Spiking Hearts

Йен взглянул на упаковку с белым порошком, которая лежала на вытянутой руке. Глаза нахмурились, когда он попытался внимательно рассмотреть его, не разворачивая фольгу. Он слышал собственное спокойное, ровное биение сердца. Его руки начали неистово потеть, и ему казалось, что место, в котором он находился, сжимается, а дышать становится неприятно. Йен раздвинул губы и услышал своё дрожащее дыхание. Затем его изумрудные глаза переместились на Монику, которая спала на диване и, казалось, ни о чём не беспокоилась. Йен как можно осторожнее встал, сунул фольгированную упаковку в карман и продолжительное время смотрел на мать. Юноша не понимал, почему мать лгала ему. Спрятать его телефон и не дать ему связаться с родными — это одно, а врать о том, что она не употребляет наркотики, — совсем другое. Он доверял Монике. Йену казалось, что только она может понять его и помочь забыть о произошедшем. Затем, в одно мгновение, всё исчезло. Его сердце, полное тоски по матери, затвердело, превратившись в камень, который никого не пускал внутрь. Йен чувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы, но удержался от плача. Он прижал запястья к глазам, заставляя слёзы высохнуть. Спустя некоторое время Йен перестал смотреть на мать, сжал в руке телефон и осторожно отошёл, затаив дыхание. Он вышел из комнаты и, как только вышел в коридор, притянул телефон поближе. Йен постучал по кнопке, чтобы включить его, но через секунду понял, что батарея разрядилась. — Чёрт, — пробормотал он. Затем он сделал нерешительные шаги в спальню, где спал до этого, и подошёл к полке рядом с кроватью. Йен оглянулся, дабы убедиться, что его мать не проснулась. Позади него по-прежнему царила полная темнота, и никакого света поблизости не было. То, что он смог подойти к кровати, не споткнувшись о собственные ноги, было невероятно. Затем Йен вернулся к полке и начал постукивать пальцами по деревянной мебели в поисках очередного предмета. Найдя его, он коснулся кнопки, и вокруг него появился слабый свет, исходящий от маленького светильника. Он молился, лишь бы этого было недостаточно, чтобы разбудить его мать. Йен оглядел комнату, его взгляд путешествовал от полки к полке. — Где, чёрт возьми, ты её держишь? — тихо спросил он. Комната была заставлена чёрной мебелью, которая сочеталась с яркими стенами, но это лишь усложняло поиски того, что ему было нужно. Йен искал зарядное устройство, которое позволило бы ему включить телефон, но он понятия не имел, где его мама хранит такое, поскольку не пользовался им с тех пор, как приехал. Он прикусил язык, прежде чем осторожно отойти от полки и подойти к ящикам на противоположной стороне комнаты. Он начал открывать каждый из них, погружая руки внутрь, и не увидел ничего, кроме стопки документов и других предметов, которые его не интересовали. Затем, открыв средний, он наткнулся на спрятанное внутри белое зарядное устройство и вздохнул с облегчением, вытаскивая его. Йен уже собирался закрыть ящик, когда инстинкты подсказали ему, что нужно копаться дальше. Он пожевал язык, а затем ещё раз мельком взглянул на дверь, прежде чем зарыться ладонью в ящик. Он отодвинул документы в сторону и схватил нечто, привлёкшее его внимание. Парень осторожно достал это и, прищурив глаза, разглядел два авиабилета в Италию. Оба были ранее оплачены, и перелёт был назначен на понедельник. Йен пришёл к выводу, что они, должно быть, были куплены очень давно, поскольку Моника не выходила из дома с тех пор, как Йен связался с ней после выпускного. Это показалось ему странным, особенно потому, что он ещё не до конца определился с тем, чтобы поехать с ней. Он думал об этом, но никогда не давал женщине должного ответа, который бы убедил её купить билеты так быстро. Он долго рассматривал предметы, находившиеся у него в руках, вчитываясь в каждую деталь и убеждая себя, что это именно то, что он видит. Затем он засунул их обратно в ящик и сделал глубокий вдох. Весь этот сценарий с матерью казался ему потерянным кусочком пазла от общей картины. За несколько часов до этого он был готов бросить всю свою жизнь и начать все заново в Европе. А теперь он уже не был в этом уверен. Спрятанный телефон, белый порошок и забронированные билеты — всё это оставляло у него в голове сомнения. Йен не мог понять мотивы своей матери и то, почему она сделала то, что сделала. Затем его разум переполнился мыслями о том, как ужасно она обрисовала Микки, несмотря на то, что никогда с ним не встречалась. Разум Йена внезапно начал создавать ответы на его вопросы. Моника делала всё возможное, чтобы отдалить Микки от своего сына, просто для того, чтобы уехать из Чикаго было не так сложно. Йен не хотел забывать Микки. Каждое воспоминание о парне маячило в его мыслях, и он прекрасно понимал, что у него нет возможности избежать этого. Переезд в другую страну лишь заставил бы Йена думать о нём ещё больше. Рыжий вздохнул, встал и медленно подошёл к кровати. Он повернулся в поисках места для зарядки своего телефона, положил его на стол и стал наблюдать, как загорается экран. Некоторое время он смотрел на него, затем протянул руку, чтобы выключить светильник, и рухнул на матрас. Его взгляд упёрся в однотонный потолок, и окружающая темнота в сочетании с тишиной заставили Йена почувствовать гнетущую тяжесть в груди. Он осмысливал то, что обнаружил всего за несколько минут. Он поселился в том же доме, что и его мать, которая лгала ему по ряду вещей. Наркотики, завернутые в фольгу, были спрятаны в кармане, и первое, что ему захотелось сделать, увидев их, — спустить в унитаз и сделать вид, что он этого не видел. Тем не менее, он не мог. Если они принадлежали Монике, то это означало лишь то, что она вновь начала их использовать. Йен не мог отрицать, что это правда. Он закрыл глаза и попытался подумать о чём-нибудь другом, но его мысли стали расплывчатыми. Его мысли затуманились, и всё, что он мог вспомнить, — это нежное выражение лица Моники и то, как она обнимала его после выпускного. Второй образ запечатлел лицо Микки после поцелуя. Йен не мог оторваться от обоих этих снимков, как ни старался.

УТРО

Моника стояла у стойки и нарезала овощи на столе, напевая при этом себе под нос какую-то песенку. Радио прямо рядом с ней играло музыку девяностых. Она тут же отвлеклась, когда в кухню вошёл Йен и нажал на кнопку, чтобы выключить радио, заставив Монику недоуменно взглянуть на него. — Доброе утро, милый, — она всё равно улыбнулась, и Йену показалось восхитительным, что женщина может лгать, так охотно мимикрируя каждым дюймом своего тела. — Мне нужно поговорить с тобой, — Йен решил перейти к теме, которой боялся больше всего, ведь притворяться, что всё в порядке, было не самой лучшей идеей. — Давай сначала поедим, м? — она кивнула и переключила свой интерес обратно на еду на столе. — Ты хорошо спал? — Блять, послушай меня, — он ударил ладонью по стойке, и глаза Моники расширились от удивления, когда она заметила явное недовольство в его голосе. Она сглотнула, выпустила нож и постепенно сосредоточила своё внимание на своём ребёнке. Йен понимал, что использование грубых слов и сердитого тона — не самый здоровый способ общения, но к тому времени он уже не мог заставить себя быть вежливым и добрым с тем, кто ему лгал. Парень сделал глубокий вдох, после чего вытащил из кармана телефон и помахал им перед лицом Моники. Он наблюдал, как её глаза удивлённо сверкнули. — Почему ты спрятала его от меня? — он попытался оставаться как можно более хладнокровным, но, судя по реакции матери, он знал, что не ошибся. — О, малыш… Может, я взяла его по ошибке. Наверное, я не посмотрела на него, — заявила она, её голос стал испуганным, но ласковым. Йен скривился, заметив, как Моника быстро перевела взгляд с его лица на что-то другое, не давая горю полностью завладеть её лицом. — Ты врёшь, мам, — тихо заявил он, чувствуя, как у него дёргается губа. Моника изо всех сил старалась не смотреть ему в глаза, и Йен прекрасно понимал, что именно она пытается передать своим выражением лица. — Ты поганая лгунья. Я доверял тебе, а ты хотела заставить меня держаться подальше от Микки, так? В конце концов, так было бы проще съехать. — Всё не так, Йен… — нервно прошептала она, держась длинными ногтями за стойку. — Микки вреден для тебя. Я была вынуждена держать его подальше от тебя. — Ты с ним даже не знакома, — он нахмурил брови, сильно прикусив язык, лишь бы не сказать пару слов, которые он не имел в виду. — Я слышала, что он с тобой сделал, — объяснила Моника, в конце концов сфокусировав свой взгляд на Йене. — Он оставил тебя там. Микки не хочет тебя любить, ведь ты мальчик, детка. Услышав последние слова, Йен почувствовал, как неожиданная эмоция обхватила его грудь и крепко сжала сердце. Он ценил то, что ему было весело с Микки, что он не беспокоился об их будущем и мог просто проводить время вместе, но он никогда не задумывался о том, что ценит это больше, чем обычно. Йен не хотел заострять на этом внимание. Но теперь, находясь вдали от него, он понял, что для Микки всё это было играми и смехом. Ему было плевать на их будущее, ведь больше всего его заботило настоящее и возможность развлечься. Для Микки и Йена не существовало будущего. Близость Скарлетт к парню, а также лёгкость, с которой он отпустил Йена, лишь подтвердили подозрения зеленоглазого, что никаких более глубоких чувств не было и в помине. Временная забава. — Его отец — отмороженный псих, который убил бы его, если бы увидел с мужчиной, — заявил Йен, и он понятия не имел, почему он так старается защитить Микки от глупых заявлений Моники. — Слава Богу, что я родился с Фрэнком, который продал бы мои органы за каплю алкоголя, — в его голосе звучала ирония. Моника облизнула нижнюю губу и пыталась сформировать мысль, которая спасла бы её от сложившейся ситуации. — Твой отец тоже заботится о тебе. Так же, как и я. Йен не мог поверить в то, что услышал из уст матери. После многих лет, когда он помогал Фионе убирать за Фрэнком, спасал его из опасных ситуаций и заставлял себя прятать любые ценные вещи подальше от дома, услышать, что Фрэнк заботится о Йене, казалось, будто кто-то тычет ему в лицо и смеётся. Йен испустил бездыханное хихиканье, что обеспокоило Монику. — Я правда надеялся, что ты поймёшь меня, мам. — Я понимаю тебя… — Понимаешь? — перебил он её, затем потянулся в карман и достал маленький фольгированный пакетик с белым порошком, который бросил на стойку. Взгляд Моники упал на маленькую упаковку, и она почувствовала, как её сердце пропустило удар, а окружающий воздух сжался. — Мне кажется, свои потребности ты понимаешь лучше. Затем, как только Йен произнёс эти слова, он прошёл мимо женщины и вышел в коридор. Подойдя к двери, он быстро надел свои тёмные туфли. Моника с нетерпением последовала за ним. — Йен, пожалуйста, я тебе всё объясню. Йен снял пальто с крючка, не обращая внимания на женщину рядом с ним. — Я делаю это не часто. Мне это нужно время от времени, — объясняла она прерывистым голосом. — Так я чувствую себя лучше. Я хотела отпустить это, но не смогла. Йен бросил взгляд прямо перед собой, затем медленно осмотрел её с измученным выражением лица. — Зачем ты мне солгала? — его голос смягчился, что шокировало Монику. Она подняла брови и внимательно наблюдала за лицом сына. Между ними ненадолго воцарилась тишина, пока Моника не нарушила её: — Ты бы не уехал со мной. Йен понял, что это была правда. Если бы Моника сразу сказала ему, что никогда не бросала употреблять наркотики, Йен перестал бы с ней общаться. Однако ложь ощущалась как рана в его сердце, и Моника лишь видела, как она кровоточит. — Я не поеду с тобой, мама, — пробормотал он, его пальцы переместились к дверной ручке и медленно взялись за неё. Моника недовольно выдохнула. Она не была удивлена решением Йена, но её взгляд говорил о том, что она надеялась, что он будет её сопровождать. — Я доверял тебе. — Тебе было хорошо со мной, Йен. Почему бы нам не забыть об этом? — предложила она. Йен полностью повернул голову, чтобы встретить взгляд Моники. Он наблюдал, как по её лицу разливается каскад эмоций, и он мог описать каждую из них. — Да ладно уж, мам. Помнишь, когда мне было пять лет и я смотрел, как из твоего носа сыплется белый порошок? — Йен заставил себя улыбнуться, несмотря на то, что от вспомнившегося образа его сердце провалилось в желудок. Это мучило его на протяжении нескольких лет. — Я не собираюсь проходить через это снова. — Я уже другой человек, Йен. Я больше не зависима, — она расстроилась, и Йен был в недоумении от того, как быстро меняется её настроение. — Я изменилась. Я сделала это ради тебя, малыш. Йен оставался немым; он не хотел больше говорить об этом. Разговор с зависимым человеком был ловушкой. В конце концов, он жил с Фрэнком семнадцать лет и уже привык к этому. Всё, что он сделал, — это медленно провёл пальцами по задней части шеи и снял серебреную цепочку. Йен взял её и протянул Монике, которая удивилась, когда поняла, что это такое. Женщина с силой сжала её в руке и уставилась на украшение. Её зрачки резко расширились, как будто она увидела что-то необычное. — Ты… Ты носишь её, — тихо констатировала она, заворожённая тем, что держала в руках. Женщина осторожно подняла взгляд на юношу и добавила: — Я думала, ты её выбросил. — Фиона выбросила. Я нашёл её, когда выбрасывал мусор, — отметил он, — и она мне больше не нужна, — уточнил он, выразительно покачав головой. Моника нахмурилась и сжала цепочку в кулаке, когда Йен отпёр дверь и собрался уходить. — Йен… Не делай этого… — помрачнела она. — Я могу исправиться. Я обещаю, что исправлюсь. Перед тем как уйти, Йен бросил на неё косой взгляд и прямолинейно произнёс: — Ты не исправишься, мам. Этим заявлением Йен завершил свой разговор с Моникой. Он вышел из квартиры, всё это время чувствуя пронизывающий взгляд на своём теле, но его это не волновало. Йен выбежал из здания так быстро, как только мог. В ушах звенело эхо, и он чувствовал, как громко его сердце разгоняет кровь, и как его охватывает разочарование. Йен чувствовал себя потерянным. Он всегда был мизерной точкой, затерянной в бескрайней темноте, но в этот раз он чувствовал себя застрявшим. Он не мог ни о чём думать, и казалось, что всё за пределами квартиры находится на грани того, чтобы рухнуть. Йен чувствовал себя подавленным, как будто каждая эмоция была направлена прямо в его сердце. Несмотря на это, после нескольких секунд пребывания на холодном воздухе он решил, что не хочет идти домой. Не сейчас. Ему нужно было время, чтобы осмыслить произошедшее.

❋❋❋

Йен добрался до моста над рекой после нескольких минут простой прогулки и многократной оценки сложившейся с Моникой ситуации в своём мозгу. Он придвинулся ближе к ограждению и посмотрел вниз на воду. Она медленно двигалась, и восходящее солнце освещало её. Йен прижал руку к металлу перед собой, сжимая кулак. Он выдохнул, заметив, что поблизости больше никого нет. Это место редко кто посещал, включая Йена, но этот раз оказался исключением. Прохладный воздух обдавал его тело, и ему казалось, что биение его сердца слышно на другой стороне моста. Оно начало отдаваться в ушах, мешая ему думать о матери. Было такое ощущение, что само тело Йена защищает его от лишних мыслей. Постояв ещё несколько секунд, глядя на реку, Йен сунул руку в карман и достал свой телефон, который несколько часов стоял на зарядке у Моники. Он коснулся кнопки, чтобы включить его, и, к счастью, он ничуть не пострадал; только батарея разрядилась. Экран засветился, и как только телефон был полностью открыт, он заметил большое количество проигнорированных звонков и сообщений. Большинство из них были от Фионы и Мэнди, но больше всего его заинтересовал звонок от Микки. Того самого парня, который запретил ему связываться с ним снова. Йен сглотнул, несколько раз уставившись на это имя, как будто оно вдруг что-то изменит. Он не мог понять, зачем ему звонить; в конце концов, он же прекратил их отношения. Разум подсказывал Йену проигнорировать это и связаться с Фионой, но его сердце билось слишком быстро, особенно после того, как он увидел его имя в телефоне. Рыжий вздохнул, прежде чем нажать на номер Микки и поспешно поднести телефон к уху. Прозвучало несколько гудков, прежде чем другой взял трубку. — Твою мать, Йен, ты в порядке? — услышал он торопливый голос Микки, когда окружающий воздух напрягся. — Я в порядке, — ответил Йен, несмотря на то, что его чувства были совсем другими. В данный момент он думал не о своих чувствах, а о взволнованном голосе Микки и о том, как сильно он скучал по его звучанию в течение нескольких предыдущих дней. — Где, чёрт возьми, ты был? Ты не можешь просто исчезнуть, ничего не сказав, чувак, — сурово заявил голубоглазый. — Фиона и Мэнди переживали за тебя. — А ты? — Йен интересовался чувствами Микки, а не Мэнди и Фионы. Он понимал, что его вопрос был резким, но ему нужно было знать. Микки некоторое время молчал, но Йен услышал, как он издал вздох. — Да, переживал. Йен почувствовал тёплое ощущение в груди, его разум затуманился, и он не мог думать ни о чём, кроме Микки. Он беспокоился о Йене. Из всех людей это был именно он. — Зачем ты мне позвонил? Ты же всё закончил, — заметил Йен, и он прекрасно понимал, что говорит грубо, но после того, что случилось с Моникой, ему в первую очередь хотелось сказать правду. — Да знаю я, знаю, — ответил Микки, и тот услышал, каким надломленным стал его голос, должно быть, он впервые слышал его в подобной ситуации. — Но ты мне небезразличен, Йен. Даже если мы будем далеко, я не остановлюсь. Йен на несколько секунд перестал дышать, затаил дыхание и почти утратил способность функционировать как человек. Он впервые слышал такие слова из уст Микки, и нежный тон его голоса лишь подтвердил, что он говорил серьёзно. Йен был в ловушке. Микки обвёл его вокруг пальца, и он ничего не мог с этим поделать. Парень произнёс всего две фразы, но их было достаточно, чтобы Йен задумался о том, чтобы бежать к его двери и умолять остаться с ним. Тем не менее он не мог на это купиться. Больше не мог. — Мне не нужно, чтобы ты заботился обо мне, Микки, — чистосердечно заявил он, не в силах поверить в собственные слова. Йену хотелось, чтобы Микки обратил на него внимание, увидел его и позаботился о его благополучии. Однако, похоже, его рациональность взяла верх над реальными чувствами. — Я прекрасно справляюсь без тебя. Нам нужно двигаться дальше.