***
Когда Сонхва входит в гостиную, он чувствует себя намного лучше. Час, который он провёл в освещённой свечами ванной с хорошим чтивом и отсутствием чувства вины, сотворил чудо, и ему не терпится выйти прогуляться на улице. Не исключено, что кто-то из мальчиков захочет присоединиться. Сонхва застаёт Минги, Ёсана и Юнхо на диванах в гостиной. Они продолжают смотреть «Бегущего человека» и уже, наверное, приступили к просмотру третьей и последней серии на сегодня. Сана и Чонхо нигде не видно, как и Хонджуна с Уёном. — Сан вообще выходил из комнаты? — спрашивает он после не слишком восторженных «привет» и «доброе утро». Ёсан качает головой. — Чонхо выходил, чтобы прихватить немного еды для них двоих, — говорит он, не отрывая взгляда от экрана. Сонхва кивает. Один взгляд на журнальный столик говорит ему, что они тоже поели — отлично. — А Хонджун и Уён? — В комнате Уёна. Сонхва закатывает глаза на отрешённо-зомбированное состояние мальчиков, и направляется на кухню, чтобы приготовить себе что-нибудь поесть. Завтракать уже довольно поздно, но, судя по отсутствию грязных тарелок, Хонджун и Уён ещё не ели. У них ещё остались остатки еды с четверга, поэтому он просто разогревает их для себя и откладывает ещё одну тарелку, чтобы Хонджун разогрел её, когда захочет. Он достаёт из морозилки хлеб, чтобы дать ему разморозиться для Уёна, и уверен, что у них есть бананы и йогурт. В этой семье почти никто не ест хлеб, но он рад, что у них есть запасы, это будет полезно для желудка Уёна. Пока еда разогревается, он решает проверить Сана и Чонхо. Он видит, что дверь в спальню Уёна открыта, но не слышит происходящего внутри. Любопытство берёт верх, и он на цыпочках приближается к двери, пока не слышит Хонджуна, который тихим голосом рассказывает о том, как Сан и Чонхо стали частью их семьи. Он осмеливается бросить быстрый взгляд на комнату, но под тем углом, под которым он находится, видны только ноги Хонджуна, а фигура Уёна едва различима — мальчик прислонился к стене под окном, но почти полностью скрыт столом и стулом. Сонхва улыбается и удаляется, не желая испортить момент. Вместо этого он стучит в дверь Сана и Чонхо, и младший из них приветствует его. — Доброе утро, Ччон, — приветливо говорит Сонхва, тепло кивая Сану, — я собираюсь выйти из дома прогуляться и, может быть, зайду в кафе. Хотите присоединиться? Перед этим я перекушу, но планирую выйти минут через двадцать. Чонхо тут же вскакивает: — Да, пожалуйста! Я уже собираюсь! Сан колеблется. Он скептически смотрит на Сонхва и ждёт, пока Чонхо выйдет из комнаты. — Мне прочитают лекцию? — А хочешь? — Нет? — Ты успокоился? — Да. — Значит, ты знаешь, что тебе нужно как следует извиниться перед Минги? — Да. — Тогда я не думаю, что лекция нужна. Сан опускает взгляд на свои руки, видно, что ему неловко за случившееся, и Сонхва не видит смысла в чтении нотаций. Подростки их вообще не слушают. Хотя они с Хонджуном смогли немного успокоить Сана, тот всё ещё испытывает бо́льший стресс, чем обычно, и это не очень хорошо отражается на его и без того взрывном характере. Добавьте к этому подростковые гормоны — и вот взрыв во всей красе. Он надеется, что Сан в какой-то момент обратится к нему по этому поводу, чтобы они могли всё обсудить, но проповеди о том, что не надо делать поспешных выводов и слишком остро реагировать, не помогут — Сан сам не хочет испытывать эти эмоции. — Чонхо сказал, что Ёсан сказал, что Уён съел всю пиццу, — нерешительно говорит Сан. — Ёсан прав, — говорит Сонхва, — но, пожалуйста, не кричи на Уёна. Просьба Сонхва звучит в шутливом тоне, но они оба знают, что он говорит серьёзно. Сонхва даже не хочет представлять, что произойдёт, если Сан — или кто-нибудь другой — накричит на Уёна в том состоянии, в котором тот находится. Процесс исцеления только начинается, и, учитывая, насколько эмоционально хрупок сейчас Уён, это худшее для него. — Я не буду, — обещает Сан, не поднимая глаз, и это совсем не нравится Сонхва. — Пойдёшь с нами прогуляться? — спрашивает он. — Я угощу тебя чем-нибудь из того кафе, которое тебе нравится. — Мы зайдём в «Санрайз»? — Можно, если ты хочешь, — пожимает плечами Сонхва. — Остальные тоже пойдут? — Нет, они до сих пор смотрят телевизор. — Ёсан будет так завидовать, — кажется, к Сану вернулось всё ликование, и Сонхва качает головой. — Сан, — мягко предупреждает он и получает в ответ «да, да», когда Сан встаёт и идёт к своему комоду, беспорядочно вытаскивая одежду. Сонхва не понимает, зачем ему и Хонджуну складывать бельё в этом доме. Ёсан, пожалуй, единственный, кто следит за порядком в своей комнате и аккуратно складывает одежду в отведенные для этого места. Может, мальчикам уже пора самим заниматься бытовыми вопросами в отношении своих вещей? — Хорошо, я собираюсь поесть и надеюсь, что ты будешь готов, когда я закончу. Сонхва чувствует себя гораздо лучше, чем в последние несколько дней. Он знает, что скоро ему придётся вернуться к заботам — возможно, сразу после прогулки, — но Хонджун был прав. Ему нужно подумать о себе, позаботиться о своём душевном равновесии. Бессмысленно пытаться помочь Уёну и другим мальчикам, если он сам на грани выгорания. К счастью, у него есть Хонджун, который приглядывает за ним и больше не допустит повторения такой ситуации. Они всегда готовы помочь друг другу и держать ситуацию под контролем.Часть 17
22 ноября 2023 г. в 16:23
Хонджун следит за временем, чтобы ровно через двадцать минут снова проведать Уёна. Он пообещал мальчику так сделать, и не хочет, чтобы тот ждал и беспокился. Не получив ответа и на этот раз, он обещает вернуться через десять минут, а затем через пять, и вот уже в четвертый раз стоит перед дверью, почти не надеясь, но он сказал Уёну, что будет здесь, так что он хотя бы пытается.
— Я вернулся, — объявляет он за неимением ничего другого, сопровождая свои слова лёгким стуком, — как ты думаешь, я могу войти?
Он даёт Уёну несколько секунд, чтобы мальчик обдумал свой ответ.
— Подожди, — тихо говорит Уён, и Хонджун остаётся, удивлённый полученным ответом. Первое, что он чувствует, это облегчение, но затем он задаётся вопросом, не утомил ли он Уёна, и это на самом деле нехорошо.
Он слышит, как Уён встаёт и, шаркая, идёт к двери. Она не открывается, но Хонджун с уверенностью может сказать, что слышит передвижение стула. Он гадает, подсунул ли Уён кресло в ответ на вчерашнюю ночную ситуацию из-за боязни того, что Хонджун придёт несмотря на его обещание, или из-за утреннего шума.
Хонджун по-прежнему не открывает дверь, и проходит некоторое время, прежде чем Уён собирается с духом и говорит:
— Теперь ты можешь открыть дверь.
Хонджун медленно нажимает на ручку и открывает дверь. Он не заходит в комнату, просто прислоняется к косяку. То, что он сообщал Уёну, что будет возвращаться каждый раз и говорил, сколько времени потребуется между этими заходами, было явно неплохой идеей. Он надеется, что это дало мальчику время морально подготовиться и впустить его. В любом случае, какова бы ни была причина, по которой Уён открыл дверь, он сейчас здесь, и Хонджун ожидает, что они смогут немного поговорить. Ему необходимо понять, в каком состоянии сейчас Уён после вчерашней ситуации, и как он себя чувствует после утреннего скандала и хлопанья дверей.
Уён стоит, прислонившись к противоположной от двери стене комнаты, наполовину скрытый столом. Увеличить пространство между ним и Хонджуном уже просто физически невоможно.
Хонджун рад видеть, что Уён держится на ногах ровно, и, похоже, ему больше не больно.
— Тебе лучше? — спрашивает он на всякий случай, и Уён кивает. — Это хорошо, я волновался за тебя.
Он старается, чтобы его слова звучали беззаботно, но Уён всё равно извиняется.
— Тебе не нужно извиняться за то, что ты заболел, тут ничего не поделаешь.
Формально это не совсем верно, так как Уёну нездоровилось только из-за ночного переедания, но Хонджун игнорирует эту мысль — она сейчас явно не важна.
— Я съел пиццу, — сообщает Уён, склонив голову.
Хонджун кивает, хотя мальчик не смотрит на него.
— Я знаю, — непринуждённо говорит он, — Сонхва говорил тебе, что ты можешь сделать это.
— Я съел почти всё, — настаивает Уён, а Хонджун хмыкает.
— Да, возможно, ты немного переборщил. Наверное, поэтому ты заболел, — определённо, по этой причине ему стало плохо.
— Я проблемный, — заявляет Уён. Это звучит нерешительно и почти как вопрос, но не совсем.
— Нет, ты не такой, — уверенно возражает Хонджун. Уён крепко обхватывает себя руками, сжимая джемпер по бокам.
— Я должен быть таким, — шепчет он, нахмурив брови.
— Я с этим не согласен, — мягко возражает Хонджун.
— Почему ты не наказываешь меня? — в отчаянии спрашивает он.
— Ты не сделал ничего плохого, — начинает Хонджун, — и даже если бы ты умышленно сделал что-то плохое, мы не считаем возможным применять те наказания, которые тебе пришлось пережить.
Уён издаёт жалобный скулёж. Хонджуну не нравится слышать этот звук, он сбивает с толку.
— Уён, — говорит он тихо, — почему ты хочешь, чтобы я тебя наказал?
Мальчик снова кусает губы, и он крепче впивается пальцами в джемпер. Его дыхание немного учащается, и Хонджун внимательно следит, чтобы состояние Уёна не ухудшилось.
— Я не хочу, — через несколько мгновений говорит Уён, его голос звучит неуверенно, и это разбивает Хонджуну сердце. Он не думает, что мальчик на самом деле хочет быть наказанным, тот факт, что он до смерти напуган и продолжает вздрагивать, говорит об этом, но он также понимает, что Уён просто не верит им.
Конечно, требовать от него безоговорочного доверия спустя неполную неделю как-то слишком; несправедливо возлагать на мальчика такие надежды, но Хонджун хочет, чтобы их постоянные заверения и обещания отпечатались в сознании ребёнка хоть немного. Но всё напрасно, мозг Уёна, видимо, просто блокирует их слова. А если они и фиксируются, он тут же отвергает их как ложь и пустые обещания.
— Знаешь, — Хонджун на секунду поднимает глаза, чтобы собраться с мыслями и придумать, что сказать, — ничего страшного, если тебе сейчас трудно нам поверить. Думаю, мне тоже было бы трудно доверять взрослым, если бы я прошёл через то, через что прошёл ты. Ты не должен чувствовать себя плохо из-за этого.
Шестерёнки в мозгу Уёна, кажется, начинают вращаться, и Хонджун чувствует облегчение. Мальчик сможет лучше осмыслить слова, если дать ему немного времени подумать.
— Это сбивает с толку, — наконец говорит Уён.
— Можешь пояснить, что тебя сбивает? — спрашивает Хонджун. Он надеется, что Уён не чувствует давления из-за этого разговора.
— Каждый раз… — Уён осекается, но Хонджун ничего не говорит, надеясь, что мальчик продолжит, — каждый раз, когда ты меня не наказываешь…
По звучанию голоса Хонджун понимает, что у Уёна сжимается горло. Тот изо всех сил пытается вдохнуть, и Хонджун почти физически чувствует, какие усилия требуются Уёну, чтобы произнести слова. Это причиняет боль.
— Мне кажется, что ты копишь гнев, — Уён замолкает и делает несколько резких вдохов. Он больше ничего не объясняет, даже после того, как его дыхание немного выровнялось. Он словно жалеет о том, что вообще заговорил.
— Что копишь? — спрашивает Хонджун, прекрасно понимая, что имеет в виду мальчик. — Наказание?
Уён хнычет, но слегка кивает Хонджуну. Хонджун обдумывает это. Его не покидает ощущение, что он испытывает удачу.
— Это то, что делал твой отец?
Дыхание Уёна снова сбивается, вырываясь маленькими паническими вздохами. Он выглядит беспомощным.
— Я не знаю, что на это ответить, — признаётся он, слегка краснея от нахлынувшего страха, — я не… я не…
Похоже, что Уён начинает паниковать, а это последнее, чего хочет Хонджун. Он чувствует необходимость вмешаться, пока дыхание мальчика не стало ещё более неровным.
— Ты можешь ответить, как хочешь, — говорит Хонджун, — это не изменит моей позиции в отношении наказания.
Уён нервно оглядывает комнату.
— Но. Если не хочешь отвечать, ты не обязан. Если ты не хочешь делиться чем-то со мной, Сонхва или кем-то ещё, никто не может тебя заставить. А главное, никто в этом доме не будет тебя заставлять делать то, чего ты не хочешь.
— Я очень устал, — хрипит Уён между короткими, быстрыми вздохами, и Хонджун понимает, что тот имеет в виду не только физическую усталость. По какой-то причине Вселенная не позволяет этому ребёнку передохнуть, и Хонджун не представляет, насколько это изнурительно — постоянно находиться в состоянии повышенной готовности.
— Я могу только представить, — тихо говорит он. Хонджун чувствует, что сейчас самый подходящий момент, чтобы затронуть тему терапии. Они с Сонхва хотели сделать это завтра, но, судя по течению разговора, ему кажется, что сейчас самое время. Он пытается поймать взгляд Уёна, но безуспешно.
— Может быть, тебе будет легче, если ты поговоришь с кем-нибудь.
Уён хмурится.
— Я имею в виду профессионала. Возможно, будет неплохой идеей поговорить с психотерапевтом. Я понимаю, почему тебе трудно разговаривать со мной и Сонхва, и хотя я надеюсь, что со временем ты потеплеешь к нам, ты не обязан делать это. Поговори с третьей стороной, психотерапевтом, который поможет тебе справиться с некоторыми проблемами и не будет вмешиваться в твою жизнь.
Он не получает ответа, но хватка Уёна на джемпере становится сильнее. Его пальцы перестали сгибаться, а костяшки побелели от сильного сдавливания.
— Тебе не нужно решать сейчас, и мы не будем заставлять тебя, терапия так не работает. Но мы по опыту знаем, что это помогает. Все остальные мальчики ходили к врачу, и это оказалось полезным для них, как и для нас с Сонхва.
Уён, кажется, вот-вот расплачется, и ещё сильнее склоняет голову. Хонджун больше не видит его лица, но слышит тихое всхлипывание. В конце концов раздаётся последний всхип и больше ничего. То, как резко Уён замолчал, ужасает звенящей тишиной. Он совершенно неподвижен, и если раньше его дыхание было громким и неровным, то теперь оно кажется абсолютно спокойным.
Ещё секунду назад Хонджун был уверен, что тот начнёт плакать, но теперь он не получает от Уёна никакой реакции: ни вербальной, ни эмоциональной.
— Подумай об этом, ладно? — он пытается снова, хотя разум кричит ему, чтобы он не давил этой темой на ребёнка. Он не хочет перегружать Уёна, но, похоже, уже слишком поздно. Уён ослабляет хватку, и его руки безвольно спадают по бокам. Плечи, которые ещё минуту назад были напряжены, опускаются. Всё его тело кажется вялым и лишённым всяких сил.
Уён едва стоит на ногах — нежелательное напоминание о том, как он выглядел прошлой ночью, — и учитывая, как быстро произошли изменения, Хонджун на секунду задумывается, что тот может потерять сознание. Он на автомате делает шаг вперёд в комнату, чтобы поймать его, но мальчик остается на ногах. Уён поднимает глаза, услышав приближение Хонджуна. В его глазах нет страха. Эмоции, кажется, полностью покинули Уёна, и тот смотрит на Хонджуна совершенно пустым взглядом. Рот мальчика слегка приоткрыт, словно ему требуется слишком много сил, чтобы закрыть его.
Это похоже на то, когда они разговаривали с полицией, думает Хонджун. В тот момент Уён вёл повествование без каких-либо чувств, словно то, о чём он говорил его не касалось. Как будто рассказанная история была всего лишь историей, которую он услышал от какого-то прохожего, а не его собственной. Вскоре после этого лавина воспоминаний обрушилась на него. Хонджун не хочет, чтобы ребёнок пережил это снова.
Мозг кричит ему: «Прекрати! Отступи!» — но это мешает ему мыслить здраво. В конце концов, он сдаётся и медленно отступает.
— Ты хочешь, чтобы я ушёл, Уён? — мягко спрашивает он. Такое ощущение, что он только этим и занимается — бросает Уёна снова и снова. После разговора на кухне Уён был эмоционально нестабилен, и Хонджун доверил Сонхва разобраться с этим, и прошлой ночью он просто ушёл, когда мальчик был полностью измождён и вымотан, а теперь он предлагает это снова.
Возможно, это правильно, но ощущения такие противоречивые. Да и откуда Хонджуну знать, правильно ли он поступает? Возможно, его чутьё окажется верным, и он не должен уходить сейчас. Он закрывает глаза, чтобы сделать глубокий вдох в попытке заземлиться.
Уён смотрит на него — точнее, сквозь него, — но ничего не отвечает. По внешним признакам невозможно понять, что он услышал вопрос Хонджуна.
Хонджун понимает, что ему нужно принять решение, и знает, что его шансы нарваться на неверное пятьдесят на пятьдесят. Но поскольку есть вероятность правильного выбора, он решает поступить так, как подсказывает ему интуиция.
Очень медленно он входит в комнату Уёна — молясь, молясь, молясь, чтобы это не повлияло на комфорт мальчика, и не заставило его чувствовать себя в меньшей безопасности в своём собственном пространстве.
Он делает всего несколько шагов, максимально осторожно двигаясь от двери параллельно стене, и садится перед изножьем кровати, слегка прислонившись к выдвижным ящикам. Он ни за что не сядет на кровать Уёна, но стоять тоже не хочется. Чем менее угрожающе он выглядит, тем лучше.
Уён следит за его перемещениями только глазами, но не делает никаких других движений. Хонджун удивлён, что мальчик наблюдает за ним, ведь ему казалось, что Уён вообще на него не смотрит.
Он чувствует себя неуютно, сидя на полу в комнате, в которой, по его мнению, он не должен находиться — хотя этот дом и принадлежит ему, — в то время как Уён стоит в нескольких футах от него, словно лишённый всех эмоций. Он уверен, что в данный момент разум парня далёк от реальности происходящего, и он не знает, слышит ли его Уён, но, чтобы побороть неловкость, он начинает говорить тихим и спокойным тоном:
— Я понимаю, что ты на самом деле мало что знаешь о нас, — начинает он. — Я знаю, что Юнхо немного говорил с тобой о нашей семье, но вряд ли этих знаний достаточно, чтобы доверять нам и остаться здесь в долгосрочной перспективе.
Он делает паузу и внимательно наблюдает за Уёном. Никакой реакции не следует, но это не мешает Хонджуну продолжать рассказ.
— Мы с Сонхва женаты уже одиннадцать лет, но вместе шестнадцать. Мы познакомились на последнем году обучения средней школы, Сонхва перевёлся в мою школу. Мы сразу же нашли общий язык и подружились. Не прошло и полгода, как мы начали встречаться, и с тех пор не оглядываемся назад, — Хонджун любит говорить о Сонхва и чувствует, как губы трогает нежная улыбка. — Это был непростой период, нас осуждало общество, но в то же время мы получили большую поддержку от друзей и семьи. Когда мы закончили школу, то поступили в разные университеты, и были вынуждены разъехаться на огромное расстояние друг от друга. Мы оба были не в восторге от этого, и в конце концов Сонхва снова перевёлся. Я до сих пор очень благодарен ему за то, что он решился. Я учился на довольно престижном музыкальном факультете, а в университете Сонхва не было возможности найти что-то подобное. Однако Сонхва всегда был самоотверженным; он отказался от учёбы у профессора, на которого очень равнялся, и последовал за мной. Как-то очень грустно всё получилось.
Хонджун любовно посмеивается, вспоминая тот момент, когда Сонхва вышел из машины матери, и широкая улыбка растянулась на его лице, в то время как слёзы текли ручьём. В то время ими двигали дух юности и чрезмерная эмоциональность, и Хонджун не может удержаться от смеха над прошлым собой. Но он определённо не стал бы ничего менять, случись это снова. Он слегка прочищает горло.
— Мы съехались в начале второго курса. Это было… интересно. Сонхва был гораздо опрятнее и чистоплотнее меня. То есть, — снова смеется Хонджун, — он и сейчас такой, но я тоже прокачался в этом плане. Правда, ему пришлось учить меня убираться, он не мог поверить, что я никогда в жизни не чистил туалет.
Хонджун клянётся, что видит в глазах Уёна маленькую искорку. Он не может сказать, положительные это изменения или нет, — и, конечно, формально это важно, но сейчас он просто счастлив видеть, как к мальчику возвращается заинтересованность.
— В общем, мы сыграли свадьбу по окончании университета. Сонхва сразу нашёл довольно приличную работу. Он работает в сфере маркетинга, хорошо владеет словами и понятиями. Компания довольно быстро разглядела в нём потенциал, и он получил повышение, — Хонджун уверен, что Уёна это совершенно не волнует, но не знает, чем ещё заполнить тишину, поэтому продолжает повествование, внимательно наблюдая за мальчиком. Проходит ещё несколько минут, пока он рассказывает о своих отношениях с Сонхва, прежде чем Уён начинает двигаться.
Хонджун заставляет себя продолжать разговор таким же непринуждённым тоном, наблюдая за тем, как Уён медленно садится у стены, частично скрытой столом. Он ещё не полностью пришёл в себя, но, похоже, понемногу возвращается в реальность.
История как раз доходит до того момента, когда Сонхва уволился с работы, чтобы заниматься карьерой на фрилансе, и Хонджун замечает, как мальчик снова сгибает руки — вокруг пустоты, словно пытаясь ухватить воздух. Он поворачивает голову и бросает взгляд на кровать, радуясь, что лисёнок находится в пределах досягаемости. Он продолжает говорить, осторожно поднимая руку, чтобы взять его.
Создается впечатление, словно он движется в замедленной съёмке, не решаясь ускориться. Хонджун наклоняется вперёд и протягивает лисёнка Уёну. Мальчик не реагирует, поэтому он кладёт игрушку на пол в пространство между ними. Достаточно близко, чтобы Уёну даже не пришлось тянуться, чтобы забрать её.
— Мы долго не решались заводить детей. Сонхва не был уверен, что станет хорошим отцом, что, на мой взгляд, просто возмутительно. Мы рассматривали варианты усыновления детей или суррогатного материнства, но в конце концов моя сестра предложила посетить местный детский дом. На самом деле мы не думали, что это подойдёт нам, но у нас не было причин не пойти туда, и, — Хонджун делает паузу, вспоминая, как вошёл в приют, и широко улыбается, — там был Ёсан. Он был таким же серьёзным, как и сейчас, рассматривал жука через увеличительное стекло. Ему было шесть лет, и мы с Сонхва с первого взгляда влюбились в него. Не прошло и полгода, как мы усыновили его.
Уён нерешительно берёт лисёнка на руки, и Хонджун с облегчением закрывает глаза.
— Какое-то время мы жили втроём, но потом на семейном совете обсудили и решили, что наша семья должна стать больше. К тому времени мы прошли несколько курсов, посещали семинары и… группы поддержки для людей, проходящих через процесс усыновления. Благодаря им мы познакомились с очень интересными людьми и узнали больше о воспитании детей. Мы с Сонхва сразу оказались на одной волне и записались в группу. Вскоре к нам присоединился Юнхо, а чуть позже — Минги. Мы предполагали, что будем промежуточной точкой в их жизни, но Ёсан привязался к ним, и мы тоже. Нам пришлось переехать в более просторное место, и в итоге мы купили этот дом.
Хонджун чувствует изменение позы Уёна. Кажется, что мальчик действительно слушает и вникает в смысл повествования. Тот выглядит довольно расслабленным, поэтому Хонджун не хочет останавливаться. Он любит говорить о своей семье, так почему бы не продолжить?