнуться с реальностью того, через что прошёл Уён, — но его отец не очень хороший человек.
— Его отец жив? — спрашивает Сан. Ни у кого из остальных детей нет в живых родителей, все они — полные сироты, так что вполне логично, что Сан застигнут врасплох его словами. Однако слово «отец» в контексте биологического отца Уёна всё ещё заставляет Хонджуна содрогнуться: этот человек, судя по всему, не заслуживает такого звания.
— Да, — тихо говорит он, хотя ответ ему не нравится, — у многих детей в приёмных семьях родители живы, ты ведь это знаешь.
— Да, но к нам они не приходили, — отвечает Сан, как будто это факт. Технически он не ошибается, но это всегда было скорее совпадением, нежели чем-либо ещё. Хонджун выдавливает из себя смешок.
— Тогда, я полагаю, он исключение.
— Вернется ли он когда-нибудь к своему отцу? — спрашивает Сан. Это логичный вопрос, потому что Сан знает, что если один из родителей или оба всё ещё живы, то это почти всегда означает, что они воссоединятся со своим ребёнком или детьми. По крайней мере, в «нормальных» обстоятельствах, какими бы они ни были, когда речь идёт о приёмной семье. Хонджун содрогается при мысли о том, что чиновники могут совершить эту ошибку во второй раз. Не стоило возвращать Уёна под опеку отца.
— Нет, не в этом случае. Здесь он тоже исключение.
— Значит, его отец плохой, — заключает Сан, и Хонджун хмыкает в знак согласия. Он чувствует, что Сан собирается задать ещё несколько вопросов.
— На данный момент этого достаточно, жучок. Ты чувствуешь себя лучше?
Сан медленно кивает:
— Да.
— Я рад это слышать. Если тебе снова станет плохо, пожалуйста, подойди к кому-нибудь из нас. Не держи это в себе, мы не хотим, чтобы ты снова накричал на Ёсана, — Хонджун слегка подталкивает Сана локтём, чтобы его сын понял, что он не сердится. Сан слегка краснеет. — Кстати говоря. Тебе, наверное, следует извиниться перед ним.
Сан стонет, но всё же встает:
— Хорошо. Но он первым накричал на меня, — ворчит мальчик.
Тот почти доходит до двери, когда Хонджун останавливает его:
— Сан-а? Не позволяй словам Дохуна задеть тебя. Он просто мудак.
Глаза Сана комично расширяются.
— Не позволяй омме услышать это от тебя!
— Я и не планировал, — усмехается он, а затем добавляет, — но я ведь прав.
— Спасибо, аппа, — искренне говорит Сан и выходит из комнаты. Хонджун откидывается на спинку кресла, и его тело с мягким стуком ударяется о стену. Одна проблема ликвидирована — по крайней мере, сейчас. Ему любопытно посмотреть, где появится следующая.