***
Хонджун рад, что не отмахнулся от вчерашних переживаний Сонхва по поводу поездки, и всё же позвонил Чэюн, чтобы та сопроводила его до места назначения. Квартира находится в беднейшей части города. Дома и постройки не очень ухожены, район очень шумный — поток машин стоит в пробках, повсюду крики, рядом стройка — и не совсем чистый. Здание, в которое они заходят, представляет собой обветшалый многоквартирный дом. Похоже, что дому необходим капитальный ремонт, но по сравнению с общей картиной района он не так уж и плох. — Лифт сломан, но идти не так далеко, всего на четвертый этаж, — сообщает Чэюн. — Где мы встретимся с господином Чу? — Он сказал, что встретит нас в квартире, он уже должен быть там, — говорит Хонджун. Разговор с хозяином был коротким. Мужчина был грубоват по телефону, но враждебности как таковой не чувствовалось. На лестничной клетке темно; очевидно, что при проектировании здания предполагалось наличие функционирующих лифтов. Учитывая узость лестницы, она явно не предназначалась для ежедневного использования. Краска на стенах облупилась, и некоторые охристые ошмётки валяются на полу. Маленькие окна заколочены решётками и почти не пропускают свет – идеальное место для развития клаустрофобии. Хонджун прекрасно осознаёт, какие привилегии выпали на его долю и на долю его семьи, но пребывание в таком месте ещё больше усиливает это ощущение. Он не может себе представить, что ему придётся возвращаться в подобное место каждый день после работы, и знает, что это далеко не самое худшее. Ему очень повезло, что он оказался там, где оказался сегодня, и «везение» — ключевое слово. Да, он достаточно опытен и хорош в своём деле, но то же самое делают и миллионы других людей, пытающихся пробиться в эту индустрию. Ему повезло: он встретил нужных людей, написал нужную песню и был замечен нужной компанией в нужное время. Ничто из этого не было чем-то самим собой разумеющимся, и он опредёленно не может приписать все заслуги лишь своему упорному труду. И, если быть честным, они, вероятно, прекрасно обошлись бы и без его успеха. Да, возможно, они жили бы сейчас в совсем другом месте, и не были бы так обеспечены, как сейчас, но они бы и не бедствовали. Мать Сонхва довольно богата и в прошлом много помогала им, а сам Сонхва зарабатывает достаточно, чтобы содержать семью. Хонджун один из счастливчиков, и подъём по этой лестнице — болезненное напоминание о том, что не все живут одинаковой жизнью. — Это здесь, — объявляет Чэюн, когда они достигают очередной площадки. Она толкает дверь в коридор, и Хонджун идёт следом. Всего здесь шесть дверей, по три с каждой стороны. Продвигаясь вглубь, Чэюн говорит: — Квартира самая дальняя справа. Просто… Находиться внутри тяжело. Особенно в комнате Уёна. Я надеялась больше не возвращаться сюда, и меня не прельщает мысль заходить туда снова, так что… имей это в виду. Я не знаю, насколько полиция всё разворошила при сборе улик, но когда я была здесь в прошлый вторник, наряду с гнетущей атмосферой тут был полный бардак. Хонджун кивает, благодарный за предупреждение, и стучит в дверь. В ответ раздаётся «уже иду», и через несколько мгновений дверь распахивается. Войдя в квартиру, Хонджун не замечает ничего особенного. Дверь ведёт в небольшую кухню, где царит относительный порядок. В раковине еще осталась грязная посуда, немного вонючая, но в целом всё не так уж и плохо. — Спасибо, что нашли время и встретили нас здесь, — говорит Хонджун, низко кланяясь, — мне нужно только зайти в комнату Уёна, чтобы кое-что забрать. Господин Чу кивает и указывает на одну из двух дверей в коридоре. — Это там, пожалуйста, возьмите всё, что вам нужно, — говорит тот, и Хонджун кивает. Он делает глубокий вдох и открывает дверь. Пространство комнаты оказывается гораздо меньше, чем он ожидал. Лампа в потолке изо всех сил старается поддерживать относительное освещение в комнате, но окон нет. Здесь всего два предмета мебели — крошечный письменный стол, задвинутый в угол, и кровать рядом с ним, — ни шкафа, ни полок нет и в помине. На столе нет школьных принадлежностей, ничего, что свидетельствовало бы о проживании подростка, только множество пустых пивных банок и пепельница полная окурков и пепла. Постельного белья на кровати уже нет. Хонджун шумно вдыхает и сглатывает, когда замечает пятна на матрасе. Есть тёмно-коричневые пятна, которые не могут быть ничем иным, как засохшей кровью, и несколько более светлых, крупных пятен, происхождение которых определить труднее — пролитый напиток? Моча? Хонджун не уверен, да и не хочет тратить слишком много времени на размышления об этом. От одного только вида кровавых пятен к его горлу подступает тошнота. В комнате витает мускусный запах, и Хонджуну хочется проветрить здесь, но, к его сожалению, это невозможно без окон. Комната напоминает тюремную камеру, и факт того, что Уён на самом деле был прикован и связан, ещё больше угнетает и усугубляет атмосферу. На стене висит дешёвый постер BTS; скорее всего, он был вырван из какого-то подросткового журнала, на нём отчётливо выделяются линии сгибов. Он повреждён — похоже, в какой-то момент его сорвали со стены, оторвав при этом углы, а затем снова приклеили. Разрыв посередине также заклеен скотчем. Однако плакат — это такая подростковая вещь, и Хонджун с трудом представляет себе мальчика, который смотрит эпизоды Run BTS с улыбкой на лице. Ему вообще трудно представить Уёна с улыбкой на лице. Он закрывает глаза и заземляется. Он здесь только для того, чтобы забрать коробку, которую, по словам Уёна, он найдёт под кроватью. Хонджун садится на корточки и освещает пространство с помощью фонарика на телефоне. Мерзко и отвратительно. Запах сигарет всё еще висит в воздухе, и Хонджун может различить пепел под кроватью, а также засохшие жидкости, которые делают липким и без того грязный ковёр. Ему кажется, что он видит школьную сумку, засунутую под кровать, в ворохе одежды. Уён сказал ему, что оно должно быть там, спрятанное за бельём. Мальчик не мог достать и проверить коробку с тех пор, как его связали, но вряд ли отец заглядывал под его кровать. Хонджун чувствует отвращение, стоя на коленях на полу и залезая одной рукой под кровать. У него снова возникает позыв на рвоту. Ему удаётся побороть это чувство и сдвинуть одежду в сторону. Немного покопавшись, рукой он нащупывает что-то более твёрдое нежели одежда, и вытаскивает старую коробку из-под обуви, которую ему описал Уён. Она выглядит потёртой, некоторые углы потрёпаны, но она на месте. Хонджун не открывает её. Он пообещал Уёну не делать этого, и обещание перевешивает желание удовлетворить своё любопытство. Впрочем, его это не касается. Он поднимается с пола, чувствуя себя крайне отвратительно; и хотя во многом это связано с отсутствием чистоты в комнате, он также понимает, что знание того, что здесь произошло, усугубляет ситуацию и его ощущения. Ему нужно уйти — прямо сейчас, — он не хочет больше оставаться в этом месте, и рад, что Уёну не пришлось возвращаться сюда. Что Уёну никогда больше не придётся сюда возвращаться. Ко вторнику всё исчезнет. Это будет просто ещё одна квартира, в которой будет жить другой человек. Хонджун гадает, узнает ли новый постоялец о том, что здесь сделали с ребёнком. Он не думает, что домовладелец охотно предоставит эту информацию — этот агрумент явно не поспособствует быстрой сдаче жилья, — но, возможно, соседи в курсе ситуации, и бедный новый жилец узнает об этом уже после того, как въедет, не имея возможности расторгнуть договор аренды. Хонджун вздрагивает от этой мысли. — Ты забрал, что хотел, или есть что-то ещё? — спрашивает Чэюн в коридоре и ободряюще обнимает Хонджуна за плечи. Он чувствует себя немного лучше снаружи и благодарен ей за тактильную поддержку. — Да, я забрал, он хотел только это, — отвечает Хонджун немного жёстко. Он откашливается: — Давай убираться отсюда. Они спешно покидают это место, и только когда Хонджун оказывается снаружи здания, он делает глубокий вдох. — Не могу поверить, что он находился в этой комнате так долго. На матрасе были пятна крови. Ты видела плакат? Это так чертовски грустно. И там не было ничего присущего подростковому возрасту. Он же ребёнок. Боже мой, этот матрас и запах… пятна, — Хонджун закрывает лицо правой рукой, пытаясь осмыслить увиденное. Из-за накативших эмоций он слишком крепко сдавливает коробку, прижимая её к себе так сильно, что картон слегка прогибается. — Я понимаю тебя, я чувствовала себя точно так же, — грустно говорит Чэюн. Хонджун сдувается. — Реальность окатывает ледяной водой, — признаётся он, — словно недостаточно наблюдать, как Уён борется, чтобы вернуться к нормальной жизни, но видеть это место… Он вздрагивает. — Он… он всё ещё был привязан к кровати, когда ты приехала? — он не знает, почему спрашивает, и не уверен, что знание изменит ситуацию — если оно вообще что-то изменит, — его сердце и так болит. Хонджун не может себе представить, что испытал бы, увидев Уёна или любого другого ребёнка в таком положении. — Нет, — говорит Чэюн, — соседи вызвали полицию, пожаловавшись на шум, громкие стуки в стену или что-то в этом роде, поэтому те не знали, что дело касается органов опеки, пока не приехали туда. Они позвонили нам сразу же, как только нашли Уёна. Когда я приехала, он уже был в гостиной, завёрнутый в одеяло. Мне разрешили взять кое-какую одежду из его комнаты, но на этом всё. — Это… это ужасно, — отстранённо говорит Хонджун, не найдя лучших слов, и Чэюн кивает. — Не хочешь выпить кофе перед тем, как отправиться домой? Хонджун на секунду задумывается, прежде чем согласиться. Он всё ещё чувствует, что его сердце бьётся слишком быстро, и в нём бурлит нервная энергия, которую он не хочет приносить в дом. Возможно, кофе — не лучшая идея сейчас, он выпьет чай в этот раз. Они садятся в машину Хонджуна и уезжают из района. Желание уехать отсюда как можно быстрее очень сильно́, и он останавливается только тогда, когда видит кафе, которое, по его мнению, находится подальше от того места. Прежде чем сесть за стол, Хонджун извиняется и влетает в уборную, чтобы вымыть руки. Прямо сейчас у него дикое желание принять душ, потому что он чувствует, что грязь и вонь въелись в его кожу, но с этим придётся подождать.***
Сонхва работает в своём кабинете, завершая проект последней концепции, когда раздаётся стук в дверь. — Войдите, — говорит он, откладывая ручку и разворачиваясь на стуле. Его приветствует Юнхо. — О, привет! Я думал, что ты поехал в город с Минги. — Я хотел, — юлит Юнхо, явно недоговаривая. — Но…? — Сонхва приходится вытягивать из него слова. — Ты изменил планы? — Да, — подтверждает Юнхо, но, к счастью, на этот раз уточняет, — ну, или типа того. Я подумал, может, мы сможем прогуляться в парке за углом? Тот, что совсем рядом? Сонхва смотрит на него в замешательстве: — Да? Ты спрашиваешь меня? Ты ведь знаешь, что можешь пойти, верно? — С Уёном, — поспешно отвечает Юнхо. Врубив щенячьи глазки, он теребит подол своей рубашки. — С… Уёном, — бессвязно повторяет Сонхва. Юнхо пользуется шансом, предоставленный ему безмолвием Сонхва, чтобы обосновать свою точку зрения. — Да, потому что он или запирается в своей комнате, или иногда бывает в гостиной и на кухне, но ещё не выходил на улицу. И ты всегда говоришь, что прогулки на свежем воздухе полезны для нас, да и погода сейчас хорошая, и парк совсем рядом, так что… я подумал… если Уён захочет, то мы сможем прогуляться вместе. Сонхва сильнее хмурится, чувствуя, как в нём начинает просыпаться чрезмерная опека. Как он может быть уверен, что с Уёном всё в порядке, когда его здесь нет? Что если мальчик согласится пойти, и что-то произойдёт? Как Юнхо и Минги смогут с этим справиться? С другой стороны, Уёну может быть полезно ненадолго выбраться на улицу, ведь парк очень близко. У Юнхо и Минги есть телефоны — а вот есть ли телефон у Уёна до сих пор неизвестно, вероятно, это следует выяснить до того, как мальчик вернётся в школу. — Ты уже спрашивал его? — интересуется Сонхва. Если да, то Сонхва точно не сможет сказать «нет». Меньше всего он хочет, чтобы Уён почувствовал, что ему не разрешено покидать дом. Потому что он, определённо, может это делать. Это не должно быть проблемой для четырнадцатилетнего подростка. — Нет, я хотел сначала получить твоё разрешение, — говорит Юнхо, — я не буду спрашивать его, если ты этого не хочешь. Сонхва склоняет голову в знак благодарности. — Вы будете рядом с ним всё время? — Конечно. — И вы сразу же вернётесь домой, если почувствуете, что Уёну не по себе на прогулке? — Да. — Вы будете осторожны? — Я обещаю. — Ты позвонишь мне, как только что-нибудь пойдёт не так. — Да. Сонхва делает глубокий вдох и выдыхает. — Хорошо, — соглашается он, хотя ему кажется, что он теряет контроль над ситуацией, — ты можешь спросить его, но не дави на него. Если он скажет «нет», оставь всё как есть. — Я, правда, могу? — Да, правда. Возьмите с собой пару кусочков вчерашнего торта, вы сможете устроить мини-пикник в парке, и я буду уверен, что он не испортится. — Мы возьмём. Я спрошу его, но он наверняка откажется, — пожимает плечами Юнхо. — Вполне вероятно, но ты не узнаешь, пока не спросишь. Дай мне знать, присоединится ли он к вам, прежде чем вы уйдёте, хорошо? Просто чтобы я знал, где вы, достаточно написать мне смс. Юнхо кивает, соглашаясь с ним, и покидает кабинет. Сонхва чувствует себя так, будто по его телу ползают муравьи, и ему трудно усидеть на месте и снова сосредоточиться на работе. Будет здорово, если Уён согласится; он сможет немного сблизиться и пообщаться с Юнхо и Минги и подышать свежим воздухом. Юнхо прав, он слишком долго находился дома — и, к сожалению, это не ограничивается только тем временем, которое он провёл с ними; Уён был заперт на долгие месяцы. Отсюда и вытекает его беспокойство. Что если Уён согласится, но будет совершенно потрясён? Сонхва не знает, как Уён отреагирует на пребывание на улице. И хотя парк небольшой и не привлекает большого скопления людей, всё же незнакомые ему люди тоже будут там. Они до сих пор не знают всех триггеров Уёна, и ни Юнхо, ни Минги понятия не имеют, как справиться с панической атакой или, что ещё хуже, с нахлынувшими воспоминаниями. Сонхва поднимается из кресла — он слишком встревожен, чтобы оставаться на месте, — и подходит к окну. Скрестив руки на груди, он нервно постукивает по плечу. Ему не следовало соглашаться. Юнхо понял бы. Слишком много факторов, слишком многое может пойти не так. Он снова меняет позу, вышагивая перед книжным шкафом и проводя рукой по волосам. Однако Юнхо надёжен. Он знает, что Юнхо достаточно взрослый, чтобы справиться с этим. Кроме того, он умеет читать людей и без колебаний вернётся, как только почувствует дискомфорт Уёна. Сонхва достаёт телефон, чтобы проверить, не пропустил ли он смс-уведомление (нет, не пропустил), и снова садится, только чтобы снова встать. Он возвращается к окну и опирается на подоконник. — Омма? Минги стоит в дверях и с любопытством смотрит на Сонхва. Сонхва кажется, что он сгорит от нетерпения. — Эм, ты можешь спуститься на минутку? Сонхва тут же устремляется вниз: — Всё в порядке? Возможно, Уёна пугает сама мысль о том, чтобы выйти на улицу. Сонхва не даёт Минги возможности ответить, когда мчится вниз по лестнице, но замедляется, когда приближается к комнате Уёна — внутренне напряжённый и спокойный снаружи, он научился хорошо скрывать свои тревожные чувства. Юнхо стоит в дверном проёме комнаты Уёна и, увидев Сонхва, машет ему в приглашающем жесте. — Всё в порядке? — снова спрашивает он, на этот раз с полным намерением дождаться ответа. — Да, всё хорошо, — улыбается Юнхо, — Уён хочет пойти с нами в парк, но только если ты не против. Сонхва не может себе представить, что Юнхо ещё не сказал Уёну, что у них есть разрешение от него, а это значит, что Уён ему не поверил. Или, по крайней мере, не хотел рисковать, чтобы позднее не получить наказание. — Я не против, вы втроём можете пойти в парк, — успокаивает Сонхва. Юнхо улыбается Уёну. Кажется, мальчик борется сам с собой. — Я могу просто пойти? — скептически спрашивает он. — Ммм, — мычит Сонхва в подтверждение. — Я могу просто выйти из дома? — перефразирует Уён, явно не понимая, что скрывается за этими словами. Чувство горечи неприятно сжимает грудь Сонхва на мгновение. — Тебе разрешено выходить из дома, — подтверждает Сонхва. — Буду ли я наказан позже? — Чувак, с чего бы тебе… — начинает Минги, но его прерывает Сонхва, тихонько покачав головой в его сторону. — Ты не будешь наказан, обещаю, — говорит Сонхва. — Мне правда можно? — снова повторяет Уён, и на этот раз в его голосе мелькает надежда, и Сонхва не упускает из вида, как расширяются глаза мальчика от такой перспективы. — Тебе можно. Я даже думаю, что тебе будет полезно побыть на улице и подышать свежим воздухом. И парк возле нашего дома на самом деле очень красивый. Сонхва, определённо, не планирует рассказывать обо всех своих тревогах и сомнениях, он принял это решение и теперь должен его придерживаться. Уён, похоже, ищет в выражении лица Сонхва подтверждение правдивости сказанного, и ему не удается обнаружить оттенок лжи. — О… ладно, — медленно соглашается Уён. Однако тот не двигается, и Сонхва понимает, что, вероятно, и не сделает этого, пока Сонхва не отойдёт на безопасное, по его мнению, расстояние. — Я рад это слышать, Уён, Юнхо и Минги позаботятся о тебе, — говорит он, делая несколько шагов назад. — Можешь оставить свою толстовку здесь, — говорит Минги, — на улице очень жарко. — Я не хочу, — тихо отвечает Уён, обхватив себя руками. Минги хочет снова возразить, но Юнхо опережает его: — Можешь не снимать её, не волнуйся. Пойдёмте, я хочу поесть торт. С этими словами они покидают дом, оставляя Сонхва наедине со своими переживаниями. «Всё будет хорошо», говорит он себе, «тебе пора перестать так сильно волноваться». Это помогает лишь ненамного; Сонхва придётся смириться с тем, что есть, потому что это хоть и не идеально, но явно лучший вариант в нынешней ситуации. Ему интересно, как обстоят дела у Хонджуна, ведь тот должен скоро вернуться. Сонхва надеется, что его муж приедет вместе с загадочной коробкой, которую хотел Уён.