Like Sun to the Darkest Days

      Сейчас почти пять часов вечера. Все мальчики находятся в своих спальнях или в спальнях друг друга, в то время как Сонхва, Хонджун и Уён ждут прихода детективов. Уён сидит за кухонным столом, стараясь казаться как можно меньше. На нём новая одежда, и он крепко обхватывает себя руками. Он не выглядит так, будто присутствует здесь в полной мере.       Хонджун садится по диагонали напротив него. После обсуждений они решили, что полицейские будут сидеть в дальнем углу, как можно дальше от Уёна.       К их облегчению, Уён просит обоих остаться. Хонджун будет сидеть там, где и сейчас, а Сонхва займёт место с той же стороны стола, что и Уён, между ним и детективами. — Мы можем что-нибудь сделать для тебя прямо сейчас? — осторожно спрашивает Хонджун. Уён резко качает головой. — Если что-то есть, сообщи нам, хорошо? — Мне страшно, — выдыхает Уён и подтягивает колени к груди, упираясь ногами в кресло. Это выглядит совсем не удобно, похоже, что Уён хочет буквально раствориться. Хонджун даже не хочет знать, насколько напуган Уён, если говорит об этом. Он не настолько наивен, чтобы поверить, что они уже настолько продвинулись в процессе установления доверия. Признание Уёна исходит из чистого, неподдельного ужаса, с которым он не знает, что делать. Это душераздирающее зрелище, и Хонджуну требуется вся его сила воли, чтобы не перегнуться через стол и не взять мальчика за руки. — Я могу себе представить, насколько это пугающая ситуация. Если ты не готов к этому, дай нам знать, — предлагает он уже не в первый раз. — Что бы ты ни решил, Сонхва и я будем рядом с тобой на каждом шагу. — Ты не захочешь, чтобы я оставался здесь, — тихо шепчет Уён, и Хонджун не уверен, что тот хотел, чтобы он услышал. — Почему ты так думаешь? — Я отвратителен, — говорит Уён с напускной небрежностью. — Вчера ты очень долго принимал ванну, спал в свежих простынях и на тебе новая одежда, ты не можешь быть хуже других, — пытается шутить Хонджун, несмотря на то, что его сердце сжимается в груди. — Я делал отвратительные вещи, — говорит Уён, игнорируя попытку Хонджуна поднять настроение, — ты не сможешь смотреть на меня после этого. — Я надеюсь, ты позволишь нам доказать, что ты ошибаешься, — говорит Хонджун. — Аппа тоже не мог больше смотреть на меня, — дрожащим голосом говорит он и утыкается лицом в колени. Хонджун слышит его прерывистое дыхание. Он благодарен Уёну за откровенность, но немного беспокоится, что мальчик пожалеет об этом позже; сейчас он делится этими вещами сейчас только потому, что он переполнен чувствами и не знает, куда их деть. Чонхо однажды признался, что с ним случилось, и это фактически отбросило их на несколько шагов назад, а не вперёд, потому что после этого Чонхо испытал неловкость и стал гораздо более замкнутым. Им потребовалась целая вечность, чтобы снова выманить его из своей раковины. Эта ситуация кажется слишком похожей. Он видит, как все сдерживаемые эмоции выплёскиваются из Уёна, потому что тот больше не может держать всё в себе; это больно. — Твой отец обращался с тобой не так, как следовало, Уён. Позволь нам самим выносить суждения, и прости меня за то, что я не верю ему на слово — ни в отношении тебя, ни в чём-либо другом, если уж на то пошло. — Ты не знаешь, что я делал, — упрямо говорит Уён, словно желая доказать Хонджуну, что он не заслуживает его внимания. Хонджуну действительно не нравится, как мальчик это формулирует. То, что я делал. Словно у него был какой-то выбор, словно он был добровольным участником, когда он так явно вышел из ситуации травмированным и напуганным. То, как Уён говорит, также заставляет его думать, что мальчик не осознаёт, как много они с Сонхва уже знают. Это заставляет его чувствовать себя виноватым, как будто они обсуждали секрет Уёна за его спиной, в то время как Уён думал, что это хорошо хранится в тайне. Он не уверен, стоит ли поднимать эту тему или просто проигнорировать её.       Сонхва входит на кухню, а Минги следует за ним по пятам. — Захвати что-нибудь перекусить, а если хочешь чего-нибудь выпить, возьми бутылку из холодильника. Кухня скоро станет запретной зоной, — наставляет Сонхва. Он огибает большой круг вокруг Уёна, чтобы занять своё место. Минги, по-видимому, не получил этой памятки. Он движется прямо за спиной Уёна, не обращая внимания на дискомфорт мальчика, пока Уён не вздрагивает так сильно, что его ноги соскальзывают со стула. — О, извините, я виноват, — громко говорит Минги, всё ещё пребывая в блаженном неведении относительно ситуации. Ни Хонджун, ни Сонхва не успевают ничего предпринять, как на плечо Уёна опускается рука. — Минги, отойди, — говорит Сонхва, в голосе которого явно слышна паника. Минги, кажется, понимает, что сделал что-то, чего не следовало, поэтому он делает большой шаг назад и поднимает руки над головой. Это приводит к обратному эффекту: Уён снова вздрагивает и поднимает руки в защите, явно ожидая удара. Когда этого не происходит, он вскакивает и быстро выбегает из кухни. — Уё… — Сонхва обрывает себя, поскольку Уён уже ушёл. — Мне очень жаль! — восклицает Минги, его глаза расширяются от шока, и Хонджун на самом деле не может его винить. Никто из детей не знает, через что прошёл Уён, они, вероятно, представляют себе что-то более близкое к тому, что пережил Чонхо, и младший даже близко не так сильно реагировал на прикосновения. — Это не твоя вина, — говорит Сонхва, — я должен был объяснить тебе. — Ты сказал мне, что я не должен прикасаться к нему, а я именно это и делаю, — в голосе Минги звучит растерянность, — я не подумал, прости.       Хонджун хочет сказать что-нибудь успокаивающее сыну, и одновременно мягко направить его обратно в свою комнату, когда раздаётся звонок в дверь. — Минги-я, возвращайся в свою комнату, хорошо? Мы не сердимся, и мы знаем, что ты сделал это не нарочно, и если тебе нужно, мы поговорим об этом позже, да? Но сейчас нам нужно поговорить с полицией и узнать, сможем ли мы вытащить Уёна обратно из его комнаты, — мягко говорит Сонхва, и Минги обречённо кивает. Он отказывается от закусок, за которыми пришёл на кухню, и идёт прямо в свою комнату. Хонджун знает, что остальные находятся в комнате Сана и Чонхо, но у него сейчас нет времени беспокоиться о том, что Минги будет дуться в одиночестве. — Я открою дверь, а ты попробуй вытащить Уёна? — предлагает Хонджун, на что Сонхва кивает. — Как же не вовремя, — стонет он, а затем меняет выражение лица, чтобы скрыть бурлящее в нём разочарование.       Хонджун направляется к входной двери, и его встречают два детектива, мужчина и женщина. — Добрый день, — здоровается он и отступает в сторону, чтобы впустить их, — я Ким Хонджун, пожалуйста, следуйте за мной. — Я — детектив Шин, а это — детектив Ан, — вежливо представляет женщина, следуя за Хонджуном в дом. — Не могли бы вы сесть вон там? — Хонджун указывает на места, которые он, Сонхва и Уён ранее обсуждали. Детектив Ан игнорирует его просьбу и садится на стул, ближайший к двери. — Где мальчик? — сурово спрашивает он, и, наверное, хорошо, что Уёна сейчас здесь нет. — Уён в своей комнате, Сонхва приведёт его, — отвечает он ледяным тоном, сохраняя вежливость, — не могли бы вы, пожалуйста, пересесть на другую сторону стола, мы хотим, чтобы Уёну было максимально удобно, а он выразил желание сесть поближе к двери.       Хонджун видит, что детектив Ан хочет возразить, но, к счастью, его коллега вмешивается прежде, чем тот успевает это сделать. — Конечно, мы хотим, чтобы ему было как можно комфортнее, — вежливо говорит она, но с укором смотрит в сторону своего коллеги. Детектив Ан с ворчанием встаёт, чтобы пересесть на те места, на которые указывает Хонджун. — Могу я вам что-нибудь предложить? Кофе? Чай? — Просто приведите сюда мальчика, чтобы мы могли начать.       Хонджун на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох. — Как я уже говорил, Сонхва приведёт Уёна. Однако мне не нравится тон, который вы используете. Я надеюсь, что он изменится с приходом Уёна, в его жизни и так было немало испытаний. — Уверена, что детектив Ан знает, как себя вести. Если вы не возражаете, то я выпила бы чашку чая.       Хонджун готовит чай и ставит кружку перед детективом, а другую ставит на место, где будет сидеть Сонхва. Он не слышит никаких звуков, доносящихся из коридора. — Секундочку, я пойду проверю, что там происходит, — извиняется он и выходит из кухни. Однако далеко ему уйти не удаётся — Сонхва встречает его на полпути. — Он придёт? — тихо спрашивает Хонджун, и Сонхва кивает. Спустя мгновение дверь в комнату Уёна открывается, и мальчик выходит. Его глаза слегка покраснели, но то, что действительно привлекает внимание Хонджуна, — это предмет в руках Уёна. Мальчик прижимает к животу плюшевого лисёнка. Его хватка продолжает сжиматься и разжиматься вокруг игрушки. Хонджун мягко улыбается. — Хорошо, давайте сделаем это, — говорит Сонхва, — мы можем остановиться в любой момент.       С этими словами они заходят на кухню. Хонджун бросает свирепый взгляд, когда детектив Ан бормочет «наконец-то» себе под нос, и просто надеется, что Уён не услышал. — Здравствуйте, — приветствует Сонхва детективов, — я Пак Сонхва, мы говорили по телефону.       Сонхва производит на Хонджуна впечатление: ничего в его тоне не говорит о какой-либо враждебности по отношению к детективам.       После того как все заняли свои места, детектив Шин начинает говорить: — Здравствуй, Уён, спасибо, что пришёл к нам сегодня, — секунду она ждёт ответа, но понимает, что устного ответа не получит, и поэтому продолжает, — мы здесь, чтобы задать тебе несколько вопросов о твоей домашней ситуации. Ты не против?       Уён молча кивает, всё ещё крепко прижимая лисёнка. — Хорошо. Мы понимаем, что говорить о некоторых вещах будет непросто, поэтому не торопись с ответом.       Детектив Ан достаёт маленький блокнот и переворачивает его на новую страницу. — Когда полиция пришла к вам домой, ты был привязан к кровати, это так? — спрашивает он, и хотя это не тот мягкий тон, который использовали бы Сонхва или Хонджун, он не так уж и плох. Уён просто снова кивает. — Можешь рассказать нам, из-за чего это произошло?       Хонджун не слишком доволен тем фактом, что они просто переходят прямо к делу, практически без подготовки. Неужели они ожидали, что Уён просто расскажет обо всех своих травмах этим незнакомцам? — Хм… Аппа… Аппа привязал меня, — неуверенно шепчет он. Он начинает неловко заламывать руки перед мягкой игрушкой, иногда перебирая запястьями. — Была ли у него какая-то причина для этого? — спрашивает детектив Ан. — Я пытался убежать несколько раз, — шепчет Уён, — я плохо себя вёл.       Хонджун крепче сжимает кружку с кофе, тяжело сглатывая. Ему хочется заверить Уёна, что он не сделал ничего плохого, что он определённо не вёл себя плохо — он видит, что Сонхва хочет сделать то же самое, — но он сдерживается, они оба молчат. — Почему ты хотел сбежать? — мягко спрашивает детектив Шин. Сонхва и Хонджун смотрят друг на друга. Хонджун знает, что им нужно задать эти вопросы, рационально он это понимает, но он также знает, что детективы читали отчёты врачей, они получили результаты анализа ДНК, видели условия, в которых нашли Уёна — лучшим вопросом было бы то, почему Уён не захотел сбежать? — Я не знаю, — шепчет Уён. Он ни на кого не смотрит, только на лисёнка в своих руках. Хонджун надеется, что это немного его утешит. — У тебя должна была быть причина для побега, — настаивает детектив Ан. — Наверное, я больше не хотел, чтобы он причинял мне боль, — Уён выглядит так растерянно, что Хонджуну просто хочется положить конец этому разговору. Но он не может этого сделать — не в его власти закончить разговор, по крайней мере, сейчас. — Каким образом он причинял тебе боль? — мягко спрашивает детектив Шин. — Иногда он бил меня, — дрожащим голосом отвечает Уён, на долю секунды бросая взгляд на Хонджуна и Сонхва, прежде чем снова сосредоточиться на своих руках и мягкой игрушке, — что-то в этом роде. — Происходило ли что-нибудь ещё? — спрашивает детектив Ан, и в его голосе снова сквозит нетерпение. Понятно, о чём он хочет узнать: насколько известно Хонджуну, отец Уёна ничего не рассказывал о других вовлечённых людях. Уён — единственный человек, который может рассказать им о случившемся. — Я не знаю, — повторяет Уён. — Послушай, парень, мы здесь, чтобы помочь. Ты ведь понимаешь это, верно? Просто ответь на вопросы, чтобы мы могли двигаться дальше. Мы хотим знать о других людях, вовлечённых в эту ситуацию.       Уён ещё сильнее вжимается в кресло. Его дыхание становится неровным, а руки снова сжимаются и разжимаются вокруг лисёнка, на этот раз в гораздо более быстром темпе. Он снова прикусывает губу, и Хонджун видит, что у него пошла кровь. — Не разговаривайте с ним так, пожалуйста. Он делает всё, что в его силах, — тихо говорит Сонхва. Хонджун знает, что нужно позволить Сонхва говорить, потому что его муж гораздо лучше умеет контролировать свои эмоции. То, что он накричит на детектива, никому не поможет, и меньше всего Уёну. Он позволяет Сонхва разобраться с детективом, а сам пытается поймать взгляд Уёна. — Всё в порядке, Уён, ты можешь не торопиться. Это действительно сложно, а у тебя всё так хорошо получается, — успокаивает он, и Уён смотрит на него со слезами на глазах. — Он прав, Уён, ты молодец. Нам просто нужно немного больше информации. Может быть, будет проще, если ты расскажешь нам, что произошло после того, как тебя вернули в дом твоего отца, — переводит разговор детектив Шин. Хонджун считает, что было бы неплохо начать с самого начала, а не сразу переходить к выяснению обстоятельств насилия. Уён всё ещё смотрит на него — в поисках совета или чего-то другого, Хонджун не может сказать. Он ободряюще улыбается мальчику и слегка кивает. — Хм… другая семья сказала, что со мной было слишком тяжело справиться, поэтому они вернули меня обратно, — говорит Уён, и Хонджуну приходится следить за выражением своего лица, чтобы не показать возмущение, которое он испытывает. Он точно знает, что они вернули Уёна не потому, что с ним было слишком тяжело справиться. Они плохо обращались с ним, но были пойманы и столкнулись с последствиями. Сказали ли они Уёну, что он уходит из-за того, что он был плохим ребёнком? Почему никто не сказал ему настоящей причины? От Хонджуна требуются все его силы, чтобы продолжать улыбаться мальчику, который продолжает говорить: — а аппа почувствовал себя лучше. У него была работа и всё такое, и это было очень хорошо. Почти как тогда, когда омм…       Уён слегка запинается, из его глаз катятся слёзы; он поднимает взгляд к потолку, но затем снова смотрит на Хонджуна. — Почти как раньше. Он был очень милым и заботился обо мне, но потом, я думаю, он снова начал пить, и он просто иногда злился, когда я плохо себя вёл, но не сильно, просто… как обычно. — Можешь ли ты привести нам пример того, как выглядит обычная реакция? — спрашивает детектив Шин. Уён пожимает плечами. — Я не знаю, например… пощёчина или что-то в этом роде, или пинок. Или никакого ужина. Иногда мне приходилось спать на балконе, — говорит Уён, — но это было только тогда, когда я вёл себя плохо, это было обычным наказанием. — Это не нормальное наказание, — слышит Хонджун слова Сонхва — тихие, чтобы не спугнуть Уёна. Уён поворачивается и смотрит на него, и Сонхва повторяет: — Это ненормально. Это ужасно, что он так с тобой обошёлся. — Это случалось нечасто, — дрожащим голосом говорит Уён, — только когда он был пьян, и тогда я всегда знал, почему он это делает. Это всегда было потому, что я вёл себя плохо. Только позже это стало невыносимо. — Не имеет значения, что это случалось нечасто. Даже если это было всего один раз, это не нормально.       Хонджун видит, как краска заливает шею Уёна, когда тот опускает взгляд на свои руки — он надеется, что это не от стыда, но не может сказать наверняка. — Давайте вернёмся к обсуждаемой теме, — говорит детектив Ан, — что произошло после того, как твой отец потерял работу?       Уён не отвечает. Хонджун не может видеть его лица, только макушку, поэтому он поворачивается к Сонхва, которому немного лучше видно мальчика сбоку. Однако ему не нравится выражение лица Сонхва. Видно, что его муж едва сдерживается, чтобы не потянуться к Уёну, чтобы утешить его, на это больно смотреть. — Парень?       Уён сильно вздрагивает от резкого тона; Хонджуну хочется ударить этого человека. — Пожалуйста, детектив, понизьте голос, — просит Сонхва. — Нам нужны его показания, — возражает детектив. — Не в таком виде, не делайте этого, — ледяным тоном говорит Хонджун. Ему надоел этот человек. — Уён, ты не хочешь сделать перерыв? — У нас нет времени на перерыв, — раздражённо отвечает Ан, — чем быстрее мы закончим, тем быстрее он сможет отдохнуть.       Хонджун игнорирует его и сосредоточивается на Уёне. — Ничего страшного, если тебе нужно остановиться и немного отдохнуть. — Может быть, будет лучше, если вы двое ненадолго уйдёте, — говорит детектив Ан, — кажется, вы больше отвлекаете, чем помогаете.       Сонхва бросает на Хонджуна быстрый взгляд, и хорошо, что бросает, потому что Хонджун вот-вот взорвётся. Он тяжело и протяжно выдыхает, пытаясь успокоиться и не дать проявиться гневу ради Уёна. Если бы Уёна не было в комнате, он бы не был таким внимательным — никогда ещё он не испытывал такого отвращения к сотруднику полиции. — Мы не уйдём, пока Уён не скажет, что хочет этого, — спокойно говорит Сонхва, — мы понимаем, что вы здесь для своего расследования, но мы здесь для того, чтобы убедиться, что он чувствует себя комфортно.       Хонджун так благоговеет перед своим мужем, просто немыслимо. Он готов сорваться с катушек, а тут Сонхва, всё ещё спокойный и вежливый, но не оставляющий места для споров. — Как скажете, — ворчит детектив Ан и уже собирается сказать что-то ещё, но детектив Шин останавливает его. Хонджун считает, что ей следовало бы делать это чаще, ведь, по правде говоря, им сказали, что допрос будет вести не Ан, но очевидно, что детектив Шин сама не особо понимает, как проводить допрос в сложившейся ситуации. — Давайте все успокоимся и посмотрим, можем ли мы продолжить прямо сейчас, — говорит она, и Хонджун еле останавливает себя, чтобы не закатить глаза. Вместо этого он снова смотрит на Уёна. В этот момент парень выглядит откровенно испуганным. Хонджун видит, что Сонхва пытается оградить его от детектива, приняв неестественную позу, и подавляет мрачный смешок — сейчас точно не тот момент, чтобы смеяться, в этой ситуации нет ничего смешного, скорее всего, это просто стресс и накопившиеся нервы. — Всё в порядке, — шепчет Уён через несколько мгновений, — я могу продолжить. — Прекрасно, — ворчит детектив Ан, и это звучит лишь с лёгким сарказмом, так что Хонджун готов оставить всё как есть ради Уёна. Сейчас нет смысла затевать ссору, как бы ему этого ни хотелось. — Итак, расскажи нам о том, что произошло дальше. — Как вы и сказали, он потерял работу. Думаю, из-за пьянства, но точно не знаю. После этого он, конечно, разозлился ещё больше, потому что я не справлялся со своими обязанностями, и я старался помочь, насколько мог, но я не очень хорош в таких вещах. Я пытался устроиться на работу, но меня никто не хотел нанимать, и тогда аппа разозлился из-за этого, потому что я бесполезен, а я действительно пытался помочь, я продал кое-что из своих вещей, но денег было недостаточно, я действительно старался, но он был недоволен и злился, когда я делал что-то не так, и… — Уён обрывает себя, наклоняясь вперёд на своём стуле, зажав лисёнка между животом и ногами. Тот почти исчез из поля зрения Хонджуна. Уён тяжело дышит, что неудивительно, учитывая, как быстро он говорил до этого. Хонджун задаётся вопросом, не рассчитывал ли он выложить всё сразу, чтобы покончить с этим.       Уён делает большие, судорожные вдохи, всё ещё свернувшись калачиком. Хонджун не может сказать, получает ли мальчик достаточно кислорода, но он не знает, как проверить состояние Уёна, не прикасаясь к нему. Сонхва, кажется, борется с той же дилеммой: рукой он тянется к Уёну, ещё не настолько близко, чтобы дотронуться до него, но уже хочет положить её на спину.       Хонджун заставляет себя игнорировать своё инстинктивное желание утешить через прикосновение. Он наклоняется над столом, чтобы быть ближе к мальчику, и начинает говорить низким, мягким голосом: — Теперь ты в безопасности, Уён, здесь ты в безопасности. У тебя всё так хорошо получается. Ты такой храбрый, что рассказываешь нам всё это. Ничто из того, что с тобой случилось, не было твоей виной, и мне так жаль, что это произошло.       Уён, кажется, не успокаивается, он всё ещё пытается отдышаться и весь дрожит. — Прислушайся к моему дыханию, Уён, постарайся повотрять за мной, — пытается Хонджун, — вдох… выдох… вдох… выдох… вдох… выдох…       Он повторяет это несколько раз, и как раз в тот момент, когда он думает, что это бесполезно, дыхание Уёна выравниваеться вместе с его дыханием. Поначалу это болезненно, звучит очень натянуто и некомфортно, но прогресс есть. — Вот так, Уён, у тебя всё хорошо получается, — шепчет Сонхва, в то время как Хонджун продолжает нормализовывать дыхание. Это почти удача, с горечью думает Хонджун, что Минги испытывал подобные приступы, когда впервые присоединился к ним, иначе уверен, он бы тоже запаниковал. — Извини, — бормочет Уён, отдышавшись. Он всё ещё не садится, поэтому Хонджун видит только часть его спины, но голос у него измученный. — Тебе не за что извиняться, у тебя всё хорошо получается, — уверяет Сонхва, — ты хочешь остановиться?       Хонджун бросает взгляд на детектива Ана, невербально говоря ему, что нужно соблюдать тишину. К счастью, тот помалкивает.       Уён делает ещё несколько судорожных вдохов, прежде чем качает головой и отвечает: — Я могу продолжать.       Это звучит вынужденно и довольно неубедительно, но Уён слегка приподнимается, и на его лице появляется решимость. — Ты уверен? — с сомнением спрашивает детектив Шин, и это первый раз, когда Хонджун ценит её присутствие. Уён кивает. — Мы можем остановиться в любой момент. Если ситуация станет слишком тяжёлой, неважно когда, мы остановимся, — мягко уверяет его Хонджун, и Уён снова кивает. Уголки его рта слегка подёргиваются в знак благодарности — или, по крайней мере, того, что Хонджун интерпретирует как благодарность. — Хорошо, — говорит детектив Шин, неуверенно переводя взгляд с Хонджуна на Сонхва, и Хонджун видит, как его муж одобрительно кивает ей, — тогда давайте продолжим. Не мог бы ты рассказать нам, что произошло дальше?       Уён медленно кивает. — У нас не было достаточно денег, чтобы заплатить за аренду, и… нас собирались выселить, — Хонджун не понимает, как мальчик может внезапно снова звучать так спокойно, но когда Уён продолжает говорить, он понимает, что его голос звучит скорее отстранённо, чем спокойно; даже дрожать, кажется, перестал. Он не думает, что это хорошо, но и прерывать разговор не решается. — Аппа сказал, что я недостаточно помогаю, и… он ударил меня. Я сказал, что мне жаль и что я постараюсь всё исправить, и тогда он сказал, что если я люблю его, то сделаю всё, чтобы помочь. Я сказал, что сделаю. И он снова спросил… «что угодно?» И я сказал «да». Он велел мне идти в свою спальню, сесть на кровать и ждать.       Хонджун не может удержаться от резкого вздоха. Он надеется, что ошибается в своих предположениях, молится, хоть и не верит в Бога, что ошибается. Он смотрит на Сонхва: тот уже смотрит на него, слёзы катятся по его щекам, похоже, что муж пришёл к такому же плохому выводу, но совпадает ли он с его собственным, Хонджун не может сказать.       Уён продолжает говорить почти монотонным голосом, и чем больше он говорит, тем больше Хонджун беспокоится по этому поводу. Ни один из его детей никогда не казался таким оторванным от самого себя, и он не знает, стоит ли ему пытаться вытащить Уёна из этого состояния. — Я ждал очень долго и начинал терять терпение, но я не хотел снова разочаровывать аппу, поэтому я сидел на месте. Я думаю, примерно через два часа дверь открылась, и вошёл аппа со своим другом. Он сказал, что я должен делать всё, о чём он меня просит. Его друг начал… прикасаться… ко мне, — Уён тяжело моргает, и кажется, что он вот-вот потеряет сознание. Хонджун на секунду отрывается от разговора, когда Уён моргает ещё несколько раз и продолжает как ни в чём не бывало, говоря словно бы издалека: — Мне сказали раздеться. Я сказал «нет», но аппа сказал, что я обещал и что я его явно не люблю, поэтому я сделал это. Тот ещё больше потрогал меня. В конце концов он ушёл, и аппа сказал, что у меня наконец-то появилась работа.       Хонджун не знает, что чувствовать. В то время как его сердце разрывается из-за Уёна, его мозг не может избавиться от гнева и отвращения, которые он испытывает, думая об отце Уёна. Он не уверен, что именно отражается на его лице, вероятно, это смесь всего, но он не может вернуть своему лицу нейтральное выражение. Ему хочется кричать и плакать одновременно, хочется крушить всё вокруг, но обнять Уёна, хочется забыть всё это, хочется ворваться в камеру к отцу Уёна и избить его до полусмерти. — Ты знаешь, как звали друга твоего отца? — спрашивает детектив Шин. Хонджун видит, что она тоже потрясена, но у неё лучше получается скрывать это. Хонджун на секунду смотрит на детектива Ана; кажется, даже он не может подобрать слов. Тот напряжённо смотрит в свой блокнот, но ничего не пишет. — Мне нельзя никому рассказывать, — шепчет Уён. Хонджун закрывает глаза и усилием воли прогоняет слёзы. — Тебе можно рассказать нам, я обещаю, — говорит детектив Шин. Уён качает головой, на его лице по-прежнему нет эмоций. — Нет, — говорит он, но его голос звучит менее уверенно, чем раньше. — Хорошо, мы можем поговорить об этом позже, — уверяет детектив Шин, — другие… мужчины тоже были друзьями твоего отца? — Нет, я так не думаю. Я их не знал, — отвечает Уён. — Сколько их было, — начинает детектив Ан, но ему нужно прочистить горло, прежде чем продолжить, — я имею в виду, ты знаешь, сколько их было всего?       Хонджун бросает взгляд на Сонхва и жалеет, что сделал это. Его муж молчит, но он в слезах. Хонджун сейчас не может протянуть руку через стол, боясь нарушить момент, но ему очень хочется. Видеть Сонхва в таком состоянии — ужасно. Он уверен, что и сам выглядит ненамного лучше, но желание что-то сделать всё равно есть. Он подавляет это желание, сейчас не время — он хорошенько поплачет с Сонхва, когда дети будут спать. — Четыре, — говорит Уён.       Детектив Ан делает пометку об этом в своём блокноте. Не то чтобы он заслуживал особой похвалы, но Хонджун не может отрицать, что он выглядит нерешительным в продолжении своих расспросов. — Неужели они… они все… они все тебя изнасиловали?       Уён на мгновение замолкает, его отстранённый взгляд превращается в нечто более растерянное, когда он заявляет: — Никто из них этого не делал.       Хонджун хмурит брови. Он читал заключение врача, и они провели экспертизу изнасилования, которая не оставила места для сомнений. — Мы связывались с твоим врачом, Уён, мы прочитали отчёты, — мягко говорит детектив Шин, как будто озвучивая мысли Хонджуна. — Я дал согласие, — выдыхает Уён, и Хонджун инстинктивно придвигается к нему ближе, — тяжело опираясь на стол между ними, — это проявление эмоций после столь долгого молчания. Он так беспокоится, что Уён снова сорвётся и запаникует, что осознает сказанное лишь мгновение спустя. Его тошнит от мысли, что Уён думает об этом не как об изнасиловании. — Тебе четырнадцать лет; тебя заставили это сделать, в любом случае это незаконно, и они поступили неправильно, — Хонджун очень удивился, услышав эти слова из уст детектива Ана. Он всё ещё грубоват в своей манере говорить, но, кажется, что он сопереживает Уёну, чего Хонджун никак не ожидал от этого человека.       Уён, похоже, не очень хорошо воспринимает эту новость. Он качает головой: — Ты лжёшь. Я согласился. Это была моя работа, и я должен был помочь аппе.       Ан хочет вставить что-то ещё, но детектив Шин кладет руку на его плечо, побуждая остановиться. Она слегка наклоняется вперёд, и Хонджун понимает, что ей больно так говорить, но она продолжает спрашивать: — Со сколькими мужчинами у тебя был секс с проникновением?       Уён слегка вздрагивает и шепчет: — Трое. — А четвёртый? — Он просто… он…он обнимал меня, прикасался ко мне… и разговаривал со мной… а потом он избивал меня и… — Уен тяжело сглатывает, и одна его рука тянется к горлу, — душил меня. Мне было так больно, я так боялся, но мне не разрешали ничего говорить. Он… Я… у меня всегда всё болело, и мне не нравилось, когда они прикасались ко мне, но они должны были это сделать, и я обещал быть полезным, я был хорошим. Аппа ничего не мог поделать с тем, что ему приходилось пить и что он был нездоров. Мне это не нравилось, мне было больно. Они всегда причиняли мне боль, а потом оставляли меня в постели, но я не мог пошевелиться, потому что был связан и… — Уён резко замолкает, теряя всякое ощущение спокойствия и вместо этого начал снова задыхаться.       Когда он поднимает взгляд, Хонджуну кажется, что его глаза застилает пелена, и внезапно он выглядит таким испуганным. Хонджун не понимает, что это значит, и, взглянув на Сонхва, замечает, что его муж тоже не уверен — до тех пор, пока Уён не начинает кричать: — Нет! Пожалуйста, не надо! Не трогайте меня, пожалуйста! Я буду вести себя хорошо, обещаю! Я буду хорошим, — он не смотрит ни на кого в комнате, но явно с кем-то разговаривает.       Хонджун смотрит на Сонхва и одними губами произносит: «Воспоминание?» и Сонхва кивает. — Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо, — хнычет Уён. Лисёнок падает на пол, когда он поднимает руки, чтобы защититься от кого-то.       Хонджун чувствует себя так, словно кто-то вонзил нож ему в сердце и мучительно выкручивает его. Уён умоляет того, кого видит только он остановиться, он весь в слезах и совершенно обезумевший. Хонджун обменивается ещё одним взглядом с Сонхва, молча общаясь, затем он смотрит на детективов и медленно встает — он не думает, что Уён осознает, что его окружает, но он не хочет рисковать и напугать его ещё больше. — Думаю, что на сегодня всё. Вы можете прийти в другой день, когда он будет более стабилен. Я провожу вас.       Детективы только кивают в ответ и молча покидают кухню. Хонджун не хочет оставлять Уёна в таком состоянии — травмированного, хнычущего и до смерти напуганного, но он знает, что Сонхва сможет позаботиться о нём, и, наверное, не стоит слишком нагружать мальчика.       Он следует за детективами к входной двери, чтобы обсудить, как всё будет происходить в дальнейшем, не подозревая о том, что некоторые из мальчиков выглядывают через приоткрытую дверь спальни, шокированные тем, что их отец плачет.