Чёрный балахон Не спасет тебя от страшных снов Погребальный звон По твоей душе колоколов Велика цена Ведь знание — это власть Кто взлетел наверх Может низко пасть Надо собрать волю в кулак К свету лицом встав, сделать шаг Ну а пока ты чёрный маг Эпидемия — Чёрный маг
Белый цвет не шёл ей к лицу. Сакура с отвращением посмотрела на себя в зеркало: там была девушка с чёрными волосами, одетая во все белое, а сверху был накинут плащ такого же цвета. Сакура была не похожа на саму себя, но это была вынужденная мера. Волосы пришлось перекрасить, а на глаза наложить иллюзию. Но даже заклинания не могли в должной мере сдержать ее истинную внешность и действовали недолго. — Из меня жрица Паладайна, как из Саске чёрный маг, — усмехнулась Сакура, разглядывая себя в зеркале. Истар не похож на другие города: в нем на каждом углу чувствовался пыл его жрецов. Не было более святого места на земле, чем этот город. Однако вместе с этим не было города, который настолько сильно увяз в своей слепой вере. И даже Паладайн был не в силах ему помочь. Сакура вышла из своей комнаты, которую любезно ей предоставили. Оказывается, обмануть доверие здешних святош было так просто. Они совсем не такие, как Саске. Он их намного лучше. «Не слишком ли я много о нем думаю?» — размышляла Сакура, ступая по мрамору. — «Он всего лишь мой ключ, не более. И ему бы поскорее появиться здесь». Она вышла на огромный балкон, с которого открывался вид на город храмов. Ее уже ожидали: на вид города смотрел мужчина. Его корона блестела на солнце, а белые одежды, украшенные камнями, рябили в глазах. Это был Король-Жрец. — А, моя незаменимая советница! — он повернулся к ней. — Скорее проходи. Несколько заранее подготовленных фраз, идей, которые пришлись по нраву, и Сакура стала важной фигурой в Истаре. «Фанатиками так легко управлять, если знать на какие слабости давить» — с такими мыслями девушка подошла ближе. Эту простую истину она поняла уже давно. И у Сакуры была хорошая учительница, которая научила ее всему. Сакура поклонилась, и кинула взгляд куда-то на город. Он, такой слишком светлый и до нельзя правильный, раздражал ее. Но именно поэтому здесь и были спрятаны так нужные Сакуре Врата. Пока попытки найти их увенчались провалом. Король-Жрец хитер и коварен, и его вера в Паладайна была слишком огромной и преданной. Неудивительно, что он спрятал Врата настолько хорошо, что никакие заклинания Сакуры не могли до сих пор отыскать их. Зато они показали ей многое другое, от чего грехи Истара являлись не тайной для девушки. — Тёмная ведьма Сакура так и не была найдена? — спросила Сакура. — Не была найдена, — подтвердил Король-Жрец, — но есть и хорошие новости. Конклав послал нам нашего брата. На лице Сакуры скользнула улыбка. Все-таки она не ошиблась в Саске: тот действительно заглотил ее наживку и добровольно отправился к ней. — Завтра познакомлю вас, а через день начнём мессу. — Как будет вам угодно, государь, — Сакура притворно учтиво поклонилась. Все они были такими глупыми. Делали вещи во имя бога, но уже давно сами отвергли его истинное лицо. Души горели огнем, но в глазах отражалась смерть. Они не могли найти ее в то время, когда Сакура находилась под самым носом. Она более чем уверена: больше надавить на слабости и они приведут к Вратам сами. Но Короля-Жреца было не так просто провести, чем ведомых им остальных жрецов и горожан. — Можешь идти отдыхать, — Король-Жрец жестом Паладайна окрестил Сакуру, словно сам был богом, — очень скоро все закончится, и тьма больше никогда не осквернит мир. «Слепой глупец и фанатик», — презренно подумала про себя Сакура, но вслух лишь произнесла: — Жду этот день с нетерпением. А после ушла. И вовремя это сделала, ведь вскоре после этого волосы начали седеть. Было непривычно передвигаться без посоха, но Сакуре пришлось спрятать его у себя в комнате под надёжным заклинанием. Скорее бы уединиться в скрытом от глаз месте и продолжить свои поиски. А Саске… Саске не подведёт ее в грядущей мессе. Это всего лишь вопрос времени, когда он встанет на сторону Сакуры. Тем более тогда, когда ему откроется истинное лицо Истара, ведь по этой причине учитель Сакуры, по совместительству старший брат Саске, и отринул веру.***
Вместо сна Сакуру накрыли уже привычная темнота и могильный холод, проникающий в каждую клеточку тела. Она стояла ногами в розовом песке, и это был единственный цвет, помимо чёрного, в этом бесконечном пространстве. Она снова вошла в ее сон без предупреждения, ведь здесь хозяйка не Сакура. Прекрасная дева, которой она когда-то поклялась в верности и которую предала. Ее тёмная госпожа. В пространстве раздался женский звонкий смех. Он разрезал, казалось, всю материю и слышался буквально отовсюду. Смех звучал вдалеке, совсем близко, над ухом Сакуры и позади неё. Мелодичный, но в тоже время и грубоватый. Как звенящие колокольчики на ветру и скрежет стали. Сакура почувствовала, как ее ноги начали увязать в песке, но пошевелить ни одной из них она не смогла. Там, совсем далеко, где ещё могло сфокусироваться человеческое зрение, наконец-то появился силуэт. Чёрные волосы развевались на несуществующем ветру; платье было соткано из самой тьмы, переливалось из чёрного цвета в кроваво-красный; изящные чёрные руки с длинными такого же цвета ногтями; не менее изящное стройное тело на высоких каблуках — это все она. Такхизис. — Иди ко мне. И Сакура пошла. Песок освободил ноги, и против своей воли девушка шагнула вперёд. На шее отчетливо чувствовалась цепь с ошейником, которые тут же образовались, а другой конец покорно лежал в руках у Такхизис, натягиваясь с каждым шагом Сакуры. — Будь рядом со мной. Попытка вырваться оказалась неуспешной, и лишь вызвала разрезающий смех. Сакура не могла сопротивляться, хоть много раз пыталась это сделать, но все приводило к одному и тому же исходу. — Сколько же ты будешь ещё бегать от меня, моя Сакура? — Пока жива, — зашипела Сакура, выплевывая ядом эти слова. Их отношения нельзя было назвать единым словом. У них было столько обличий и названий, сколько обличий имела сама Такхизис. Учитель и ее ученица — это про них. Мать и ее любимый ребёнок, госпожа и слуга, соперники, — все тоже про них. Жгучая ненависть и материнская любовь в одном хрупком флаконе. — Ты можешь сколько угодно отрицать и пытаться скрыться от меня, но все равно ты будешь рядом со мной, — Такхизис покачала головой, натягивая цепь сильнее и заставляя Сакуру идти быстрее. — У моих ног, подле моего трона. «Или вместо тебя, моя госпожа», — подумала про себя Сакура, хоть и знала, что Такхизис прекрасно слышит ее мысли. Лицо богини не изменилось, но песок, по которому тащили Сакуру, с каждым шагом становился горячее. Девушка стиснула зубы, чтобы не закричать от боли. Цепь натянулась, а за ней — Сакура. Колени согнулись, и она рухнула на горячий песок, обжигая руки. Такхизис образовалась рядом с ней из тени и посмотрела сверху-вниз, а цепь в ее руках наконец ослабла, позволяя Сакуре сделать передышку. — Посмотри на меня, — произнесла Такхизис и махнула одной рукой. — Твой взгляд ничем не отличается от моего. Открой мне Врата, и тогда мы поговорим на равных. Она опустилась на колени рядом с Сакурой и по-матерински погладила по голове. Сакура была не в силах отшатнуться от этого жеста. Сила, перед которой она не властна, но это был лишь вопрос времени. Сакура оказалась в одновременно удушающих объятиях, но таких тёплых и родных. Она положила голову Такхизис на грудь, принимая этот нежный жест, а та продолжала гладить ее по волосам. Все это так напоминало родную мать Сакуры: та тоже обнимала ее и гладила по волосам. Воспоминания о матери не давали ей окончательно расслабиться в объятьях со смертью, ведь каждая секунда нежности грозилась превратиться в беспощадную жестокость. И словно в подтверждение этого Такхизис очередной раз провела по волосам, но как только ее рука снова коснулась головы, она схватила Сакуру за волосы, оттягивая голову назад. Девушка подняла на неё непокорный взгляд. Тёмная госпожа сколько угодно может мучить ее, приходить в кошмарах, но никогда она ей не подчинится. — Ты мой ключ, Сакура, — другой рукой Такхизис держала ее за подбородок, а затем огладила щеку: — От своей судьбы тебе не уйти. — Нам будет тесно на одной сцене, моя Тёмная госпожа, — Сакура с презрением усмехнулась. На сцене останется только один. И это будет Сакура, а время Такхизис подойдёт к концу. Такхизис исчезла в тени, но цепь и ошейник так и остались. Сакура встала с уже остывшего песка, стряхивая его с одежды. Снова началась игра в кошки-мышки, где нет конкретного победителя, как, собственно, и правил. Лишь одна целая бесконечная ночь впереди, а за ней ещё и ещё, повторяющиеся в своём безумии. Сакура огляделась по сторонам, но ожидаемо ничего не увидела, кроме розового песка, но вскоре и он почернел. Начал дуть сильный ветер, который сносил с ног девушку, поднимая песок вверх. В глазах резануло болью из-за попавших туда песчинок, и Сакура согнулась пополам от боли. Когда она с трудом открыла глаза, вокруг ничего не было, лишь сплошное чёрное пространство. Сакура словно парила в невесомости. Она попыталась ухватиться за воздух, но вместо этого упала на руки. От ее рук и ног вели нити, такие тонкие, как человеческий волос, но острые, как бритвы. Они с остротой впивались в кожу, на которой выступала горячая кровь. Сакура закричала, и ее крик утонул в темноте. — Неужели больно, милая? — голос Такхизис послышался прямо сверху за спиной. Сакура промычала что-то в ответ, пока нити ещё больше впились в ее кожу. Руки безвольно поднялись вверх, как и все ее тело. Прямо над ней возвышалась Такхизис, обличие которой доходило до размера горы. Она дергала за нити, как будто Сакура была ее марионеткой. Хотя почему как будто? Так оно и было. Такхизис заставила ее встать, и от натяжения Сакура закричала сильнее, но подняла голову на Такхизис. — Опять все тот же непокорный взгляд. Раздался ненавистный смех. Нити исчезли, и Сакура рухнула так же быстро, как и поднялась. Раны на руках и ногах затягивались, принося больше боли, чем до этого, но девушка стиснула зубы. Больше никаких криков Такхизис не услышит от неё. Сакура выдохнула через нос и попыталась дышать ртом. Раны уже окончательно зажили, но кровь, застывшая в пространстве, напоминала о недавнем. Вдали виднелся силуэт, который с каждым вздохом Сакуры приближался. Это была женщина средних лет с седыми волосами. Ее лицо осунулось, скулы впали внутрь, но глаза оставались ядовитого изумрудного цвета. Рука, обтянутая кожей, потянулась к Сакуре. — Мама? — одними губами прошептала Сакура. Она кинулась к женщине. Бежала со всех ног, но спотыкалась, падала и все равно вставала. Мама была для неё всем. Единственным островом тепла ее нелегкой жизни была мама, но и это тепло ушло из жизни слишком рано. Ей многое еще хотелось сказать, многое хотелось сделать. Сакуре до дрожи в коленях хотелось дотронуться до неё. Поймать ее худую руку и больше никогда не отпускать. И наконец-то Сакура добежала. Она с разбега кинулась в объятья матери. Сразу почувствовала привычное тепло, и картины из детства промелькнули перед глазами. Вот маленькая Сакура тянулась к маме. Хотела, чтобы та взяла ее на руки, много плакала и капризничала. Мама ещё с не обременёнными сединой волосами ласково ей улыбнулась. Взяла ее на руки, и Сакура в момент прекратила плакать, тут же начав смеяться. А вот ей уже минуло десять лет, и Сакура впервые увидела седые пряди в волосах мамы. Она исхудала в последнее время, и Сакуре хотелось от этого плакать, но мама по-прежнему гладила ее по волосам и говорила, что все в порядке. А ночью она увидела, как ее мама сотворяла заклинания. Череда событий из детства больше не появлялись перед глазами, и внезапно руки мамы сделались жесткими и чёрными. Руки, что до этого нежно обнимали ее, сомкнулись на шее. Чужой силуэт колыхнулся рябью и начал преображаться. Вместо зелёных глаз на Сакуру смотрели бездонные глаза Такхизис. Она душила ее, больно надавливая на гортань. Из горла Сакуры вырывались лишь хрипы, а перед глазами начало темнеть. Сакура не сопротивлялась. Она лишь болталась в руках Такхизис. Перед тем как глаза полностью закрылись, Такхизис ей улыбнулась материнской улыбкой. Пробуждение было таким же ужасным, как и мучившие ее почти каждую ночь кошмары. Сакура резко вскочила с кровати, хватаясь за грудь. Приступ начался ровно тогда, когда она открыла глаза. Дрожью пробило грудную клетку, а тело трясло. Кашель пробирался сквозь горло, заставляя содрогаться всем телом. Сакура упала на пол и поползала по нему наощупь. Кровь с ее рта капала на пол. На глаза наконец-то попалось снадобье, и дрожащими руками она обхватила склянку, давясь содержимым из-за кашля. — Даже здесь меня достала, — Сакура зашипела от боли в груди. А за окном уже начало светать, колокольный звон слышался отовсюду.